Сегодня с утра Иван мог никуда не спешить. Консультационный прием у него начинался в три. И дел никаких особых до того момента, как надо будет отправляться в клинику, не намечалось. Но привычка, вошедшая в плоть и кровь в раннем детстве, не давала валяться в постели. Весной и летом он просыпался с первыми лучами солнца. Осенью и зимой вставал не позднее 7 утра. Потом зарядка, все, что положено.
Он знал, что сейчас соберется и отправится в продуктовый магазин по соседству. В холодильнике пусто, шаром покати. Даже на завтрак нет ничего. А ему еще пообедать надо и, вернувшись после приема, поужинать. Он не любил общепит, не доверял ему, зная, кто и как готовит на кухне блюда, которые потом выносят клиенту красиво оформленными. Бывают, конечно, исключения. Бывают на ресторанных кухнях и идеальная чистота, и повара – гении своего дела. Но никогда не угадаешь. А бегать, искать, дегустировать – откуда на это взять время и должный фанатизм? Нет, он уважал только домашнюю стряпню. Целее будешь. И живее-здоровее.
Иван вышел на балкон, чтобы понять погоду. Вроде для холодов еще рановато. Сентябрь. Но прохожие шли, сутулясь от ветра, опустив головы в поднятые воротники. Холодно. Зябко. Школьники торопились на уроки. Что-то новое в этих утренних школьных маршрутах появилось. Иван вспомнил, как выбегал он из подъезда, а следом за ним выскакивал Дрюн, сосед и близкий друг, по дороге к ним присоединялись одноклассники. В школу являлись большой группой, успев по дороге много чего обсудить и запланировать. Сейчас все дети, да какие там дети, нормальные уже вполне подростки шли с мамами или бабушками. Причем женщины несли им рюкзаки! Вот какое племя растет! На что они будут способны через десять лет? А через двадцать, когда люди их возраста должны будут стать основным составом, костяком государства? Или их мамы так и будут тянуть за них положенную им лямку?
Он услышал, как хлопнула дверь его подъезда. Ага! Вот бегут опаздывающие товарищи! Конечно, мамашка тащит рюкзак, пластиковый пакет, свою заветную бабскую сумку, а за полы ее куртки крепко держатся полусонные чада. Быстро бегут, однако! Не замерзнут. Иван поежился. Рано осень наступила. Или еще будет тепло? О! Никак, телефон? Что-то очень спозаранок он кому-то понадобился.
Иван запрыгнул в комнату, схватил вибрирующую трубку, не гладя на номер…
– Духнов, какая же ты сволочь, какая же ты мразь, Духнов! Чтоб тебе пусто было! Чтоб у тебя яйца засохли, чтоб у тебя хрен отвалился! – услышал он прерывистые, перемежаемые рыданиями фразы.
– Не спится, да? – спросил он, стараясь говорить спокойно и даже весело. – У тебя там вроде шесть утра, Алина. Чего вскочила? Сон страшный увидела?
– Чтоб тебе никогда детей не иметь! Чтоб у тебя все пациенты подохли! Чтоб тебе в тюрьме пожизненно сидеть! – продолжал изрыгать плоды своих явно безумных фантазий женский голос, который когда-то был ему дороже всех на свете.
– Ты же мужа своего разбудишь! Что тебе сейчас-то от меня надо? Что ты хочешь? – продолжал этот дурацкий разговор Иван вместо того, чтобы просто отключиться.
Ему действительно хотелось понять, какие силы заставляют эту женщину, бывшую его жену, которая сама, по своей воле ушла от него к другому, потому что тот, другой, оказался гораздо богаче, специально забеременела от любовника, чтобы наверняка подцепить, так вот – какие же силы заставляют ее теперь, когда все правовые вопросы между ними решены, развод оформлен, имущественных претензий нет, звонить ему, Ивану, и проклинать, сулить какие-то дикие ужасы? Она в своем ли уме? Похоже, что нет. Ведь получила все, к чему стремилась. Красивую заграничную жизнь, настоящее богатство, что ей еще надо? И ведь не угадаешь, когда на нее найдет. Может и ночью, может и днем, и перед операцией, и когда он за рулем. Он, конечно, не всегда откликается. Чаще – сбрасывает звонки. Сейчас вот – расслабился, не глянул, кто звонит.
– Что ты хочешь? – повторил Иван. – Ты пойми. Мне ничего не сделается. Я тебя не обманывал, не изменял тебе, я прав. И потому – мне ничего не сделается. Ты же все зло, которое в себе носишь, на своего же ребенка сейчас обращаешь. Уймись.
В ответ послышалась дичайшая брань, виртуозная. Пришлось отключаться. Продолжать не имело смысла.
Наверное, он идиот. Полный идиот. Быть может, каждый человек в какой-то области жизни имеет серьезные пробелы. Или – проблемы. Иван, вполне благополучный в профессии, успешный врач, занимающийся челюстно-лицевой и пластической хирургией, решительный, умелый, к тому же – блестящий интуит, что в медицине немаловажно, в отношениях с женщинами, выходит, всю свою интуицию терял напрочь. Она отказывалась работать в этом направлении, его странная интуиция.
Он любил в своей жизни дважды. Был уверен, что любит. Не сомневался, что это именно так. И дважды был обманут. Он доверялся полностью. Может быть, это не лучший путь к сердцу прекрасной дамы? Может быть, надо давать понять женщине, что ты себе на уме, что ты опасен, коварен, жесток? Может быть, им именно этого и жаждется? У Ивана перед глазами была его собственная семья, дружная, спокойная. Надежный тыл. Он никогда не мог себе представить, что может быть по-другому. Не остерегался. Вот в этом-то, видно, и был источник его бед. Нельзя все мерить родительскими мерками. Время другое. Условия жизни будущих жен – иные, ориентиры и ценности – как в страшной сказке. Не у всех, конечно же. Но ему именно такое везение выпало. Надо бы заранее узнать, что у девушки за душой, как раньше жила, о чем мечтала… А он влюблялся сразу и наповал. И дальше видел в своей любимой лишь прекрасные черты, не допуская, что когда-нибудь она может оказаться совсем другой.
Хотя – почему это: совсем другой? Именно такой, какой и была! Просто глаза и разум Ивана в тот момент первого очарования как-то иначе видели и соображали. Ведь, если по-честному, влюбился Иван в будущую жену с первого взгляда, даже не видя девушки! Вот как бывает!
Он летел тогда ночным рейсом из Цюриха в Москву после утомительной конференции и хотел только одного: вытянуть ноги и уснуть. Он никогда не летал бизнес-классом на короткие (три-четыре часа лета) расстояния из принципа: вполне можно долететь почти в десять раз дешевле и не утратить своего достоинства. Он уселся на свое место у прохода в седьмом ряду. Просил шестой, сказали – все занято. Он захотел глянуть, кто же занял его любимый ряд. Какие-то девушки сидели впереди и оживленно болтали. Он их так и не увидел. Девушка, сидевшая прямо перед ним, разулась и уперлась ногами в перегородку. Иван видел ее узкие щиколотки и ступни в черных носочках.
«Милые ножки какие!» – подумал он.
Ножки между тем ни секунды не находились в состоянии покоя: они словно выплясывали веселый танец, пальчики поднимались, опускались, двигались по перегородке – целую пантомиму можно было углядеть в движениях этих задорных ножек.
Иван не смог уснуть. Он любовался. И, конечно, прислушивался к тому, о чем говорили подруги. Из их разговора он понял следующее: в Цюрихе они оказались проездом, отдыхая где-то в горах Швейцарии. Приехали рано утром на главный вокзал, оставили вещи в камере хранения, а сами пошли по городу гулять, по магазинам. В восемь вечера явились за багажом и только тут поняли, что случился у них страшный облом. Вообще кошмар кошмарный! Оказывается, камера хранения в странном городе Цюрихе закрылась в семь вечера. И все! И никаких стонов, воплей, слез и соплей не принималось! Хорошо, что с ними был какой-то Август, который как-то сумел договориться с авиакомпанией, что завтра утренним рейсом отправит их чемоданы в Москву. И вот они летят налегке. И дико волнуются: вдруг у Августа чего-нибудь не получится утром, и они лишатся своих новых шмотюлек, приобретенных за неделю отдыха. Тогда – все счастье мимо! Только то, чем перед полетом в Цюрихе закупились, и останется. А в чемоданах – самое основное!
– Мне больше всего сапоги летние жалко, – стонала обладательница очаровательных ножек.
Ножки при этом и не думали печалиться, все выплясывали свои веселые и беззаботные танчики на перегородке, все постукивали пальчиками.
Весь полет обездоленных цюрихской камерой хранения паломниц к святым торговым точкам прошел в восторженных воспоминаниях о шопинге и легких постанываниях от невозможности немедленной встречи со своими приобретениями.
Вот прислушаться бы ему тогда получше к разговорам, а не ножками любоваться! Но такие вещи понимаешь обычно задним числом. Очень сильно задним! Тогда же, к моменту приземления, Ивану было решительно наплевать на содержание девичьих бесед. Ему хотелось быть рядом с этими ножками. Погладить их хотелось, побаловать их обладательницу, порадовать ее чем-то, утешить. И, как только все поднялись со своих мест, Иван во все глаза уставился на девушку с ножками и понял: это она! В ней все было прекрасно. Именно его тип: светлая, стройная, русая, хрупкая.
Он тут же признался, что случайно слышал их с подругой разговор, сочувствует их проблеме и предлагает отвезти их по домам, поскольку машина его находится в аэропорту на стоянке.
Девушка внимательно вгляделась, словно работник фейс-контроля на входе в престижный клуб, и промолвила:
– Ну ладно, не откажемся.
Оказалось, подруги жили вместе, снимали однушку на двоих в Люблино.
Так и завязалось судьбоносное знакомство.
Разница в годах между ними была замечательная: тридцать три Ивану и двадцать три Алине. Он – вполне уже состоявшийся специалист, зарабатывавший, как ему казалось, очень хорошие деньги. Она чего-то там платное закончила – «менеджмент, управление, организация, планирование». В общем, – «отовсюду ни о чем». Да какая разница! Образование получила, какое смогла. На учение деньги сама добывала. Каким образом, Иван не уточнял, да это и не касалось его. Алина говорила: «Работала везде, где могла». Вполне достаточно, чтобы зауважать девчонку из-под Архангельска, которой самой пришлось в жизни пробиваться: отца не было, мать с бабушкой растили ее и брата. Некая странность, которую Иван не расценивал как странность: Алина одевалась просто роскошно, машинка у нее имелась – тоже очень знатной марки.
И что? О чем это говорило влюбленному? Да только о том, что девчонка не белоручка, умеет трудиться, готова зарабатывать, не сидеть сложа руки, как новоявленная барыня. Вообще провинциальные девчонки – великие труженицы, не то что избалованные москвички, которым даром досталось сразу и все. Это Алина так о москвичках говорила, и Иван с ней соглашался. Он вообще соглашался со всем, что изрекала эта редкая красавица и умница. Не восхищаться ею было попросту невозможно.
Они встречались очень недолгое время. А зачем канителиться, когда все совершенно ясно? Он же сразу, еще в самолете, почуял: «Мое!» Тогда чего ждать? Он очень много в тот период взвалил на себя в клинике, еще и диссертацию готовил, операции одна за одной – сложнейшие, ничего не боялся, ни от чего не отказывался. Все шло в руки. Но одного не хватало, самого существенного: настоящего, надежного тыла, хозяйки – хранительницы очага. И вот она, Алина! Чем не хозяйка? Чем не мать его будущим детям? Есть ли какие-то вопросы, препятствия? Два приличных взрослых свободных человека. В общем, как точно сформулировал когда-то любимый всеми Пушкин, «участь моя решена, я женюсь»! Так Иван и думал.
Он с первой их встречи решил для себя, что будет устраивать все для нее по высшему разряду: красиво, стильно, романтично, комфортно. Он и предложение сделал ей в особенной обстановке. Купил на выходные билеты в Париж, заселился в лучшем отеле, повез девочку на Эйфелеву башню, поднялись, и там он протянул ей коробочку с кольцом (таким, чтобы все подружки лопнули от зависти, долго консультировался по этому вопросу со знающими пациентками). Алиночка прямо засветилась вся. Взяла коробочку, открыла, засияла. Но, умная девочка, «да» сразу не сказала.
– Давай обо всем за ужином поговорим, солнышко!
Она его называла исключительно так – «солнышко». Он таял.
За ужином она, держа в руках закрытую коробочку в виде красного сердечка, попросила подробно, по пунктам изложить, как именно он представляет себе их будущую жизнь: место проживания, источники доходов, досуг, его обязанности, ее обязанности. Иван был потрясен: такая серьезная девушка! Такой зрелый подход к жизни!
Он доложил, что жить они будут в его квартире, в центре (она, собственно, уже не раз там бывала и даже оставалась ночевать), что потом можно будет купить небольшую дачку. Ну, сначала небольшую, потом побольше. Зарабатывает он хорошо, а именно – столько-то, а бывает и больше. В ближайшее время станет практиковать еще в одной клинике, частной, – денег будет много. Досуг – любой, по ее вкусу. Он любит гостей, но может и в тишине выходные провести. Поездки на отдых – куда глаза глядят, ничего невозможного нет. Обязанности его – сделать ее счастливой, чтобы она всегда смеялась и радовалась. Ну, в общем, оставалась такой, как сейчас: нарядной, ухоженной, с широкой улыбкой на прекрасном личике. Ее обязанности: жить в свое удовольствие, что-то делать в доме только по собственному желанию, любить его и, главное, родить ему детей. Вернее, хотя бы одного ребенка. А там видно будет.
– Как тебе такие планы? – спросил Иван с надеждой на положительный ответ любимой.
Она тут же внесла свои коррективы. Уточнила, должна ли она работать и вносить свою лепту в семейный бюджет, кто будет распоряжаться деньгами, если они создадут семью.
– Никакой лепты, – радостно запротестовал Иван, – и не вздумай! Будешь сидеть дома и бездельничать. Все, что нам нужно, заработаю я. А деньги, конечно же, будут общие. Оформим общий счет, получишь ты свою кредитную и дебетную карточку, ну и станешь хозяйкой.
– Хорошо, – поняла Алина, – теперь я скажу. Я согласна родить тебе ребенка. Но только через три года. Сейчас объясню почему. Я работала, училась, все это время пахала одна. Просто очень устала за эти годы. Мне хочется отдохнуть, привести себя в порядок, почистить организм. И тебе надо почиститься, кстати, чтобы ребенок родился здоровым, полноценным. Сейчас в городе такая экология, подумать страшно! Тебе подойдет такое условие? Три года – это нормальный срок для решения вопроса с ребенком?
– Конечно, три года – замечательный срок. Поживешь для себя, отдохнешь, отоспишься. Три года – какие могут быть разговоры.
– Тогда еще вопрос. Мне бы хотелось жить не в городе. Я предлагаю после свадьбы продать твою квартиру и купить большой дом где-нибудь в Барвихе, на Николиной горе или… Ну, в общем, где-то там. Ребенку нужен свежий воздух, приличное окружение, личная безопасность и красивые интерьеры. Я знаю, это вполне реальный вариант.
Иван думал недолго.
– Я постараюсь. Мне только обязательно что-то нужно в Москве оставить, чтобы ночевать перед операциями в городе. В пробку нельзя попадать. И долго за рулем быть нежелательно. Нервничать нельзя. Руки крепкими должны быть. Но думаю, решим этот вопрос. То есть – обещаю: будет хороший загородный дом. Ты совершенно права.
Алиночка заулыбалась, молча открыла коробочку и водрузила себе на пальчик колечко. Ах, какое колечко!
– Я согласна, милый! Мы станем мужем и женой!
Иван вообще рассудок потерял от счастья. Вот и нашел он то, что искал! Нашел! Смысл жизни своей!
– Все сделаю, как ты пожелаешь! – пообещал он, целуя душистую ручку с перстеньком, и ручка благосклонно погладила его по подбородку.
Иван устроил так, что поженились они почти сразу после прибытия из Парижа. Не мог ждать. Тем более – не было смысла в долгих ожиданиях. Заказал зал в том ресторане, который назвала Алиночка. Платье она купила у знаменитого модельера. Очень дорогое! Но это же раз в жизни такое платье покупается, правда? Родители Ивана и его же дед с бабушкой прибыли в ресторан в назначенное время, торжественные, нарядные, с подарками, цветами. Со стороны Алины была только та самая подружка, с которой она летела из Цюриха. Не смогли ее родные приехать. Обстоятельства. Но они поздравляют! Вот телеграмма!
– Ничего, – утешал новобрачную Иван. – Мы сами к ним нагрянем! Отметим по второму разу!
– Их дела, – спокойно реагировала невеста. – Нам и так хорошо.
И было действительно хорошо. Родным Ивана Алиночка понравилась. Идею переехать в загородный дом все одобрили. Что еще? Только жить, поживать да добра наживать.
Иван наживал изо всех сил.
Все задуманное Алиночкой осуществлялось с легкостью. Дом нашелся идеальный, по деньгам уложились тютелька в тютельку, хватило на однокомнатную поблизости от того места, где прежде жил Иван, и главное – близко от клиники. То есть – при желании можно пешком за пятнадцать минут дойти, а на машине – вообще говорить не о чем. Потом потребовались деньги на обстановку дома. Алиночка была перфекционисткой, на компромиссы идти не собиралась. Ковры – только персидские, не младше шестидесяти лет с момента производства. Постельное белье – только шелковое. Люстры – венецианские. Ну, правильно. Уж если делать, так чтоб все настоящее, без подделок. Пусть вьет гнездо! У нее великолепно получается.
Иван был доволен всем! Абсолютно! Ему только не очень нравилось желание Алиночки менять что-то в своем прекрасном личике. Но она настояла на пластике век: у нее, как она считала, были мешки под глазами.
– Это же естественно, когда устаешь, детка, ты лучше высыпайся. Этого хватит, – уговаривал Иван.
Но жена настояла на своем, и он собственноручно сделал ей то, о чем она постоянно твердила: подтянул ей веки.
Потом понадобилось чуть-чуть, почти незаметно, подкачать губки.
– Мне просто для себя, – просила Алина, – просто так выразительнее.
Сделали губки. Ну – хороша, слов нет!
Жена любила покрасоваться, любила гостей. Он не ревновал, он гордился. Вот – нашел такую драгоценность! В один миг! Ждал, ждал и нашел!
Родственников Алиночки довелось Ивану увидеть лишь однажды, года через два с половиной после свадьбы. Бабушка у нее умерла, пришлось ей собираться на похороны.
– Вместе поедем, – решил Иван.
Алина решительно отказывалась, говорила, что без него справится. Но что это за семья, если муж одну отпускает жену на похороны близкого человека? Не делается так, это не по-людски! И поехал Иван против воли жены с ней на ее малую родину. Вот там он впервые удивился! Не бедности, к этому он был готов, это – вполне понятно и не стыдно, учитывая все, что в глубинке происходит. Удивился он бардаку, испитости лиц матери и брата своей утонченной и брезгливой жены, так любящей и соблюдающей порядок. Он удивился их быту, запущенности, опущенности даже.
– Что ж ты молчала? Может, им помощь нужна? Давай им денег на ремонт дадим, – предложил он жене.
– Сами разберутся, – отрезала она. – Я им ничего не должна. Сама на ноги встала. Пусть и они – сами.
– Но это же твои самые близкие… – начал было Иван.
– А ты меня не учи, кто близкий, кто далекий. Я себе самая близкая. Ближе не бывает. Я тебя с собой не звала, сам потащился, – оборвала его Алина, показавшаяся в этот момент совсем чужой.
Какое-то предчувствие тоски кольнуло сердце Ивана. Кольнуло и отпустило. Он постарался понять жену. Объяснил себе, что действительно, видно, не помогали ей далекие родичи. Сама себя в люди вывела. Может, и права она. Есть раны, которые лучше не бередить.
Они вернулись в свой прекрасный подмосковный дом, и жизнь, казалось, пошла по-прежнему. Гром грянул, как ему и положено, совершенно неожиданно. Алиночка, в последние месяцы чем-то постоянно недовольная и раздраженная, полетела отдохнуть за границу. Иван провожал ее, помогал с багажом. Она послала смс, что долетела. Он ждал следующего утра, чтобы связаться с ней по скайпу. Но на следующее утро позвонил незнакомый человек, представившийся Алиночкиным адвокатом, и сообщил, что его клиентка поручила ему вести дело о разводе. Еще он спросил, когда Ивану удобно будет встретиться, чтобы обсудить все детали. Иван решил, что это подлый розыгрыш, но встречу все-таки назначил, чтобы от всей души надрать морду подонку. В скайп Алина так и не выходила, дозвониться ей он не смог. Но и верить бреду про развод не собирался. Так не бывает. Ну да, немного раздражалась жена в последнее время по непонятным причинам. И что теперь? Разводиться из-за этого? Она же все устроила так, как ей хотелось! Неужели она готова бросить свой любимый дом, каждая деталь обстановки в котором была продумана ею многократно? Про себя, про ее любовь к нему он почему-то не думал. В качестве довода сознание приводило только дом! Показательный момент, кстати.
Встреча с адвокатом состоялась. Морду бить не пришлось. Перед ним за столиком известного московского кафе сидел совершенно равнодушный, аккуратный и четкий человек, нанятый Алиной представлять ее насущные интересы. Вот доверенность на ведение дел. Вот нотариально заверенные бумаги, которые необходимы для развода. Вот ее заявление.
– А почему? – только и спросил Иван.
У него внезапно кончились все слова и мысли.
– Вот изложение причин, – пододвинул ему очередную бумагу адвокат.
Буквы разбегались перед глазами, прыгали в разные стороны, как испуганные муравьи. Иван сосредоточился и прочитал, что совместной семейной жизни у них, оказывается, не было уже около года, что она, истец Алина, жила постоянно в загородном доме, а ответчик – в московской квартире. Ей же, истице, хотелось детей и нормальной семьи. Промучившись, но так и не сумев создать полноценную ячейку общества с Иваном Духновым, бедная женщина встретила любовь всей своей жизни и уже беременна от этой любви (справка прилагается), потому и просит о разводе, на котором сама присутствовать не может, так как находится в настоящее время за границей с отцом их будущего ребенка.
– Она же врет, – сказал Иван. – Мы жили вместе. Все время.
– В принципе это не имеет никакого значения. Детей у вас нет. Вопросы о разделе совместно нажитого имущества можно легко решить, – пожал плечами адвокат.
– Какого – совместно нажитого? – удивился Иван. – Она не работала совсем. Я все наживал. Она и за границу сейчас полетела на мои деньги, с моей карточкой кредитной.
– Это не имеет никакого значения, – повторил адвокат. – Все, что появилось у супругов после брака, делится ровно пополам, независимо от того, кто работал, а кто нет.
– Так что она хочет? – заставил себя спросить Иван, все еще ощущающий себя участником бредового сна.
– Она хочет загородный дом и… собственно, вот список того, что мой клиент требует при разделе имущества.
– Но… Дом, квартира – это то, что было… нажито до брака, – с отвращением произнес Иван юридическую формулировку. – Это то, что мне оставили мои родители.
– Позвольте, тут мне придется вас поправить. Смотрите: и квартира, и дом приобретены после регистрации вашего с истицей брака. Следовательно – это имущество и есть совместно нажитое!
Опа! Значит, она еще перед свадьбой планировала развод, догадался вдруг Иван. Он, как распоследний влюбленный идиот, торопился сделать ее своей женой, а она говорила, что сразу после свадьбы им надо заняться переездом. Все знала! Все спланировала. Ну что ж! За три года получить большой дом с полной обстановкой – это отличный заработок. Молодец. Ума палата.
Ему хотелось немедленно перестать существовать. Он знал с ранних лет, что самоубийство смертный грех. Но Бог же добр и справедлив. Можно же просто как-то аннигилировать его, Ивана. Пых – и не было его никогда. Это было бы по-настоящему милосердно. Такую боль просто невозможно вытерпеть.
– Невозможно, а куда деваться? – спросил вдруг непонятно откуда взявшийся внутренний голос. – Справляться придется, жить придется, бывало и хуже.
Иван вздохнул полной грудью, отставил мысли об аннигиляции и подписал заявление о разводе.
– Это – пусть. А вот насчет всего остального я вам своего адвоката пришлю. С ним все и будете решать. Я бы тоже не хотел присутствовать нигде, у меня времени нет, – сообщил он адвокату.
– Понимаю. И совершенно согласен. В таких делах лучше действовать профессионалам.
Они распрощались, Иван поехал домой и надрался, чтобы забыть о боли. Отключился. Проспался. Прислушался к себе. Болело все равно, но не так испепеляюще, как сначала. Он поехал в клинику и написал заявление о предоставлении положенного ему отпуска. Он собирался запить беспробудно, хотя был человеком практически не пьющим. Но тут понимал, боль надо глушить. Само не пройдет.
Что еще интересно: сумел дозвониться до жены. Она была спокойна, доброжелательна и даже как-то снисходительна. Видимо, адвокат рассказал ей о встрече, о том, что развод – дело практически решенное, а вопрос раздела имущества решится днями. Иван не упрекал, не скандалил. Он прозревал. Перед ним открылась совершенно новая картина их любви, если можно по отношению ко всему этому употребить подобное слово. Хотя… слово и так уже настолько испохаблено, что и тут стерпит. Единственно, о чем спросил Иван (просто для завершения образа и придания ему окончательной цельности):
– Кто же твой избранник, Алина?
Девушка не скрывала. Она с достоинством назвала имя. Отцом ее будущего ребенка стал их сосед в загородном поселке. Сосед несколько раз заходил к ним на шашлыки, когда у них собирались большие компании. Иван, со слов жены, знал, что это невероятно богатый персонаж, владелец сети аптек. То-то она так восхищалась соседским домом и участком, размерами, обстановкой, размахом! Видимо, глаз давно положила, догадался Иван. Но, насколько он помнил, этот фармацевтический магнат был женат?
– Давно в разводе! – торжествуя, выпалила Алина. – И получает иностранное гражданство.
Последнее она произнесла с некоей укоризной, вроде как в пример Ивану ставила своего нового избранника. Ну да, она не раз говорила, что мечтает уехать из этой жопы насовсем, с концами, зажить по-человечески, не рядом с быдлом, а в подлинно культурной среде. Иван все это пропускал мимо ушей, списывая на усталость и раздражение чем-то единичным: мало ли с кем по дороге домой пришлось ей пересечься…
Все было ясно. Он теперь видел ситуацию и ее результат, как дважды два. Его бывшая (боже мой, бывшая!!!) жена – великий стратег. И отлично знала, чего конкретно хочет от жизни. А именно: ей нужно было подлинное богатство, капитал! Заработки Ивана ее явно не устраивали. Ну, как старуху из «Золотой рыбки». «Столбовою дворянкой» ей быть надоело. Она стремилась в царицы морские. И постепенно, шажок за шажком, двигалась в этом направлении. Он, Иван, стал лишь первой ступенькой к ее великой цели. Тут у нее все сложилось – лучше не бывает. И винить некого. Ведь мог он сначала решить все вопросы с недвижимостью, а уж потом регистрировать брак? Теоретически – да. А практически – неа. Не мог тогда. Доверился полностью. Видел то, чего нет. Но ведь как ясно и отчетливо видел! Даааа! Колодезь с черной водой! Яма! А ему казалось: чистый северный родничок, который надо беречь, чтоб не иссяк.
Сколько прадедка рассказов ни рассказывал, сколько выводов они вместе ни делали, а учиться все равно приходится только на собственных ошибках. Просто интересно: неужели он такой невероятный грешник, что жизнь его наказывает именно так? Неужели нельзя было как-то помягче?
Но жизнь – тонкая штучка. Можно задавать ей миллионы вопросов, на которые все равно придется отвечать самому. Она деликатно промолчит, готовя очередную подножку. Надо, видимо, за все ее благодарить – ведь могло быть и хуже! И правда – могло! Алина, как он теперь ясно понимал, могла бы и киллера нанять, запросто. Да и без киллера, сама бы спроворила что-нибудь при желании. Попортила бы ему тормоза, например, он по дороге попал бы в ДТП. И все. Молодая прекрасная обеспеченная вдова. Так что – спасибо тебе, жизнь, за Алину, за доброту ее и человеколюбие. Все могло быть много хуже. Очень много хуже. А тут бывшая даже предложила в дальнейшем друзьями остаться, пообещав, что навсегда будет хранить ему верность в качестве пациентки его клиники. Это можно было вынести? И кто бы смог? А он сумел даже попрощаться, не послав ее куда подальше и не назвав ее тем именем, которого она явно заслуживала.
Несколько дней Иван действительно крепко пил. Потом надоело. Посмотрел на себя: чего ради опускаться? Профессию предавать, любимое дело? И ради чего, кого? Он привел себя в порядок, поехал в город, встретился со своим адвокатом, тот сообщил ему, что дело гиблое, супруга его обскакала по всем позициям и теперь вышла в дамки.
– Все, что она требует, достанется ей по закону. Вот был бы у вас брачный договор… Хотя и его можно оспорить. Но хоть зацепка какая-то была бы. В данном же случае – закон на ее стороне. Она, смотри: оставляет тебе обе машины, твою и ее, себе хочет дом, а тебе остается московское жилье. То есть – полное благородство. В устной беседе адвокат ее мне поведал, что она вообще-то считает правильным и московскую жилплощадь поделить. Что это было бы с его, то есть, с твоей стороны, по-мужски. Уйти красиво, оставив все бывшей жене.
И тут Иван уже окончательно прозрел. Собственно, поначалу ему вообще хотелось уйти из жизни, своей и чьей бы то ни было, без следа. Но если не уходить… Что это такое – уйти по-мужски и уйти по-женски? С точки зрения женщин-паучих, уйти по-мужски значило просто сгинуть после того, как твоя самочка получит от тебя то, что запланировала. А деваться – некуда!
Он ехал в тот поздний вечер к себе (пока еще к себе) в загородный дом, думая о том о сем. Ну, как родителям про все расскажет, например. Рассказать-то придется. И на что ему теперь внутренне опереться, чтобы не пропасть – об этом думал. Но кто-то там, наверху, кто ведал его судьбой, давно уже все решил. Поэтому Ивану лучше бы тогда расслабиться и наслаждаться красотами лета и предвкушением, к примеру, сладкого сна на прекрасных шелковых простынях, приобретенных его вероломной спутницей жизни в Бельгии… когда-то, давным-давно. Да, вполне можно было сохранять спокойствие и радоваться тому, что есть. Но откуда ему было знать, что все уже решено в его пользу?
Он остановился на дурацком светофоре перед самым КПП, охранявшим въезд в их поселок. Перед ним стояла маленькая задорная машинка, девчачья. Раньше бы он умилился этой почти игрушке, а сейчас просто бездумно ждал, когда загорится зеленый и очередная коварная и лживая дочь своей прародительницы Евы тронется и даст ему спокойно проехать на ночлег.
Зеленый загорелся. Машинка осталась стоять, а в ту же секунду на капот этой малышки упало что-то тяжелое, похожее на человеческое тело. И тени какие-то метнулись в кустарник… А дальше сработала его многолетняя выучка и мгновенная инстинктивная животная реакция. Он выскочил из машины и ринулся на помощь, плохо представляя, кому и в чем придется сейчас помогать.
Так они с Майкой, что была за рулем своей букашки, спасли жизнь человеку! И так Иван нашел друга! Майка оказалась другом редким и удивительным. Потом он думал, что, если б не эта его катастрофа с разводом и если б они встретились до его женитьбы, он вполне мог бы в нее влюбиться. Запросто. Но не в этот период, когда он сам чудом держался на плаву. Да и в ее жизни все было непросто.
И все же – судьба бросила их навстречу друг другу не случайно! Именно благодаря Майке, жившей в том самом соседнем доме, владельцем которого, как считал Иван, был будущий муж его прошлой жены, узнал он о том, как на самом деле обстоят дела, и получил мощное оружие воздействия на сладкую парочку, ожидавшую прибавления семейства вдалеке от «этой страны с ее грязью и быдлом».
Вот как получилось: ехал совершенно опустошенный, ограбленный, лишенный света жизни человек в свою (и даже фактически не свою уже) берлогу, а через кратчайшее время все перевернулось, переломилось в его пользу! Вот это и есть рука судьбы, протянутая именно в самый подходящий момент. Благодаря встрече с Майкой, их обоюдной откровенности и дружеской помощи, Иван сумел оставить за собой все то, на что женщина, так подло предавшая его, не имела никакого человеческого права. Он не оставлял ее без крыши над головой, без куска хлеба, ее новый партнер был действительно богат и, судя по всему, так же подл, как Алина. Хорошая пара сложилась.
Алина вынуждена была подписать полный отказ от каких бы то ни было имущественных претензий, все решилось, к изумлению адвокатов обеих сторон, мгновенно и окончательно. Адвокат Ивана долго просил поделиться рецептом произошедшего на его глазах волшебного превращения алчной экс-супруги в кроткого агнца. Иван скромно молчал. Не его это была заслуга. Так сложилось.
И вот прошло время. Кончилось лето. Осень наступила. Пришла пора осенних обострений. Теперь, когда, казалось бы, их пути разошлись навсегда, бывшая периодически звонит, изрыгая самые несусветные проклятья. Ну да, она привыкла побеждать. А тут – серьезный облом! И так неожиданно! Трудно ей с этим смириться. Вот и приходится вымещать свое зло на Иване. И ведь сколько раз говорил себе: смотри, кто звонит, прежде чем отвечать! Ладно. Когда-нибудь она успокоится. Родит и угомонится…
– Счастья бояться не надо, его нет! – громко сказал Иван зеркалу, в котором отражался почти незнакомый ему человек с потерянным лицом.
Он, не разуваясь, пошел в ванную, умылся холодной водой, прополоскал рот. Полегчало или нет?
На этот раз зеркальный двойник все больше походил на Ивана. Ладно. Живем дальше.
– Господи! – попросил Иван, открывая входную дверь. – Лишь бы эта жизнь оказалась последней!