Надо же! На какой странице открылся забытый дневник! Люша перечитала свой собственный монолог и не смогла поверить, что все это было в ее жизни. Как многое меняется в душе с рождением ребенка! Все прежнее стирается: и боль, и страх, и чья-то ненависть, и прошедшая любовь…
Она отложила в сторону раскрытую тетрадь, разом вспомнив все события более чем восьмилетней давности.
Что было потом… После только что прочитанного и заново пережитого куска собственной жизни…
Люша судорожно вздохнула. Ей не хотелось входить в ледяной поток тех, давних воспоминаний. Потому что потом… потом не стало папы. Долго тянулась его сердечная болезнь, все они: и мать, и дочь – были начеку, берегли, предусматривали, принимали меры профилактики. Но чему быть… Папа за ужином схватился за сердце – и все. «Скорая» примчалась через семь минут после вызова. Люша – через десять минут после маминого звонка о том, что папе плохо: мама до конца не верила, что папа ушел насовсем. Одно утешало Люшу: виделись они с папой днем. Жили рядом, и дочь заскочила на минутку к родителям. Они так хорошо поговорили тогда с папой. Как оказалось, на прощание. Папа сказал, чтобы она не печалилась, все у нее в жизни будет: и настоящая любовь, и дети, и дом – полная чаша, и ощущение счастья и полноты существования.
– Поверь мне, – сказал папа. – Черные полосы бывают у каждого. Без них человек не станет человеком, не научится понимать чужую боль. Наберись терпения и не падай духом. Живи полной жизнью, дыши полной грудью.
– А как это – полной жизнью? Что ты имеешь в виду? Полная жизнь у богачей. Когда все мое, что хочу.
Люша тогда именно так и думала.
– О чем ты говоришь, глупышка ты еще, – вздохнул папа. – Полная жизнь – это когда страха нет и совесть чиста. И когда отдаешь все, что у тебя есть, с радостью. А деньги и все, что за деньги покупается, – пустое.
– А как без денег-то отдавать, пап? Что отдашь, если у самой денег нет?
– Силы отдашь, любовь отдашь, заботу, тепло свое, мысль – это и есть самое дорогое. Запомни.
Люша кивнула, что запомнит. И, конечно, запомнила. И в дневнике ее есть эти слова. Вот они, всего через пару страниц после того, о чем она сейчас прочитала.
Вскоре она убедилась, что папа был абсолютно прав. Только сказать ему об этом уже не получилось. Зато они обо всем говорили с мамочкой.
– Об одном жалею, – горестно вздохнула мама после похорон. – Не увидел папа внуков. Так о внуках мечтал! Все семь лет, что ты с этим гадом жила. Гада не жалею, хотя поначалу уважала его. Пустой, никчемный глупец. А вот что ребенка не родила – об этом жалею неимоверно. Может, внук папе и жизнь бы продлил.
– Я и сама об этом думаю, мам. Но ты говоришь: «Пустой, никчемный глупец». И как от такого ребенка рожать? Я боялась. Боялась, что в случае чего он ребенка отнимет. Такие люди это любят, сама знаешь. Кому из нас было бы легче?
Люша сорок дней после кончины отца жила в родительском доме, чтобы мама не страдала от внезапного нежданного одиночества. Мобильник она отключила: не могла ни с кем говорить. Кто бы понял ее горе, кроме мамы? Вот они вдвоем, в обнимку и привыкали к вечной разлуке с любимым человеком. Потом, после того, как гости, собравшиеся на сороковой день помянуть отца, разошлись, мама сказала:
– Люшенька, тебе надо домой. Если мы сейчас останемся вместе, ты уже никогда не захочешь личную жизнь устраивать. Да и я потом без тебя совсем не смогу. Нам надо привыкать быть рядом, но не вместе.
– Или вместе, но не рядом? – уточнила дочь, не совсем понимая материнские доводы.
– Понимаешь, – мама замялась, – мне папа приснился и велел так тебе сказать.
– Когда? – поразилась Люша.
– Прошлой ночью.
– А как это было? Он… Какой он?
Люша позавидовала маме. Ей очень хотелось увидеть папу во сне, она все ждала-ждала, но он не приходил. А к маме пришел. Потому что маму больше любит?
– Он спокойный, сказал, что у него все хорошо. Лицо светлое.
– Не сердитое? – спросила Люша.
Она боялась, что папа обижен на нее за то, что не успела она к нему раньше прибежать. Но она бежала изо всех сил. Так, если спокойно идти, у нее от дома до родителей всегда выходило не меньше пятнадцати минут, а тогда она ровно в десять уложилась. Эх, да что там… Ничего не вернешь и не изменишь.
– Нет, нет, не сердитое, спокойное, нежное лицо. Внимательно смотрел. И велел мне тебя не держать при себе, а то мы обе размякнем и разучимся жить порознь. И давай так и поступим.
– Хорошо, – согласилась Люша, – но я все равно каждый день буду к тебе приходить.
– Или я к тебе, – кивнула мама.
Первые дни дома Люша все ждала привычных гадких звонков. Но телефон молчал. И постепенно все, что было ее кошмаром, начиная с момента развода и заканчивая папиным уходом, стало забываться как страшный сон. Недели через две после возвращения домой к ней наведался одноклассник с другом. И друг этот, как завороженный, смотрел на Люшу, не отрывая глаз. Ходил за ней весь вечер, как приклеенный, пока она что-то носила из холодильника в гостиную, накрывая на стол.
Она почему-то подумала, что, может быть, в нем ее спасение. Может быть, он ей послан папой? И поэтому папа во сне велел маме отослать ее домой? Так все совпадало, что очень хотелось верить именно в такой, прекрасный, романтический и убедительный вариант.
Звали молодого человека Светозар. Странное имя. Уж очень пафосное. Не соответствовал он своему имени на первый взгляд. Такой тихий, скромный, младше ее на два года. Хотя – какая разница? Да у нее и у самой имя не менее странное: Люсия. Бабушка, мамина мама, влюбленная в песню «Санта Лючия», умолила молодых родителей так назвать новорожденную дочь. Люсия Алексеевна! Это ж надо удумать! А родителям почему-то понравилось это сочетание имени и отчества, благозвучным показалось. Вот они и дали… наименование. Хотя, конечно, полным именем ее никто никогда не называл пока: Люша и Люша. Вполне уютно и мило.
Друг уходил, а Свет (так он назвал себя, когда знакомились), умоляюще попросил разрешения остаться. Люша, твердо уверенная, что молодой человек явился к ней по велению судьбы, согласилась. И в ту же ночь она забеременела. Она знала, что сын у них зародился прямо в тот самый первый раз. Никогда – ни до, ни после не шла (даже в мыслях) Люша на подобное сближение. Все произошедшее с ней тогда было результатом своего рода сумасшествия, долгих месяцев страдания, тоски. Так она надеялась от горя своего избавиться, начать совсем новую жизнь. Собственно, вышло, как задумывала. Только несколько позже она догадалась, что никакой это не посланец папы, ее Светозар. Но какая уже к тому времени была разница? Пошла новая полоса. Не лучше прежней, но и не черней. Серая, что ли?
Уже через пару месяцев совместной жизни со Светиком все стало ясно. Сын обеспеченных родителей, он привык получать все, не напрягаясь. Люша, сколько жила, видела рядом вкалывающих мужчин: и папа, и потом предавший ее муж на работе выкладывались полностью. Светик был мил, нежен, очарователен, но работать не хотел и, похоже, не собирался. Профессия у него, естественно, была. Модная. Юрист. Но что толку? Он все равно не работал. Деньгами ему «помогали» (так выражался Светик) отец, оставивший семью, когда сыну его исполнилось девять лет, и мать с отчимом. Он не стеснялся просить, считая, что родные обязаны ему.
Люша вставала рано утром, садилась за компьютер, начинала работать. Светик спал. Примерно в час дня она шла его будить, чтобы пообедать вместе.
– Я не выспался, я спать хочу, – отбрыкивался отец ее будущего ребенка и закрывался одеялом с головой.
На третьем месяце их совместной жизни Люша поняла, что больше не выдержит. И дело тут было не в беременности и не в повышенной нервной возбудимости. Просто невозможно смотреть по утрам на сладко дрыхнувшего мужика, который устал, ничего не делая, которому некуда спешить, который и не рвется никуда. Она попросила Светика вернуться в родительский дом. Как он уходил, – об этом лучше не вспоминать. Конечно, Люше не хотелось оставаться одной. Конечно, она не предполагала, что ей придется вынашивать и воспитывать ребенка без вполне естественной и необходимой помощи отца. Но вышло так, как вышло.