Именно знание сути вещей и понимание собственного величия переполняли его сейчас. Теперь он был сосудом всех знаний вселенной. Ему открылась истина. Он знал все, что было, что есть и что должно быть.
Поглощенный монументальной торжественностью момента визирь посмотрел на свою руку, представил молнию и мысленно задал вопрос. Перед его внутренним взором тут же возникла картинка руки в разрезе с хорошо различимыми костями, сосудами, тканями мышц и суставов, а рядом несколько столбцов информации на неизвестном языке. Аль-Фадль удивился, что эта информация была ему ясна и без перевода, но он не знал понятий и терминов, которые использовались в ее описании.
Сделав несколько глубоких вдохов, он попытался успокоиться. Значит, Творец не закрыл перед ним врата в небесный чертог, значит, впустил его туда, чтобы он мог испить из Источника мудрости и познать суть вещей.
– Благодарю, о Всевышний, за этот великий дар, – визирь повернулся на восток, опустился на колени и прильнул лицом к песку, шепча благодарственную молитву.
Боясь, что может прогневить Творца своей неблагодарностью, аль-Фадль долго стоял на коленях и истово молился. Когда пришло осознание того, что небеса услышали его голос, он встал, отряхнул с халата песок и с видом хозяина положения осмотрелся.
Нужно было возвращаться к разведчикам и принести радостную весть, что никаких джинов нет и можно спокойно забирать товары ас-Сафаха. Источник, осенив его своим благословением и дав ему высшую миссию, умолк. В следующий раз он явит людям свою божественную силу через тысячелетия.
Разведчики, оставшиеся ожидать визиря на вершине высокой дюны, спешились. Чтобы укрыться от полуденного солнца, они растянули два тента и сидели в их тени в томительном ожидании его возвращения. Когда они в мареве зноя увидели на гребне находящегося за стоянкой бархана одинокую фигуру, то вскочили и радостно замахали руками.
Вот мудрейший аль-Фадль спустился в ложбину, где был разбит лагерь. Потом он поднялся на ближний бархан и медленно, увязая в песке, пошел до оставленного им посередине спуска верблюда. Животное, словно чувствуя приближение хозяина, опустилось на землю, позволив ему забраться в седло за горбом. Потом встало на ноги и по диагонали, чтобы облегчить подъем, начало взбираться на бархан. Разведчики с радостными криками вскочили и бегом бросились к месту, где верблюд должен был выйти на гребень.
– Хвала Всевышнему! Ты жив, о мудрейший! – Абу Барак припал перед визирем на колено. – Когда ты прошел лагерь, поднялся за бархан за ним и пропал в песках, мы уже думали, что твой разум помутился, что демоны овладели тобой и увели в пустыню, чтобы там пожрать твою душу. Но вот ты здесь, жив и здоров. Хвала Всевышнему!
– Встань, – с улыбкой и осознанием небывалой внутренней силы сказал аль-Фадль. – Ты беспокоился обо мне? Я ценю это. Но не стоило волноваться. Вам больше нечего опасаться. Путь к стоянке чист.
– А как же джины? Демоны пустыни? Неужели ты их победил, о мудрейший? – спросил десятник разведчиков.
– Не было там никаких джинов. Всевышний их надежно запер в преисподней и не допустит, чтобы они осквернили наш мир. На этом месте лежало древнее проклятие, – визирь обратил свой взор на восток. – Давно. Когда эта пустыня была степью, когда вместо песков здесь было море травы, тут жили дикари, не знавшие бога. Они строили святилища, в которых их шаманы приносили кровавые жертвы своим духам. На каменные алтари язычники проливали кровь людей и животных. С тех пор души несчастных жертв не могли обрести покой и являлись путникам в виде демонов. Они отнимали их волю и разум как плату и отмщение за свои мучения.
– И что теперь? Они и дальше будут чинить зло?
– Не будут. Я истовой молитвой призвал на помощь Всевышнего. Проклятие этого места разрушено. Метущиеся души убиенных жертв теперь обрели покой. Они больше не будут насылать страшные видения на путников и отбирать их разум. Дорога к стоянке чиста. Можете это проверить сами, – аль-Фадль обвел притихших воинов властным взглядом и облизнул пересохшие губы. – А пока дайте мне воды. Я не пил с утра.
Десятник отправил вниз трех разведчиков. Те без проблем добрались до стоянки и с гребня бархана помахали рукой, давая знать, что путь безопасен. После этого к ним начали спускаться остальные. Только визирь остался сидеть под навесом, с задумчивым видом изредка потягивая из кожаной фляги лимонную воду.
– Ты не пойдешь с нами, мудрейший? – спросил его десятник.
– Нет, я уже достаточно натаскался по барханам, – покачал головой аль-Фадль. – К тому же в лагере еще воняет мертвечиной. Когда спуститесь, увидите посредине стоянки между шатрами пирамиду небольших кожаных мешков, накрытую грубой тканью. Там серебро халифа. Поставь возле нее охрану. Остальные пусть внимательно осмотрят лагерь. Когда убедитесь, что опасности нет, пошлите нашему великому халифу гонца.
– Слушаюсь, о мудрейший, – приложив руку к сердцу, десятник поклонился и побежал вниз к остальным.
На вершине высокой дюны наделенный высшим знанием аль-Фадль с улыбкой смотрел вниз на суетящиеся фигурки разведчиков. Ему хотелось вернуться в Багдад и в тишине и тенистой прохладе сада обдумать свое новое положение. Теперь у него была миссия – вернуть людей на путь света. У него были знания. Правда, смысл их еще нужно было понять, как и оценить свои новые способности. Как только он это сделает, понадобится план действий и помощники. Да, помощники. Выполнить высшую миссию в одиночку в этом жестоком мире будет очень трудно. Почти невозможно.
Одного он себе уже присмотрел.
* * *
Халиф Харун ар-Рашид въехал в Багдад как победитель. Столица встречала его зычными звуками труб, шумными толпами горожан, желавших поприветствовать правителя, победившего демонов пустыни, и сотнями глашатаев, на каждом углу прославлявших его доблесть.
Слухи о том, что в дюнах за соляной пустыней появились джины, поползли по городу сразу после того, как там сгинул большой караван ас-Сафаха. Их подстегнуло то, что вскоре сам Халиф с тысячей гвардейцев отправился на восток. И вот вчера в Багдад прискакал гонец и сообщил, что ар-Рашид возвращается с победой. Вознеся молитвы Всевышнему, он в одиночку сразился с десятком джинов и полчищами ифритов. Все они были повержены его победоносным мечом и изгнаны из мира людей в преисподнюю.
Народ ликовал и восхвалял отвагу своего правителя. В столице были устроены пышные гулянья с раздачей хлеба и красочными уличными шествиями музыкантов и циркачей.
Вечером во дворце халиф закатил пир, на который были приглашены вельможи, знатные горожане и послы. Такого праздника Багдад не видел давно.
Аль-Фадль со снисходительной улыбкой наблюдал за этой суетой с балкона дворца. Всю обратную дорогу он размышлял над тем, что произошло. Провидение выбрало его для великой миссии. Оно открыло ему суть вещей и наделило божественными способностями. Это впечатляло и радовало. Но, чем больше он думал о будущем, тем сложнее и тернистее казался путь, который он должен был пройти. Его разум стал хранилищем знаний настолько необычных, что в языке не было слов, чтобы их описать. Как эти знания передать людям? Кто сможет воспринять их, если он, мудрец, астролог и философ, не может сам себе объяснить даже те простейшие крупицы истины, которые находятся в самом начале, на самых тонких волосках перевернутого сияющего древа знаний, уходящего стволом в бесконечность.
Этот вопрос не давал ему покоя и упорно наводил на мысль о том, что ему нужны не просто помощники, а люди, равные ему, те, с кем он бы смог поделиться частью знаний, чтобы они передали их дальше. Для того чтобы нести людям свет, нужны были сподвижники.
Выполнение великой миссии осложнялось тем, что основные события должны были происходить в Европе. Аль-Фадль понимал, почему Источник выбрал именно этот забытый Всевышним и ввергнутый в «темные века» регион. Там лучше климатические условия, там свободный выход к четырем морям, там обильные ресурсы, там голодные, бедные и от этого более агрессивные и жестокие народы по сравнению с благополучным Востоком. Но Европу от халифата отделяла тысяча лиг. Туда еще нужно было попасть. И не одному, а вместе со сподвижниками, и не просто попасть, а занять там позиции, с которых можно было бы нести людям свет.
Значит, начинать нужно было с малого. Начинать нужно было с создания основы, на которой потом будет построен маяк, освещающий путь человечества.
– Мой верный воин, нам пора собираться в путь.
Визирь оторвал свой взор от пира, шумевшего внизу, в саду дворца, и посмотрел на Абу Барака. В день, когда снизошло благословение Источника, он сделал его первым своим помощником. Нет. Он не передал ему знания и не поведал о великой миссии. Он просто вселил в воина преданность и веру в правильность того, что предстоит сделать. В конце концов, в будущих делах ему нужна будет личная охрана, а опытный Абу Барак как нельзя лучше подходил для того, чтобы ее возглавить.
– Куда поведет нас провидение, мудрейший? – чуть склонив голову, спросил воин.
– На юг. Мы направляемся в Персеполь, древнюю столицу Персии. Вот тебе серебро, – он взял с лежащего на столике подноса увесистый кошель. – Найми двадцать лучших людей. Разбей на десятки и поставь над ними опытных и верных тебе командиров. Купи коней, доспехи и оружие. Ты теперь сотник моего личного отряда.
– Слушаюсь, мой господин. Чтобы нанять лучших, понадобится время.
– У тебя есть пару дней, пока я закончу свои дела во дворце.
Когда сотник ушел, визирь подозвал секретаря.
– Пойди к дворцовому евнуху. Узнай, какие планы у нашего повелителя, великого Харун ар-Рашида, низвергателя демонов.
Прежде чем отправиться на юг, нужно было заручиться поддержкой халифа. Время аль-Фадля в Багдаде подошло к концу. Пока он находится на территории халифата, он сохранит должность визиря, но скоро будет сам по себе. От опасностей жизни, кроме провидения, его будут защищать несколько десятков верных бойцов под началом Абу Барака, охранная грамота ар-Рашида и золото. Много золота.
С халифом удалось поговорить только вечером. Уставший от гостей и пиров, он уединился в саду и под светом звезд слушал песню, которую придворный поэт сложил про победу над демонами.
– Спасибо тебе, что развеял мою тоску, – лежащий на подушках халиф сделал приглашающий жест рукой, и аль-Фадль, скрестив ноги, присел рядом. – Это был славный поход. Жаль, что так и не удалось увидеть джинов, хотя бы издалека.
– Не было там джинов, повелитель,
– Да знаю, – махнул рукой ар-Рашид. – Древнее проклятие. Ты мне уже говорил. Но все равно, хотелось бы на них посмотреть.
– Для всех ты победитель джинов, о великий. Народ стал любить тебя еще больше.
– Народ всегда любит тех, кто его кормит. Говори, зачем пришел.
– Я собираюсь на юг. Мне нужна твоя охранная грамота.
– На юг? – оживился халиф и вопросительно посмотрел на визиря. – Какие у тебя дела на юге? Ты мой учитель, придворный мудрец и астролог. Твое место подле меня.
– На юге меня ждут важные дела.
– Да? – в голосе ар-Рашида послышалось удивление. Обычно одного намека хватало, чтобы его желания были поняты придворными.
– Да, – спокойно ответил аль-Фадль.
– Ты изменился после того, как снял проклятие с каравана. Твой взор померк. Твои думы где-то далеко. Что случилось, мой давний друг? Может, на тебе лежат темные чары, часть древнего проклятия?
– Не беспокойся за меня, о великий, – визирь поднял взгляд на ар-Рашида, и его зрачки тускло сверкнули, словно две черные жемчужины. Где-то внутри головы тихим шепотом прозвучал голос бога, подчиняющий себе волю людей. – Просто поставь здесь свою печать и продолжай жить своей жизнью.
– Я сделаю, как ты хочешь, – на секунду замерев, ответил халиф и поставил оттиск своего перстня на свитке, который протянул ему аль-Фадль.
– Да пребудет с тобой благословение Всевышнего, – визирь аккуратно свернул свиток, упаковал в неширокий кожаный тубус и спрятал его во внутреннем кармане халата.
– И с тобой тоже, – ар-Рашид проводил удаляющегося подданного рассеянным взглядом и обратился к поэту, терпеливо ожидавшему окончания разговора. – Так, что там у тебя? Демоны изрыгали пламя, глаза их горели огнем. А я набросился на них, словно ураган, и разил сверкающим мечом без жалости.
– Именно так и было, о величайший из правителей.
Через два дня за несколько часов до рассвета отряд из двадцати пяти всадников и десятка вьючных лошадей вышел через южные ворота Багдада по дороге, ведущей к Басре33.
Путь к Персеполю, одной из столиц древней Персидской империи, проходил вдоль Тигра. По дороге на юг стояли крупные цветущие города халифата: Васит, Басра, Сузы и Шираз. Рядом с последним и находились развалины основанного Киром Великим Персеполя. Отряд двигался не спеша, останавливаясь в городах на несколько дней, чтобы дать людям и лошадям отдохнуть. Торопиться было некуда. Руины древнего города никуда не убегут.
Во время остановок аль-Фадль в своем качестве визиря пользовался гостеприимством наместников, с комфортом гостил в их дворцах, наслаждался пирами и вел долгие беседы о местных делах. В общении с чиновниками и знатью он постепенно оттачивал голос бога – обретенное у Источника умение управлять людьми и незаметно вкладывать им в головы свои мысли.
В Басре визирь посетил аль-Азди34, одного из своих учеников, который теперь сам стал уважаемым мудрецом при наместнике провинции и хранителем библиотеки. Еще во времена учебы в медресе Багдада он отличался острым умом, хорошей памятью, усердием и критическим взглядом на вещи. Теперь же подающий надежды юноша вырос в статного и уважаемого в городе ученого мужа.
На крыше медресе под звенящим звездным небом учитель и ученик засиживались до первых проблесков утренней зари. Вели беседы о небесных светилах, о земных элементах и стихиях, о познании, о смысле событий. Аль-Азди поразил визиря глубиной мысли и ясностью суждений, а еще универсальностью знаний. Казалось, не было области, которая бы не представляла для него интерес. В отличие от аль-Фадля, не будучи обремененный высокой государственной должностью, он старался проникнуть в суть всего, что его окружало. Его знания в области алхимии, астрономии, медицины, математики поражали, а предлагаемые теории и концепции были стройны и логичны. Общение со своим учеником настолько увлекло визиря, что он решил остаться в Басре еще на пару дней, чтобы сделать первый шаг в обретении сподвижника.
Однажды ночью они возлежали на подушках на крыше медресе и, глядя в бездонное, усыпанное бриллиантами звезд небо, рассуждали о смысле жизни.
– Скажи мне, мой друг, считаешь ли ты свою жизнь наполненной смыслом, – визирь оторвался от созерцания звезд и повернулся к ученику.
– Для меня она, несомненно, имеет смысл, – чуть подумав, ответил аль-Азди. – Я стараюсь познать этот мир. Я стараюсь накопить знания о нем и передать ученикам. Я стараюсь применить то, что знаю, на благо людям. Может быть, для крестьянина, обрабатывающего землю, или для гончара, весь день вращающего круг, или для кузнеца, от рассвета до заката бьющего молотом по наковальне, моя жизнь и лишена смысла. Это только потому, что они видят смысл в другом. Но для меня – да, она наполнена смыслом. Знаешь, что для меня важно? Я бы хотел оставить после себя наследие. Нечто настолько большое, чтобы люди с восхищением говорили: смотрите, это великое творение создал мудрейший аль-Азди, сын Хаяна, простого аптекаря из Тусы35.
– Как ты думаешь, что тебе нужно, чтобы создать нечто настолько великое?
– Благословение Всевышнего. И знания такие глубокие, что человеческой жизни не хватит, чтобы их осмыслить. Я изучал труды греков и латинян. Я почерпнул оттуда многое. Но при этом у меня возникло еще больше вопросов. Их так много, что на поиск ответов не хватит и ста человеческих жизней. Один вопрос тянет за собой другой, а тот тянет третий. Пока ты думаешь над первым, на горизонте уже маячит четвертый вопрос. Нет, – разочарованно покачал головой ученик. – На все вопросы нам не ответить. Поэтому я выбираю только те, что мне кажутся интересными.
– Существует молитва, с помощью которой Всевышний может открыть дверь в сияющий чертог знаний. Войдя туда, ты узнаешь все и сразу. Там можно получить ответы на вопросы, которые ты пока даже не можешь задать. Тебе откроются истины, настолько далекие и сложные, что ты не сможешь их осмыслить. Но ты будешь знать, что они существуют, ты будешь знать, что на них есть ответы. Ты будешь знать сами ответы, хотя и не сможешь их понять. Ты будешь знать суть вещей, иногда не понимая ее.
– Ты говоришь загадками, мудрейший. Зачем мне знать ответы, которые я не смогу понимать?
– Затем, что ты будешь держать в руках ниточку от клубка великих знаний. Ты познаешь только то, что у тебя в руках, а познав, с помощью Всевышнего сможешь передать свои знания достойным, чтобы те их развивали и растили, как пахарь растит колос пшеницы. Чтобы познать больше, тебе нужно будет размотать клубок. И да. Для того чтобы его размотать, одной человеческой жизни не хватит. Поэтому потом ты передашь клубок своему ученику. Избранному. Но пока клубок истины у тебя в руках, ты будешь владеть всеми знаниями мира, понимать суть вещей.
– Хм… – задумался аль-Азди. – Все знания мира в одном клубке. Звучит заманчиво. Особенно если все это с благословения Всевышнего.
– Ничто в этом мире не делается без благословения Всевышнего.
– Ты говорил, что это молитва.
– Это, скорее, обращение к Всевышнему. Там всего пару строк. Ты наверняка их знаешь.
– Неужели так просто? – удивился ученик. – Обратился к Всевышнему и получил все знания мира.
– Все очень непросто, – покачал головой аль-Фадль. – Чтобы получить высшее благословение, нужен проводник. Тот, кто донесет просьбу до Всевышнего.
– Это ты? – аль-Азди перешел на шепот. – Как может смертный…
– Ни слова больше, – визирь поднял ладонь во властном жесте, и его ученик замер с открытым ртом. – У тебя есть выбор: познать суть вещей или продолжать жизнь как прежде, мучаясь тысячами вопросов.
– Познать суть вещей, – энергично закивал ученик. – Конечно, познать суть вещей.
– Тогда дай мне руку и смотри прямо в глаза, – аль-Фадль сел и накрыл ладонь ученика своей. – Повторяй. О Всевышний…
– О Всевышний… – начал ученик и встретил взгляд визиря.
Мир перед ним померк. Горящие на крыше факелы, минареты, медресе, звезды и раскинувшийся вокруг город исчезли. Он вдруг увидел себя и учителя со стороны, подвешенными в пустоте. В полной тишине. В холодном одиночестве бесконечности. Испугавшись, что это богопротивная магия, аль-Азди хотел было открыть рот, чтобы произнести оберегающую молитву, но тут темная пустота раскололась и из ее неведомых глубин появилась похожая на перевернутое древо молния. Тонкие искрящиеся нижние отростки, извиваясь, протянулись к нему и коснулись головы. В этот момент раздался оглушающий грохот. Все пространство заполнила и тут же пропала ослепительная вспышка. На месте молнии аль-Азди увидел сияющее перевернутое древо знаний во всем его великолепии переплетения радужных ветвей, которые, срастаясь, вливались в могучий ствол, исчезающий в бесконечности, имя которой Истина.
– Это великолепно, – прошептал ученик, когда древо начало растворяться в темноте. – Останься еще на мгновение. Я хочу впитать все, что в тебе есть.
– Ты уже впитал все, что может выдержать твой мозг, – услышал он голос визиря, и реальность вернулась легким прикосновением свежего бриза, дующего с залива.
– О мудрейший! Я видел! Я знаю. Ты прикоснулся к Источнику великой силы. К тому, что вывел человека из мрака дикости к свету. Ты избран провидением.
– Теперь и ты избран провидением. Теперь мы сподвижники. Теперь и ты можешь называться мудрейшим. У нас теперь одна миссия – нести людям свет знаний. Сейчас я дал тебе все, что получил от Источника сам. Теперь ты могущественнее халифа, потому что можешь подчинить любого правителя своей воле. Теперь ты мудрее всех мудрецов мира, потому что познал суть вещей. Теперь ты можешь силой своей мысли передавать эти знания избранным так, что они сами этого не заметят. Ты хотел оставить после себя великое наследие. Я дал тебе такую возможность. Ты оставишь после себя десятки ученых мужей, которые будут менять мир и вести людей к свету. Не это ли лучшее наследие?
– О да! – аль-Азди с видом победившего полководца окинул взглядом спящий город. Я чувствую в себе великую силу.
– Завтра я пойду дальше на юг. Затем на запад в Иерусалим, а оттуда на север в Византию. Ты же останешься здесь, в халифате, и будешь делиться знаниями с достойнейшими. Используй свою силу во благо, – улыбнулся аль-Фадль. – Не забывай, голос бога способен убеждать одиночек или небольшие группы. Против толпы он бессилен. Чтобы нести людям свет, тебе нужно занять влиятельное положение при халифе. Он разумный человек. Тебе будет легко с ним работать. Я напишу рекомендательное письмо. Он возьмет тебя в придворные астрологи или лекари. Ну а дальше смотри сам. Ты можешь убедить его назначить тебя своим визирем и придворным мудрецом. Лучшего преемника я бы не желал.
– Скажи, я могу так же, как ты, открыть древо знания достойному? Могу явить ему радужную молнию, возникающую из пустоты?
– Наверно, – на секунду задумался аль-Фадль. – Я не знаю, насколько глубоко в тебя проникла сила Источника. Но не забывай, наша миссия – передавать людям знания. Крупица за крупицей, чтобы они могли двигаться к свету по дороге, обозначенной провидением. А для этого в халифате достаточно одного сподвижника. Оттачивай голос бога. Передавай достойнейшим вокруг себя частички знаний. Когда настанет время, и ты поймешь, что твой путь в этом мире подходит концу, открой дарованное Источником древо истины своему наследнику. Тому, кто будет и дальше нести свет в этот мир.
– Мы еще увидимся? – с надеждой в голосе спросил ученик.
– Возможно. Мои годы идут к закату. Если не я, то придет кто-то из моих учеников. Без сомнения, вы друг друга узнаете. А теперь прощай, – визирь поднялся с подушек и расправил плечи.
– Спасибо за великий дар, о мудрейший. Я буду ждать встречи с тобой, – аль-Азди склонил голову в почтении.
Когда учитель ушел, сподвижник подошел к краю крыши и полной грудью вдохнул свежий, дующий с залива воздух. Он познал суть вещей. Он избранный провидением сподвижник. Он мудрейший. Осознание собственной значимости переполняло его. Мысли, идеи и образы роились в голове, как тысячи пчел на цветущей акации. Хотелось спуститься в библиотеку, взять перо и приняться за работу. Но аль-Азди усилием воли подавил этот порыв. Сейчас нужно отдохнуть. И обдумать план, который будет вести к исполнению великой миссии – нести людям свет знаний.
* * *
Руины Персеполя лежали в 50 километрах к востоку от Шираза, центра одной из провинций халифата. Отдохнув несколько дней у наместника, аль-Фадль рано утром со своим отрядом отправился на восток в пустыню. Он планировал вернуться через три дня, максимум через четыре, если поиски затянутся. Перед выездом наместник предложил ему взять с собой отряд гвардейцев. В том районе обосновалась секта отшельников-суфитов36. Вели они себя мирно, но жили обособленно и к себе никого не пускали. Торговцы, привозившие им еду, меняли ее на древние персидские изделия и монеты, которые суфиты откапывали на руинах Персеполя.
Подумав и посоветовавшись с Абу Бараком, визирь решил не брать дополнительных всадников. Но новость о том, что кто-то роется в древних руинах, настораживала, и он предупредил отряд быть начеку.
Персеполь – город персов, или, как его еще называли, Чехель Менар – город сорока колонн, был заложен в VI веке до нашей эры первым персидским шахиншахом37 Киром Великим. Он был четвертой столицей Персидской империи, лишь немного уступая в значимости трем другим: Вавилону, Ниневии и Эктабане. Город строился вокруг роскошного царского дворцового комплекса, обнесенного высокой стеной. Его основным сооружением была Ападана – большой дворцовый зал площадью более тысячи квадратных метров, чью крышу когда-то поддерживали 72 колонны высотой в 24 метра. Именно в этом зале в 330 году до н. э. пировал со своими диадохами Александр Македонский. После пира он в пьяном угаре приказал сжечь дворцовый комплекс и город, хотя тот сдался без боя, а жители связали и выдали македонцам персидского наместника и добровольно передали богатую имперскую казну.
Теперь же Персеполь представлял из себя тысячелетние руины, наполовину занесенные песком, из которого, как памятники далекого славного и трагичного прошлого, поднимались в небо два десятка высоких колонн Ападаны.
– Какая невеселая картина, – задумчиво проговорил аль-Фадль, глядя с холма на развалины древней персидской столицы и поглаживая шею своего гнедого скакуна. – Каким же нужно было быть злобным и честолюбивым глупцом, чтобы самому уничтожить дворец, который мог бы стать жемчужиной твоей империи. Впрочем, он и империю свою уничтожил в безумной погоне за несбыточной мечтой, за даром, которого он не был достоин.
– Ты о ком, мой господин? – спросил сидящий рядом в седле Абу Барак.
– Об Александре Македонском. Его еще называют великим. Слышал о таком?
– Не слышал, – мотнул головой воин. – Никто не имеет права называться великим, кроме Всевышнего, его пророка и нашего халифа – величайшего из правителей.
– Это точно. Хотя что ты можешь знать о настоящем величии, – вздохнул визирь и показал рукой на западную часть дворцового комплекса, вплотную примыкающую к пологой горе. – Наша цель там. Левее тех возвышающихся из песка колонн. Разбивайте лагерь. Найдите воду. Готовьте инструменты. Завтра вам предстоит поработать кирками и лопатами. И да. Будьте осторожны. Здесь где-то промышляют сектанты. Расставь часовых. Старайтесь избежать ссоры, но, если проявят враждебность, убейте всех.
Понаблюдав, как его небольшой отряд двигается вниз по склону холма, аль-Фадль тронул своего коня и пристроился в конце колонны.
Шатры разбили к вечеру. Нашли заброшенный колодец с водой достаточно чистой, чтобы напоить лошадей. Собрали хворост и развели огонь, чтобы подогреть хлеб и сварить рис с изюмом и сухофруктами. Когда солнце село, Абу Барак проверил часовых вокруг лагеря и вернулся в шатер визиря.
– Все спокойно, мудрейший, – доложил он с поклоном. – Я расставил людей. Приказал подготовить инструменты.
– Я не ошибся в тебе. Ты знаешь толк в походах, – довольно кивнул головой аль-Фадль. – Присядь рядом. Налей пиалу чая и отведай сухих фруктов.
– Благодарю, – воин опустился на подушки напротив визиря и, приняв из рук слуги пиалу с ароматным напитком, спросил: – Позволь задать вопрос. Что мы делаем в этих развалинах?
– Помнишь, я рассказывал тебе, что здесь когда-то была одна из столиц Персии – империи такой же великой, как Багдадский халифат. Тысячу лет назад Персия пала к ногам греческого завоевателя Александра Македонского. Захватил он и этот город. Захватил без боя. Защитники сами открыли ворота и впустили армию греков. Александр праздновал победу несколько недель. От пиров и вина разум его помутился, и он приказал сжечь дворец персидских царей. Этот пожар распространился на город и уничтожил его большую часть. В Персеполе греки захватили несметные сокровища. Кроме имперской сокровищницы, полной монет, они разграбили дворец и забрали золотую утварь и статуи. Всего Александр увез из сожженной столицы сто двадцать тысяч талантов серебра и золота.
– Это много? – спросил Абу Барак, посмотрев на свою растопыренную пятерню, словно стараясь прикинуть, сколько это будет на пальцах.
– Это очень много, – улыбнулся визирь и, задумавшись на секунду, перевел таланты в более знакомые меры веса. – Это больше восьми тысяч химилей. Ты можешь представить себе караван из восьми тысяч верблюдов, груженных серебром и золотом?
– Нет.
– Вот и я не могу. Потому что это очень много. Но греки забрали не все золото. Маленькая его часть осталась здесь, в руинах сожженного ими города. Мы пришли, чтобы его забрать и обратить во благо нашему делу.
– Оно будет помогать нести свет людям? – старый воин с надеждой поднял глаза на аль-Фадля.
– Да, мой храбрый махарб38. Оно будет помогать нам нести свет людям, – ему вдруг захотелось погладить Абу Барака, как верного пса. Люди, подчиненные с помощью голоса бога, были действительно преданны, как собаки. Аль-Фадль заглянул в глаза каждому воину из отряда, каждому слуге и каждый теперь был готов, без сомнения, отдать за него жизнь.
Наутро лагерь пробудился с рассветом. Отведав лепешек с финиками, люди взяли инструменты и поднялись на нависающую над городом, выдолбленную в скале ровную площадку шириной шагов шестьдесят с квадратной платформой, выложенной из гладко подогнанных камней. Здесь должна была находиться усыпальница Дария III, последнего правителя Персидской империи. Как водилось в то время, строители начали возводить это монументальное сооружение еще при жизни, но успели сделать только фундамент и широкую лестницу, ведущую к нему со стороны города. Потом пришел Александр, и персидская империя рухнула.
Оставив в лагере охрану, аль-Фадль поднялся с полутора десятками воинов и слугами на платформу. С сосредоточенным видом он прошелся по ней, словно что-то вспоминая, и, остановившись в дальнем углу, подозвал к себе Абу Барака.
– Вот здесь, – визирь топнул ногой в сафьяновом сапоге. – Уберите эту плиту. Под ней тайный вход в подземную усыпальницу.
Через час воинам ломами и кирками удалось приподнять массивную гранитную плиту размером полтора на два метра и подсунуть под нее веревки. Чтобы ее сдвинуть, пришлось пригнать из лагеря пяток лошадей. Наконец неподатливая гранитная глыба медленно отползла в сторону и открыла массивную дубовую дверь, обитую бронзовыми фигурками всадников с луками. Под ней оказалась крутая лестница, ведущая вниз в сторону центра фундамента.
– Что там внизу? – спросил Абу Барак, принюхиваясь к затхлому воздуху, поднимающемуся из прохода.
– Там основная усыпальница персидского царя, – ответил визирь. – Над ней должен был стоять величавый мавзолей с саркофагом, которому бы поклонялись потомки. Но само тело предполагалось захоронить под гробницей среди сокровищ, в окружении слуг и любимых жен. Таков был обычай. Усыпальницы строились на века. Если когда-то в будущем грабители или захватчики нагрянут сюда, они пройдутся по верху, но не будут знать, что основная усыпальница находится глубоко под фундаментом.
– Как тебе стало известно это тайное место, о мудрейший?
– Всевышний ведет меня по пути света. Он направляет мою руку. Все знания от него. Несите факелы. Мы спускаемся.
Основная подземная камера усыпальницы была вырублена в скальном массиве метрах в пяти под фундаментом. К ней вела прямая довольно широкая лестница с гранитными ступеньками. Сама камера, как и мавзолей, наверху была незакончена. В помещении шагов двадцать шириной лежали мраморные панели с вырезанными на них барельефами батальных и дворцовых сцен. Ими предполагалось отделать стены. В аккуратных стопках лежала керамическая мозаика для пола. Везде стояли ящики с инструментами и бронзовые стойки с чашами светильников. Единственным казавшимся законченным элементом был установленный в центре на невысоком ступенчатом постаменте саркофаг из белого, безупречно полированного мрамора. На его крышке покоилась мраморная же фигура бородатого мужчины в золотых доспехах. С фигуркой крылатого бога в руках.
– Это персидский царь? – спросил один Абу Барак.
– Да, это его каменное изваяние, – ответил визирь. – Снимайте крышку.
Два дюжих воина сдвинули крышку саркофага и заглянули внутрь.
– Там ничего нет, – сказал один из них.
– Посветите хорошо факелом. Сундук должен находиться в центре саркофага, – аль-Фадль поднялся на платформу и сам заглянул внутрь. – Вон же он. Сдвиньте крышку еще и поверните ее поперек.
В центре пустого саркофага лежал небольшой, размером локоть на локоть, квадратный дубовый сундук, инкрустированный серебром.
– Доставайте. Он очень тяжелый. Двоим придется залезть внутрь.
Два воина резво забрались внутрь, кряхтя подняли сундук и поставили на край саркофага, где его приняли еще двое и переместили на пол у постамента. Визирь спустился, с задумчивым видом обошел находку, провел ладонями по лицу и повернулся на восток.
– О Всевышний. Волей твоей мне досталась частичка наследия персидского царя. Благодарю тебя за щедрость. Молю! Пусть благословение твое и дальше освещает мой путь.
Совершив короткую благодарственную молитву, он уже хотел отдать приказ вскрыть сундук, но тут в двери усыпальницы показался воин из оставленной снаружи охраны.
– О мудрейший! Люди. Много людей. Они окружили нас.
– Сколько? С оружием? – спросил Абу Барак, взявшись за меч.
– Больше сотни. У них топоры, лопаты и кирки. У некоторых луки. Выглядят враждебно. Окружили площадку, но не атакуют.
– Если нападут, защищайте вход в подземелье. Нас пятнадцать человек. Лестницу в три шага шириной мы можем держать долго.
– Это не выход. Гробница может стать для нас ловушкой, – остановил его аль-Фадль. – Когда мы укроемся здесь, они просто завалят вход и через пару дней мы умрем от жажды. Нужно избежать кровопролития. Я поднимусь наверх и поговорю с ними. Если это суфиты, о которых говорил наместник, то они должны быть против насилия.
– Но мудрейший! Поднявшись наверх, ты подвергнешь свою жизнь опасности, – возразил Абу Барак.
– Я там окажусь в не меньшей опасности, чем в этом склепе, но у меня будет шанс все решить миром.
– Я пойду с тобой, – старый воин решительно шагнул вперед.
– Хорошо. Там наверху десяток твоих людей. Как только мы поднимемся, прикажи им опустить оружие.
Визирь запахнул халат и направился к лестнице.
Снаружи воины, сомкнув щиты и обнажив мечи, образовали квадрат вокруг входа в усыпальницу. Аль-Фадль осмотрелся. Люди в простых крестьянских одеждах, вооруженные кто чем, окружили фундамент гробницы, но, похоже, пока атаковать не собирались. Визирь протиснулся между двух круглых щитов, которыми его прикрыли стражники, сделал несколько шагов вперед и поднял руку.
– Правоверные! Я аль-Фадль ибн Наубахт, волей Всевышнего визирь нашего великого халифа Харуна ар-Рашида, вашего милостивого и мудрого господина. Да пребудет с ним благословение небес. Я пришел в этот разрушенный город по поручению правителя, – он достал из внутреннего кармана халата кожаный тубус с письмом халифа и поднял его над головой. Толпа молчала, хмуро глядя на пришельцев. – Мы не желаем вам зла, – прокричал визирь и сделал жест, чтобы воины за его спиной опустили оружие. – Кто у вас старший общины? Я хочу говорить со старшим.
Из первого ряда вышел пожилой человек с жидкой седой бородой и железной цепью на шее.
– Это наша земля, – проскрипел он. – Это наши руины. Среди них мы возносим молитвы Всевышнему о том, чтобы он очистил наши души от порока.
– Эта земля, как и все земли между четырех морей, принадлежит халифу Харуну ар-Рашиду. Да воссияет его имя в веках.
– Это наша земля, – упрямо проговорил старик.
– Хорошо, мои правоверные братья. Я, аль-Фадль ибн Наубахт, визирь светлейшего халифа, властью, данной мне нашим великим правителем, могу передать эти земли и эти руины в пользование вашей общине, – расставив руки в стороны, он сделал шаг к старейшине. – Но у меня будет одно условие. Вы станете хранителями этого священного места и будете возносить молитвы за невинно убиенных и сгоревших здесь заживо. Вы будете молиться, чтобы их души обрели покой, – не опуская рук, визирь сделал еще несколько медленных шагов вперед и остановился, когда мог уверенно рассмотреть глаза старика.
«Внемли мне. Повернись и скажи своим людям, что вы выполните волю халифа», – приказал он, вложив в эту мысль силу голоса бога.
Нервно дернув плечами, словно кто-то несильно стегнул его плетью, старейшина повернулся к толпе.
– Дети мои. Великий халиф ар-Рашид дарует нам эти земли, чтобы мы вознесли молитвы Всевышнему за упокой метущихся душ, – он воздел к небу руки и умолк в этой странной позе. Люди в толпе начали недоуменно переглядываться.
– Скажи им, чтобы возвращались в свои дома и готовились к молитве, – сквозь зубы прошипел аль-Фадль.
– Вернемся же в наши дома и будем готовиться к полуденной молитве, – хриплым голосом прокричал старейшина. Толпа осталась стоять, переминаясь с ноги на ногу, поглядывая то на своего предводителя, то на прикрытых щитами воинов за спиной визиря.
– Скажи им, что если они не послушаются, то их постигнет страшная кара Всевышнего. Их род будет проклят до седьмого колена, а души пожрет джаханнам39.
Услышав, какие беды сулило им неповиновение, люди начали расходиться.
– Иди и ты, – приказал аль-Фадль старейшине. – И проследи, чтобы твоя паства усердно молилась и не покидала своих домов до завтрашнего утра.
Опустив голову и сгорбившись, будто под тяжестью непосильной ноши, старик пошел вслед за своими.
– О мудрейший! Как тебе удалось убедить этих грязных бандитов разойтись? – раздался сзади шепот Абу Барака.
– На то была воля Всевышнего. Ничто в этом мире не происходит без его воли, – визирь оглянулся на старого воина. – Пошли за ними разведчика. Пусть узнает, где их поселение. Когда вернемся в Шираз, я прикажу послать сюда отряд, чтобы очистить эти руины от богопротивного сброда.
– Позволь это сделаю я. Ночью, когда они будут спать, мои воины тихо войдут в их дома и перережут всем глотки, как баранам.
– Ночью мы будем уже далеко. Пошли людей вниз, в усыпальницу, пусть поднимут сундук и отнесут его в мой шатер. Остальные пусть завалят вход и собирают лагерь. Мы покинем это место, как только будет навьючена последняя лошадь.
В шатре аль-Фадль без труда открыл сундук и с довольным видом осмотрел содержимое. Он был доверху наполнен золотыми дариками40, общим весом чуть больше двух талантов. Это был дар, с которым персидский правитель должен был прийти к вратам богов. Несметное сокровище даже для самых богатых вельмож халифата. Место, где оно хранилось, было частью знаний, полученных у Источника. И таких мест визирь знал много. А еще он знал расположение золотых, серебряных, оловянных залежей в халифате, Византии и западной части того, что осталось от Римской империи. Он был богат. Сказочно богат. С таким количеством золота он купит себе высокое положение в Иерусалиме, а затем и в Византии. Там он найдет следующего сподвижника. Правда, чтобы освоиться в Стране Ромеев41, нужен знающий местные нравы и обычаи компаньон. Один такой как раз был у визиря на примете.
Начало IX века. Византия. Константинополь
В попытке восстановить величие Римского государства, обезопасить свой трон и поставить быстро набирающее силу христианство на службу власти император Константин провел несколько важных реформ. Он сделал учение о Христе официальной религией и перенес столицу в восточную часть империи в город Византий, стоявший на берегу пролива, соединяющего Босфор и Мраморное море. Позднее Византий был переименован в его честь и стал называться Константинополем.
В 395 году Римская империя разделилась на Восточную и Западную, каждая под управлением своего императора. Меньше чем через сто лет Западная римская империя прекратила свое существование, пав к ногам варваров. Период античного расцвета в Западной Европе завершился. На тысячелетия наступили «темные века» с характерной деградацией культуры, науки, ремесел и разрушением построенной Римом развитой инфраструктуры.
В то время как на западе континента на фоне церковного мракобесия царил упадок и разорение, восточная часть Римской империи – Византия – процветала. С момента падения Рима она почти тысячу лет оставалась самым могущественным государством Европы и в периоды своего расцвета контролировала территории от Атлантики до Кавказа. Ее императоры сохранили, приумножили культурное, научное и философское наследие античных Рима и Греции и направили христианство в более гуманное русло, позволявшее определенную свободу мысли и трактовок священных текстов.
Как и любая другая крупная империя, Византия развивалась циклично. После периода расцвета и экспансии шел спад, спровоцированный внутренними противоречиями и внешним давлением, которое особенно ощущалось на юге, где раскинулась еще одна мощная держава средневековья – Багдадский халифат. Два государства предприняли несколько вооруженных попыток завоевания гегемонии в регионе Восточного Средиземноморья и Западной Азии. Поняв, что силы примерно равны, а значит, войны являются бесполезной тратой ресурсов, Византия и халифат в VIII веке смирились с неудобным соседством. Они установили столетний период «существования без большой войны», изредка прерываемый приграничными конфликтами разной интенсивности. Такой мир был выгоден обеим сторонам, поскольку стимулировал активную торговлю, обмен знаниями и, несмотря на разные религии, способствовал взаимному проникновению культур.
* * *
В VIII веке Византия вновь выходила из череды кризисов, спровоцированных иконоборчеством42, восстаниями черни в далеких провинциях и военными конфликтами с болгарами на севере и арабами на юге. Этот нелегкий период закончился с приходом к власти императора Исавра, основавшего династию, правившую почти сто лет. Исавру удалось восстановить спокойствие на границах и внутри страны и заложить основы нескольких сотен лет процветания и развития, которые позже историки назовут Македонским ренессансом Византии.
Столица Византии Константинополь была богатым, процветающим городом, полным своих забот, радостей и всяких интересных событий, привлекавших толпы горожан. Неудивительно, что никто не обратил внимание на богатого торговца, прибывшего из Иерусалима в гавань Феодосия43 на двух больших грузовых трехпарусных дромонах44. Звали его Исмаил ибн-Фадей. Такая смесь в одном имени иудейских и арабских частей нередко встречалась среди иерусалимской знати, старавшейся сохранить религиозный мир в процветающем многонациональном городе, который стал одним из торговых центров Средиземноморья.
Когда офицер портовой таможни поднялся на борт, чтобы собрать пошлину, богатый купец попросил отметить его в списках как Фадея Иерусалимского из гильдии торговцев пряностями. Торговцы из города Гроба Господня были желанными гостями в Константинополе. Они приносили вести с родины Христа и делали щедрые пожертвования на строящиеся храмы. Оформление и досмотр судов прошли быстро. Византиец осмотрел тюки, амфоры и бочки с товаром, выписал прескрипт с суммой сентестимы45, положенной к оплате в портовой администрации, вручил капитанам небольшие флаги с гербом Константинополя, разрешающие пребывание в порту, и, получив от торговца суму с дарами из Святой Земли, сошел на берег.
Когда суета закончилась, Фадей, а именно под таким именем прибыл в Константинополь бывший визирь багдадского халифа аль-Фадль ибн Наубахт, вышел на палубу и осмотрелся.
– Впечатляет, – уважительно покивал он головой, посмотрев в сторону Большого дворца, башни которого сияли на солнце золотом, возвышаясь над идущей вдоль берега высокой стеной. – Роскошь Византии отличается от роскоши халифата. Она более вычурная, поражающая излишествами. Наши дворцы снаружи выглядят скромнее. Интересно, что там внутри?
– Ты будешь удивлен богатством убранства дворцов, о мудрейший, – ответил стоящий рядом ас-Сафах. – Византию неспроста продолжают называть страной Ромеев, хоть здесь все уже давно говорят на греческом. Эта страна стала наследницей Рима во многих вещах и сохранила его величие, пафос и тягу к роскоши и символам величия.
– Может быть, это и хорошо, – взглянул на него Фадей. – Если знать тянется к роскоши, значит, ее легче будет купить.
– О да. И знать, и придворные, и префекты – все жаждут получить рашват46.
– Тем легче будет наш путь наверх. Ты, почтенный ас-Сафах, распорядись, чтобы приказчик оплатил пошлину. Потом мы с тобой сойдем с корабля и отправимся на небольшую прогулку в город. Ты, Абу Барак, – он жестом подозвал командира личной охраны, – дашь нам четверых телохранителей. Сам же останешься на борту следить за товаром. Да, и пошлите кого-нибудь в порт, чтобы достал нам коней.
– Это невозможно, мудрейший. Здесь только императорская кавалерия может ездить по улицам на конях и колесницах. Улицы слишком узки и многолюдны. Кони создают массу неудобств.
– На чем же они перемещаются по городу?
– Пешком или на паланкинах.
– Хорошо. Тогда найдите мне паланкин побольше, чтобы мы вдвоем могли поместиться. А я пока пойду переодеться в местное платье.
Прогулка по городу заняла почти весь день. Паланкин оказался вполне удобной для двоих небольшой каретой на четырех колесах, которую спереди и сзади толкали по два невольника, державшиеся за недлинные жерди. По мощеным камнем улицам, заполненным горожанами, двигался он медленно, со скоростью пешехода, давая возможность через закрытые крупной сеткой широкие окна рассмотреть, что творится вокруг. Впереди шел важный глашатай, скорее всего, хозяин паланкина и невольников. Он оглашал окрестности громкими криками, давая всем понять, что едет знатная уважаемая персона, и бесцеремонно расталкивая зазевавшихся или не в меру нерасторопных прохожих. Справа и слева от паланкина, держась за специальные ручки, шли по паре телохранителей Абу Барака без щитов и мечей, но в легких доспехах и с висящими на поясе длинными кинжалами.
Гавань Феодосия покинули через восточные Иудейские ворота, ближе к которым пришвартовались корабли Фадея. По довольно узкой улочке, заставленной лавками и лотками портовых торговцев, продававших всякую мелочь, прошли на север до Форума Быка47. Там остановились, чтобы посмотреть окружающие площадь роскошные дома богатых торговцев и людей, суетящихся вокруг статуи медного быка размером в два человеческих роста.
– Что они делают? – спросил Фадей глашатая (греческий язык, как и многие другие, был частью великого дара, полученного от Источника).
– О! Сегодня четвертый день недели. Завтра пятый – день применения Эклоги48, день, когда вершится суд. Это, – византиец потыкал пальцем в сторону бронзового быка, – это Bovem Aereum49 – страшное орудие казни для тех, кто совершил тяжелые преступления. Видишь, под ним люди раскладывают хворост и дрова. Внутри бык полый. На его спине есть крышка. Через нее в утробу быка садят приговоренного к смерти. Потом внизу разводят костер и человек в быке жарится заживо, оглашая округу страшными криками, которые вырываются наружу через открытый рот быка.
– Ужасная смерть, – покачал головой Фадей.
– Именно такая ужасная смерть удерживает многих от того, чтобы предать веру и императора.
– Когда казнь? – на ломаном греческом спросил ас-Сафах.
– Бык огласит округу своим ревом завтра вечером.
– И кого казнят?
– Десяток грабителей и одного молодого звездочета и математика по имени Дука. Я его хорошо знал. Он учил грамоте детей портовых торговцев. Этот несчастный юноша осмелился утверждать, что Земля не является центром мироздания. Что она всего лишь круглый камень, который летит в пустоте.
– Да? – поднял брови Мудрейший. – Он это утверждал?
– Я не силен в науках, – пожал плечами глашатай. – Именно так объявлено в вердикте, вывешенном на столбе у площади. Завтра вечером его казнят. Бедный юноша. Он был совсем безобидный. Бесплатно учил детей портовых торговцев грамоте и счету. А они, неблагодарные, даже не смогли собрать на выкуп горсть нумий50 и выступить поручителями.
– Отчего же такая неблагодарность?
– Торговцы не хотят идти против церковного трибунала. Преступление против веры, публичное оспаривание постулатов – страшный грех, караемый смертью. Так что если сегодня к вечеру никто не поручится за беднягу и не внесет залог, то завтра его, к радости толпы, вместе с десятком других преступников зажарят в медном быке.
– Понятно, – медленно проговорил Фадей, задумчиво глядя, как люди раскладывают дрова под быком и тянут к нему стоявший поодаль постамент. – Где же держат этого несчастного юношу?
– В Первой Претории51. Той, что к северу от Софии52, – глашатай показал рукой вдоль Месы – широкой магистрали, пересекавшей город с запада на восток.
– Почему бы нам не прогуляться в ту сторону. По-моему, эта дорога ведет к центру.
– О да! Эта дорога ведет к Ипподрому, Святой Софии и Большому дворцу53.
Дорога до Ипподрома, за которым находилась София, заняла больше часа. Невольники тянули паланкин вдоль пышных дворцов местной знати, развернувшихся на площадях пестрых рынков и величавых соборов. Через затянутое сеткой окно Фадей рассеянно смотрел на все это богатство и думал о бедном юноше, которого завтра ждала мучительная смерть. Как никому неизвестный математик мог прийти к выводу, что Земля не является центром Вселенной, а движется в пустоте по определенному Всевышним маршруту? Он сам, звездочет и астролог, не раз задавался вопросом о движении светил по небу, а ответ нашел, только познав истину у Источника. Этот молодой ученый заслуживал внимания и явно стоил больше горсти медных монет.
Первая Претория располагалась чуть севернее Месы между Форумом54 Константина и Софией. Дворец префекта, управляющего городскими делами, впечатлял. Помпезное двухэтажное здание с портиком из колонн и статуй, окруженное большим садом, где среди деревьев располагались дома для прислуги и охраны. С обратной стороны дворца была пристроена базилика. Рядом с ней находилось здание суда и собраний совета города, а за ним – похожая на конюшню тюрьма.
– Судя по тому, что здание тюрьмы такое небольшое, преступников в огромном Константинополе почти нет, – заметил Фадей, разглядывая Преторию.
– Как бы не так, – ухмыльнулся глашатай. – Преступников хватает. Просто их не держат в тюрьмах. Самых страшных бандитов, разбойников, тех, кто открыто пошел против веры и императора, казнят. Тем, кто помельче, – воришкам, казнокрадам, клеветникам – отрубают кисти рук и отпускают. Но пусть здание тюрьмы вас не обманывает. Сверху над землей только комнаты надзирателя и охраны, да еще малый зал суда для мелких преступлений, не требующих присутствия трибунала. А внизу три этажа мрачных сырых подземелий с камерами для лиходеев.
– Я должен поговорить с настоятелем, – Фадей взглянул на византийца. – Я хочу выкупить беднягу Дука и спасти его от смерти.
– Зачем он вам? – удивился глашатай. – То, что иноземец хлопочет за вероотступника, может надзирателю показаться подозрительным.
– Этот юноша математик. Мне как раз нужен хороший счетовод. А насчет подозрительности не беспокойся. Я умею убеждать людей.
Византиец просто пожал плечами и, прислонившись к паланкину, с любопытством принялся наблюдать за тем, как Фадей из Иерусалима пройдет пару легионеров, охранявших вход в тюрьму. Он ожидал, что легионеры его остановят хотя бы для того, чтобы спросить, куда он идет и с какой целью. Но торговец, проходя мимо охраны, просто взмахнул рукой, и те остались стоять, как вкопанные, не обратив на него никакого внимания.
– Чудеса, – уважительно покивал он и посмотрел на стоящего рядом ас-Сафаха.
Тот лишь пожал плечами и присел на ступеньку паланкина.
Внутри Фадей быстро нашел комнату старшего надзирателя. Тот играл в кости с одним из надсмотрщиков.
– Уважаемые, – вежливо поклонился мудрейший, без стука войдя в дверь. – Я прошу прощения, что прерываю ваше очень важное занятие. Но у меня дело к надзирателю.
– Какое еще дело? Как ты прошел через охрану, иноземец? – удивился надзиратель.
– В ваших застенках томится осужденный юноша. Математик по имени Дука.
– Как ты прошел охрану, я тебя спрашиваю! – надзиратель с угрожающим видом поднялся и положил руку на меч.
– Успокойся. Сядь. Я не желаю вам зла, – взглянул ему в глаза торговец и, когда тот повиновался, перевел тяжелый взгляд своих карих глаз на тюремщика. – Ты тоже оставайся на месте.
– Как ты смеешь! – начал было византиец, но остановился на полуслове, сел и уставился на странного гостя широко открытыми глазами, словно увидел ангела во плоти.
– Так вот. Я пришел, чтобы поручиться и внести выкуп за юношу по имения Дука. Он ведь находится у тебя в темнице?
– Сейчас проверю, – откашлявшись, сказал смотритель, подошел к рабочему столу и раскрыл толстую книгу из листов папируса в затертом кожаном переплете. – Да. Дука Феодосийский мой узник. Условно приговорен к смерти. Завтра, если никто за него не поручится и не внесет выкуп, он будет объявлен казненным и пойдет гребцом на галеры, где проведет остаток жизни прикованным к веслу.
– Так вы не собираетесь его жарить в быке? – поднял брови торговец.
– Нет, – покачал головой надзиратель, – там в списке еще десяток убийц и грабителей. За его преступление, конечно, можно было бы и казнить на потеху толпе. Но, судя по виду, этот щуплый парнишка окочурится от страха еще до того, как его подведут к быку.
– Тогда зачем было объявлять о его казни?
– Трибунал так делает всегда, когда преступление не очень опасное, но попадает под казнь и есть надежда получить выкуп.
– Какой выкуп назначен за юношу?
– Выкуп – один солид55.
– Целый солид? – поднял брови Фадей. – Я слышал, осужденный не стоит больше горсти медяков.
– Солид. За него трибунал назначил выкуп в целый солид, – надзиратель потыкал пальцем в одну из строчек.
– Хорошо. Солид, так солид. Ты можешь оформить поручительство и принять от меня выкуп?
– Могу, уважаемый.
– Но, прежде чем я оставлю здесь свое золото, я бы хотел поговорить с узником.
– Конечно, – покорно склонил голову надзиратель и рявкнул на сидящего с открытым ртом тюремщика. – Эй ты, бездельник! Чего тут расселся! Проводи господина к Дуке Феодосийскому.
Подземных этажей, вырубленных в скалистом основании, оказалось не три, а два. Они спустились на самый нижний. Судя по длине тускло освещенного факелами коридора, камер было десятка полтора. Каждая три на три метра. В некоторых набились до дюжины узников. Другие были вообще пусты. В нескольких, прикованные кандалами к стенам, сидели три-четыре заключенных.
– Вот Дука из порта Феодосия, который сеял богопротивную крамолу среди своих учеников, – тюремщик остановился у камеры, где в разных концах на цепях сидели два человека. Один, старый и немощный, лежал у стены, не подавая признаков жизни. Другой, совсем юный, в простых одеждах, грязный, со ссадинами на лице, отвернулся от света факела и выставил вперед руку, словно защищаясь от удара.
– Этот? – спросил Фадей и, заметив, что византиец кивнул, приказал: – Отопри дверь. Я хочу с ним поговорить.
Видя, что к нему направляется знатный господин в дорогих одеждах, паренек затрясся и попытался отползти в сторону, до упора натянув пристегнутую к стене цепь.
– Не бойся меня, юноша, – торговец поднял руку, и Дука обмяк, глядя на него испуганными глазами. – Скажи мне, за что тебе назначили такое суровое наказание?
– Я… Я… Я рассчитал движение светил по небесной сфере и пришел к выводу, что Земля не является центром мироздания. По воле божьей она вращается вокруг Солнца, а Солнце само несется по небесной сфере по известному только создателю пути. Да это и не сфера вовсе. Она имеет глубину бесконечную и заполнена эфиром невесомым, в котором, как в океане, плавают небесные тела. Но меня приговорили не за мои расчеты, а за то, что я рассказывал о них своим ученикам.
– Что же позволило тебе произвести расчеты?
– Звезды на небосводе двигаются по кругу вокруг Стелла Марис56. Планеты плывут по небу каждая своей дорогой. Я рассчитал скорости их движения и пути по небу и понял, что это не небосвод вращается вокруг Земли, а, скорее всего, Земля находится внутри океана, заполненного эфиром. Она сама похожа на шар, который вращается вокруг своей оси и вокруг Солнца. Вместе с ним они плывут по эфиру среди других тел.
– Очень интересно, – Фадей присел перед узником на корточки. – А Луна? Где в этой картине ее место?
– Луна? – юноша покусал пересохшие губы. – Луна не подходит ни под одно мое вычисление. Я до сих пор не смог понять, что заставляет ее идти по ночному небосклону и менять свой облик, являя его и ночью, и днем, и в ранние часы. Мне нужно больше времени.
– Дука из порта Феодосия, я хочу тебя поздравить. Ты рассчитал угловые скорости планет и пришел к выводу, до которого не могли додуматься все астрологи мира. Ты прав. Земля – это шар. Он вращается вокруг Солнца. Солнце – тоже огненный шар, дышащий небесным жаром. Движимые волей Всевышнего Солнце и Земля несутся сквозь небесный океан в облаке звезд.
– Значит, мои расчеты верны, – улыбнулся детской улыбкой юноша и тут же сник. – Но сейчас это уже ничего не меняет.
– Хочешь посмотреть, как выглядит то, что рассчитал? – в глазах торговца тускло сверкнули отражения факелов. – Дай мне свою руку и не отводи глаз.
Юноша положил дрожащую руку на ладонь торговца, секунду помолчал, а потом прерывисто всхлипнул, словно у него перехватило дыхание.
– О боже, – выдохнул восхищенный Дука, не в силах отвести взгляд.
Перед его глазами возникла картина центральной части Константинополя с высоты, словно он оседлал гигантскую птицу и наблюдал за всем из облаков. Потом божественная птица могучим рывком поднялась выше и показала весь город, и Мраморное море, и часть Черного. Потом еще рывок, и он уже видит все Черное, половину Средиземного моря и всю Малую Азию. Затем еще один взмах могучих крыльев, и его взору предстает голубая планета в дымке белесых облаков, плывущая в пустоте пространства, из которого на него удивленно взирали звезды. А справа ярким светящимся оком сияло солнце. Через миг оно превратилось в точку среди тысяч и тысяч таких же точек. Потом птица ушла в бесконечность, явив величественное зрелище звездной спирали с закрученными отростками, сияющими россыпью мириадов самоцветов. И каждый из этих самоцветов был огненным шаром, похожим на Солнце. Вся эта божественная конструкция медленно вращалась вокруг своей оси в полнейший тишине и бесконечности мироздания.
– Что это? – прошептал завороженный чудесным видением Дука.
– Это мир, которой создал Всевышний. Мы лишь крохотная его часть. Нам предстоит узнать столько всего, что ни в одном языке нет слов, чтобы это описать. Хочешь ли ты, Дука из порта Феодосия, быть частью этого познания? Хочешь ли увидеть и узнать то, что не дано другим. Хочешь ли нести людям свет божественной истины?
– О мудрейший! Я не мыслю для себя доли и судьбы более высокой и благородной, нежели служить этой миссии.
– Тогда встань и пошли со мной к свободе, – Фадей помог юноше подняться и приказал тюремщику: – Освободи его. Я забираю этого юношу с собой.
Когда Фадей вышел из тюрьмы, ведя, как ребенка, за руку щуплого юношу, глашатай уважительно поцокал языком.
– А этот торговец из Иерусалима совсем непрост, – проговорил он, взглянув на поднявшегося с откидных ступенек паланкина ас-Сафаха.
– Ты и представить себе не можешь, насколько непрост, – пренебрежительно хмыкнул тот.
– Как вам удалось уговорить тюремщиков отпустить бедолагу? – спросил византиец, когда мудрейший с юношей подошли.
– Пришлось заплатить целый солид, – ответил тот.
– За него? Золотой солид? И зачем вам такой худой и немощный невольник? Да еще за целый солид, – возбужденно замахал руками глашатай.
– Поверь мне. Он стоит заплаченных денег, – Фадей бросил на глашатая быстрый взгляд, и тот сразу стих, отступил в сторону.
– Вот, мой юный друг Дука. Это – почтенный ас-Сафах, мой партнер по торговому делу. Вот это, – он достал из внутреннего кармана халата небольшую деревянную табличку на кожаном шнурке с печатью надзирателя тюрьмы на одной стороне и короткой надписью: «Выкуп уплачен. Поручитель Фадей Иерусалимский». – Вот это ты наденешь на шею и будешь носить, пока люди не забудут о твоем приговоре и не свыкнутся с тем, что он с тебя снят.
– Я теперь твой невольник? – в глазах юноши мелькнула тень страха.
– Нет. Ты теперь мой ученик. Эта табличка нужна, чтобы ты мог свободно передвигаться по городу и порту. Многие знают, что ты был приговорен. Это подтверждает, что я заплатил выкуп и поручился за тебя.
– Спасибо, мудрейший, – Дука взял табличку, повесил на шею и спрятал ее под хитон57.
– Это, – Фадей достал из-за пазухи кошель и вынул оттуда серебряную монету. – Это милиарисий58 тебе на то, чтобы ты пошел и купил себе приличной одежды и прочих вещей, в которых ты нуждаешься. У тебя время до завтрашнего вечера. Сходи домой. Попрощайся с близкими.
– У меня нет дома. У меня нет близких. Мои вещи остались в ночлежке. Единственное, что мне дорого, – это мои приборы, записи и кольцо, которое мне передал отец, – юноша потер простенькое медное кольцо на безымянном пальце.
В этот момент мудрейший почувствовал легкий дискомфорт, как будто кто-то выкрикнул в его сторону оскорбление или угрозу. Ощущение было мимолетным и тут же пропало. Он оглянулся. Вокруг все осталось по-прежнему. Прислушался к себе и, убедившись, что странное чувство пропало, снова обратился к Дуке.
– Тем лучше. Забери все, что тебе дорого, остальное, что нужно, купи новое. Одной монеты хватит с лихвой.
– Можно, я вместо одежды куплю книгу, – юноша умоляюще посмотрел на торговца.
– Что за книга?
– Это моя книга. Вернее, не моя. Когда я был учеником у великого математика Лео, я переписывал труды великих греческих математиков Евклида, Архимеда, Аполлония и других. Это, наверное, самое полное собрание трудов по математике в Константинополе. Я бы хотел ее купить. Правда, одной серебряной может не хватить.
– Не беспокойся о своей книге. Скоро мы посетим твоего учителя, и ты ее получишь, если она все еще будет тебе нужна.
– Но Лео – придворный математик. Он очень занят. К нему не так просто попасть.
– Ни слова больше, юноша, – поднял руку Фадей. – Иди и делай, что я тебе сказал.
– Слушаюсь, мудрейший, – Дука поклонился и, прижимая серебряную монету к груди, зашагал по улице в сторону ближайшего рынка.
– Зря отдали ему столько серебра, – вздохнул глашатай. – Он не вернется.
– Вернется, – уверенно ответил Фадей и залез в паланкин.
– Это твой новый сподвижник? – спросил ас-Сафах, когда они уселись.
– Он слишком юн и неопытен для сподвижника. Но у него есть потенциал. Пока будет моим учеником, а дальше посмотрим.
– Прежде чем учить, его нужно будет кормить неделю жирной бараниной с рисом.
– Ничего, – улыбнулся мудрейший. – У меня на корабле отличный повар. А пока я видел достаточно для первого дня. Возвращаемся на корабль. Вечером ты возьмешь паланкин и отправишься в гильдию торговцев пряностями к своим давним партнерам по торговле. Поговори о делах. Расскажи о товаре. Поторгуйся. Расспроси об обстановке в городе. И выясни, можно ли купить или надолго снять здесь приличный дом. Большой, комфортный, но не слишком пафосный. Лучше не в городе, а в ближайших окрестностях. Мы здесь останемся на пару лет.
– Слушаюсь, мудрейший, – поклонился торговец.
Ждать Дуку до следующего дня не пришлось. Он вернулся вечером с тюком одежды и громоздким круглым прибором, на поверхности которого расположились несколько колец и планок.
– Астролябия59? – вместо приветствия спросил Фадей, когда юношу проводили в его каюту. – Откуда она у тебя?
– Я сделал ее сам по чертежам Аполлония Пергского60. Чертежи эти я срисовал у Лео-математика.
– Хм… – мудрейший взял прибор и повертел в руках. – Довольно тонкая работа. Видно, делал хороший ремесленник.
– Я заказал ее у мастера по бронзе. Она обошлась мне в полторы серебряные монеты. Чтобы за нее заплатить, я ел только хлеб и пил воду почти полгода. А еще бесплатно учил математике сына мастера.
– Твое рвение к знаниям удивляет. Как и твоя наивность, и бескорыстие. Первое мы приумножим, а второе исправим. Теперь ты сам будешь в роли ученика. Сейчас тебе покажут твою каюту. Отнеси туда вещи, умойся, переоденься и возвращайся сюда. Я как раз собирался ужинать. Разделишь со мной трапезу.
– У меня будет своя каюта? – пролепетал изумленный Дука.
– Вначале каюта. Потом, когда мы обзаведемся здесь домом, своя комната и свой слуга. Это если ты будешь прилежным учеником и оправдаешь мои надежды.
– О боже! – сияя от счастья, юноша выбежал в дверь.
– М-да. Тут у нас работы непочатый край, – пробурчал Фадей и позвонил в серебряный колокольчик, чтобы вызвать слугу.
Когда Дука вернулся, повар заканчивал сервировку ужина на восточный манер. Посреди стола расположилось большое блюдо с рисом и тушеными овощами, на которые были выложены куски жареной баранины. Рядом на серебряном подносе лежала горка свежих горячих лепешек, приготовленных в тандыре, стояло блюдо с фруктами и два графина с лимонадом и вином.
Осмотрев переодевшегося и смывшего с себя городскую пыль юношу, Фадей одобрительно покивал головой и жестом пригласил его за стол.
– Садись, мой юный друг, сейчас ты поведаешь мне свою историю от рождения до приговора за преступление против веры, – он взял серебряный кувшин с разбавленным вином и наполнил два кубка.
– Что тут говорить, – пролепетал Дука, не в силах оторвать глаз от сочных кусков баранины.
– Ладно, поешь сперва, – улыбнулся Фадей.
Шумно сглотнув, юноша схватил кусок мяса и жадно впился в него зубами, потом лепешкой зачерпнул рис и отправил себе в рот. Запил все вином и, поглядывая на хозяина, с виноватым видом принялся жевать.
– Пока ты ешь и рот твой занят, я расскажу о себе, – мудрейший сделал глоток вина, отломил руками кусочек пряной баранины от лопатки и принялся его с наслаждением жевать. – Я Фадей из Иерусалима. Торговец пряностями. Но не это мое основное занятие. Несколько лет назад на меня снизошло благословение Всевышнего. Он открыл мне суть вещей и указал путь, по которому я должен идти и вести за собой достойнейших. Он дал мне великую миссию и великий дар, чтобы ее выполнить. Всевышний открыл мне дверь в чертог познания. Теперь я знаю все, что знает человек, и все, что он будет знать. Я не понимаю этих знаний. Они очень сложны для меня. Помнишь, как в камере ты летал на божественной птице, видел Землю с небесной высоты, и Солнце, и другие светила. Я не понимаю, что это было и как работает небесная механика, но знания об этом покоятся здесь, – он постучал себя пальцем по виску. – Знания обо всем. Я знаю, как устроено дерево, воздух, вода. Я вижу чертежи сложнейших механизмов, которые пока не могу понять. Я знаю, как получить энергии настолько мощные, что они одним дуновением сотрут Константинополь с лица земли.
– Даже Константинополь? – замер Дука с открытым ртом, полным риса и баранины.
– Даже Константинополь, – важно кивнул Фадей и поймал взгляд юноши. – Мне открылось перевернутое стволом вверх сияющее древо истины. Каждая его веточка – это наука, каждый лепесток – новое знание. Открылось мне и то, что человек находится в самом начале пути. Дорога наверх по древу ведет к все более и более невероятным открытиям. Веточки, сливаясь, создают новые науки и открывают новые знания, а в конце всего – сияющий ствол вечной истины, уходящий в бесконечность. Моя миссия – вести человечество по древу знаний, шаг за шагом открывая новые страницы. Подсказывая достойнейшим решения, подталкивая замешкавшихся, поднимая споткнувшихся, возвращая на дорогу к свету заблудших, устраняя препятствия.
– О мудрейший, – прошептал Дука, завороженно глядя в глаза Фадею. – Я вижу. Я все вижу. Сияющее древо знаний, растущее стволом вверх. Оно великолепно. Миссия твоя божественна в своем величии. Великий дар, которым ты обладаешь, не поддается описанию. Я преклоняюсь пред тобой и твоей миссией.
– Теперь это и твоя миссия. Мы находимся в самом начале пути. Человек в одиночку не способен нести светоч знаний. Для этого не хватит ни жизни, ни сил. Поэтому волей Всевышнего я подбираю достойнейших из ученых мужей, чтобы они стали моими сподвижниками. Я передаю им великий дар, и они становятся мудрейшими, как и я.
– Выходит, я… – юноша вытер влажным полотенцем губы и приосанился.
– Нет, – добродушно улыбнулся Фадей. – Ты пока еще слишком юн. Ты будешь моим учеником, а когда возмужаешь и если оправдаешь доверие, то станешь мудрейшим и будешь нести людям свет знаний.
– Благодарю! Благодарю! – Дука вскочил из-за стола и упал на колени перед Фадеем. – Отныне моя жизнь принадлежит тебе. Я твой покорный слуга, раб и верный ученик.
– Отныне твоя жизнь принадлежит великой миссии – вести людей к истине. Осознай важность того, что сейчас произошло, и будь достоин и горд тем, что провидение выбрало тебя, – глаза мудрейшего сверкнули едва заметными угольками.
Юноша на секунду замер, потом тряхнул головой, словно приходя в себя после короткого обморока, встал, с достоинством поклонился и вернулся на свое кресло.
– Все будет так, как ты сказал, мудрейший, – Дука сделал глоток вина. – Отныне твоя воля – закон.
– Вот и славно, – Фадей снова наполнил кубки. – А теперь расскажи о себе.
– Что тут говорить. Отец мой был мелким торговцем в этом порту. Дела шли не очень, но на еду, жилье и одежду хватало. Потом он и еще десяток таких же бедолаг подкопили немного серебра, скинулись на партию товара и наняли корабль, идущий в Колхиду61. Корабль этот вместе с товаром пропал. То ли попал в шторм и сгинул в море, то ли пираты напали. Никто не знает. Префект Колхиды на запрос ответил, что судно у их берегов не появлялось. В других портах Черного моря тоже. В Константинополе его признали пропавшим и прекратили поиски. В ту партию товара мой отец вложил все деньги и даже заложил комнату, в которой мы жили. Так что мы остались совсем нищими. Отец перебивался разнорабочим в порту. Старшую сестру удалось выдать замуж. А меня за еду и кров определили в слуги ко дворцу богатого горожанина. Я помогал на кухне, мыл полы, делал всякую работу по дому. Моего хозяин звали Лео-математик. Он был математиком и механиком при дворе императора. Я об этом позже узнал. Много времени он проводил в Большом дворце, а по вечерам приходил домой и учил вычислениям, геометрии и астрономии группу юношей, которых он сам подобрал из разных семей. Лео говорил, что они подают надежды. Вечером работы было не очень много, и я часто сидел на парапете портика и слушал рассказы о цифрах, о линиях, о звездах. Понемногу я начал понимать, о чем он говорит, и даже решать простенькие задачи. Один раз он что-то спросил у своих учеников. Я не сдержался и ответил. Я думал, Лео меня накажет, но он после урока подозвал к себе и начал разговаривать. Потом задал мне несколько задач, которые я решил. После этого он приказал выделить мне одежду получше и три раза в неделю давать мясо на ужин. А еще он приказал мне сидеть на его уроках вместе с учениками. Другие слуги очень невзлюбили меня за это. Но мне нравилось. Я готов был терпеть и тумаки, и издевки, только бы слушать и внимать, что говорит Лео. Понемногу я стал его лучшим учеником. Он освободил меня от обязанностей прислуги, пустил в свою библиотеку и даже доверил переписывать труды великих математиков прошлого и вести уроки с младшими учениками. Так я познал математику, геометрию и астрономию. Потом во дворце что-то случилось и Лео уехал к себе на родину в Грецию в Фессалоники62. Там он был рукоположен в архиерейский сан и, кажется, служил архиепископом. Я очень переживал его отъезд. Лео был единственным, кто меня защищал. Как только он уехал, слуги его жены выгнали меня из дома. Я вернулся в порт и начал учить детей торговцев математике. По ночам я забирался на крышу дома и наблюдал за звездами, думал, вычислял, проводил расчеты. На их основе у меня в голове сложилась картина небесных сфер. Я был так увлечен, что стал рассказывать о ней своим ученикам. Ну а они рассказали своим родителям. Потом об этом стало известно священникам из портовой базилики. Ну а дальше вы знаете. Я понимаю, что совершил ошибку. Если бы я не рассказывал свою картину мира здесь, в порту, а делился ей с другими учеными мужами, то ничего не было бы. Ученые изыскания здесь не запрещены. Наоборот, приветствуются. Но вот распространение среди горожан идей, которые противоречат церкви, караются сурово.
– Да. Это печальная и поучительная история, – покивал Фадей. – Какой же ты урок из нее вынес?
– Жизнь человека не стоит ничего, – вздохнул юноша. – Еще. Знания могут озарить твой путь, но могут и привести к гибели, если ими неправильно пользоваться. И еще. Для каждого знания свое время. После того что ты мне сказал, я понял, что время для моей картины мира еще не пришло.
– Для молодого ученого это очень мудрые слова. Запомни их и сделай для себя правилом. Знания, как лук. Ими можно убить кролика, чтобы накормить семью. Можно отогнать бандитов от своего дома. А можно пустить стрелу в невинного путника, чтобы забрать его кошелек. Все зависит от того, в чьих руках этот лук.
– Я запомню эти слова на всю жизнь, мудрейший.
– Скажи мне. Этот Лео-математик. Где он сейчас?
– Он вернулся в Константинополь. Снова был принят ко двору. Сейчас он придворный математик и механик. Он уже не берет учеников. Он все время занят тем, что мастерит диковинные механизмы для украшения тронного зала императора.
– Вот как? – поднял брови Фадей. – Познакомь меня с ним.
– Я? – удивленно раскрыл глаза юноша. – Но меня и близко не пустят к дворцу.
– Помнишь, я говорил про достоинство и гордость. Если мы не будем верить в себя, мы не выполним свою миссию. Ты должен будешь пройти во дворец и встретиться со своим бывшим учителем. Это станет твоим первым уроком. Не бойся. Я тебе помогу. Ты уже узрел издалека перевернутое древо истины. Завтра ты получишь частичку великого дара, которым меня наделил Всевышний. Дара убеждения. Дара подчинения людей своей воле.
На следующее утро Фадей и Дука вышли прогуляться вдоль пирсов порта. В новой одежде да еще в компании богатого иноземца юноша выглядел смущенным под взглядами местных, большинство из которых он знал с детства.
– Ты чувствуешь себя скованно, – заметил мудрейший.
– Еще бы, – нервно повел плечами Дука. – Все здесь знают, что сегодня вечером меня должны казнить, а я расхаживаю по пирсу в новой одежде, сытый и довольный, в компании богатого иноземца.
– Тебя это не должно волновать. Я заплатил выкуп и выступил поручителем. Забудь прошлое. Почувствуй себя человеком, способным вершить судьбы других. Пробуди в себе достоинство и гордость, иначе люди не будут тебя уважать.
– Вершить судьбы других может только император.
– Неверно. Первый вершитель судеб – Всевышний. От него я обрел великий дар нести людям свет. Значит, я выполняю его волю. А раз так, то я могу быть вершителем судеб. Ты – мой ученик. Ты перенимаешь от меня зерна знаний и крупицы великого дара. Ты поклялся выполнить божественную миссию, выполнить волю Всевышнего. Значит, и ты как проводник его воли можешь быть вершителем судеб. Просто пробуди в себе достоинство и гордость. Они, как искра, упавшая в сухую траву, зажгут пожар внутренней силы. Тогда ты сможешь убеждать людей и подчинять их своей воле.
– Достоинство и гордость? – рассеянно переспросил юноша. – Но как?