Погоня

Его следы пахнут осенью и первым морозом. Он хорош в охоте и погоне, я – в выслеживании. Потому-то, как только колесо года повернёт от Литы к Мабону, я пускаюсь в дорогу. Времени у меня – до Самайна, до холодного дня межвременья, и не было ещё случая, чтобы я опоздала.

Он, конечно, знает простые правила: не ночевать на одном месте дважды, не есть там, где спит, не готовить там, где ест… Не могу сказать, что это сильно усложняет мне задачу. В северных лесах я читаю его следы во мху, нахожу остатки кострищ и смазанные пятна крови жертв – и не всегда это звери. На сером холодном побережье, где соль и йод заглушают его запах вернее любых чар, я иду по цепочке из блестящих слюдяными искорками гладких камней, ракушек и водорослей, выброшенных волнами на берег. Умирание – вот что выдаёт его, куда бы он ни шёл. Маленькие следы смерти, столь незаметные, что легко принять их за обычный порядок вещей.

В этот раз я догоняю его в большом городе. Здесь в густой черноте ночи всеми цветами сияют стеклянные башни, их острые шпили теряются в небесах, и тучи, как огромные киты, медленно огибают гладкие прозрачные грани.

– Уж не новый ли это Ис? – спрашиваю я сама себя.

О, как я благодарна ему, что преследование завело меня в этот уголок мира!

Но я не тешу себя надеждой, что он прячется здесь только ради того, чтобы я насладилась хрупкой стеклянной красотой этого города. Всё гораздо проще – здесь много, слишком много людей, и его след теряется на перекрёстках дорог.

Год за годом я нагоняю его и не сомневаюсь – и на этот раз ему не уйти. Я хожу по улицам, серая и незаметная, спускаюсь под землю, в каменные чертоги, поднимаюсь к самым небесам – к шпилю одной из башен. Его следы пахнут осенью и первым морозом. И я беру след.

Я настигаю его за пару ночей до Самайна, когда сухие листья ржавым ковром укрывают земли, а деревья стоят чёрные и голые, как обожжённые. Он сидит на крыше, на одной из тех, откуда открывается прекрасный вид на сияющие стеклянные башни. И откуда почти не различить многоногого, многоголового змея из человеческих тел.

Он чует моё присутствие куда острее, чем я его.

Иногда мнится, что он поддаётся мне, останавливается и ждёт, когда же я возьму след, нагоню его, приду за ним. Ибо есть в этом мире обычаи и законы, которые даже ему не нарушить.

– Отсюда кажется, что Ис вознёсся со дна океана наполнить сердца людей неумолчной красотой и хрустальным перезвоном. Или Инис Витрин вернулся из пелены туманов.

Голос его тих и печален, ибо знает он – нет в этом городе ничего от прекрасного Ис.

Я не знаю, что ему ответить. Не для меня эти размышления, не для меня печаль по безвозвратно ушедшему. Я только и могу, что гнаться за ним от Литы до Самайна, а настигнув, сказать:

– Господин мой, пора. Господин мой, врата скоро распахнутся, и пробудится змей. Слышите ли вы, господин, как воют в тоске ваши гончие? Час охоты близок, господин мой, я нашла вас, и должно вам возглавить охоту.

Он кивает и хлопает рядом с собой, предлагая присесть рядом. До Самайна есть ещё время, густое, как смола, и такое же тёмное.

И лучше провести его, любуясь стеклянными башнями.


Загрузка...