– Вот, эти колдобобины меня достали! – думала, матерясь про себя, Осанна, руля по разбитому асфальтированному бездорожью-беспределу. По нему можно было плыть, как на вёсельной лодке, будто отталкиваясь от воды, мелкими гребками. Двигаться лучше осторожнее, боясь ухнуть в ямы, потому что диски, ставшие квадратными от наших «фронтовых» дорог, могут не выдержать и, наконец, лопнуть. В таком случае уже никуда не придётся ехать.
Их с Фридой знакомству и отроду нет года, а она мчится навстречу судьбе, подгоняя старенького Альфреда – фолькса, двигающегося по чёртовым дорогам со скоростью беременной черепахи. В мыслях-то она на крутом внедорожнике. В приёмнике громко орёт бешеная Земфира, обожаемая и уважаемая Осанной. Альфред ползёт, пытаясь приткнуться на обочине, чтобы остыть и передохнуть или передОхнуть от этой экстремальной езды.
– Никто тебя не ждёт, особенно эта, довольно молодая ещё, особь, как будто отделившаяся от всего мира, давно не верящая ни в какие идеалы, уставшая от жизни, людей и проблем, – рассуждала Осанна, заезжая по дороге в магазины и разыскивая ростки или луковицы лилий, вроде бы любимых Фридой. Стриженая недавно под Котовского, не стремящаяся выглядеть лучше, чем есть на самом деле, с мужицкими замашками и таким же складом ума, Фрида пыталась, видимо, укрепить себя внутренне, избавиться от прошлого – выстричь его из жизни, чтобы освободить место для нового, или просто избавиться от невыносимо-ненужных воспоминаний вместе с волосами. Если бы всё было так просто, то, думается мне, много лысых людей ходило бы по Земле.
Со слов Фриды (они общались в интернете), Осанна знала, что пару недель назад та приезжала в деревню для открытия дачного сезона, ну и, заодно, проверить всё ли на месте: дом, вещи. Могли ведь и разграбить, что случалось пару раз уже. Нет, всё было на месте. Только вот ночью, в день приезда, кто-то позвонил с незнакомого номера и поинтересовался, не потеряла ли она свою машину. Шкоду Нюшу Фрида всегда оставляла на дороге весной, пока болотистая низина с дорожкой, ведущей к дому, не просохнет. А тут апрель, и снег недавно сошёл. Гаишники, ехавшие мимо ночью в соседний городишко, увидели, что Нюша стоит с распахнутыми настежь дверями. Пробив по базе данных хозяйку, они позвонили, дабы выяснить, в чём дело. В салоне машины было, что украсть, но, как ни странно, всё осталось на месте, не оказалось даже следов взлома. Мистика. Наутро дачницы порулили в город и, встав на перекур у обочины, почуяли знакомый запах бензина. Прикурить, слава богу, не успели. Нашли причину – бензиновый шланг был сорван злоумышленниками. Об этом им сказали в придорожном сервисе механики. Бог мой, как же Фриду трясло и колотило позднее, по дороге домой, от всего происходящего с ней. Прикурив у машины, они могли взлететь в воздух и улететь на тот свет, благодаря какому-то «благожелателю». Кому было нужно выдирать бензиновый шланг? Мысли Фриды крутились возле бывшей Ташки, разобиженной их разводом-расставанием, случившимся не так давно. Но для Ташки было бы немыслимо сложно переться в глушь из Москвы, за триста вёрст, чтобы взломать машину и отомстить за развод. Тем более что, она уже отомстила, приехав недавно к Фриде домой, пока той не было на месте и, забрав оттуда всё ценное и дорогое для девчачьего сердца: газонокосилку, шуруповёрт, дрель, бензопилу и шлифовальную машинку для строительных работ. Телевизор и дорогие лампочки долгого накаливания Ташка тоже приватизировала, не захотев, наверно, чтобы Фрида просветлялась со всех сторон.
– Уж как я зол! – написала Фрида Осанне после случившейся, внезапно для неё, приватизации личных вещей.
Можно бы и свалить всё на мистику, но сделали это всё же люди, что-то хотевшие либо от машины получить, либо её хозяйке навредить.
Осанна добралась-таки до хутора к обеду, прокляв все ямы и дорожные колдобобины. Выйдя из машины и схватив несколько пакетов с продуктами и вещами, Осанна пробралась к дому по болотине, заслушиваясь чудесными свадебными песнями полчищ лягух, головы которых торчали из маленького прудика возле дороги. Ей показалось даже, что некоторые крякают, как утки, призывая сородичей к спариванию, во имя размножения данной популяции.