Рано утром в лесу прошел дождь. По-летнему теплый и несильный, он наполнил воздух свежестью и особым ароматом. Ближе к полудню распогодилось и сквозь густые кроны деревьев к земле пробивались лучи яркого солнечного света. Блики плясали по траве и по листьям деревьев, отражаясь в невысохших каплях дождя. Время от времени то здесь, то там на землю обрушивались струи воды, скопившейся среди листвы. Деревья избавлялись от остатков утреннего дождя; они словно встряхивались, как собака после купания.
По тропе ехали двое всадников. Первый был высок и строен. Он сидел в седле, выпрямившись во весь свой немалый рост, и свысока оглядывал окружающий лес. Светло-коричневый камзол из плотного бархата безупречно сидел на его ладной фигуре. Ноги всадника были затянуты в кожаные штаны такого же светло-коричневого цвета. Начищенные до блеска черные высокие сапоги со шпорами упирались в стремена, украшенные серебряной насечкой.
Всадник был красив той особой мужской красотой, которая неотвратимо привлекает, а порой и губит романтически настроенных глупеньких молодых девушек. Длинные светлые волосы он собрал на затылке и перевязал тонким жгутом. Синие, до странности светлые, глаза не выражали ничего, кроме спокойной уверенности в себе. Щеки и подбородок всадника были тщательно выбриты, словно он не ехал в глухом лесу, а входил в бальный зал. Всем своим видом молодой человек показывал, что все окружающее ему глубоко безразлично, и единственный объект в округе, заслуживающий внимания и почитания – это он сам.
Лошадь всадника была безупречна. Она прекрасно подходила своему хозяину. Гнедая масть лошади гармонировала с костюмом наездника. Казалось, лошадь так же одета в коричневый камзол и черные сапоги. Темный окрас лошади подчеркивал ее силу и выносливость.
Хозяин и лошадь чем-то походили друг на друга – в обоих чувствовалась породистость происхождения. Порода лошади была выведена искусственно, ее годами сохраняли и передавали через отборных потомственных жеребцов и кобыл.
В отношении наездника слово «породистый» обычно заменяли на более благозвучное словосочетание «благородное происхождение», что, в общем-то, особенно не меняло ситуацию. Происхождение молодого человека также являлось результатом селекционной работы. Графы Эниморы, знатные и богатые, всегда тщательно выбирали себе жен. Конечно, дворянское происхождение для невесты было обязательным, но в остальном отбор производили исключительно исходя из физических качеств претенденток. Благодаря такому подходу графы Эниморы славились своей красотой, недюжинной силой и несокрушимым здоровьем.
Именно таким и уродился граф Энимор, ехавший на красавце гнедом. Два месяца назад он похоронил старого графа, своего отца, и теперь направлялся в город Авилон на рыцарский турнир. Он впервые ехал в столицу не в качестве наследника, а как полноправный властитель собственных земель. Это придавало графу значимости в собственных глазах. Справедливости ради следует заметить, что он и раньше не страдал от неуверенности в себе.
Позади красавца наездника плелась фигура, представлявшая собой его полную противоположность. Графа сопровождал невысокий коренастый слуга с крупным невыразительным лицом, лет на десять старше своего хозяина. Мужчина носил обычную для этих мест серую домотканую куртку и такие же штаны. Ехал он на муле, который, опустив голову, мелко трусил по тропе.
Если в королевстве когда-либо слышали о книге Сервантеса, то непременно отметили бы несомненное сходство графского слуги с оруженосцем прославленного идальго. Слуга по имени Брик был так же толст, флегматичен, невозмутим и, по-житейски, мудр. Он в совершенстве владел искусством отлынивать от работы; исполнение же поручений, которых не удавалось избежать, он оттягивал как можно дольше в надежде, что все устроится само собой. Как оно частенько и случалось.
Брик искренне считал себя честным человеком. За все время службы он ни разу не притронулся к кошельку своего господина. Мысль заглянуть туда даже не приходила в его голову. Однако, моральные принципы слуги позволяли беззастенчиво пользоваться хозяйскими припасами. В частности, вчера на вечернем привале Брик от души угостился хозяйской ветчиной с паштетом из гусиной печени, и запил этот харч богов отличным вином из графской фляги. Разумеется, он проделал это, когда хозяин уже спал. Подобное поведение Брик не считал предосудительным и теперь с удовольствием вспоминал свой вчерашний ужин.
Позади всадников трусил на привязи вьючный мул. На его боках качались две большие и тяжелые дорожные сумки. Содержимое сумок тихонько позвякивало в такт походке мула. Громоздкие угловатые предметы выпирали из сумок во все стороны и натирали бока животному. Время от времени мул недовольно фыркал и мотал головой, но продолжал свой меланхоличный бег.
Путники ехали молча. Внезапно, граф забеспокоился.
– Эй, Брик! – не оборачиваясь, произнес он.
Слуга отвлекся от приятных воспоминаний.
– Да, ваша милость! – отозвался он.
– Ты захватил запасную масленку?
– Да ваша милость, конечно.
– Смотри у меня, чтобы не вышло как на прошлом турнире. Помнишь, мерзавец, что тогда случилось?
– Конечно, ваша милость, как сейчас помню. У нас тогда украли масленку, а запасной не оказалось. Я вам вот что скажу. На турнирах завсегда масленки воруют. Это уж так заведено.
– Ну-ну! Ты у меня еще философствовать будешь. Отвечай прямо, подлец, ты точно взял запасную масленку? Или мне слезть и самому проверить у тебя в сумках?
– Да как можно забыть, ваша милость! Вот они лежат рядышком: полная канистра масла и рядом с ней две масленки. Обе новехонькие, только вчера у кузнеца забрал.
– Вот и дурак! Кто же масленки кладет вместе? Если вор залезет в сумку, то сразу обе и украдет. Как только приедем, одну масленку перепрячь. Понял меня, дурья башка?
– Как будет угодно вашей милости. Все сделаю, как вы изволили приказать.
Всадник удовлетворенно кивнул и замолчал. Он снова напустил на себя холодный, равнодушно-презрительный вид.
А слуга еще долго не мог успокоится и ворчал вполголоса:
– Сами-то хороши. Вспомнили про запасную масленку, когда от замка день пути. Ну, забыл я ее, забыл. И что теперь? Домой за ней возвращаться, что ли? Все равно не пожелают, зато будут нудить всю дорогу. Ничего им не сделается. На турнире разберемся. Я, чай, тоже по чужим сумкам лазить умею.
Брик еще долго бормотал что-то себе под нос. На самом деле он понимал, что с хозяином ему повезло. Другой бы и поворчать этак не позволил, сразу оплеухой наградил бы. А его милость граф Энимор горяч, но отходчив, и даже где-то по-своему справедлив. Насколько это слово вообще применимо к знатному господину. У такого служить можно, и вовсе не так обременительно, как думают некоторые. Всегда можно выкроить для отдыха минутку-другую.