Боевой тактический модуль в высотке Трубецких ничем не отличается от приютского. Тот же дуэльный круг, стеклянные стенки и система имитации боя последнего поколения с автоматическим подсчетом очков.
Андрей отрабатывает удары холодно и спокойно, синие глаза потемнели, а лицо приобрело хищное выражение – от привычной насмешливости и легкомысленности не осталось и следа. Синий кинжал в его руках порхает как бабочка, и я едва успеваю уклоняться от точных и стремительных ударов.
Я дразню Андрея, ничего не рассказывая о ночи в заведении Темных, а он вымещает на мне детскую обиду. Парень чувствует себя обманутым: ведь без него поход в логово Темных состояться не мог. Апраксин скорее удавился бы, чем мне помог.
Я отвлекся на пустопорожние размышления, и серия выпадов Андрея достигла цели: он прижал меня к стеклу, навалился всем весом на грудь и приставил лезвие к горлу. Колючий взгляд Трубецкого источает ярость, и я решаю поделиться хотя бы чем-то.
– Семь! – произношу я, сдерживая улыбку.
– Я не буду отвлекаться на табло, ты меня не обманешь! – зло говорит Андрей и сильнее давит локтем на горло.
– Семь раз за ночь, – поясняю я. – Отвечаю на вопрос, который ты задал уже раз двадцать!
– Ты принес жертву всем семи воплощениям Разделенного?! – на лице Андрея появляется саркастическая усмешка, и он вонзает виртуальный клинок мне в шею.
Трубецкой дергается еще до того, как механический голос присуждает ему победу, отпрыгивает от меня и смотрит на свой пах, на котором расплывается синее светящееся пятно.
– Твой противник умер, но яйца тебе отрезать успел! – я не могу удержаться от смеха, глядя на выражение разочарования на лице друга.
– Три – три, ничья, – медленно произносит он. – Еще раз – решающий бой?!
– Ты меня уже загонял, – устало говорю я и наигранно вздыхаю. – Давай остановимся на ничьей?! Или ты хочешь совершить седьмое виртуальное кровопускание во славу Разделенного Бога?
– Система, к бою! – приказывает Андрей, и я вновь захожу в пределы дуэльного круга.
У Трубецкого хорошая техника, недаром его считают лучшим бойцом среди наследников после Цесаревича. Я обязательно поинтересуюсь именами его учителей. Андрей атакует стремительно и с азартом. В отличие от сестры, ему нравится сражаться. Он погружается в бой с головой, а чувство обиды делает его интересным соперником.
Клинок Андрея мелькает у меня перед глазами, я и едва успеваю уклониться вправо, чтобы не проиграть в первые же секунды боя. Отскакиваю назад, уходя от сильного удара ногой и опершись рукой на пол, делаю подсечку. Трубецкой подпрыгивает и обрушивается на меня сверху с занесенным кинжалом.
Перекатываюсь вперед, оказываюсь у него за спиной, вскакиваю на ноги и бью клинком в шею сбоку. Он пригибается, как будто чувствуя направление моего удара, падает на спину и бьет меня обеими ногами в живот. Врезаюсь в них правым боком, обхватываю левой рукой и давлю всем весом.
Мы падаем на пол, и я вонзаю клинок в левое бедро Андрея. Место удара окрашивается синим, и костюм ограничивает подвижность соперника, имитируя последствия ранения. Трубецкой рычит, пробивает меня другой ногой в бок и освобождается от захвата.
Мы поднимаемся на ноги и смотрим друг на друга как злейшие враги. Без тренера в азарте боя можно убить соперника, и я в очередной раз радуюсь, что мы сражаемся в боевом модуле дополненной реальности, а не на настоящем ристалище.
Андрей прищуривает глаза, переносит тяжесть тела на правую ногу и меняет тактику. Он совершает серию быстрых обманных выпадов, которые должны рассеять мое внимание, чтобы я пропустил момент главного удара.
Синий клинок со свистом рассекает воздух и постепенно подчиняет меня асинхронному ритму. Я уклоняюсь, отбиваю удары и контратакую, входя в состояние, напоминающее прострацию. Андрей похож на заклинателя змей, а я – на раздувшую капюшон кобру, выжидающую удобного момента, чтобы ринуться в атаку.
Я увлекаюсь и забываю, что должен поддаться. Закрываюсь от клинка рукой, он вонзается в мою ладонь, а я бросаюсь вперед и наношу смертельный удар в сердце.
Звучит сирена, и система сообщает о моей победе. Андрей недовольно морщится и опускает кинжал. На левой стороне его груди расплывается ярко-синее пятно. Мне приходит в голову, что в боевых модулях Красных ранения окрашиваются в алый цвет, и тренировочные сражения, должно быть, очень похожи на реальные.
– Это было круто! – признается Андрей со все еще кислой миной на физиономии. – Я отыграюсь в следующий раз!
Оружие в наших руках исчезает, виртуальный режим отключается, и стеклянные двери разъезжаются в стороны. Андрей кивает мне, поворачивается спиной и выходит из модуля. У меня на языке вертится множество колкостей, но я молча следую за ним в раздевалку.
– Эй, ну не дуйся! – я кладу руку Андрею на плечо, разворачиваю его к себе и смотрю в синие глаза. – Благодарю за тренировку – следующую предлагаю провести у меня! Спасибо, что помог с логовом Темных – без тебя ничего не вышло бы!
– Ага, если понадобится срочный перепих, обращайся – организую! – желчно отвечает Трубецкой, выныривает из-под моей руки, сбрасывает костюм и заходит в душевую кабину.
– Я же не за сексом туда шел! – кричу я вслед оправдываясь. – Да и секс был обычным – она даже Зов не включала! Просто дурная трата денег – ничего важного я так и не узнал!
Трубецкой не удостаивает меня ответом, и в его капсуле начинает шуметь вода. Я пожимаю плечами и хочу посоветовать ему пару раз сдрочить, чтобы уменьшить градус агрессии, но снова сдерживаюсь. Для злых шуток сейчас не время и не место.
Я занимаю соседнюю кабину и с наслаждением встаю под обжигающие струи. Горячая вода смывает пот и запах черноокой красавицы, который, кажется, въелся в каждую пору кожи. Прошлой ночью я впервые занимался сексом, не приправленным чувствами. Животная похоть и страсть в чистом виде. И с ее, и с моей стороны.
Мы с Алиной обменялись номерами телефонов, но не прислали друг другу ни одного сообщения. Про Кристалл девчонка ничего мне не расскажет, это я понял в первые же минуты общения. Со мной она просто экспериментировала и получала удовольствие. Взаимный обмен оргазмами, и не более того.
От приятных во всех отношениях мыслей меня отрывает стук в стекло. Трубецкой призывно машет рукой и показывает на выход. Киваю, с сожалением выключаю воду и отдаюсь во власть потоков теплого воздуха. Определенно, некоторые функции капсульных душевых кабин – не хуже, чем секс.
В апартаменты Андрея мы поднимаемся молча. В хитросплетениях коридоров высотки Трубецких я ориентируюсь прекрасно, она является точной копией нашей. Отличается лишь внутреннее убранство. Оно более современное, и потому нравится больше.
Перед охранниками, стерегущими вход, я появляюсь в синем халате с атласными инициалами «АТ» на полах. На лицах парней не дергается ни один мускул, хотя они с удовольствием закопали бы меня в мрамор прямо здесь, перед дверью.
– Бить в этот раз не будешь?! – спрашиваю я у Андрея, намеренно останавливаясь в дверях.
– Два часа этим занимался, пора и честь знать! – парирует он.
Я захожу внутрь и оглядываю гостиную. Идеально ровные плоскости, грани и прямые углы. Встроенные в потолок светильники, однотонная покраска стен, мебель, будто собранная из параллелепипедов, и минимум аксессуаров.
Я вспоминаю вопрос, заданный Натальей Романовой у меня в гостях. Комната Андрея абсолютно стерильна, как и моя. Нет ни следа индивидуальности. Если мы с Трубецким поменяемся апартаментами, ничего не изменится ни для нас, ни для наших гостей.
– Ты ищешь что-то, иллюстрирующее мой характер или мои увлечения? – с иронией вопрошает Трубецкой. – Не трать время понапрасну, считай, что я здесь не живу!
Я оборачиваюсь и вопросительно вскидываю брови.
– Пойдем! – говорит он и жестом зовет меня за собой.
Мы направляемся в кабинет, он расположен в той же комнате, что и мой. Когда стеклянная матово-белая дверь открывается, у меня отвисает челюсть. Я вижу комнату-мечту тринадцатилетнего мальчишки. Свою овеществленную мечту.
Стены оклеены плакатами с изображением супер-аристо и рок-звезд, в углу стоит игровой комплекс последней модели, а вдоль длинной стены – огромные акустические колонки. Я с разбега запрыгиваю в компьютерное кресло, и оно послушно принимает форму моего тела.
– Здорово! – только и могу вымолвить я.
Именно о таком я мечтал в детстве, но строгие правила Приюта это категорически запрещали. Портрет же аристо из игровой вселенной мог стоить мне пары недель карцера.
– Одного не понимаю! – с усмешкой говорю я, еще раз оглядывая комнату. – Где фото порно-звезд?!
– Здесь! – отвечает Андрей и стучит указательным пальцем по виску. – А у тебя в сиротском доме они висели на всеобщем обозрении?!
Андрей на мгновение замолкает, а затем пытается сгладить неловкость.
– Расскажи мне о своем детстве в сиротском доме! – смущенно просит Трубецкой.
Я знал, что рано или поздно услышу этот вопрос, но аристократическое воспитание моих новых друзей сдерживало их любопытство. Все они не хотели подчеркивать разницу в происхождении и делали вид, что я такой же, как и они. Все за исключением Олега Апраксина.
Набор фальшивых воспоминаний я заготовил давно и мог бы поделиться ими с фальшивой же искренностью, достойной актеров лучших имперских театров, но не хочу так поступать с Андреем.
Я вскакиваю с кресла, подхожу к стеллажу с пластинками и застываю перед виниловым изобилием.
– Ты сериалы смотришь? – спрашиваю я, ведя пальцами по глянцевым корешкам коллекционных изданий.
– Только «Кремлевские Курсанты» смотрел, – смущенно отвечает он, сразу догадавшись, на что я намекаю.
Я размышляю о том, как озвучить правду, не разоблачив себя.
– В раннем детстве я жил так же, как они, – тихо говорю я. – Меня били каждый день. Били из-за моих фиолетовых глаз. А я бил в ответ потому, что глаза мучителей были серыми. Ты же понимаешь, что вас, – я запинаюсь и исправляюсь, – то есть, нас, аристократов, ненавидят?!
– Догадываюсь, – отвечает Андрей. – А ты? Ты тоже ненавидишь?
– Нет! – твердо отвечаю я, хотя на самом деле еще не определился. – В последние годы все изменилось. У меня были крутые преподаватели, прикольные друзья и любимая девушка. Я часто тоскую по той жизни…
Преподаватели врали и манипулировали, друзья и девушка пытались убить, а сам я ничем не лучше их. Можно вытравить мальчика из Приюта, но вытравить Приют из мальчика невозможно. Я хочу завершить этот разговор. Когда-нибудь я обязательно расскажу все, но не сейчас.
Я достаю с полки пластинку группы «Осколки Мечты» и поворачиваюсь к Андрею. Он улавливает мое настроение, подходит к проигрывателю, берет из моих рук пластинку и устанавливает ее на вращающийся диск.
На винил опускается головка звукоснимателя и меня обволакивают тяжелые гитарные аккорды.
– Нет, так музыку не слушают! – говорит Андрей и недовольно кривит губы.
Он усаживает меня в одно из двух кресел, стоящих перед колонками у противоположной стены, открывает винный холодильник, встроенный в тумбу с аудиотехникой, и достает бутылку красного вина.
– Отказ не принимается – даже не думай! – говорит он, перекрикивая музыку. – Знаю, что ты не любишь, когда прислуживают, поэтому открою ее сам! Семейные виноградники в Крыму – ты просто обязан попробовать!
Трубецкой достает из шкафчика два тонкостенных стеклянных бокала, ставит их на тумбу и разливает кровавые слезы виноградной лозы.
– Угощайся! – предлагает он, садясь в соседнее кресло, и протягивает бокал.
Я подношу его к носу, закрываю глаза и вдыхаю легчайшую смесь божественных ароматов. Вино превосходное, это я понимаю уже по запаху. В Приюте нас учили не просто пить спиртное, но и разбираться в нем.
Делаю маленький глоток и перекатываю вкус на языке, прислушиваясь к ощущениям.
– Великолепно! – восклицаю я. – Виноградники Трубецких укладывают виноградники Шуваловых на обе лопатки!
– Ну, не скажи! – возражает Андрей улыбаясь. – Я слышал, что ты не против пропустить бокальчик другой семейного коньяка!
– Ольга сдала? – спрашиваю я и выпиваю остатки вина.
– Она самая! – Андрей кивает. – Надеюсь, сестра не выдала главную тайну Великого Рода Шуваловых?
– Я скучаю по ней, – признаюсь я, расслабившись в мягком кресле. – И к тебе пришел с надеждой ее увидеть…
– Когда ты был с Темной, тоже думал об Ольге?
В голосе Андрея слышна горькая насмешка, и он смотрит не в лицо, а в бокал, будто надеясь прочитать там ответ на свой вопрос.
– Думал! – подтверждаю я. – Хочешь – верь, хочешь – не верь…
Стереосистема великолепна, и звук обволакивает меня плотной колеблющейся пеленой. Парни из «Осколков Мечты» поют о рассыпающейся на фрагменты жизни, и настроение песни сейчас полностью созвучно моему.
В постели с Алиной я не просто думал об Ольге, а закрывал глаза и представлял ее на месте девчонки. Я мог бы оправдаться перед Андреем и рассказать о свободных отношениях, которые связывали меня с его сестрой, но не хочу. Это будут ничего не значащие слова. Слова ненужные и неуместные.
– Почему она не отвечает на мои звонки и сообщения? – спрашиваю я вместо объяснений.
Андрей берет из моих рук бокал, наливает вино и протягивает обратно. Затем поворачивает голову к окну и задумчиво смотрит на сквер во дворе высотки. Смотрит долго, явно о чем-то размышляя и принимая решение. Я ему не мешаю. За окном, как раз на высоте расположения его апартаментов находится бронзовое лицо основателя Рода Трубецких. Бронзовое лицо, которое так похоже на мое.
– Я отвечу тебе, если ты пообещаешь остаться здесь и не рваться к ней, что бы я ни сказал! – Андрей поворачивается ко мне и пристально глядит в глаза.
– Обещаю! – я киваю и чувствую поднимающийся по спине холодок.
Я уже догадался, что услышу сейчас от Андрея, и прилагаю все силы, чтобы сохранить безмятежное выражение лица.
– Они с отцом заключили сделку, – говорит Андрей и замолкает, не решаясь продолжить. – Он принимает ее в Род в обмен на замужество…
Я замираю без движения и смотрю в синие глаза Трубецкого не мигая. В такие же глаза, как у нее – глубокие и завораживающие. Только не за Апраксина, только не за этого жирного ублюдка…
– Мы породнимся с Великим Родом Апраксиных, – заканчивает Андрей и напрягается как взведенная пружина, чтобы броситься на меня и скрутить, если у меня сорвет крышу.
Я встаю с кресла и махом осушаю бокал. Затем медленно, будто во сне, бреду к широкому панорамному окну. Прижимаюсь лбом к толстому стеклу и смотрю в глаза еще одного Трубецкого, на этот раз бронзовые.
Андрей неслышно подходит сзади, становится рядом и кладет руку мне на плечо.
– Такова жизнь проклятых аристо, бастард, – с горечью произносит он. – Нам не суждено быть с теми, кого мы любим…
– И по-настоящему дружить с теми, с кем дружить хотим, – добавляю я. – Ольга предостерегала меня от общения с тобой, говорила, что ты гениальный и чрезвычайно опасный манипулятор. А со мной ты ведешь себя как легкомысленный мальчишка. Какой ты – настоящий?
– Оба! – не задумываясь отвечает Трубецкой. – Тот же вопрос я мог бы задать тебе…
– Чтобы получить такой же ответ…
Я прижимаюсь лбом к прохладному стеклу сильнее. Хочу выдавить его и взлететь в голубое августовское небо, но меня удерживает горячая ладонь одного Трубецкого, крепко сжимающая плечо, и холодный взгляд бронзовых глаз другого, пронзающий до глубины души.