На экране спрятанного в кабинете среди вишневых панелей компьютера Льюис Скиба наблюдал, что происходит с акциями фармацевтической компании «Лэмп – Дэнисон». Они упали почти до десяти долларов. И прямо на его глазах потеряли еще восемь десятых пункта.
Не желая быть свидетелем того, как стоимость акций его компании скатится до однозначного числа, он выключил компьютер. Рука сама потянулась к шкафчику, где стояла бутылка виски. Но Скиба одернул себя. Рановато. Еще не время. Ему нужна светлая голова.
Поползли слухи, что у флоксатена возникли проблемы в Администрации по контролю за продуктами питания и лекарствами. Тут же, словно мухи на труп, на акции компании «налетели медведи»[18]. На разработку флоксатена ушло двести миллионов долларов. Лэмп сотрудничал с лучшими учеными и специалистами из трех университетов Лиги плюща. Придумывались всевозможные тесты, результаты оформлялись наивыгоднейшим для компании образом. Прикармливались друзья из Администрации по контролю за лекарствами. Но, как ни крутили, как ни переставляли цифры, флоксатен спасти не удалось и проект провалился. И вот он остался сидеть на своих шести миллионах акций, которые оказался не в состоянии сбыть – все помнили, что случилось с Мартой Стюарт[19], – и на двух миллионах ценных бумаг, которые настолько обесценились, что стоили меньше туалетного рулончика в его сортире из каррарского мрамора.
Больше всего на свете Скиба ненавидел спекулянтов. Это были стервятники, трупные мухи, падальщики биржи. Он бы много дал, чтобы увидеть, как акции «Лэмпа» стабилизируются и начнут подниматься. Как спекулянтов охватит паника и они сами окажутся в «медвежьих объятиях»[20]. Представил, как им придется покрутиться, – любо-дорого подумать. И вот когда фармакопея окажется в его руках и он объявит о ее существовании, эта прекрасная мечта станет явью. Тогда «медведи», поджав хвост, кинутся врассыпную и месяцы, а то и годы близко не покажут носа.
На столе негромко зазвонил телефон. Скиба посмотрел на часы. Вызов по спутниковой связи не опоздал. Ему очень не хотелось разговаривать с Хаузером – не нравился ни сам человек, ни его принципы. Но приходилось. Хаузер настаивал на том, чтобы работать в тесном контакте. И хотя Скиба считался решительным администратором, на этот раз колебался – существуют такие вещи, которые лучше не вытаскивать на свет божий. Но в конце концов согласился – только бы удержать Хаузера от незаконных и необдуманных поступков. Он хотел получить кодекс чистым.
Он поднял трубку:
– Скиба слушает.
Из-за скремблера[21] голос Хаузера звучал как у утенка Дональда. Частный детектив, как обычно, не терял времени на любезности.
– Максвелл Бродбент с группой горных индейцев поднялся по реке Патуке. Мы идем по его следу. Пока не можем сказать, куда он направился, но предполагаем, что в горные районы.
– Возникли проблемы?
– Один из его сыновей, Вернон, сильно расстарался и обогнал нас на неделю. Но похоже, джунгли справятся с этой проблемой за нас.
– Не понимаю, вы о чем?
– Он нанял двоих пьяниц-проводников из Пуэрто-Лемпиры, и они завели его в Меамбарское болото. Теперь им вряд ли удастся выйти на солнечный свет.
Скиба поперхнулся. Он выслушал гораздо больше информации, чем ему требовалось.
– Послушайте, мистер Хаузер, давайте придерживаться фактов, а фантазируют пусть другие.
– Небольшая заминка с другим его сыном, Томом. Он взял с собой женщину – специалиста по этнофармакологии с дипломом Йельского университета.
– По этнофармакологии? И она знает о кодексе?
– А с чего бы еще он ее с собой потащил?
– Это довольно неприятно, – поморщился Скиба.
– Согласен. Но ничего, я все устрою.
– Мистер Хаузер! – вспыхнул Скиба. – Я полагаюсь на ваш богатый опыт, а у меня сейчас совещание.
– Об этих людях необходимо позаботиться.
Скибе не нравилось, что разговор упорно возвращается к одному и тому же предмету.
– Понятия не имею, о чем идет речь! – возмутился он. – Не знаю и знать не хочу! Оставляю все детали на ваше усмотрение.
Хаузер усмехнулся:
– Ответьте мне, Скиба, сколько людей в Африке умирают в данную минуту, потому что вы требуете двадцать три тысячи долларов ежегодно за противотуберкулезный препарат, производство которого обходится вам в сто десять долларов? Вот о чем я толкую. И если я прошу позаботиться о каких-то людях, то это всего-навсего значит добавить несколько цифр к уже имеющемуся немалому числу.
– Черт возьми, Хаузер! Это возмутительно! – взорвался Скиба, но тут же осекся. Он позволяет загнать себя в ловушку. Не надо забывать, что это всего лишь слова.
– Миленькое дельце, Скиба, – не отступал частный детектив. – Вы желаете получить кодекс чистеньким и законным. Чтобы потом никто не возник и не предъявил на него свои права. Но при этом требуете, чтобы ни один человек не пострадал. Не волнуйтесь, ни один белый не будет лишен жизни без вашего согласия.
– Давайте договоримся! – огрызнулся администратор. – Вы не получите от меня санкцию на убийство – будь то белый или не белый. – По спине Скибы катился пот. Почему он позволяет этому Хаузеру брать над собой верх? Пальцы сами собой нащупали ключи, и он открыл шкафчик.
– Понятно. И тем не менее…
– У меня совещание. – Скиба разъединился.
Хаузер там один, его некому одернуть, и он действует бесконтрольно – готов на все, что угодно. Этот человек – психопат. Скиба разжевал пилюлю, проглотил горечь, запил «Макалланом» и, тяжело дыша, откинулся в кресле. В камине весело потрескивали дрова.
Разговор об убийстве разволновал до тошноты. Надеясь успокоиться, Скиба посмотрел на огонь. Хаузер пообещал спрашивать его разрешения, а он такого разрешения никогда не даст. Ни компания, ни его личное благополучие этого не стоят. Взгляд скользнул по фотографиям в серебряных рамках. Со снимков улыбались трое взъерошенных детей. Скиба сделал усилие и начал дышать ровнее. Хаузер крут на слова, но это одни разговоры. В итоге никто не пострадает. Детектив заберет кодекс, «Лэмп – Дэнисон» наконец воспрянет, и через два или три года Скиба станет притчей во языцех на Уолл-стрит как человек, который спас от разорения свою компанию.