Структура отдела уголовного розыска Кировского РОВД: начальник, два заместителя – я и Костя Лиходеевский, десять оперуполномоченных. За Костей и его операми закреплен центр района, за мной – окраины: частный сектор, два военных завода, полигон твердых бытовых отходов и прилегающий к нему поселок Нахаловка.
На военных заводах «Прогресс» и «Коммунар» выпускали порох и ракетное топливо. Информация об этой продукции была секретной, но все в районе знали, в каком цехе производят порох для снарядов, а в каком – для охотничьих патронов. Обслуживала территорию заводов ведомственная милиция.
Постоянной головной болью для милиции Кировского района была Нахаловка – самовольно построенный поселок с населением примерно в триста человек. На городских градостроительных картах поселок отсутствовал, то есть ни один дом в нем не имел почтового адреса. Жители Нахаловки были прописаны кто где, многие жили без документов.
Основным источником существования в поселке была работа на свалке: обработка строительного мусора и извлечение из него кирпичей, сбор пустых бутылок и металлолома, сортировка бытового мусора. Самые нищие семьи в Нахаловке одевались и кормились на свалке в прямом смысле слова. Уровень преступности в поселке официально был ниже, чем в остальном городе – большинство совершенных в Нахаловке преступлений не регистрировались и сообщений о них в милицию не поступало. Фактически же Нахаловка была общегородским рассадником преступности, этаким криминальным гетто, советским Чикаго тридцатых годов.
Став заместителем начальника уголовного розыска, я получил в свое подчинение четверых оперуполномоченных.
Первый – Горбунов Иван, тридцатилетний атлетически сложенный мужчина ростом под два метра. Срочную службу Иван проходил на Чукотке в радиотехнических войсках. Как-то по недосмотру начальства рядом с группой военнослужащих начала работать мощная радиолокационная станция. Двое попавших под ее излучение солдат умерли от малокровия, остальные получили такую дозу облучения, что остались инвалидами на всю жизнь. Горбунову повезло: от смертоносного луча его защитили тела сослуживцев. После обследования в госпитале Иван был переведен на новое место службы, о ЧП на Чукотке ему настоятельно порекомендовали забыть. Последствия электромагнитного излучения дали о себе знать уже после демобилизации – к двадцати пяти годам Горбунов Иван полностью облысел, а потенция у него стала «плавающей», она то появлялась, то исчезала надолго. В тот период, когда мужская сила возвращалась к Горбунову, он думал только о женщинах. Я с пониманием относился к этой его особенности и в период «брачного гона» старался работой Ваню сильно не нагружать.
Второй мой подчиненный – Далайханов Айдар, двадцатисемилетний мужчина невысокого роста, среднего телосложения, близорукий, по характеру спокойный, выдержанный. Родился Далайханов в Казахстане в интернациональной семье: отец – казах, мать – немка. От редкого смешения кровей Айдар получил необычайную внешность: как любой азиат, он был кареглазым, черноволосым, смуглым, но с тонкими европейскими чертами лица. По паспорту Далайханов был русским, а внешне – непонятно кто. За своего земляка его принимали и дагестанцы, и турки-месхетинцы, и курды. Работавшие в нашем райотделе татары считали его азербайджанским евреем, а настоящие евреи имели на этот счет свое мнение. От отца-казаха Айдару передались сложные отношения со спиртным: если он выпивал хоть одну рюмку водки, то остановиться уже не мог и напивался до полной невменяемости. Зная за собой такую особенность, употреблял алкогольные напитки Далайханов крайне редко и только в кругу проверенных друзей.
Третий член нашего небольшого коллектива – Меркушин Леонид, мой ровесник. Русоволосый, кареглазый, всегда аккуратно подстриженный и добротно, опрятно одетый. Внешне Меркушин был «человеком толпы» – заурядная серая личность с незапоминающимся лицом. По характеру он был инертным, как газ аргон: вдохнешь его – и не почувствуешь ни вкуса, ни запаха. В глазах Меркушина я никогда не видел охотничьего азарта, без – которого невозможно представить настоящего сыщика. В работе он был похож на собаку-поводыря, сопровождающую слепого хозяина. Идет такая собака по городу и ни разу не ошибется маршрутом, на бродячую кошку не залает, любую ямку на дороге обойдет. Всем хороша собака-поводырь, но по природе своей она бездушна, с ней в веселые собачьи игры не поиграешь, она просто не поймет, зачем надо бежать за мячиком, когда за ним можно спокойно, неспешно перебирая лапами, дойти. Я относился к Меркушину по-товарищески ровно, никогда не позволял себе повысить на него голос. Последний штрих к портрету Леонида Меркушина – в декабре прошлого года он сочетался законным браком с Антоновой Натальей. Я был приглашен на их свадьбу, но прийти отказался.
Четвертым моим оперативником был Спортсмен. Я относился к нему как к человеческому браку, как к шестому пальцу на руке у одной моей знакомой. От Спортсмена мне не было никакого толка, а вот вред был – он занимал у меня штатную единицу, на его место я не мог принять другого человека. На работе Спортсмен появлялся очень редко. Все служебное время он тренировался в футбольной команде добровольного спортивного общества «Динамо». Преступников Спортсмен видел только в кино.
Без сомнения, играть в мячик во славу советского спорта – это великое дело, только зарплату за эти игрища надо получать не в милиции, а в другом месте. И офицерский китель по праздникам надевать не стоит. Незачем.
В Кировском районном отделе милиции я и мои опера занимали один просторный кабинет на третьем этаже. Мое рабочее место было у окна, стол Далайханова был напротив. У входной двери размещались Горбунов и Меркушин. Спортсмен отдельного рабочего места не имел.