Ситуация изменилась в считанные секунды. Если поначалу я просто учил уму-разуму зарвавшегося мажора, то теперь против меня стоял боец, готовый буквально умереть на поле битвы. Ну как – стоял… Шатался. Но ноги пока держали.
В мои планы не входило ни убивать Жоржа, ни отправлять его на больничную койку – хотя он, возможно, заслуживает и того, и другого. По крайней мере, расправляться с ним прилюдно – однозначно плохая идея. Но и протянуть ему сейчас руку для пожатия – идея ничуть не лучше. Сам получу прямой в голову, и поделом.
Взяв себя в руки, Жорж тряхнул головой, взгляд его прояснился, и он тут же снова попёр на меня. Вместо того, чтобы занять оборонительную позицию, что в его ситуации было бы полностью оправдано.
Атаки Жоржа сделались вялыми и легко предсказуемыми, хотя он, безусловно, старался. Я ушёл раз, другой. Потом сделал вид, что хочу контратаковать и «допустил ошибку». В результате мы с Жоржем вошли в клинч. Я услышал его нездоровое поверхностное дыхание.
– Падай, – прошипел я ему на ухо. – Падай и не вставай, или хуже будет!
Вместо ответа он высвободил правую руку и ударил мне в живот. Мышцы пресса были напряжены, и такая смешная атака ничего не могла им предложить. Я, мысленно выругавшись, оттолкнул Жоржа и махнул ему вслед кулаком. Удар скользнул по скуле. Собственно, это был даже не удар, я едва обозначил касание. Но голова Жоржа внезапно дёрнулась, он картинно взмахнул руками и повалился на спину. Глаза закатились, на лице появилось отсутствующее выражение.
У меня же, судя по ощущениям, за время этой схватки пульс даже к сотне не приблизился. И всё же я наклонился вперёд, опираясь руками на колени, и тяжело задышал. Ни к чему демонстрировать всем сто процентов от своих возможностей. Пусть останется место для интересных сюрпризов.
Неожиданно приятное ощущение возникло в груди. Вернее, не «в», а «на». Жемчужина белела?..
– Раз, – послышался чей-то робкий голос. – Два. Три…
Я нашёл взглядом взволнованную физиономию Мишеля. Тот, кажется, не мог поверить в волшебную сказку, что произошла у него на глазах. И продолжал считать.
– Восемь! Девять!! Десять!!!
Хором завопили в восторге белые маги. Меня окружили. Обнимали, жали руку, что-то говорили, хлопали по плечу.
Чёрные маги хранили похоронное молчание. Но своего они не бросили. Кристина первой опустилась на колено рядом с Жоржем. И через несколько секунд раздался её низковатый голос, в котором отчётливо слышалось презрение:
– Эй, белоручки! Никто не хочет оказать помощь человеку? Или быть белым магом означает только радоваться победам?
Полли, которая только что буквально висела на мне, тут же обернулась. Фыркнула:
– Белоручек ищите среди своих горничных, госпожа Алмазова! Ваш надменный тон я прощаю лишь потому, что вашему товарищу, возомнившему о себе слишком много, и в самом деле нужна помощь. Каковую сами вы, сколь ни прискорбно, оказать не в состоянии.
Полли подошла к Жоржу с Кристиной. Присела, вытянула руку.
– Я не целительница. Но попробую сделать что могу.
– Главное, чтобы слух об этом инциденте не дошёл до наставников, – сквозь зубы проговорила покрасневшая от злости Кристина. – Сами понимаете, госпожа Нарышкина. Вашему… жениху тоже ни к чему огласка.
Жорж открыл глаза и вяло запротестовал. Мы-то с ним знали, что нокаут был фальшивым. Но Полли строго шикнула и коснулась пальцами его лба. Появилось слабое свечение.
Полли работала не как Клавдия, которая вытягивала проекцию энергетического тела пациента и «чинила» там всё, что было не в порядке. Как мне витиевато объясняла сама Полли, она просто направляла свою энергию к повреждённым участкам и как бы ускоряла там процессы регенерации. В плане синяков и ссадин – то, что надо, а вот сотрясение мозга – уже задачка посложнее.
И всё-таки взгляд Жоржа явно просветлел. Ну и слава богу. Может, обойдёмся без…
И тут я увидел Всеволода Аркадьевича. Он стоял за спинами чёрных магов, которые наклонились над Жоржем, и с грустным видом наблюдал за происходящим. Поняв, что обнаружен, повелительно кивнул мне в сторону и двинулся назад по коридору. Вскоре свернул на лестницу.
Я огляделся. Присутствие преподавателя никто как будто не заметил.
– Костя, ты куда? – окликнул меня Анатоль.
Столовая была в другой стороне.
– Идите без меня, догоню позже, – отозвался я и поспешил свернуть на лестницу, где скрылся Белозеров.
Он ждал меня пролётом выше.
– Всеволод Аркадьевич, – поклонился я.
– Константин Александрович, – кивнул Белозеров. – Украду у вас пять минут?
– Конечно.
– Идёмте за мной.
Мы двинулись к кабинету Белозерова.
– Как вы это сделали? – спросил я.
– Что именно? – грустно спросил Белозеров.
– Вы были там, но вас никто, кроме меня, не видел.
– О, это очень просто. Я не хотел, чтобы меня увидели – вот они и не хотели меня видеть. Эту технику вам ещё предстоит изучить… Прошу, господин Барятинский.
Белозеров распахнул передо мной дверь своего кабинета.
Усевшись на стул, я дождался, пока Белозеров устроится в своём стареньком кресле и вытащит сигару, после чего спросил:
– Я отправлюсь в карцер?
– Не думаю, что в этом есть смысл, – невнятно пробормотал Белозеров, раскуривая сигару. – Видите ли, господин Барятинский, – он выпустил изо рта клуб дыма в потолок, – вы производите впечатление взрослого человека, который прекрасно владеет собой и контролирует свои поступки. Я готов спорить на последний грош, что эта драка не была случайностью. Вы отлично знали, что делаете. И завершили поединок весьма благородным образом – не только избавив своего противника от увечий, но и не унизив его. Сколько я на вас смотрю – столько удивляюсь. На каждый ваш чёрный поступок непременно наслаивается белый. Хотя, увидев сегодня вашу жемчужину, я удивился ещё сильнее. Предполагал, что такое может быть, но… Черноты в жемчужине – около пятидесяти процентов, полагаю?
– Меньше, – буркнул я. – Тридцать, где-то так.
– А больше бывало?
– Бывало и больше…
– Больше пятидесяти?
Помолчав, я кивнул. Какой смысл скрывать? Наверняка существуют способы выяснить это с точностью до доли процента.
– Не буду спрашивать, как вам удалось очистить энергетику, – вздохнул Белозеров. – Могу только догадываться. Но, на самом деле, важно не это. Важно то, что вы стараетесь её очищать. У большинства ваших сокурсников чернота в жемчужинах тоже присутствует, однако в количествах совсем незначительных. От пяти до десяти процентов. Это нормально. Каждый маг – прежде всего человек, а у любого человека есть слабости, которым он потакает. Если же черноты становится больше – как правило, это путь в один конец. Возникает иллюзия, что совершать чёрные поступки необходимо, что другого выхода просто-напросто нет. – Белозеров снова тяжело вздохнул. – Принято считать, что каждый такой поступок поднимает человека по какой-то очень важной для него лестнице. Однако с вами – не так. Вы находите в себе силы бороться с чернотой. Контролируете себя.
– Спасибо за комплимент, – грустно усмехнулся я.
– Это, господин Барятинский, не комплимент. – Белозеров попыхтел сигарой. – Это – объяснение, почему я не планирую докладывать педагогическому совету о том, что наблюдал в коридоре пять минут назад. Нарушая, к слову, тем самым свои прямые обязанности… Но я просто не вижу смысла в докладе. Уверен, что господин Калиновский согласится со мной: несмотря на формальное нарушение режима, по сути, наказывать вас не за что. Вы вышли из сложившейся ситуации наиболее разумным способом. Кроме того, вы – возможно, самый сильный белый маг из всех, что переступали порог Академии за последние пару десятков лет. И говоря о силе, я имею в виду не только число, обозначающее уровень. Я говорю о чём-то большем. Ну, и последнее – по порядку, но отнюдь не по значимости. В вас лично заинтересован государь. Поступили вы сюда, несомненно, благодаря собственным талантам. Однако Его величество просил докладывать ему о вашей академической жизни. А это, как вы понимаете, не только протекция, но и своего рода ответственность. Я, разумеется, не рискну строить предположения, откуда такая заинтересованность. Хотя мысли, безусловно, есть…
– Всеволод Аркадьевич, – не выдержал я. – К чему вы ведёте?
Белозеров помолчал.
– К тому, что вы не равны прочим курсантам, Константин Александрович, вот к чему! Избавьтесь от этой иллюзии, и чем скорее – тем лучше. Примите следующий постулат: вам больше дано, однако с вас в конечном итоге будет больше спрошено.
Вот уж нашёл, чем удивить. Это я лет двадцать как точно знаю. С тех пор как принял на себя командование отрядом – так и осознал. И про «дано», и про «спрошено».
– Поэтому я сейчас говорю не с господином Юсуповым, а с вами, – продолжил Белозеров. – Не нужно мне рассказывать очевидное, я прекрасно знаю, что он постоянно вас провоцирует. Юсупов – чёрный маг, подобное поведение у него в крови, иначе и быть не может. Но вы сегодня уже сделали мудрый выбор, закончив бой, как белый маг. Я прошу вас: продолжайте и дальше выбирать столь же мудро.
– То есть, избегать Юсупова? – вздохнул я.
Белозеров кивнул, вместе с ним качнулся и огонёк сигары, заполняющей кабинет терпким дымом.
– Вы учитесь в одной академии, на одном курсе. Понятно, что никуда вам друг от друга не деться. Но…
– При всём уважении, – перебил я, – в свете вашей просьбы, публично вывесить списки с уровнями – не лучшая идея.
– Лучших идей не существует в принципе, – отрезал Белозеров. – Существуют рабочие и нерабочие. Идея с конкурентной борьбой – рабочая, её опробовали уже не раз, не на одном поколении курсантов. Такого рода соперничество – превосходный стимул для юных магов заниматься развитием своих энергетических контуров, уж поверьте. Да, на вашу с господином Юсуповым ситуацию это влияет не лучшим образом. Однако вы, господин Барятинский – белый маг не только по рождению, но и по выбору. Поэтому и обращаюсь я именно к вам, как к взрослому здравомыслящему человеку. Постарайтесь свести на нет конфликты с господином Юсуповым. Образно говоря, сейчас вы стоите довольно высоко, и мне бы очень не хотелось, чтобы вы упали. А говоря по-простому, от чистого сердца – мне бы очень не хотелось видеть, как император разочаруется в вас.
«А заодно и в нас – преподавательском составе Академии», – мысленно закончил я. Но вслух этого, разумеется, не сказал. Смотрел на корешки книг на полке передо мной. Какие-то магические труды на латыни, судя по всему.
– Господин Барятинский? – окликнул Белозеров.
– Приложу все усилия, – сказал я.
Белозеров кивнул:
– А большего я и не прошу.
– То есть, это всё? Я могу идти?
– Подождите. – Белозеров поморщился – дым защипал ему глаза – и вонзил сигару в пепельницу. – Ещё кое-что… Как уже сказал, о сегодняшнем инциденте от меня никто не узнает. Но я хотел бы вас попросить о встречном… одолжении, если угодно. Видите ли… Есть подозрения, что несколько курсантов собираются по ночам где-то на территории Царского Села. – Белозеров пытливо заглянул мне в глаза. – По сути, ничего страшного. Однако мы всё же находимся в непосредственной близости от императорского дворца, и хотелось бы видеть от наших курсантов больше дисциплинированности. Скажем так, было бы крайне неприятно, если бы Его величество, решив прогуляться ночью, наткнулся на стайку курсантов. Возможно, нетрезвых. Это… Полагаю, что такой позор не в их интересах.
– Да уж, пожалуй, – усмехнулся я.
– Если вам что-то известно о… такого рода сборах – прошу рассказать мне, – закончил Белозеров. – Я, разумеется, никому не скажу, что получил информацию от вас. И не предприму никаких жёстких мер в отношении нарушителей. Курсантами мы не разбрасываемся – как вы, вероятно, уже поняли. Я просто хочу поговорить с этими молодыми людьми, не вынося разговор на всеобщее обсуждение. Гласность в данном случае – лишнее, как мне кажется.
Несколько секунд я размышлял. Сказать Белозерову, что у него под носом зреет заговор против императора? Сказать – и обрести союзника, который здесь, на территории академии, может, прямо скажем, немало…
Однако желание это было мимолётным и исключительно Костиным. Капитан Чейн решительно вытеснил Костю и сказал: «Тебе не давали полномочий вербовать союзников, Капитан. Приказ был – наблюдать, и ничего больше. Тем более, велика вероятность, что Белозерова действительно беспокоит всего лишь нарушение курсантами дисциплины. По сути Всеволод Аркадьевич – просто немолодой и не самый смелый дядька, который симпатизирует тебе лично и переживает за то, чтобы другие курсанты не влипли в неприятности. Вот пусть так пока и остаётся».
– Ничего об этом не знаю, – пожал плечами я. – Кроме того случая, когда из корпуса ночью выходила госпожа Алмазова. Но она была одна.
– О той её вылазке мы с вами уже имели беседу, – улыбнулся Белозеров. – Ну что ж, на нет и суда нет. Однако если узнаете…
– Непременно расскажу вам, – кивнул я. – Разрешите идти?
– Идите. – Белозеров встал и протянул мне руку. – Приятно было с вами побеседовать.
***
У большинства курсантов к середине семестра уже голова шла кругом от академической нагрузки. Мне тоже было немного не по себе от такого разнообразия, но приходилось справляться.
Первым слоем шли общеобразовательные предметы. Математика, физика, французский и английский языки, латынь, русская словесность, классическая литература, история, география. Потом – специальные магические предметы. На первом курсе эти сферы ограничивались магической теорией и энергетической практикой.
Даже этого было бы достаточно, чтобы занять двадцать четыре часа в сутках. А у нас, помимо перечисленного, были ещё танцы, фехтование, общая физическая подготовка и верховая езда.
При этом нужно было выделять время на домашнюю работу. Вот на этом-то многие и ломались. Сделать внятную домашку, у которой есть начало и конец, это одно. А медитация на энергетические потоки и чакры – совсем другое. Занятие не подразумевало получение ежедневного результата и имело скорее накопительный эффект. Вот многие этим и манкировали, бесконечно откладывая на завтра.
Я же не мог себе позволить уступать хоть кому-либо, поэтому уделял своему энергетическому развитию каждую свободную минуту. Во время прогулки в парке, если мне удавалось отделаться от Полли, я скрывался в каком-нибудь укромном уголке, закрывал глаза и представлял, как энергия течёт по каналам, которые я видел на схеме, концентрируясь в чакрах.
Белозеров предупреждал, что поначалу никаких подтверждающих верный путь ощущений не будет. Работать приходилось с одним лишь воображением. И от дела постоянно отвлекали мысли вроде «а если я представляю неправильно?!» Самое сложное было – отделаться от этих мыслей и продолжать работу. Да, именно работу. Пусть даже со стороны это выглядело так, будто я сижу и ничего не делаю – может, вообще сплю.
«Со временем, – говорилось в методичке, – вы научитесь ощущать своё энергетическое тело и пронизывающие его потоки. Потом, постепенно, вы сможете ощущать его даже без специального сосредоточения, в каждую секунду своей жизни. Что в итоге даст вам возможность ощущать приблизительно свой магический уровень».
Что ж, это было бы неплохо, потому что в академии общее сканирование магических уровней проводили только два раза в семестр – в начале и в конце, чтобы отмечать прогресс курсантов. И, глядя на то, как весело и беззаботно стараются мои однокашники проводить свободное время в императорском парке, я понимал, что особого прогресса у них не будет. Первый и второй курсы одолеет большинство. А вот после третьего пойдёт уже серьёзный отсев.
Были и исключения. К примеру, Андрей в усердии практически не уступал мне. Мишель тоже старался. Уж он-то как никто другой понимал риски. У него не было за плечами богатого рода, не было подушки безопасности, на которую можно было бы упасть в случае чего. Да, он получил невероятный шанс – его взяли в самую лучшую академию Российской Империи. Но если он вылетит отсюда, другие элитные заведения не выстроятся в очередь за перспективным учеником. Не самое паршивое реальное училище – это, пожалуй, всё, на что Мишель сможет рассчитывать.
Активно занимался саморазвитием и Рабиндранат. Собственно, у него было лишь два вида досуга – медитация и пухлый блокнот в кожаном переплёте с застёжкой, куда он постоянно что-то остервенело записывал.
– Что ты там пишешь? – спросил однажды я, застав его в парке за этим занятием.
Я предполагал вызвать Рабиндраната на беседу. Раз уж мы с ним проводили время вместе до моего знаменитого падения с моста, значит, были хорошими знакомыми. А за всё время обучения даже словом не перемолвились.
После того как Платон рассказал мне про амулет «Обмани судьбу», я частично снял с Рабиндраната подозрения в покушении, но он всё ещё оставался заговорщиком. Так что демонстративно избегать его было бы слишком подозрительно.
– Стихи, – коротко отозвался Рабиндранат, захлопнув блокнот.
Щёлкнула застёжка. Рабиндранат встал со скамьи и вызывающе уставился мне в глаза. Я изобразил дружескую улыбку и протянул руку:
– Я тебя вспомнил.
– Неужели? – Поколебавшись, Рабиндранат пожал мне руку.
– Ага. Тогда, на мосту, ты ведь был с нами.
– Был. А ты этого до сих пор не помнил? Потеря памяти?
– Она самая, – кивнул я. – Впрочем, ничего удивительного. Некоторое время я был считай что мёртв. Хорошо ещё, что в мозгу повредились только участки, отвечающие за память. Большая удача.
– Ну да, – подхватил Рабиндранат. – Ты запросто мог бы остаться «овощем» на всю жизнь. – Сочувствием в его словах и не пахло.
После недолгого неловкого молчания я указал взглядом на блокнот:
– Дашь почитать?
– Что? – удивился Рабиндранат.
– Стихи. Люблю хорошую поэзию.
Тут я ступил на скользкую почву. Потому что если вдруг Рабиндранат поймает меня на слове и затеет разговор о поэзии, то процитировать я смогу только Алкея, которого мы недавно начали изучать на занятиях по античной литературе. Есть ещё, конечно, матерные частушки про Концерны, но что-то мне подсказывает – к обсуждению такой «поэзии» Рабиндранат не готов.
– Сожалею, но – нет, – Рабиндранат хлопнул себя блокнотом по бедру. – Личное.
И, поклонившись, удалился.
Ясно, к беседе не расположен. Ну и ладно, я же не с целью набиться в друзья с ним заговорил.
Хотя, по правде говоря, пребывал в некоторой растерянности. Как продолжать разрабатывать этот кружок заговорщиков? Тупо следить за ними каждую ночь? Рано или поздно попадусь, не им – так наставникам. А мне нужны имена, нужно понимание того, что реально происходит на собраниях. Я, конечно, не буду на полном серьёзе сравнивать подростков-аристократов со своими собратьями-мятежниками, но мы-то уж точно умели вслух говорить одно – для возможной прослушки, – а жестами передавать совсем другое.
Мне нужен был свой человек в этом кружке. Либо нужно было войти туда самому. А для этого – завести дружеские отношения хоть с кем-нибудь из участников.
Поэтому я на всякий случай старался дружелюбно держаться со всеми. Кроме Жоржа Юсупова, само собой. С этим парнем мы уже явно не станем друзьями. Не поубивать бы друг друга до конца семестра – и то хлеб.
Перед сном я, как обычно, уселся на стул, выпрямил спину и сосредоточился на своей энергетике. От постоянных упражнений ум сделался более покладистым и теперь послушно представлял, как два энергетических потока струятся через моё тело: один вверх, другой – вниз. По капиллярам энергия текла к чакрам и наполняла их. Семь очагов энергии, каждый из которых можно будет в перспективе раздувать, если возникнет такая необходимость.
Пока что я лишь воображал эти чакры, но уже не мог с уверенностью говорить, что дело ограничивается одним лишь воображением. В методичке этот момент был как-то невнятно описан. Как отличить воображаемые чакры от настоящих?..
– Костя! – вдруг послышался шёпот.