Елена Григорьевна Капилевич – пышногрудая рыжая дама, мой первый учитель по сольфеджио.
Работать она не очень любила, а вот нас, детей, любила – да.
Рассказывая о чём-то, Елена Григорьевна могла есть, краситься и даже переодевать колготки, задрапировавшись занавеской у окна.
И вот однажды она поставила пластинку и, по своему обыкновению, вышла из класса. Тут же поднялся гвалт. А из динамика винилового проигрывателя на меня обрушилась музыка. Это была первая часть сороковой, соль- минорной симфонии Моцарта.
Желая слушать это, я встала на стул, прижалась ухом к динамику и закрыла глаза…
Очнулась от того, что Елена Григорьевна мягко обняла меня.
«Музыка», 2020 г.
Моим первым инструментом в Москве стало пианино «Родина». Старое, чёрное, прекрасно сохранившееся, с великолепной механикой, мягкой и глубокой клавиатурой, как у «Бехштейна».
Оно пришло ко мне чудесным способом.
Сняв квартиру, я расклеила в соседних дворах объявления следующего содержания: «Возьму в аренду фортепиано за 50 000 рублей в месяц». В 1995 году это было эквивалентно десяти долларам.
Отозвался дяденька, обстановка в квартире которого состояла из дивана в комнате, стола, газовой плиты и табуретки на кухне, множества пустых бутылок повсюду и той самой «Родины», огромной, чёрной и прекрасной.
Дальше возник вопрос – как перетащить «Родину» из одной халабуды в другую?
Ранним субботним утром я пошла к метро «Кузьминки». Там уже маялись с похмелья местные. Я сказала, что у меня есть 3 бутылки водки и надо перенести инструмент. Дядьки не поняли (как сами потом признались), что за инструмент и радостно согласились, решив, что это что-то слесарно – плотницкое. Увидев пианино, компания ошарашенно переглянулась… Но, три бутылки водки!!! Пианино стащили с четвёртого этажа, перекатили через двор. И стали поднимать на седьмой этаж. Грузового лифта не было, пролёты и лестницы были очень узкими. Мужички выпили две трёхлитровых банки воды. Конечно, это было очень жестоко с моей стороны подвергать таким испытаниям людей с похмелья. В своё оправдание могу лишь сказать, что тогда была с алкоголем на «Вы» и, поэтому, даже близко не представляла себе глубины их страданий и масштабов их усилий.
Через два часа моя «Родина» стояла на месте. Вдобавок к трём бутылкам водки, дядьки вытребовали у меня стакан и луковицу. Хотели ещё хлеба, но хлеба не было.
Для нас с «Родиной» наступили золотые времена. Играть можно было ночами напролёт. С одной стороны моя халупа соседствовала с шахтой лифта. Крысы, деловито шнырявшие по ней вверх и вниз, ничего против звуков фортепиано, видимо, не имели. С противоположной стороны была кухня и соседка претензий не высказывала. Внизу никто не жил. А в квартире сверху ютилась беженка из Грузии, преподаватель музыкального училища в Тбилиси. Она приходила ко мне по утрам часто с такой просьбой: «Пожалуйста, ноктюрн Шопена, который сегодня в два часа ночи играла, повтори ещё раз». А ещё она говорила: «Да вы здесь счастливые. У вас электричество есть. И вода». В Грузии тогда не было и этого.
В кино и мультиках важные, переломные моменты обязательно подчёркнуты музыкой. Жаль, что эта опция не включена в данную нам здесь и сейчас версию жизни. Было бы ещё занятнее. В один из моментов моей жизни невероятно не хватало такого вот «бздынь!», которое сопровождает некоторые гениальные идеи кота в мультике «Том и Джерри».
Дело было на конкурсе имени Дино Чиани в Милане в 1999 году. Надо сказать, что в мире пианистов по-русски не говорят только англичане, французы, итальянцы, испанцы и скандинавы. Остальные все говорят. Китай, Бразилия, Ближний Восток – учатся у нас, в России. США, Израиль, Германия – это преимущественно музыканты с русскими корнями, то есть выходцы или дети выходцев из СССР. Про сами страны бывшего СССР и страны Варшавского договора и говорить нечего – итак всё понятно.
После отборочного тура мы большой компанией сидели на полу в коридоре Миланской консерватории около батареи, грелись. Из средств для согрева, кроме батареи, была ещё большущая бутылка виски из duty free. На закуску – одна шоколадка на всех.
Рассказывали по очереди о своих ощущениях. Когда очередь дошла до меня, я рассказала о каком-то чрезмерном, диком волнении перед выходом на сцену, таком, что в голове мелькнуло: «Господи, зачем мне это надо?!» В ответ на это признание мои новые знакомые один за другим восклицали: «Ой, и я чувствовал, чувствовала тоже самое!»
– Ребят, а что дальше?
– Как что? Немного отдохнуть – и следующий конкурс.
Вот здесь и было время и место прозвучать тому самому «бздынь!» из мультика про мышонка и вечно гоняющегося за ним кота. Ощущение, как будто проживаешь определённый момент жизни и смотришь на него со стороны одновременно. Так выскакиваешь из колеса, если случилось завертеться в нём, как белке…