Вернувшись домой, я попыталась выкинуть «Книгу о бесценной субстанции» из головы. Пора смириться с перспективой провести остаток дней в маленьком провинциальном городке. Могло быть и хуже. Конечно, деньги не помешали бы, но гоняться за непонятной рукописью – не самый разумный способ заработка.
К тому же Лукас олицетворял собой все то, чего я избегала годами. У меня выработалось стойкое отвращение к привлекательным людям, которые очевидно регулярно занимались сексом и получали наслаждение от жизни. Конечно, ничто не мешало мне ходить на свидания – Эйбел точно не стал бы ревновать. Но я любила мужа. И не представляла рядом с собой другого мужчину. Да и потом – какие свидания? Мне уже за сорок, былая красота померкла, работа адская, да еще и «прицеп» в виде иждивенца, требующего постоянного ухода. Иногда я ему изменяла. Правда, каждый раз это было так неловко, сумбурно и бестолково, что у меня пропала всякая охота искать новые приключения.
Теперь в моей жизни оставались лишь дом, книги, Эйбел и Аве. Я нашла Аве через соцслужбу три года назад. Он жил с нами в качестве круглосуточной сиделки и сам подыскивал замену, когда брал выходной. На оплату его услуг уходила почти треть моего заработка. Если б могла, платила бы гораздо больше. Лучшего помощника по уходу за больным и представить нельзя – такие добрые и щедрые люди на вес золота! Аве было пятьдесят пять. В сорок шесть он приехал в Америку из Нигерии, где работал бухгалтером. После того как его мать умерла от рака, а жена – от малярии, дочери-студентки оплатили ему дорогу до США (одна училась в Стэнфорде на невролога, другая осваивала театральное искусство в Нью-Йоркском университете, но, несмотря на разные интересы, сестры были очень близки). Они хотели, чтобы отец начал в Америке новую жизнь. Вместо этого, не в силах справиться с горем потери, Аве запил. Когда решил завязать с алкоголем, сотрудники иммиграционного центра предложили ему окончить курсы помощников по уходу за больными, и он ухватился за эту возможность. Однако не оставлял надежды вернуться когда-нибудь к работе бухгалтера. Каждое утро, пока Эйбел спал, Аве ходил на собрания общества анонимных алкоголиков. Отношения с дочерьми, испорченные за годы запоев, постепенно налаживались – по крайней мере, они начали регулярно общаться.
Мы справлялись. Да, иногда мне хотелось большего, иногда я мечтала о лучшей жизни, – но понимала, что у многих нет и этого. И не жаловалась. Ведь могло быть и хуже.
Жизнь вошла в привычную колею. Я отправляла книги почтой, отвечала на электронные письма, разгребала накопившиеся домашние дела: давно следовало починить раковину и перестирать гору белья. Позвонила паре старых клиентов по поводу «Бесценной субстанции» – один из них коллекционировал книги по оккультизму, другой обладал обширными познаниями в алхимии – и разослала сообщения знакомым букинистам. Никто ничего не знал. Затем просмотрела свои списки литературы схожей тематики и даже прикупила несколько новых перечней. Увы, нужной мне информации там не нашлось.
Это был тупик.
Через день после моего возвращения пришел на чай сосед, Джеремайя, который заглядывал почти каждую неделю. В семидесятых он – тогда еще студент Нью-Йоркского университета – нашел подработку на лето в местных яблоневых садах и решил остаться. Я давала ему книги, а он угощал меня яблоками. Кроме Аве, Джеремайя был единственным, кто не чурался моего мужа. Остальные посетители во время редких визитов старались его вовсе не замечать – словно уродливый, не заслуживающий упоминания предмет мебели.
– Как дела, приятель? – по обыкновению обратился он к Эйбелу.
Я сварила кофе и достала купленное в супермаркете печенье. Мы поговорили о его ферме, обсудили сериалы, прочитанные книги и бардак в политике – местной, национальной и мировой. Джеремайя занимал активную гражданскую позицию и поддерживал движение «Жизни черных важны» в нашем городке, но при этом считал себя истинным христианином и оптимистом. Верил во всепобеждающую силу добра – якобы тем, кто встанет на его сторону, гарантировано счастье. По-моему, это полная чушь. Моя собственная жизнь – лучшее тому подтверждение.
Джеремайя ушел; теперь вряд ли стоило ожидать других гостей до его следующего визита. Я позвонила доктору Ричардс, лечащему врачу мужа. Давно уговаривала ее попробовать новый гормональный препарат – особая формула блокировала одни участки мозга и стимулировала другие. По данным австралийских ученых, в двух случаях благодаря этому лекарству удалось обратить симптомы деменции вспять. Доктор Ричардс терпеть не могла, когда я звонила по поводу новых методов лечения, поэтому приходилось регулярно менять врачей – никому из них не нравилось мое активное вмешательство. Сначала они соглашались испытать средство, про которое я где-то слышала или читала. Против следующего предложения о смене лекарства обычно тоже не возражали. Но к моменту третьей попытки наши отношения, как правило, были безнадежно испорчены.
– Вам нужно принять ситуацию, – сказала доктор Ричардс.
Ну вот опять… И это всего лишь второй по счету маленький эксперимент! С момента постановки диагноза Эйбел успел благодаря мне поучаствовать в тридцати клинических испытаниях. Останавливаться я не собиралась.
– Крайне маловероятно, что состояние вашего мужа улучшится.
– Знаю. Но шанс все-таки есть.
– Мизерный. Примерно один на миллион.
– Отлично! Я хочу использовать малейший шанс, чтобы ему помочь.
– Возможно, даже один на десять миллионов. – Она была непреклонна.
– Неважно, – отмахнулась я. – В мире более десяти миллионов человек страдают от деменции. Шансы не так уж и плохи.
– Поймите, нет никаких доказательств эффективности препарата. Всего у двух пациентов отмечалась положительная динамика.
– Почему бы не попробовать? Если ему станет хуже, мы сразу отменим лечение. Чем мы рискуем?
– Не стоит питать иллюзий.
– Я и не питаю. Но отказываться от надежды не собираюсь. Иначе точно ничего не выйдет.
– Надежда бывает обманчивой. Она действует подобно наркотику, вызывая привыкание.
– Как и отчаяние.
Доктор Ричардс нехотя выписала рецепт. Мы обе понимали, что вскоре я буду искать нового врача. Тем более что она мне никогда особо не нравилась. В отношении многих людей, даже врачей (особенно врачей!), постоянно сквозило завуалированное осуждение, как будто болезнь Эйбела была послана нам за грехи или ошибки прошлого. Случись подобное с ними, они точно нашли бы выход. Подобрали бы правильное лечение, имели бы более выгодную страховку, завели бы детей, – и вообще ужасно глупо вот так взять и заболеть. А еще глупее – выйти замуж за больного.
На ужин Аве приготовил рагу с курицей. Он готовил почти каждый вечер: обычно – нигерийские блюда, иногда – китайские. Я готовила пару раз в неделю, а в остальное время мы довольствовались остатками вчерашнего ужина или чипсами. Питаться в ресторанах я позволяла себе только во время поездок на книжные ярмарки. Никто из нас не обладал суперспособностями в кулинарии. Ужин был вполне сносным, не более того.
После еды я пошла в сарай, чтобы немного поработать. Здесь, под высокой остроконечной крышей, мне удалось устроить что-то вроде кабинета: книжные полки во всю стену, небольшая рабочая зона в глубине и стол в углу, где можно было чистить, реставрировать и упаковывать книги. Летом это вечно пыльное помещение раскалялось от жары, зимой промерзало, но зато здесь я могла побыть наедине с собой. Стоило переступить порог, и напряжение немного отпускало. Кроме меня, сюда никто не входил, за исключением старых проверенных клиентов. Пару часов спустя я отправилась в постель, прихватив с собой бокал вина и ноутбук – посмотреть перед сном детективный сериал. Мысли упорно возвращались к Лукасу и книге. Пришлось выпить еще один бокал вина и принять полтаблетки снотворного, чтобы их заглушить.
Наутро Аве пожаловался на плохое самочувствие – иногда его мучили жесточайшие приступы мигрени, влияющие на зрение, – и я отправила беднягу в постель. Затем подкатила кресло Эйбела к телевизору и села с ноутбуком на диван, чтобы проверить почту. Я давно не оставалась с мужем один на один и успела забыть, как непросто ухаживать за человеком, который абсолютно ничего не может делать сам. Через некоторое время пришлось вытереть ему стекающую с подбородка слюну. Потом почти сорок минут кормить из ложечки протеиновым коктейлем. Врачи предупреждали, что вскоре он утратит способность глотать, а значит, впереди новая печальная глава – питание через трубки… К счастью, до этого пока не дошло.
Не успела я вновь сосредоточиться на работе, как Эйбел вдруг скривился, словно от боли, и начал издавать странные скулящие звуки. Возможно, ему было неудобно сидеть. Я подошла проверить и не заметила ничего подозрительного, но на всякий случай попыталась его немного выровнять. Он оказался безумно тяжелым! Почему-то вспомнилось, как мы предавались страсти в машине на парковке устричной забегаловки в Бодега-Бэй; он так сильно любил меня, что готов был ублажать на заднем сиденье «Форда»… Наконец удалось усадить мужа поудобнее, и он затих.
А я заплакала. Потому что до сих пор не смогла к этому привыкнуть. Было нестерпимо больно видеть его таким, касаться чужого, пугающего тела… Мне очень не хватало прежнего Эйбела!
Поскольку работа все равно не клеилась, я весь день просидела перед телевизором рядом с мужем, то и дело обслуживая его. «Могло быть и хуже. Ты могла оказаться бездомной. Или лишиться в автокатастрофе обеих рук. Или стать беженкой. У некоторых людей нет лица, потому что кто-то плеснул в них кислотой. Когда-нибудь ты вспомнишь, как жила в этом прекрасном доме, как Аве помогал тебе во всем, и подумаешь: а ведь хорошо было тогда», – повторяла я, как молитву, чтобы не сойти с ума.
Жизнь продолжалась. Я начала смотреть новый сериал о полицейских, расследующих преступления на сексуальной почве, – скучный и напичканный эротическими сценами. Продала парочку хороших книг, с десяток плохих и одну, с которой рассталась скрепя сердце: роман Куки Мюллер из серии «Хануман Букс»[11]. Поискала варианты помещений под книжный магазинчик, о котором говорила с Лукасом. Все оказалось не просто: даже если сдать подороже вполне жилой сарай, где сейчас хранились все книги, мне не хватило бы денег на залог, равный трехмесячной аренде. У меня не было такой суммы, несмотря на приличный заработок. Ведь никто не отменял расходы на оплату услуг Аве, медицинскую страховку, лекарства и физиотерапию, а также на новые методы лечения. Каждый месяц я уходила в минус.
Все вернулось в привычное русло. Однако через неделю, когда я вновь приноровилась к жалкому существованию в захолустном городке, раздался телефонный звонок от Лукаса.
Так началась эта безумная авантюра.