Принцесса и Человек-Паук

Конец июля – чудесное время! Больше не надо ходить в школьный лагерь, можно спать, сколько вздумается, и гулять допоздна. Тонкий солнечный луч прямой наводкой попадает в глаз, и, окончательно проснувшись, я вижу, как танцуют на сияющей дорожке сотни пылинок. Сладко потягиваюсь на простыне с утятами, а потом иду на кухню – завтракать. На дверцу холодильника примагничен листочек, исписанный маминым мелким почерком: «Доброе утро! Сегодня нужно собрать смородину с трёх кустов. Удачи! Мама.» Она регулярно оставляет такие, чтобы её дочь, вырвавшаяся на долгожданную свободу, помнила о домашних обязанностях.

Медленно пережевываю овсянку: эх, неплохо бы в неё варенья добавить! Но прошлогоднее все закончилось, а нового пока не заготовили. На коленки мне прыгает Маус – странно было назвать кота мышью, но у нас вообще оригинальная семья, чтобы вы знали. Разглядываю своё отражение в ложке. Хм, а вроде ничего, только бы веснушек поменьше! Если бы я была взрослой, обязательно придумала бы средство от них: помазала – исчезли. Одна косичка наполовину расплелась, и, пока мама не видит, расплетаю и вторую – для симметрии. Такие волнистые волосы у меня, почти кудрявые, как у принцессы!… Теперь надо бы завязать их в «хвост» и бежать по делам, но вот беда: Маус уснул, и было бы чудовищным неуважением будить хвостатого члена семьи. Я наблюдаю, как появляются-исчезают острые коготки, то утопая в мягких подушечках, то выдвигаясь и впиваясь в мою штанину. Ай, больно! Кот молнией слетает с насиженного места, а мой взгляд цепляет противень с сушеной малиной: вот, чем можно развеселить унылый вкус овсяной каши! Но добраться до угощения не так-то легко: мама убрала ягоды повыше, на буфет, дабы кот не нашёл, а то слопает все без остатка. Я же предупредила – семья у нас интересная, особенно мохнатая её часть.

Чтобы добраться к цели, нужно встать на тяжелую скамейку. Волоком тащу её из прихожей, когда по всему дому раздаётся мелодичный звон: кто-то пришёл! Бросаю идею усовершенствования завтрака и бегу открывать. В дверном проеме возникает Ксеня:

– Эй, ты спишь ещё что ли? – подруга называет меня по имени только в особых случаях, а так, когда жизнь идёт своим чередом – «эй». – Хы-хы, лохматая, как ужас!

– Сама ты ужас, – беззлобно отзываюсь я. – Просто не успела порядок на голове сделать.

– Гулять-то выйдешь?

– Ага, только штаны переоде…

Ну, конечно, смородина! И как только я могла забыть про свою обязанность? Мама часто говорит, что у меня ветер в голове и одни фантазии, а папа отвечает, что это очень здорово, далеко не каждая восьмилетняя девочка умеет так сочинять истории, и я должна гордиться этим. А мама – что гордиться – плохо. Пойди, разбери этих взрослых! Но папино мнение мне все-таки ближе.

– Ксень, мне снова смородину велели собирать, – тяжко вздыхаю я и показываю на пышные кусты у забора.

– Опять? Да сколько у вас её?

– Мне кажется, они специально посадили столько, чтобы мучить меня!

– Давай, помогу? Вдвоём-то быстрее!

– Правда? Вот спасибо!

За душевной беседой, как водится, время летит незаметно, и спустя каких-то два часа наши ведерки полны крупных блестящих ягод. Свобода!

– Сейчас в холодильник поставлю и пойдём, ага, – я хватаю урожай и направляюсь к дому. Порывистый ветер срывает с головы кепку, наклоняюсь поднять её и слышу за спиной знакомый звук: так захлопывается дверь.

– Ой-ей, нет-нет-нет, – дергаю я ручку на себя. – Только не это, пожалуйста!

– Чего? – хлопает ресничками Ксеня.

– Она закрылась, понимаешь? Наглухо! А ключи там остались, на столе. Как я теперь домой попаду?

– Оставим смородину в бане, там прохладно, – подсказывает подруга, – не испортится.

– Да это-то тут причём? – злюсь я. – Если я в таком виде гулять пойду, и испачкаю ещё, а я обязательно испачкаю, ты знаешь, то мама меня сначала немножко убьёт, а потом вообще больше гулять не пустит!

– Да-а, – соглашается Ксеня и мечтательно прибавляет: – Ты будешь как принцесса, которую в башне заточили. Только волосы не забудь распустить.

– Да какие там волосы! – горюю я. – Делать-то что? Сколько раз мама говорила, чтобы я была внимательнее, а я только ворон считать умею!

– Слушай, может, через окно залезешь? И изнутри отопрешь дверь, а? У меня так брат сто раз делал, когда дверь захлопывалась.

– Какая ты умная, Ксень! В моей комнате окна наружу открываются, я видела, когда мама мыла. Побежали!

Наверное, я и правда ещё маленькая, раз не умею правильно оценивать расстояние: от земли до подоконника – чуть меньше двух метров.

– Давай, подсажу! – подруга повыше меня (как и все мои друзья, так уж случилось). На ходу скидываю сандалии, встаю на «замок» из её сцепленных ладоней, хватаюсь за раму, р-раз – и я уже на подоконнике!

– Есть! Сейчас попробую открыть, – дёргаю на себя створку. – Что-то никак не поддаётся! Ух, чтоб её!

– А другая? – в голосе Ксени ещё теплится надежда. – Ты вторую попробуй!

– Не-а. Ты знаешь, чего?

– М-м?

– Кажется, окна перепутала, – упавшим голосом докладываю я.



– Ну ты и растяпа! Слезай давай тогда, чего там прицепилась?

– Ага, сейча… – оборачиваюсь и вижу под окном груду рассыпанного щебня – как только я раньше не заметила её? Да и расстояние до земли за это время, кажется, увеличилось сразу втрое.

– Ой, а как слезать-то, я же обдеру коленки или вообще шею сломаю!

– Прыгай, ловлю! – растопыривает руки подруга.

– Ага, чтобы я тебя ещё придавила? Нетушки!

На секунду мне становится страшно: пальцы слабеют, дрожат и уже почти отказываются держаться за узкую раму. Внизу ноет Ксеня, бормочет что-то про мою скорую погибель.

– Ты это, если разобьёшься, я буду тебя в больнице навещать, – успокаивает она, – апельсинов принесу.

– Да не люблю я их! – дрожь от пальцев перемещается равномерно на обе руки.

– Ну ладно, тогда яблоки, полосатые, – рыдает подруга.

– Сойдёт, – хлюпаю носом я и понимаю: нужно срочно что-то придумывать. Перспектива коротать лето на больничной койке, пусть даже в компании даров, меня совсем не радует. Думай, Манька, думай скорее!

Скоро полдень, время обеда, и на дороге слышны голоса рабочих. Интересно, я, наверное, выгляжу сейчас! Ох, только бы они меня не увидели! Но, поскольку день начался с грустной овсянки, ему уже не стать добрым. Повезло, так повезло.

– Смотрите-ка, – кричит тетя Настя. – Кто это там у Юры на окне висит? Уж не воры ли?

Мой папа – председатель уличного комитета, и его все тут знают. Иногда быть знаменитым не очень, особенно, если у тебя есть маленькая дочь, которая бьет стекла (ну, всего пару раз было!), седлает чужие заборы и берет на абордаж сады (мы с ребятами тогда просто посмотреть залезли, на минуточку, честно!).

– Надо в милицию позвонить! – отзывается тётя Римма. – У Смирновых в прошлом году так полдома вынесли среди бела дня.

– Да это же Манька, – вставляет дядя Егор. – Играют, наверное, во что-нибудь. Она у них такая выдумщица!

«Уже полдня прошло, а мы сегодня вообще не играли ещё!» – почти вырывается у меня. Про выдумщицу слышать приятно, про милицию – страшно…

– Беги за соседкой, – неожиданно для себя кричу я. – Живо!

У бабушки Вали слабое, но привыкшее к моим выкрутасам сердце. Ксеня выглядывает из-за соседкиной спины, та подаёт руку, минута – и мои босые ступни касаются земли. Чудесный момент освобождения! Я и вправду чувствую себя вызволенной из башни принцессой, которую охранял дракон. Воображение рисует бабулю Валю в виде дракона, и я прыскаю от смеха: