Пентти Иконен и Эро Рехардт
Неудовлетворительное состояние психоаналитической теории агрессии ясно показывают недавние публикации, круглые столы и конгрессы, посвященные этой теме. Ситуация, пожалуй, даже ухудшилась, поскольку психоаналитическая точка зрения часто вытесняется бихевиористским подходом, так что рассматривается агрессивное поведение вместо стоящего за этим поведением намерения (см., например, статью Р. Эджкомб и Дж. Сандлера на эту тему: Edgecumbe, Sandler, 1974). Попытки найти поддержку психоаналитической теории агрессии в биологии оказались столь же бесплодными. Одной из важных причин этой нерешительности и колебаний была неясность наших представлений о природе психоаналитического подхода или научной сущности психоанализа.
Важным толчком для тех мыслей, что будут здесь изложены, послужил ряд недавних исследований относительно научной природы психоанализа (Apel, 1968; Habermas, 1965; Lesche, 1976; Radnitzky, 1970; Ricoeur, 1970) и природы психоаналитической процедуры (Ikonen, Rechardt 1976а). Не вдаваясь в подробности, следует отметить то, что становится все более очевидным и ясным: психоанализ является отдельной наукой, имеет собственную точку зрения, собственный подход и уровень опыта, которые отнюдь не следует путать с точками зрения и подходами, скажем, бихевиоризма или биологии.
Тезисы, которые мы собираемся здесь изложить, основаны на клиническом опыте и на пересмотре трудов Фрейда в свете того, что было сказано выше. Мы предлагаем в этой работе такую точку зрения: психоаналитическую теорию агрессии не следует ограничивать только отношением к агрессивным и деструктивным формам поведения и соответствующему им психическому содержанию, а следует вернуть ее к ее исходным пределам, вновь сделав ее теорией Танатоса. Под Танатосом здесь будет пониматься упорное, постоянно активное инстинктуальное2 стремление к переживанию состояния покоя: попытки избавиться от того, что переживается как нарушающее покой, и/или того, что поддерживает нарушение покоя. Смерть является лишь одной конкретной формой состояния покоя, а разрушение – только одним конкретным средством стремления к состоянию покоя. Центральное и доминирующее намерение Танатоса, его конечная цель – это именно покой в той или иной форме, достигнутый тем или иным способом. В плоскости психоанализа речь идет не о биологическом принципе, который можно показать, а о доминирующем психическом стремлении. Теория либидо открыла новые возможности видения, продемонстрировав, как многочисленные разнообразные формы удовольствия являются на самом деле взаимозаменяемыми проявлениями одного и того же сексуального либидо. Теория Танатоса, в свою очередь, намерена показать, что существует широкое разнообразие психических событий – некоторые из них по своему намерению разрушительны, тогда как другие отнюдь не разрушительны и являются альтернативными формами одного и того же переживаемого стремления к состоянию покоя.
Фрейд уже в своих первых работах обращал внимание на агрессивные импульсы, направленные на объект. Первоначально он считал агрессию садистическим компонентом сексуального инстинкта и разграничивал сексуальные инстинкты и инстинкты самосохранения, причем последние, по его мнению, способны инициировать стремления, противоположные первым. Несколько позже, в своей работе «Три эссе о сексуальности» (Freud, 1905), он представил точку зрения, согласно которой при попытке овладения внешним миром оба типа инстинктов имеют потенциальную способность действовать агрессивно. Фрейд говорил об Эго во многих контекстах, подразумевая под этим термином ту часть психического функционирования, которая стремится к существованию некоего функционального целого. Эго участвует в конфликте между внешним миром и инстинктами; оно связано с инстинктами самосохранения и отвечает за сопротивление. В работе «Психогенные нарушения зрения» (Freud, 1910) Фрейд в первый раз заговорил об эго-инстинктах. Как инстинкт самосохранения, так и вытеснение являются проявлениями эго-инстинктов. На тот момент он считал, что инстинктуальный конфликт – это конфликт между либидо и эго-инстинктами (подробнее см.: Nagera, 1970).
В работе «Инстинкты и их разновидности» (Freud, 1915) Фрейд доказывал, что агрессия, направленная на объект, является не либидной, а происходит из эго-инстинктов. Агрессия является проявлением инстинкта самосохранения. Эта работа была крайне важной для психоаналитической психологии агрессии. Фактически сегодняшняя психоаналитическая психология агрессии опирается в большей степени на эту статью, чем на то, что Фрейд писал позже, в работе «По ту сторону принципа удовольствия».
В своей статье «Инстинкты и их разновидности» Фрейд утверждает, что первичное, самое раннее по развитию отношение Эго с внешним миром характеризуется равнодушием. Первично Эго любит только себя и находит удовлетворение в своем собственном существовании. Однако неизбежно приходится находить объект, освобождающий от инстинктуального давления и приносящий удовлетворение. Объект есть источник удовольствия, поскольку он приносит удовлетворение и облегчение, но он также источник неудовольствия и нарушения покоя. Он стимулирует через свое существование инстинктуальные импульсы, жаждущие удовлетворения и таким образом также подкрепляет переживания неудовлетворения. С появлением объекта в состояние первичной любви к себе вторгаются ненависть и желание уничтожить нарушающий покой объект. Первичный отклик Эго на нарушающие покой стимулы внешнего мира характеризуется ненавистью и отвращением. Оно стремится защитить себя от нарушений покоя через равнодушие, уход, бегство или разрушение. Эго постоянно пытается уничтожить независимое, нарушающее покой существование объекта и вернуться к самому раннему безобъектному состоянию. Это проявляется сначала в попытках раннего эго, полностью посвященного удовольствию, инкорпорировать в себе приносящие удовольствие аспекты объекта и относиться враждебно ко всем другим его аспектам: все, что хорошо, находится внутри самого эго, тогда как внешний покой отвратителен и в нем нет ничего, чего стоило бы желать. Эта тенденция все еще заметна в догенитальной сексуальности. Эго оральной стадии склонно съедать и переваривать объект во всей его полноте. Обладать объектом и уничтожать его, чтобы он больше не нарушал покоя, – это одно и то же. В течение анальной стадии собственническое желание эго проявляет себя в попытках полностью овладеть объектом – овладеть так, чтобы иметь возможность решить: владеть им или уничтожить его, и не оставлять ему никакого отдельного и независимого существования. В течение этих стадий субъект не способен провести различия между любовью и ненавистью. Независимое существование объекта лишь постепенно становится терпимым и приемлемым для субъекта.
Понятие нарциссизма (Freud, 1914) в некоторой степени затемняет различия между либидинозными инстинктами и инстинктами эго, поскольку оно равнозначно предположению, что эго может также быть объектом либидо и что в распоряжении эго есть некоторое количество либидо. Инстинкты самосохранения, или стремление эго защитить самое себя, как раз и являются проявлениями нарциссического либидо, содержащегося в эго. Таким образом, различие между эго-инстинктами и либидными объектными инстинктами полностью утратило свое значение. Осталось только противопоставление либидо, направленного на эго, так же как и на объекты, и, с другой стороны, те стремления, что проявляются как, например, равнодушие, попытки овладения и разрушения с целью самозащиты. В своей работе «За пределами принципа удовольствия» (Freud, 1920) Фрейд в конце концов пришел к новой классификации инстинктов – к теории Эроса и Танатоса.
В работе «За пределами принципа удовольствия» Фрейд вначале рассматривает тот факт, ставший теперь очевидным, что многие психические стремления не следуют принципу удовольствия. Согласно этому принципу, психика обычно стремится получать удовольствие и избегать неудовольствия.
Очевидно, однако, что психический аппарат нередко также стремится к неудовольствию как таковому, причем не только временно, из-за требований, навязываемых реальностью. Дети часто стремятся в своей игре повторить то, что они ранее переживали как неудовольствие и что при повторении также включает переживание неудовольствия Невротик упорно продолжает повторять опыт неудовольствия как в своей жизни, так и в отношениях переноса в психоаналитической ситуации. После травматического переживания мучительная, вызывающая тревогу ситуация будет повторяться в уме человека вновь и вновь. Такого рода повторение, похоже, является предварительным условием для процесса исцеления.
Теперь возникает вопрос, как следует интерпретировать эту своеобразную тенденцию к повторению и каков ее психологический смысл. Фрейд доказывал, что речь идет о попытках овладения опытом, который вызвал нарушение покоя. Повторение предназначено для того, чтобы связывать, как он полагал, состояние нарциссического возбуждения того рода, которое вызывается либо внешним, либо внутренним стимулом3.
Со связанной энергией можно затем справляться различными психическими средствами, так же как с любым другим психическим содержанием. Возникновению несвязанного нарциссического возбуждения будет противодействовать 1) щит, до некоторой степени прикрывающий от стимулов; 2) состояние подготовленности, или предвкушающего страха, мобилизующего контракатексис (психическое содержание), способный связывать такое возбуждение, и 3) одновременно произошедшая физическая травма, психическое переживание которой будет связывать нарциссическую либидную энергию.
Есть что-то инстинктуальное в самом компульсивном повторении. Оно кажется «действием беспощадной, демонической силы»4. Увлекшись идеей инстинктуального характера компульсивного повторения, Фрейд стал разрабатывать ее далее. Не может ли быть, что существует какой-то инстинкт повторения?
Если судить по биологическим наблюдениям, это представляется вполне возможным. Миграции животных и полеты перелетных птиц – это проявление некоторой инстинктуальной тенденции к повторению. Все случаи повторения имеют эту общую черту: они означают возвращение к более раннему состоянию вещей. Следуя этому, Фрейд рисует картину жизни как нарушение покоя, которое появилось в равновесии неживой природы. Каждая форма жизни есть путь обратно к неорганическому состоянию равновесия. Безжизненность – это самое раннее состояние всей жизни, самое раннее среди всех ранних состояний. В возвращении к безжизненному состоянию, свободному от нарушения покоя, жизнь должна проходить все более долгими окольными путями. Она склоняется к созданию все более крупных целых и к воспроизведению через сращение и генерирует напряжение, расширение и усложненность. Этим тенденциям жизни противодействует потребность снизить напряжение, разложить целое на составляющие и вернуться, наконец, к неорганическому состоянию.
Фрейд оказался перед обескураживающей идеей, что человеком может управлять инстинктуальная потребность уничтожать жизнь и что компульсивное желание повторения, стремление к овладению и к разрушению – это формы проявления этого инстинкта. Оба вида базовых инстинктов, инстинкты жизни и инстинкты смерти, имеют цель, общую для всех инстинктов: они стремятся восстановить более раннее состояние вещей. Инстинкты жизни стремятся повторять попытки, характерные для самых ранних форм жизни, нарушить состояние равновесия путем сращения, повысить напряжение и усложнить возвращение к неодушевленному состоянию. Инстинкты смерти, в свою очередь, пытаются восстановить статическое состояние и равновесие.
Фрейд пытался обосновать свое предположение о существовании инстинкта смерти примерами из биологии, в особенности результатами исследований условий, необходимых для жизни и смерти одноклеточных организмов. Он пришел к выводу, что биология хотя и не поддерживает предположение об инстинкте смерти, но и не противоречит ему. Так что он решил, что имеет возможность применить это предположение к сфере психологии, отложив биологию в сторону. Он цитирует Платона, чьи философские представления о характере жизни были сродни его собственным биологическим размышлениям. Здесь становится понятно, что биологические соображения Фрейда были для него способом попытаться найти модель, применимую к психологии.
После того как он нашел такую модель, он более не нуждался в биологии. Философия и мифология также предлагали ему плодотворные модели. Фрейд упоминает о конкретном фигуральном способе мышления, необходимом в психологии, который, однако, легко можно неверно трактовать.
Наиболее существенным результатом этих размышлений было представление, что в человеческой психике работают две психологически различимые тенденции Эрос и Танатос. На деле эти две тенденции взаимодействуют множеством разнообразных способов, работая одновременно и оперируя либо в одном и том же направлении, либо в направлениях, противоположных одно другому, но одна никогда не будет превращена в другую и не потеряет свое независимое существование, как бы тесно ни они были порой переплетены.
Фрейд предполагал, что в человеческой психике действует тенденция к статическому равновесию. Принцип нирваны и принцип постоянства, попытки снизить напряжение или сохранить его, по крайней мере, постоянным – примеры проявления этой тенденции. Новая теория инстинктов означала возвращение к идеям старым, но теперь значительно обогащенным. Фрейд чувствовал, что здесь, в новой теории инстинктов, он стоит на более твердой почве, чем раньше. С течением лет он все больше убеждался в правильности этой теории, которая все полнее сочеталась с его системой взглядов.
Позднее Фрейд изменил свое первоначальное представление, согласно которому Эрос также представляет собой стремление к более раннему состоянию вещей. Вместо этого он особенно подчеркивал ту роль, которую Эрос играет как сила, повышающая напряжение, создающая более крупное целое и поддерживающая нарушение покоя. Буря и натиск жизни имеют своим источником Эрос, или инстинкты жизни. Танатос стремится к покою и работает в основном тихо и незаметно. Фрейд также оставляет в стороне вводные соображения, согласно которым Эрос нарушает космическое неодушевленное состояние умиротворенности, тогда как Танатос представляет собой попытки восстановить это состояние. Он обращается с тем и другим, как с психическими устремлениями: Эрос нарушает покой и обогащает жизнь, а Танатос проявляет себя в попытках индивидуума жить спокойно (Freud, 1923).
Здесь мы переформулируем фрейдовскую теорию Танатоса в следующей, казалось бы, лишь немного модифицированной форме, которая, однако, открывает новые возможности видения: вместо того чтобы быть тенденцией, внутренне присущей всему одушевленному, стремиться к неодушевленному состоянию, Танатос, с точки зрения психоанализа, является упрямым, непрерывным и неумолимым стремлением, внутренне присущим человеку, к переживанию покоя и облегчения тем или иным способом и в той или иной форме. Агрессия есть одна из форм проявления этого стремления, а собственная смерть или уничтожение другого человека могут быть средством, которым индивидуум пытается достичь состояния покоя. Танатос, инстинкт смерти, – это название парадигмы, связанной с психическим функционированием. Исторически законно, пожалуй, будет сохранить это название, несмотря на то, что оно может порождать обманчивые представления.
Тексты Фрейда о Танатосе принято воспринимать с точки зрения биологии, поэтому их и не принимали в достаточной мере всерьез. Были попытки найти для агрессии биологическую модель, и считалось, что Фрейд основал свою теорию на ненадежных биологических построениях. Вопрос относительно биологических аспектов Танатоса «выходит за рамки» психоанализа; для психоанализа это метафизический вопрос, который не может быть разрешен в пределах его метода5. Что психоанализ может сделать здесь на эмпирическом уровне, так это исследовать, как Танатос работает в качестве принципа интерпретации.
Если рассматривать их с этой точки зрения, то Эрос и Танатос – это психические тенденции, независимые одна от другой. Эрос стремится поднять жизнь на новую высоту: он стремится к более крупным целям и к повышению энергетического напряжения. Основное направление его психического намерения – в сторону удовольствия (но не прочь от неудовольствия, а также независимо от нарушения покоя). Танатос стремится устранить то, что повышает энергетическое напряжение, и свести его к максимально низкому уровню (принцип нирваны) или, по крайней мере, сохранять его неизменным (принцип постоянства). Основное направление его психических устремлений – к состоянию покоя или относительного покоя, которое предшествовало нарушившей покой стимуляции (прочь от того, что нарушает покой, не в сторону удовольствия, но в сторону переживания покоя или облегчения).
Цель Танатоса может быть выражена лишь косвенно. Он не удовлетворяется каким-то конкретным объектом или действием, он удовлетворяется только состоянием, которое можно определить лишь негативно, состоянием, в котором не происходит никакого нарушения покоя. Необходимо будет определить нарушение покоя ad hoc, т. е. в каждом конкретном случае, и то же самое относится к тому действию, через которое происходит стремление к свободному от нарушения покоя состоянию. Когда мы говорим о «состоянии покоя», это всего лишь позитивное наименование, приблизительно описывающее состояние, которое определить можно только негативно. То же самое, когда мы говорим о состоянии равновесия.
Принцип удовольствия в форме, представленной Фрейдом, как стремление к удовольствию и прочь от неудовольствия (Freud, 1911), оказывается теперь явно вторичным формированием, комбинацией устремлений Эроса и Танатоса. Фрейд сам утверждает, что это такое проявление принципа Танатоса, как когда он модифицирован Эросом (Freud, 1920). Усилия достичь удовольствия и усилия избежать неудовольствия могут происходить в большей степени в соответствии с первичным процессом или в большей степени в соответствии со вторичным процессом. В первом случае мы сказали бы, что они более совместимы с чистым принципом удовольствия, в противоположность усилиям, совместимым с принципом реальности. В обоих случаях они могут действовать либо относительно отдельно друг от друга, либо быть практически друг с другом слиты.
Теория либидо показала, что широкое разнообразие форм сексуального удовольствия представляет различные формы одного и того же сексуального либидо. Соответственно, мы можем говорить о различных формах Танатоса. С этого момента, однако, мы должны говорить о «разновидностях» в значении более широком, чем Фрейд в его работе «Инстинкты и их разновидности». То, что имел в виду Фрейд, было разновидностями общих для всех инстинктов, таких как обращение на самого себя, переход от активного к пассивному и т. д. Фрейд с осторожностью говорил о возможности превращения одних форм либидо в другие. Существенно, однако, то, что катектическая составляющая варьирует от одного производного к другому. Происходит трансформация в катексисе и динамике, возможности воздействия психоаналитического метода также опираются на этот факт. Когда мы здесь говорим о различных разновидностях Танатоса, это означает, что Танатос имеет много производных, которые могут быть катектированы самыми различными способами. В этом смысле как либидо, так и Танатос в случае каждого индивидуума имеют множество разных возможных форм.
Взгляд Фрейда на агрессивный, или деструктивный, инстинкт был недвусмысленно ясным: это стремление, ставящее целью уничтожить объект или сам субъект. Он называл его одной из форм Танатоса или одним из инстинктов смерти. Когда понятие Танатоса ограничили так, чтобы оно охватывало только агрессивный инстинкт (Hartmann et al., 1949), это был шаг назад в психоаналитической теории. Мы хотели бы особо подчеркнуть, что, если психоаналитическую теорию агрессии ограничить так, чтобы она относилась только к (нейтрализованным или явным) агрессивным и деструктивным стремлениям, это будет столь же плохо совместимо с клинической работой, как если бы ограничить теорию либидо, скажем, только сосанием и его производными.
Мы предположили выше, что цель Танатоса – это устранить нарушения покоя. Мы предположили это, не подумав, что в точности означает нарушение покоя метапсихологически и переживаемое в опыте.
Мы начнем, как начал Фрейд в работе «За пределами принципа удовольствия», с рассмотрения травматической ситуации и компульсивного желания повторять. Нарушение покоя, вызванное травматической ситуацией, – это поток несвязанной психической энергии (почти вовсе не имеющей психического содержания и формы), который был приведен в движение травматическим стимулом, когда нарциссическое либидо оказалось лишено своего объекта. Таким образом, речь идет именно о либидной энергии. Путем повторения6 делается попытка связать эту либидную энергию с образами, активностью, тревогой и, возможно, с другими аффектами. В смысле переживания это значит, что сначала диффузное и постоянное беспокойство, вегетативное возбуждение и неспособность сосредоточиться сменяются периодическими состояниями, в которых правит тревога и болезненные образы, ассоциируемые с травматической ситуацией как в состоянии бодрствования, так и в сновидениях. Успокоение произойдет позднее через связывание этих образов и тревоги путем различных защитных и других мер. Кроме того, те образы, которые есть у человека относительно того, что произошло, что могло произойти, что можно было сделать и что следует делать в сходных ситуациях в будущем, будут принимать все более четкую форму. Степень связывания, таким образом, возрастает различными путями. Здесь легко приходит на ум метапсихологическое предположение относительно природы нарушения покоя и того состояния покоя, которого пытаются достичь: нарушение покоя есть соотношение между либидной энергией, связанной менее развитым способом, и либидной энергией, которая связана более развитым способом, а успокоение означает некоторое развитие степени связанности.
Однако нарушение покоя имеет тот же самый характер, что и в нетравматических ситуациях. В таких ситуациях тоже либидная энергия, связанная менее развитым способом, является, с точки зрения либидо, связанного более развитым способом, нарушающей покой. Здесь важны как количественные отношения, так и временной фактор или ритм. Когда количество плохо связанного либидо превышает – благодаря, например, его быстрому нарастанию – способность индивидуума связывать ее далее на данный момент, это будет переживаться как нарушение покоя (Freud, 1920). Таким образом, нарушения покоя – это почти синоним тревоги, но первое более древнее, чем вторая. Тревога как разновидность аффекта является даже формой связывания. То же самое относится к другим аффектам, самый ранний из которых равен привязыванию возбуждения к филогенетическим, досимволическим формам реакций. Фрейд описал это, назвав аффекты примитивной истерией. Когда тревога принимает все больше психического содержания, она постепенно приручается до того, чтобы превратиться в сигнальную тревогу, т. е. психическое формирование, представляющее собой достаточно продвинутую степень связывания. Потому «нарушение покоя» – это не совсем то же самое, что аффект тревоги, его следует рассматривать как особую форму тревоги, а именно такую, которую мы называем травматической или которая переживается как сходная с ней по качеству. Ее изначально переживаемое проявление, которое можно переживать, по крайней мере, в мягких формах на протяжении всей жизни, – это безымянное беспокойство, которое может даже как таковое перерасти в безымянный ужас панического типа. Как метапсихологическое понятие психическая травма – явление относительное: это значит, что способность индивидуума к связыванию слишком сильно превышена на конкретный момент. Понятие актуального невроза близко к этому: актуальный невроз есть состояние нарушения покоя, вызванное плохо связанным либидо в результате длительной чрезмерной сексуальной стимуляции. Эго переживает как опасность не только наличие дефектно связанного либидо, но и угрозу его появления. Например, актуальный невроз и переживание травмы соответствуют первому из них, а сигнальная тревога – второму. Вышеизложенные метапсихологические соображения проливают свет на различные формы тревоги и на вопросы о тревоге, предложенные Фрейдом, которые оставались нерешенными (Freud, 1926). (По поводу связывания либидо и его соотношения с тревогой см.: Ikonen, Rechardt, 1976b.)
Согласно психоаналитическому пониманию, невротическое или другое психическое нарушение покоя наступает таким образом, что во время ранних стадий развития индивидуума возникают определенные способы овладения некими проявлениями либидо при условиях данного типа, т. е. конкретные методы умиротворения – привязывание его к примитивным способам использования, к ригидному контркатексису и к примитивным защитам. Это психические формации, которые из-за своей ригидности работают дефектно, а когда они становятся сильнее, то плохо сочетаются с психикой в целом. Нарастание давления либидо при таких обстоятельствах приведет к катектированию более ранних психических структур, к большей бедности и жесткости защит, к нарастанию тревоги и к подкреплению пугающих образов. Об угрозе, вызываемой архаическими формами связывания и конфликтами между более ранними и более поздними решениями, писал, например, Сандлер (Sandler, 1974).
Фрейд говорит о трех видах психической энергии, или о психической энергии, появляющейся в трех разных формах: (1) свободно движущаяся (frei beweglich), (2) тонически связанная (tonisch gebunden) и (3) подвижная (mobile) (см.: Gill, 1963)7. Свободно движущаяся энергия связана только предварительным образом (например, катексисы в Ид). Даже когда она связана предварительным образом, с ней можно обращаться в соответствии с чистым принципом удовольствия, подчиняясь первичному процессу, так, чтобы стремиться к немедленному удовольствию и стараться избежать немедленного неудовольствия (например, работа со сновидениями). Когда она становится сильнее, она бывает склонна к «буре и натиску», способствует беспокойству и переживается как беспокойство. Тонически связанная энергия встречается в формах, достаточно жестко связанных с различными психическими содержаниями и событиями, существование которых служит для обеспечения стабильности и текучести различных психических событий; но, когда она появляется в чрезмерном количестве, она способствует схематичности и ригидности. Некоторые случаи такого тонического связывания благоприятны и могут способствовать адаптации, тогда как другие могут поддерживать как бы патологические психические содержания, или психические содержания, предрасполагающие к патологии. Большинство психопатологических симптомов – это формы тонического связывания. Подвижная (мобильная) энергия имеет форму, в которой с ней можно обращаться без напряжений и не вызывая нарушения покоя. Она не была связана заранее ни с каким конкретным психическим содержанием, она нейтральна и готова ассоциироваться при необходимости с чем угодно в качестве гиперкатексисов, например, катексисов внимания8.
Увеличение количества подвижной (мобильной) энергии будет переживаться субъективно как возрастание автономии, эмансипации и как рост доступного набора образов, чувств и действий (Ikonen, Rechardt, 1976а, 1976b). Это увеличение количества энергии также означает освобождение от ригидных защитных структур, которые поддерживаются через контркатексис. Это основа «мобильной функции» Эго (Freud, 1925). Ее проявление – это переживаемое чувство свободы и спонтанности. С помощью подвижного катексиса индивидуум сможет также найти лучшие возможности удовлетворить свои более примитивно связанные и свои свободно движущиеся либидные энергии – свои «желания» – способами, совместимыми с реальными обстоятельствами. Тем самым улучшаются возможности избавиться от нарушения покоя и достичь состояния покоя. Как нам представляется, согласие с реальностью, или осознание принципа реальности, означает, что удовлетворение интегрировано в психику в целом: получение удовольствия не происходит за счет других удовольствий или покоя, а стремление к покою не происходит таким образом, который только увеличит нарушение покоя и будет чрезмерно препятствовать получению удовольствия. Исходя от этой отправной точки, возможно будет развить лучшее определение принципа реальности, чем то, которое используется сегодняшней теорией, а также получить лучший ответ на вопрос, что есть реальность с точки зрения психоанализа.
Формы Танатоса должны развиваться в направлении, при котором реальность в вышеуказанном смысле принимается в расчет все больше. Лучше всего это возможно осуществить через подвижный (мобильный) тип связывания, позволяющий потенциально получить неограниченное богатство идеационного и эмоционального содержания, но на самом деле по содержанию пустой. Самая развитая форма либидо – это его генитальный уровень, ответственный за воспроизводство и за сохранение вида (Freud, 1911). Самая развитая форма Танатоса соответствует подвижному связыванию, способности направлять и проявления либидо, и проявления самого Танатоса путем подвижного катексиса – способ, который согласуется с состоянием целого в каждый конкретный момент. Это также означает разрешение парадокса, к которому Анна Фрейд привлекла внимание на конгрессе в Вене (A. Freud, 1972): хотя характеристикой генитального либидо, кажется, является верность одному объекту, зрелые формы агрессии, похоже, характеризуются неверностью, способностью направляться на широкое разнообразие объектов (можно к этому добавить: способностью к широкому разнообразию форм).
Из психоаналитической концепции инстинктов следует, что мы никогда не находимся с инстинктом в прямом соприкосновении, а только через его различные психические проявления. С их помощью мы можем отслеживать разновидности инстинкта и его различных производных. Теперь, когда мы предположили, что Танатос стремится поддерживать и/или восстановить состояние покоя, мы можем спросить, каковы основные типы его психических проявлений, через которые можно отслеживать его разновидности или которые находятся среди его разновидностей. Фрейд упоминает, по меньшей мере, следующие:
– охраняющий щит против стимулов (стимульный барьер)
– повторение
– агрессия и деструкция
– помощь либидо в получении удовлетворения
– мазохизм и садизм
– связывание через контркатексис
– деструктивность Супер-Эго
– негативная терапевтическая реакция
– отрицание (negation).
Мы вернемся к этим разновидностям Танатоса, описанным Фрейдом, ниже, когда будем рассматривать, как наше представление о Танатосе работает в клинических контекстах и интерпретациях. Следует отметить, что Танатос никогда не проявляется в одиночку. Он формирует неизменно присутствующий интерпретационный аспект, но всегда в сочетании с разновидностями либидо или Эроса. Здесь, однако, мы будем рассматривать психические события исключительно с точки зрения Танатоса9. По мнению Фрейда, Танатос – в целом немой инстинкт по сравнению с Эросом. И все же в основном он имел в виду его наиболее шумные проявления: агрессивность, деструктивность и компульсивное повторение.
Против стимулов, приходящих извне, психический аппарат может защитить себя при помощи охраняющего щита (Freud, 1920), тем самым поддерживать состояние покоя. Это явление встречается как в повседневной жизни, так и при проведении психологических экспериментов. Оно переживается как равнодушие и «толстокожесть». Состояние покоя может также быть восстановлено, если тем или иным способом устранить источник нарушения покоя: убежать от него, бороться с ним, прогнать его прочь или уничтожить. Другая возможность – это аутопластическая адаптация к внешним стимулам, т. е. изменение собственного состояния таким образом, чтобы данный стимул больше не нарушал покой. Это обычно происходит, если стимуляция длится долго.
Важно то, что одно и то же действие, стремление к состоянию покоя и уничтожение источника нарушения покоя может осуществляться различными из описанных способов: путем формирования охраняющего щита против стимулов, путем бегства, агрессивности и деструктивности или путем аутопластической адаптации. Все это различные проявления и разновидности Танатоса, из которых многие детерминированы филогенетически и досимволичны. Как нам представляется, они могут также переживаться как различные формы реализации одного и того же устремления.
Основной источник нарушения внутреннего покоя – это Эрос. Против него психический аппарат не имеет никакого охраняющего щита. Его отсутствие отчасти компенсируется связыванием психической энергии или заменой свободного катексиса частично связанным катексисом. Вслед за этим становится возможным увеличение степени связывания и других катектических психических событий, нацеленных на дальнейшее снижение нарушения покоя (Freud, 1920). Сновидения и приступы тревоги, повторяющие травму, пытаются овладеть мощным потоком инстинктуальной энергии, стимулированным травмой (см. сноску 1 выше), путем привязывания ее к аффекту тревоги и различным образам («Что следовало бы сделать?», «Что могло бы случиться?», «Что на самом деле произошло?» и т. д.), т. е. путем привязывания ее к конкретному психическому содержанию и придания ей той или иной психической формы. Когда некая система катектируется заранее под угрозой мощной стимуляции (одно из значений тревоги), это послужит преградой против избыточного инстинктуального затопления путем привязывания его к контркатексисам.
Связывание свободной энергии и компульсивное повторение, ассоциируемое с ним, можно рассматривать просто как защитную меру. Более естественно будет представлять ее себе как проявление Танатоса и как событие, которое делает возможными настоящие защитные меры, придавая несколько связанную форму несвязанному, бесформенному беспокойству инстинктуальной энергии. Естественно, защиты в целом можно будет понимать как продолжение этого процесса, причем целью является успокоить переживаемое и избавиться от нарушающих покой инстинктуальных импульсов и их проявлений, сдвигая катектированные психические содержания и что-то делая с ними. Какой инстинкт или разновидности какого инстинкта представлены защитами, будут тогда вопросами, которые можно решать по мере того, как проблемы интерпретации просто следуют линиям, намеченным Хартманом, Крисом и Левенштейном (Hartmann, Kris, Lцwenstein 1949).
Стремление к покою, прочь от нарушений покоя, вызванных либидо, может привести к проявлениям более тяжким, чем защиты: к агрессии против объекта либидо, рассматриваемого как источник нарушения покоя, или к агрессивности, или к деструктивности по отношению к самому либидному желанию или его источнику, что проявляется в различных формах саморазрушения и агрессии, направленной на себя. В особенности отсутствующий объект, который не дает возможности удовлетворения, переживается как нарушающий покой «плохой объект». Стремление к покою и к тому, чтобы устранить нарушение покоя, тогда победит совершенно явно за счет либидо: покой и удовольствие противоположны друг другу, хотя нелибидные или антилибидные усилия могут быть вторично либидинизированы либо прямо, либо через регрессию в результате беспощадных усилий Эроса найти какое-то удовлетворение даже при ограниченных условиях, что поведет к садизму и мазохизму11.
Вызванное либидо нарушение покоя можно, конечно, снять напрямую, через удовлетворение либидо, и в этом случае Танатос помогает либидо достичь удовлетворения (Freud, 1923).
В благоприятном случае, таким образом, удовольствие и покой могут совпадать. Самый обычный случай, однако, – это получение удовольствия ценой покоя или, напротив, стремление к покою путем отказа от либидного удовлетворения. Здесь следует также подчеркнуть значение отсутствующего объекта, так как в этом случае путь, ведущий к покою и удовлетворению, отчасти перекрыт с точки зрения как либидо, так и Танатоса.
Консерватизм либидо (Mannoni, 1971) является результатом компромисса между ним и Танатосом. Психика пытается найти дорогу обратно к ситуациям, в которых удовлетворение, полученное либидо, когда-то приносило покой.
Регрессия может также в широком смысле быть интерпретирована как производное Танатоса: как возвращение на более раннее простое состояние, которое лучше поддается контролю, предшествует нарушению покоя и в котором его меньше. Сон и желание спать представляет собой желание уйти к покою и регрессии. Извечное и для всех одинаковое желаний, лежащее в основе сновидения, – это желание спать. Оно участвует в формировании каждого сновидения (Freud, 1900). Если интерпретировать его в соответствии со второй теорией инстинктов, это желание является проявлением Танатоса. Работа сновидения может на самом деле рассматриваться как аутопластическое психическое средство для обеспечения покоя сна в противовес усилиям Эроса.
Изначально Супер-Эго стремится сделать спокойными либидные отношения ребенка с его родителями, а позднее работает над тем, чтобы успокоить другие объектные отношения. Стремясь успокоить эти критически важные отношения, уязвимые в плане нарушения покоя, Танатос не признает компромиссов: моральные запреты направлены на покой через чистое разрушение; то, что морально нарушает покой, является абсолютно дурным и заслуживает уничтожения.
Депрессивный аффект, когда он воспринимается как некие попытки, напоминающие «зимнюю спячку» (Joffe, Sandler, 1967), облегчить психическую боль (отсутствие нарциссического удовлетворения), возможно интерпретировать как проявление Танатоса (Rechardt, 1976). Таким образом, в старый вопрос об отношениях между депрессией и агрессией вносится некоторая ясность: агрессия и депрессия – это разные проявления Танатоса, часто взаимозаменяемые, но ставящие целью то же самое переживаемое состояние покоя12.
Так называемую «самодеструктивность», связанную с употреблением успокоительных или злоупотреблением ими, со злоупотреблением алкоголем и наркотиками и с другими сравнимыми с этими аддикциями, можно представлять как стремление избавиться от каких-то болезненных и нарушающих покой переживаний при помощи онемения, успокоения и эйфоризации. Интерпретировать их как направленную на себя агрессию будет неточностью, как видно из того факта, что даже очень далеко зашедшее саморазрушение не уменьшает аддикции. Напротив, оно обычно увеличивает нарушение покоя и усугубляет аддикцию.
Различные стадии развития либидо предлагают модели того, как устранить нарушение покоя (Erikson, 1950; Glover, 1949; Sandler, 1965): сосать, кусать, вбирать в себя, выплевывать, экскретировать, пачкать нижнее белье, выбрасывать, вообще избавляться, удерживать, сохранять, контролировать, управлять, рассматривать, предъявлять для рассмотрения, «красоваться», проникать, принимать проникновение, вторгаться, соперничать и т. д. Все они могут в общем и целом и независимо от соответствующего либидного компонента служить средствами для устранения любого возможного нарушения покоя и достижения покоя. Либидо, конечно, будет участвовать в этом, и его целью будет достичь удовольствия в связи с этими различными психосексуальными модусами. С точки зрения Танатоса, основное в этих ситуациях то, что это средства устранить то, что нарушает покой, и достичь покоя. Если попытка не ведет к тому, что источник нарушения покоя устранен и покой восстановлен, значит, попытка была неудачной. Это можно видеть в случаях неадекватного использования психосексуальных модусов, когда результатом оказывается их бесплодное и вредоносное повторение (например, оральные, анальные и фаллические нарушения характера).
То же самое относится к агрессивности и деструктивности как средствам, используемым как в действии, так и в мысли. Достижение цели Танатоса не зависит от количества используемой агрессии или деструкции, а зависит от того, какой результат они дают. Даже широкомасштабные агрессия и деструкция не приведут к удовлетворительному результату, если их применение не устранило источник нарушения покоя и не восстановило покой или если одновременно появились новые нарушающие покой факторы в дополнение к старым. Новые нарушающие покой факторы могут возникнуть либо сами по себе, либо в результате исчезновения возможностей для удовлетворения либидо. Это проблемы, известные по различным состояниям нарушения психики.
Чем меньше количество энергии, используемой для того, чтобы устранить нарушение и восстановить состояние покоя, тем более эффективным и, кроме того, тем более удовлетворительным считается произведенное действие. Например, когда значимость различных хобби для психического здоровья рассматривается в свете возможностей, предоставляемых ими для «разрядки агрессивности», это выражение не слишком удачно. Аспектом этих хобби, приносящим больше всего удовлетворения, в большинстве случаев будет переживание эффективности, умения, элегантности и легкости, достигающееся путем тренировки, т. е. способность управлять нарушающими покой факторами, которые там присутствуют, а вовсе не возможность «разряжаться» и яриться, что лишь изредка включает само по себе нечто удовлетворяющее и успокаивающее13.
Если объект Танатоса неизвестен, необходимо попытаться найти источник нарушения покоя. Вопрос «Что со мной такое?» может повести к экспериментальным действиям и атакам, обычно направленным на какие-то объекты и обстоятельства во внешнем мире, не дающим никаких результатов, приносящих облегчение. Танатос не находит удовлетворения в нападении, а только в том, чтобы облегчить или устранить состояние нарушенности покоя.
Психика индивидуума может быть столь интенсивно подвергнута нарушению покоя, что она не способна выдержать даже еще немного. Индивидуум такого рода будет реагировать мощно даже на самые малые нарушения покоя и таким образом может производить впечатление, что он «дает волю своей агрессии», и создать иллюзию, что существует особая надобность агрессию разряжать. Это, в свою очередь, может привести к искажению в работе психотерапии: человеку оказывается помощь в разрядке его агрессивности, что ему, по видимости, необходимо, вместо того чтобы помочь ему исследовать его болезненное состояние и найти облегчение от него.
Попытки устранить источник нарушения покоя могут осуществляться в соответствии с более или менее болезненными принципами «все или ничего» или «покой любой ценой», подчиняющимися первичному процессу. Для регрессивного пограничного пациента или психотика такие формы Танатоса обычны. Было бы неплодотворно интерпретировать эти события как представляющие собой неконтролируемые деструктивные тенденции или как проявления некоего первичного деструктивного инстинкта, поскольку то, что происходит, есть отчаянные попытки без достаточных к тому средств достичь состояния покоя и устранить его переживаемое нарушение.
Ниже будут предложены несколько разрозненных примеров, выбранных бессистемно, но представляющихся нам важными.
Все различные виды упорядоченности, приносящей покой тому, кто упорядочивает, являются проявлениями Танатоса. Вследствие этого порядок не является в принципе «скрытым способом удовлетворения агрессии», а агрессия, наоборот, может быть средством для стремления достичь покоя через порядок. Тем не менее, упорядочивание, конечно, точно так же, как и что угодно другое, может быть средством достижения многих видов либидного удовлетворения.
Существенным компонентом в переживании удовлетворения, которое дает эстетическая форма, является глубокое удовлетворение Танатоса. Опыт достижения правильной формы, совершенства, вневременности и т. д. – это, как нам представляется, проявления Танатоса. Потому что типичным для переживания красоты является в действительности то, что мы переживаем в ней нечто ненарушимое, равновесное и «правильное», что-то, что мы не хотим изменить ни в каком направлении, что-то, что мы хотим, наоборот, сохранить так, как оно есть. Исчезновение потребности в изменении, переживание безупречности представляет собой, таким образом, такого рода свободу от нарушения покоя, которой трудно достичь в других контекстах. «Результатом является чувство отдохновения и блаженства, чувство, что нашел, хотя бы на миг, мирную гавань, где отменена внешняя необходимость выбирать между чувственным удовлетворением и душевным покоем. Вот причина, почему немножечко красоты так необходимо, чтобы помочь нести бремя жизни» (Sachs, 1951).
«Утверждение – как замена объединения – принадлежит Эросу; отрицание (negation) – наследник выталкивания – принадлежит инстинкту разрушения» (Freud, 1925). Отрицание, которое, согласно Фрейду, является проявлением Танатоса, означает, что о чем-то думают и что-то признают не как нечто реальное, а как всего лишь образ. Самый отчетливый пример этого – когда формируется образ чего-то, что отсутствует. Особой значимостью обладает способность создавать для себя картины вещей, как присутствующих, так и отсутствующих, которые не соответствуют стремлению человека к удовольствию: «Это не то, чего я хочу, но я это себе, тем не менее, представляю». Самое очевидное проявление отрицания в динамике – это воздержание от действия (поскольку отрицаемый объект, ситуация или вещь не существуют здесь и сейчас), т. е. успокоение относительно действия, а самое высшее проявление этого будет успокоение на уровне аффекта, связанного с образом, или полное прекращение манипуляции им. Отрицание делает возможным покой, чтобы думать и рефлексировать.
Отрицание, вероятно, играет ключевую роль в развитии символической функции, или использования знаков как символов, где символ есть знак, стоящий вместо или являющийся репрезентацией чего-то, чего рядом нет и что часто даже не воспринимается как здесь и сейчас. Более того, символизация позволяет думать, что вещи не таковы, какие они действительно есть или какими они предполагались или желались. Процессы абстракции и обобщения заранее предполагают наличие отрицания. Через существование символической функции открывается безграничный простор для различных проявлений Танатоса, которые отнюдь не агрессивны и не деструктивны, например, для различных форм креативности. Она делает возможным овладение тем, что отсутствует вообще (Ricoeur, 1970).
В связи с этим следует, однако, отметить, что символическая функция и стремление к овладению отсутствующим делают также возможными определенные формы деструктивности, характерные единственно для человеческого вида: тенденцию и желание уничтожить то, что отсутствует и, значит, нарушает покой только в уме человека, а реально не нарушает покоя вовсе, т. е. ту тенденцию и то желание, что ведут к самым катастрофическим формам человеческой деструктивности.
Здесь следует остановиться и задать вопрос, каково же, в конце концов, значение всего, что было сказано выше. Мы ни в коем случае не имели намерения найти упрощенческие объяснения. Полагать, что таково было наше намерение, – это все равно, что обвинять психоанализ в бесплодном пан-сексуализме, т. е. что он все объясняет как нечто сексуальное. С точки зрения психоанализа, как Танатос, так и Эрос присутствуют во всем, поэтому использование их в качестве объясняющих принципов привело бы только к бесплодным клише. Суть в том, что, если Танатос воспринимать описанным выше способом, то появляется больше доступных вариантов при попытках исследовать и интерпретировать его различные разновидности. Кроме того, можно будет довести до осознания и интегрировать в психику личности в целом прочие формы Танатоса, помимо агрессивности и деструктивности, направленных вовне или вовнутрь и происходящих либо в нейтрализованной, либо в ненейтрализованной форме. Агрессивность и деструктивность – это лишь возможные варианты среди множества других.
Если эти иные формы не замечать, то в клинической работе это может легко, хотя и необязательно, привести к такого рода искажениям Танатоса, как те, что возникли бы, если бы при исследовании либидо мы учитывали только какой-то один из составляющих его инстинктов. Если в интерпретации указываются только агрессивность и ее разновидности, это означает, что интерпретация неполная. Ключевой вопрос: что именно в данном объекте агрессии нарушает покой? – остается нерешенным. Различные проявления Танатоса могут также оказаться в конфликте друг с другом, и это можно будет учесть в интерпретации, если мы будем сознавать, что у Танатоса много проявлений. Принцип, правильный сам по себе с точки зрения психической гигиены, что не следует бояться осознавать агрессивное и деструктивное психическое содержание, часто дегенерирует до того, что агрессивность и разрушение рекомендуют, когда открыто, а когда скрыто, в качестве модели Танатоса, в ущерб другим возможным решениям. Это равносильно пропаганде некоторой перверсии Танатоса в психотерапии. Намерение данной работы было показать как сублимированные, так и иные формы Танатоса в более широкой перспективе, а отчасти и в новом свете.
Вопрос в том, какие интегрированные и конструктивные способы существуют для человеческой психики, чтобы достичь удовлетворения своей жажды покоя14.
Apel K.-O. (1968). Szientifik, Hermeneutik, Ideologiekritik: Entwurf Einer Wissenschaftlehre in erkenntnisantropologiser Sicht. Man and World 1: 37–63.
Edgecumbe R. and Sandler J. (1974). Some comments on aggression turned against the self: a brief communication. Int. J. Psycho-Anal. 55: 365–367.
Erikson E. (1950). Childhood and Society. New York; Norton.
Freud A. (1972). Comments on aggression. Int. J. Psycho-Anal. 53: 163–171.
Freud S. (1905). Three essays on sexuality. S. E. 7.
Freud S. (1910). The psycho-analytic view of psychogenic disturbance of vision. S. E. 11.
Freud S. (1911). Formulations on the two principles of mental functioning. S. E. 12.
Freud S. (1914). On narcissism: an introduction. S. E. 14.
Freud S. (1915). Instincts and their vicissitudes. S. E. 14.
Freud S. (1920). Beyond the pleasure principle. S. E. 18.
Freud S. (1923). The Ego and the Id. S. E. 19.
Gill M. (1963). Topography and systems in psychoanalytic theory. Psychological Issues. Vol. Ill, 2. New York: Int. Univ. Press Inc.
Glover E. (1939). Psycho-Analysis. London: Staples Press.
Habermas J. (1965). Erkenntnis und Intresse. Merkur 19: 1139–1153.
Hartmann H., Kris E. and Loewenstein R. M. (1949). Notes on the theory of aggression. Psychoanal. Study Child. 3–4: 9–36.
Ikonen P. and Rechardt E. (1976a). The psychoanalytic interpretation. To be published in this Review.
Ikonen P. and Rechardt E. (1976b). On the binding process. To be published in this Review.
Joffe W. G. and Sandler J. (1967). On the concept of pain with reference to depression and psychogenic pain. J. of psychosom. research, 11: 69–75.
Lesche C. and Stjernholm Madsen E. (1976). Psykoanalysens videnskapteori. Kobenhavn: Munksgaard.
Mannoni O. (1971). Freud: The theory of the Unconscious. London: Pantheon Books.
Nagera H. (toim. 1970). Basic Psychoanalytic concepts on the theory of instincts. London: George Alien and Unwin Ltd.
Radnitzky G. (1970). Contemporary schools of metascience. Goteborg: Akademifцrlaget.
Rechardt E. (1976). The Psychological structure of depression. Psychiatria Fennica, 1976: 193–198.
Ricoeur P. (1970). Freud and philosophy: Essay on interpretation. New Haven and London: Yale University Press.
Sachs H. (1951). The Creative Unconscious. Cambridge, Mass.: Sci-Art Publishers.
Sandler J. and Joffe W. (1965) Notes on obsessional manifestations in children. Psychoanal. Study Child. 20: 425–438.
Sandler J. (1974). Psychological conflict and the structural model: some clinical and theoretical implications. Int. J. Psycho-Anal. 55: 53–62.
Schafer R. (1975). Psychoanalysis without psychodynamics. Int. J. Psycho-Anal. 56: 41–55.
Smith H., Ping-Nie P. and Schweig N. A. (1973). On the concept of aggression. Psychoanal. Study Child. 28: 331–345.
Sternbach O. (1975). Aggression, the death drive and the problem of sadomasochism. A reinterpretation on Freud’s second drive theory. Int. J. Psycho-Anal. 56: 321–333.