Побросав жезлы и блокноты в ученические сумки, мы тоже поспешили покинуть душную аудиторию. Воздух в ней стал таким тяжелым, что прямо непригодным для жизни.
Юноши с боевого галдящей толпой понеслись в тренажерный зал, а мои подруги послушно потянулись за чихающей сабершей, виляющей белым задом. Снежка предпочла облик белого песца, решив, что мы уже запомнили, как выглядит проводник.
Навстречу растянувшейся процессии шла группа преподавателей – темноволосый мужчина в строгом черном костюме, зеленоглазая «распорядительница спален», грациозная блондинка в травянистом платье и пожилая леди-аристократка с гордо задранным подбородком и седым пучком. Последняя показалась мне знакомой.
Степенная дама держала в руках список прибывших, зачитывала имена, получала ответные кивки и ставила галочки. О чем-то переговаривалась с блондинкой в зеленом. До меня долетело: «Вроде бы все… Было бы обидно кого-то потерять в полете».
Приветственно кивая делегации, мужчина в черном докатился цепким взглядом до меня… и вдруг резко поморщился. Так, будто этого высокого элегантного мага огрели ударом в живот и он из последних сил сдерживается, чтобы не согнуться пополам. Ускорив шаг, мужчина оторвался от группы и скрылся за поворотом.
– Веро? Идем? – поторопила Монис, но я помотала головой. Мне нужна была пауза.
– Я сейчас, – растерянно привалилась к стене. Внутренности в кипящий кисель развезло.
Я догадывалась, конечно, что прием в Петербурге будет не самым радушным. Да и про ректора слышала достаточно, чтобы опознать «жуткого князя Карповского» в строгом, решительном джентльмене. Но не могла понять, чем вызвана его резкая неприязнь.
Придирчиво оглядев себя и даже понюхав там, куда дотянулся нос, я пришла к выводу, что ничего отталкивающего во мне нет. Юбка не мятая, запах вполне свежий, волосы аккуратно собраны в хвост.
Пропустив группу вперед, степенная дама задержалась возле меня. Задумчиво поковыряла пуговицу на воротнике-стойке, поджала губы.
– Я дурно пахну? – шепотом уточнила у нее, когда коридор опустел.
– Пахнете вы прелестно. Очень уловим фирменный цветочный флер «Эншантели», – она позволила уголкам тонких губ чуть-чуть подняться.
«Леди может задать вопрос другой леди, оказавшись наедине», – вторгся в мысли очередной завет мадам. И я на всякий случай еще раз проверила коридор на предмет безлюдности.
– Тогда что не так? – спросила у нее с мольбой в глазах. – Ректор будто кислого слизняка проглотил.
Ощущение было настолько паршивым, словно меня одним взглядом сравнили с улиткой, утратившей домик и размазавшейся слизью по чьему-то чистенькому крыльцу.
– Не берите в голову. Не всякому легко дается встреча с призраками, мисс Честер. Мне и самой, признаюсь, немного не по себе от вашего сходства, – дама пожала плечами, сверяясь со списком и ставя галочку. – Точно, вот она вы, «Вероника». То, что вас не прикрепили к роду отца, в нынешней ситуации скорее преимущество.
Пошатнувшись, я вжалась потной ладошкой в стену. Дурнота никуда не ушла, выходит, дело было не в спертом воздухе кабинета «Теории и истории». Только бы не упасть!
Если я правильно поняла, пожилая леди узнала мое имя до того, как заглянула в бланк.
– О, не удивляйтесь так сильно, ваши глаза уже на лице не умещаются, – она помахала на меня листом, пытаясь сдуть изумление. – Порода Честеров очень узнаваема: серые глаза, крупные черты… Я имела честь знать всех трех сестер. Вы очень похожи на обеих тетушек, есть что-то неуловимое и от Мелиссы, и от Эмилии… Но больше все-таки от Эми. А вот Аврелии я совсем не вижу. И это тоже, пожалуй, преимущество.
Имена двух маминых сестер разлились в душе теплым ручейком. В семье про них особо не говорили и портретов их не держали. Но я все равно испытывала к ним необъяснимую симпатию: как-никак, родственницы.
Матушку бы это задело, но я тайно радовалась, что мне не передались ее тонкие, вечно поджатые губы. И такой высокий лоб, что линия роста волос начинается чуть не на макушке.
Выходит, я кого-то напомнила господину ректору? Что ж… «призраком» быть не так обидно, как слизью, испачкавшей парадное крыльцо.
Я благодарно улыбнулась успокоившей меня леди и вдруг отчетливо ее вспомнила. Ксения Игоревна, из рода Карамзиных! Она приезжала пару лет назад в «Эншантель», чтобы отдать дань почившей мадам Буше, своей давней приятельнице.
Гуляла по розовому саду и сетовала, что на «фабрике милых кукол» мало что изменилось. Но радовалась, что старшекурсницам добавили практики и полезных дисциплин.
Помимо кулинарии и уборки мы теперь изучали свойства трав и варку снадобий. С некоторых пор опытная воспитанница «Эншантели» может приготовить не только наваристый суп, но и убойный яд. А у неопытной и суп будет отравой.
– Пойдемте, я представлю вас дальней родне, – любезно предложила леди, поправляя тугой пучок на макушке. – Они наверняка в комнате отдыха для преподавателей…
Виляющий зад саберши давно скрылся в лабиринте коридоров, подруги исчезли вместе с ним. Раз уж я все равно оторвалась от группы, не будет большой бедой сопроводить пожилую даму в учительскую и позволить представить меня всем, кому положено.
Кивнув, я оторвала руку от стены, придала телу ровное положение, выпрямила спину… И, сметенная новым видением, неожиданным и стремительным, рухнула на мраморный пол.
Жужжание в ушах нарастало, превращаясь в монотонный речитатив. Посреди темного роя мошкары крутилась монетка со странным символом. Горло настырно распирало всем, что я съела на завтрак. Богиня Судьба, пусть это закончится!
– Они хотят ее забрать… хотят забрать… – шептал кто-то моим голосом, жутко подвывая. – Они четвертуют солнце, и магия уйдет…
Падая, я больно ударилась виском о дверную ручку, потом впечаталась щекой в бесчувственный твердый мрамор… И теперь все лицо пылало. В сознании вспыхивали и гасли звезды, разлетались узорами из разбитых кристаллов и возвращали меня в реальность.
Я перестала видеть монету, кружащуюся в неистовом, диком танце вместе с роем зловонных мух. Вместо этого перед глазами плыли, искривляясь, потолок Петербургской академии и взволнованное лицо Карамзиной.
– Эрик! – ворвалось истеричное в мои уши. – Эрик, не смейте уходить, я вижу ваш плащ… Да помоги же, тролль тебя раздери!
– Это обязательно? – ленивое с другого конца коридора. – Оставьте ее там полежать. Пол холодный, через минуту придет в себя.
– Магистр-р-р Валенвайд! – Карамзина перешла на грозный рык.
Я хоть и не магистр, но даже у меня пальцы на ногах поджались.
– Эти эншантелевские куклы лишаются чувств от дуновения ветра… Предлагаете их всех в больничное перетаскивать? Устроим магический конвейер? – несмотря на презрительный тон, хозяин голоса приближался.
– Оставьте свой «горный юмор» и отнесите девочку, – командовала Ксения, щедро увлажняя мое лицо дождевыми чарами.
Я закашлялась, волосы облепили лоб, превратив меня из новенькой фабричной куколки в липкое, мокрое нечто. Наверное, так выглядит игрушечный плюшевый сабер, забытый на лавочке под дождем на неделю-другую.
– Давайте в комнату отдыха, она ближе всего.
– Я занят! Мне нужно готовиться к следующей лекции… морально, – раздраженно прошипел вампир, просовывая под меня обе ладони и отрывая от пола.
Намокший шейный платок змейкой соскользнул с горла и шлепнулся вниз. Ксения Игоревна суетливо расстегнула несколько душивших меня пуговиц, ослабила воротник.
– Эрик, не будь!.. Не будьте, как… – аристократка едва сдерживала рвущиеся наружу непристойности. – Да куда вы так спешите, ради святого морфа? У вас свидание подгорает?
– Ксения, я помню вас в ее нежном возрасте. Не вам меня отчитывать… Я не только наслышан о вашей бурной молодости, но даже на нее насмотрен, – судя по голосу, Валенвайд сейчас устало закатывал глаза.
Карамзина перестала издавать звуки, переваривая услышанное, а магистр тем временем подкинул меня в воздух и куда-то потащил.
С волос лило потоком, с ушей капало, припухшая щека горела. Блузка липла к покрытой мурашками коже. Ксения Игоревна ведро дождевой воды на меня перевернула!
А я-то думала, истинный кошмар был тогда, когда Валенвайд ухватил меня за лицо. Ох, Судьба, как же я ошибалась…
– Тут высоко, мисс Честер. Падать будет больно, – равнодушно заметил он на мои нервные ерзания.
Нес он меня на вытянутых руках, чтобы избежать излишнего трения. И, вероятно, нежелательного промокания.
Изучающий взгляд тяжелыми шлепками падал то на мои губы, то на щеку, то на фамильный медальон, то почему-то на мочку уха. Валенвайд негромко шипел ругательства, комментируя родовую чахлость и бледность безумных Честеров. Он прав… Сейчас я палочку в руке не удержу.
Зрение плыло, висок сдавливало тупой болью. Горделивый нос Валенвайда то появлялся, то снова рассеивался туманом. Иногда ему на смену приходила ямочка на породистом подбородке, иногда судорожно дергающаяся скула, иногда – раздраженный взгляд, намекающий, что у магистра были другие планы. И если бы не истеричный вопль Карамзиной, он оставил бы меня валяться в коридоре.
Комната отдыха преподавателей напоминала зал для медитаций. Погашенные свечи разносили тонкий аромат благовоний, травяные букеты свешивались с потолка. Около стены парила доска с расписаниями и новыми назначениями, датами экзаменов и финальных турниров. Тут было пусто и тихо.
С выдохом облегчения вампир скинул меня на гору подушек, валявшуюся в медитационной зоне, и стремительно направился к двери.
– Эрик, стой!
– Я принес, – бросил он резко Карамзиной. – Нянчить не буду. У этой первокровочки должен быть личный морф, пускай приходит в себя и вызывает…
Я поерзала на расползающихся подушках и подергала липнущую к коже влажную блузку. Последнее, что я стану делать в такой унизительной ситуации – это звать фамильную морфиху. Я помру от ее нотаций куда быстрее, чем от своего смертельного дара.
– Побудь с ней хоть пять минут, пока я найду Анну. Прошу, – прошептала Ксения, сдвигая тонкие брови у переносицы. – Это не простой обморок. У девочки случилось видение и, похоже, не первое.
Второе за день! Явный перебор, но Судьба так не считала.
Все, что мне почудилось, подернулось теперь серой сонной дымкой, оставив лишь поганые ощущения и ноющую боль в груди. Я чувствовала себя опустошенной… как и мир, который явился мне в кошмаре. Лишенный последней капельки волшебства.
Меня выворачивало, выкручивало магической данью, которую мироздание требовало здесь и сейчас. Жилы натягивались до треска, заставляя негромко поскуливать, постанывать на подушках.
– Этих хрупких кукол надо было оставлять в Париже. Сломаем хоть одну – ректор проблем не оберется, – прошипел вампир, возвращаясь в комнату и плотно запирая дверь. – Второе сомнительное решение Карповского за столь короткий срок!
– А первое какое? – саркастично поинтересовалась Карамзина, накидывая на узкие плечи плотный шерстяной плащ.
– Он нанял меня, – плотоядно ухмыльнулся магистр, нависая надо мной и горкой подушек. – Ну и что вы видели, принцесса?
– Не помню, – промычала я, захлебываясь ужасом.
Да я ведь только что ясно видела картинку! Что-то крутилось, блестело, жужжало… Но что?
– Как это не помните? – на скуластом лице вампира пропечаталось секундное любопытство. Но его тут же смыло привычным студеным равнодушием.
– Как все не помнят. Никаких особенностей, сэр, – прошептала я, уже жалея, что не вызвала фамильную морфиху.
Если выбирать из двух кошмарных нянек, ее нотации кажутся не такими и страшными.
– Давайте лучше я схожу за княгиней, а вы посидите с «болезной», – предложил Валенвайд Карамзиной, резко распрямляясь.
Ему тоже роль няньки была поперек горла. И вязла в острых зубах.
– Не получится, Эрик, – невозмутимо произнесла пожилая леди, застегивая плащ.
– С чего бы? Я умею ходить. Порой даже летаю.
– Княгиня там, где вам быть… не положено. А точнее – запрещено, – она поиграла тонкими бровями и поглядела в окно, на сверкающий стеклянный купол уличной оранжереи. – Сегодня день рождения госпожи Пламберри. Обычно в этот день мы с Мари пили кофе с эклерами в ее кабинетике в больничном крыле. Немножко сплетничали, немножко спорили… В этот день я боролась с собой и старалась ей уступать. Анна с утра сидит в Пристанище, она тоже соскучилась по Мари.
– К троллям, идите. Я предложил сходить лишь из уважения… к твоему преклонному возрасту, Ксюша, – едко добавил вампир, прошелся по комнате и вернулся к россыпи подушек.
– Ох, Эрик… Все познается в сравнении. Рядом с дряхлым, уставшим от жизни вампиром я чувствую себя еще очень бодрой девочкой, – Карамзина надменно задрала подбородок и выбралась в коридор.
После ее ухода в комнате отдыха повисла тягостная, колючая тишина. Валенвайд косился в зеркало, убеждаясь, что он не такой и дряхлый. И сравнивать тут совершенно нечего. Я же, прикрыв глаза, пыталась пережить магический откат: в этот раз дар потребовал слишком много.
Да какой, к шурхам, дар? Привиделось, померещилось… Обычный обморок, всякой уставшей и запуганной леди положенный. Как верно заметил магистр, Честеры от своих уникальных способностей отказались много веков назад. И с тех пор Судьба на них отдыхает.
С «дряхлостью» Карамзина, конечно, переборщила. Валенвайд тянул лет на сорок максимум, и то его выдавал тяжелый, усталый взгляд. Ни морщинки на породистом лице – кроме единственной глубокой борозды поперек нахмуренного лба.
Хищная манера прохаживаться по комнате, точно по тесному вольеру, добавляла ему сходства с диким зверем. С виду спокойным, но затаившим первобытную ярость на глубине. Я облегченно выдохнула, когда он перестал мерить шагами «клетку» и изволил остановиться.
– Судя по белизне вашей кожи, я бываю на солнце куда чаще, чем вы, – прокомментировал он в очередной раз мою бледность.
«Светлая кожа – гордость воспитанной леди. Она свидетельствует о том, что девушка проводит много времени в доме, за книгами и рукоделием, за кулинарией и музыкой. Не тратит дни праздно, на сады и прогулки, а каждую минуту занимает свои мысли удовольствием для супруга», – бубнила Туше где-то в висках.
Солнце… Купаться в теплых лучах я любила, но в «Эншантели» работу в розовом саду получали только любимицы директрисы. Из категории которых я недавно с позором вылетела в болото серых посредственностей.
– Точно, солнце! – вскинула лицо на вампира. – В моем сне его кто-то хотел четвертовать. Так было нарисовано на монетке.
Вдруг ясно вспомнилась картинка: рой мух, алтарный камень, блестящий круг и пустеющий мир.
– Скрещенные мечи? – по скулам Валенвайда прошла судорога. – Я видел такую монету совсем недавно. Еще что-то?
– Это все.
Присесть на подушки или хотя бы опуститься на корточки было выше его клыкастого достоинства. Поэтому он возвышался надо мной величавой громадой, укутанной в темный плащ с бордовым подбоем. Будто из нас двоих он аристократ, а я – так, комплект ценных ингредиентов.
– Веро-о-о-ника… – попробовал он мое имя на вкус, лениво обмахиваясь бланком, забытым Карамзиной. – В Румынских Дебрях растет такая ягода. Ядовитая.
– Я знаю, да… Брат часто меня дразнил.
«От глупой Веро
Отравой несет.
Кто ягоду съест,
Тот смертью падет!»
Может, если прочитать Валенвайду гадкую дразнилку, вампир не станет меня есть?
Быть младшей в семье с тремя детьми – не сахарная судьба. Хоть старший сын графа родился пустышкой, а средний обладал слабой, болезной каплей, мне не довелось стать папиной любимицей.
Братья получили достойное образование, капитал и должности при отце, а «мелкую Веро» отправили в Париж, в школу послушных улыбчивых марионеток. Хотя из всех троих, по заверениям Оракула в Эстер-Хазе, я была самой одаренной.
Но в глазах семьи я была разменной монеткой, представительницей известного рода и носительницей «королевской» капли. Грамотным «банковским» вложением, которое со временем принесет плоды.
Матушка воспитывала меня в строгости. В наших отношениях было много холода и завышенных ожиданий… и мало нежности.
Потом она перекинула эту обязанность на мадам Туше. Следующим, кто возьмет на себя мое воспитание, будет жених.
Всякая воспитанная леди знает, когда промолчать, а когда и соврать, спрятав некрасивые тайны за блестящим фасадом. И будущему супругу совсем необязательно знать о странных видениях, лишающих нормального сна. Если обмороки не помешают мне производить на свет маленьких лордов или графов, вряд ли они сильно его обеспокоят?
Дверь в комнату отдыха распахнулась, впустив немного свежего воздуха. Ксения Игоревна привела с собой красивую женщину с грустными карими глазами.
– Анна, я хочу, чтобы вы взглянули на ее каплю, – без лишних церемоний Карамзина указала на меня. – Девочке стало дурно после занятия, и я решила… Нужно убедиться, что в этот раз нас не ждет…
– О чем вы, Ксения Игоревна? – женщина опустилась рядом со мной и принялась извлекать из воздуха золотистые нити. Она внимательно вглядывалась в ауру, в самую суть моей магии, чему-то одобрительно кивая.
– Просто посмотрите. Прошу.
– С ее каплей все хорошо. Сильная, крепкая, полностью раскрыта, – княгиня озадаченно нахмурила гладкий лоб. – Но если сомневаетесь, мы можем направить ее на магидентификацию в Эстер-Хаз.
– Это лишнее, – с облегчением вздохнула пожилая дама и сжала плечо спутницы. – Вероника – юная леди Честер. Предполагаю, что последняя этого имени.
– Честер? – Анна вскинула лицо на аристократку.
– Вы и сами догадались бы, если бы помнили Эмилию Карповскую молодой и здоровой, – с ноткой сожаления протянула Карамзина. – До той кошмарной хвори, что скосила девочку. Вероника ее точная копия, разве что более яркая, выразительная. Брови и волосы темнее, ресницы длиннее, губы пухлее, но в остальном… Теперь понимаете, почему я волновалась за каплю?
– Тот мальчик со сломанной магией внутри, – покивала женщина, механически распутывая сплетение золотых нитей на тонких пальцах.
Я старалась не дергаться, завороженно глядя на незнакомое колдовство. Она будто бы управляла самой Сияющей материей!
– Да-да, я о нем. Эмиль Ланге, племянник Мелиссы, унаследовавший ту же фамильную хворь, что и Эми, – прохрипела дама и ослабила свой тугой воротничок. – Он чуть не погиб у нас на руках. Счастье, что удалось извлечь паразита из капли.
– У Вероники все хорошо. Капля чистая, – заверила Анна и мягко мне улыбнулась. – Выходит, вы дочь Аврелии Ланге?
– Эмиль мой брат, – я нервно кивнула, приподнимаясь на локтях.
Никогда еще к моему обмороку не относились с такой чуткостью и тактом. Никто не кричал, не ругал, не назначал наказаний… В лицах вокруг читалось искреннее беспокойство и желание облегчить страдания.
Во всех, кроме исказившейся яростью физиономии Валенвайда. Этот явно жаждал, чтобы я страдала повыразительнее.
– Ланге? – выдавил он из себя жутким хрипом, утратив контроль над неистово дергающейся скулой. – А Лионнел Ланге вам приходится кем?
– Это мой… – запнулась, налетев на его взгляд, точно на шипастую стену, утыканную наточенными лезвиями.
– Ну же, живее, первокровочка!
– Да с каких пор это стало оскорблением?
У меня от его «первокровочки» всякий раз колючая жаба грудь распирала.
– С моих… моих пор, – яростно покивал мужчина, выплевывая слова, точно отраву.
– Граф Ланге мой отец, – кивнула с достоинством, не принимая на свой счет невысказанных обвинений. – Он управляет банком в Эстер-Хазе. Очень уважаемый человек.
– Я в курсе… О-о-очень уважаемый, – скривился вампир в презрительном оскале.
Его побагровевший взгляд сверлом вкручивался в мою шею. Мощное тело напряглось, натянулось под бордовой рубашкой, готовое к финальному броску.
Секунда-другая – и меня сожрут прямо на месте, не отрывая от подушек!
– Эрик, перестаньте, – Карамзина втиснулась в сужающееся пространство между нами. – Не пугайте девочку, она и так…
«Она и так не помнит, когда делала последний вдох», – договорила я мысленно.
– Какого тролля, Ксения? – Валенвайд навис над старушкой и ощерился взбешенным тигром, которому во сне выдергали усы. Позволяя мне в красках разглядеть «высшую древнюю тварь», что временами просится наружу.
Каштановые волосы приподнялись у корней, зрачки налились красным. Казалось, он сейчас схватит аристократку за воротник и начнет трясти, выбивая дух.
– Какого тролля полоумная Туше прислала сюда его дочь?!