Нам дали пару часов, чтобы отдохнуть с дороги, посетовать на Судьбу и переодеться в свежие форменные платья. Я слабо верила в вампирскую тягу к бордовым оттенкам… Однако потратила уйму времени и чар, чтобы высушить и выгладить синюю юбку, пострадавшую утром на «Извлечении».
Едва последняя минута свободного времени истекла, нам в носы одновременно прилетели теле-маго-граммы, приглашающие в аудиторию «Теории и истории». Она располагалась чуть дальше по этажу. Мы попрятали жезлы в карманы, взяли письменные принадлежности и, объединившись с четырьмя другими девушками из соседней спальни, отправились искать кабинет.
Грудь грело надеждой. Раз «обмен опытом» проходит в столь интенсивном темпе, есть шанс, что Монис ошиблась. И мы тут ненадолго.
Мимо наших ног белым ручейком проскользило пушистое существо, Ландра вскрикнула, Олив задорно рассмеялась.
– Ой! Это же сабер… – удивилась подруга, пытаясь ухватить беглеца за упитанный бок.
Но тот умело выскользнул из ее рук, залихватски чихнул и деловито посеменил дальше. Задом он вилял так, как не всякая леди сможет.
– Думаю, это самочка, – согласилась с моими мыслями Монис, провожая глазами белоснежное создание, чем-то напоминающее песца.
Еще несколько раз чихнув, существо скрылось за дверцей шкафа. А минуту спустя оттуда вынырнула белокурая девушка-альбиноска в бледно-розовом костюме. Вытирая платком раскрасневшийся нос, она нашла нас глазами и поманила пальцем за собой.
– Апчхи! – сообщила она в первую очередь. – Меня зовут Снежка, я ваш проводник на сегодня. Подтягивайтесь, подтягивайтесь. Так, ждем младших… и идем… Письменные все захватили?
Мы ошарашенно покивали. Ни разу не видела метамага вживую! Да еще красноносого, сопливого и чихающего из-за собственной шерсти.
– Пч-чххи-и! Шурхова аллергия, – шмыгнула она носом, подманивая к себе оставшихся учениц. – Сюда…
Собрав всю эншантелевскую группу, Снежка деловито сгребла всех в кучку и, действуя как опытный загонщик, затолкала нас в просторную аудиторию.
Кафедра магистра пустовала, зато за столами вальяжно сидели другие студенты. Человек пятнадцать, десять из которых – мужского пола.
Ландра закатила глаза, изображая скорую потерю чувств, Олив раскраснелась. Мы будем слушать лекцию… вместе?!
В «Эншантели» учились только девушки. И преподавали там только девушки, и стряпали только девушки, и сад подстригали, и дорожки чистили… Словом, мужчины там присутствовали только в виде портретов уважаемых попечителей на стенах библиотеки! Даже личных морфов пускали внутрь с условием, что те – женского пола.
А в Санкт-Петербургской академии у меня в первую же минуту случилась передозировка мужским обществом. Вся эта легкая небритость на щеках, дерзкие ухмылки, острые взгляды, пропарывающие наши блузки, рельефные плечи, выдающие боевых магов… Богиня-Судьба, зачем им теория с историей?
– После такого мадам Туше нас вообще проклянет и на порог не пустит, – прошептала Олив, во все глаза рассматривая ребят.
Сгорая под заинтересованными взглядами, мы протиснулись за боковой стол и чинно уселись. Расправили плечи, проверили пуговки на блузках. Кожу кололо, чесало, пропарывало сотней глаз. Будто на нас вовсе одежды не было!
Зато «Эрика Валенвайда» было слишком много. Его имя стелилось плотным ковром у ног, взмывало легким шепотом кверху, змейками струилось по пальцам. Вбиралось под кожу – догадками, сплетнями, смущенным хихиканьем.
Аудитория жужжала, точно потревоженный улей, двумя десятками голосов. И у всех на языке было только одно имя: «Эрик… Эрик… Эрик…» Будто он был кем-то вроде маг-рок-звезды сегодняшнего дня.
Похоже, у меня началась паранойя. Слуховые галлюцинации или вроде того. Не могли же все вокруг обсуждать это чудище? И позади нас, и сбоку… Даже малышки на первом ряду!
Либо мне мерещилось на нервной почве, в силу мнительности и слишком живого воображения. Либо Валенвайд напугал не только меня, и вся академия успела прочитать свежий «Трибьюн».
За моей спиной две старшекурсницы из Парижа обсуждали магистра вполголоса. Я почесала лоб, стерла испарину с висков, свесила нос до самой столешницы и прислушалась. Меня не должно было волновать это имя, но тело своевольно вздрагивало всякий раз, когда слово «Валенвайд» достигало ушей.
– Моя матушка говорит, что он не просто снабжал Принца вампирской кровью, но и помог провести какой-то ритуал… дарующий бессмертие… – шептала та, что за левой лопаткой. – А после пробуждения Блэра присягнул ему на верность. Без всякого внушения. Вампиры почти не поддаются ментальному воздействию.
– Ой, ну да-а-а… Вот только бессмертный-таки по-о-омер, – высокомерно тянула та, что за правой. – А про этого Эрика я в первый раз слышу.
– Потому что он сделал все, чтобы о нем забыли, – важно поясняла первая. – Плевать ему на других полукровок. Матушка говорит, что такому нельзя доверять. Вампиров волнует только собственная шкура. И покой.
– Вот и упокоился бы где-нибудь, подальше от наших глаз, – прошептала вторая. – Когда вижу эти клыки, у меня все нервные клетки в обморок падают…
Но ее чувствительные нервные клетки, как и мои, ректора академии не волновали. Потому что в аудиторию величаво внес себя шурхов Валенвайд и с хищным прищуром застыл у кафедры.
– Ужин приехал? Своевременно… Я как раз проголодался, – с холодной полуулыбкой бросил магистр и недовольно осмотрел наши пустые столы. Пробирающим взглядом намекая, что первой сожрет ту, которая замешкается больше прочих.
Мы резко встали и распрямили спины, как несколько лет учила мадам Туше. Одновременно присели в неглубоком уважительном реверансе, вернулись на стулья и расправили юбки.
Как по команде достали дамские жезлы и положили справа от себя, блокноты с письменными принадлежностями – слева, а руки устроили на коленях. Уставились на преподавателя с вежливым интересом, готовые покорно внимать. Вбирать в себя все, что он решит посеять.
Все это мы делали на автомате, словно внутри кто-то повернул ключик и завел игрушечный механизм. Трудно противиться привычке, когда каждый твой день похож на предыдущий. И на все следующие. Разве что сегодня сердце бухало особенно громко – казалось, его отчетливо слышно сквозь шорохи юбок и отрывистый гул каблуков.
«Истинные леди сочетают в себе изящество и робость, покорность и достоинство. Они послушны и учтивы вне зависимости от настроения. В грации, деликатности и скромности – их скрытая сила», – бубнила в уши мадам Туше, как заведенная.
От нашего обычного приветствия в воздух кабинета ворвался вихрь цветочных ароматов, парфюмерные чары соскользнули с юбок и кожи… И, судя по наморщенному носу, достигли обоняния магистра.
Раздраженно шипя непристойности, Валенвайд резко распахнул окно.
– Вы закончили свои брачные танцы? – уточнил он издевательски и, послушав тишину, добавил. – Тогда я начну.
Повинуясь внутреннему порыву быть безропотной и послушной, я придвинула к себе блокнот. Как и все мои соседки.
– Раньше эту дисциплину преподавал мой дед, но он сообщил всем, что устал… и ему поверили, – фыркнул магистр, почесывая указательным пальцем широкую темную бровь. – Он бы непременно рассказал вам, что на вкус кровь дестинов, чье происхождение считалось черным, и аристократов с королевской каплей… Да-да, тех, что ведут род от самой Евы-Прародительницы… Так вот, что на вкус их кровь идентична.
Вампир лениво облизнул губы, заставляя чувствовать меня вовсе не милой, покорной леди, а чьим-то сегодняшним ужином. Каким-то из первых блюд.
– Но что Артемиус в этом понимает? – темные глаза дерзко сверкнули, обернувшись двумя всасывающими омутами.
Кафедра под его локтем горько всхлипнула, и Валенвайд направился вперед по проходу.
– Серьезно, я бы не стал доверять мнению «эксперта», променявшего сладкий нектар, текущий в венах невинных созданий, на виноградный сок и говяжью вырезку, – он остановился у нашего стола, опустил взгляд на мое лицо, очертил воображаемой линией подбородок. – Не в ваших, конечно, венах, а кого-то менее бледного… – протянул руку и фамильярно сжал щеки ладонью. – Мисс…?
– Чес-ш-штер, – прошипела я, с ужасом осознав, что его жаркие пальцы действительно вминаются в мою челюсть. И это ни разу не видение.
Богиня-Судьба! Ко мне никогда не прикасались мужчины. Никто, кроме отца, двух братьев и того столичного целителя, которого однажды вызвали в «Эншантель» из-за очередного обморока. Разве что на почте однажды морф-почтовик случайно задел мохнатым плечом. И бесстыдный черный торгаш на рынке поймал за запястье.
В Париже у нас не было никаких спаррингов, никаких физических контактов, никаких обменов опытом с «сильным полом». Все прикосновения, которые я знала, – это шутливые тычки от Эмиля, неприятная целительская диагностика и пара неловких объятий от нетрезвого папеньки, заключившего важный контракт.
Там, на базаре, когда Валенвайд брезгливо дернул меня за манжету, я даже испытала прилив благодарности (пусть и граничащей с унижением). Я чужая невеста, воспитанница «Эншантели»… и трогать меня может только будущий супруг.
Но такая мелочь ничуть не волновала жесткие пальцы, в эту минуту бесцеремонно вминающиеся в бледную кожу.
– Правда? Честеры еще существуют? – в густом, пропесоченном хрипе сквозило искреннее удивление. – Я думал, ваш род давно сам себя уничтожил…
Я промолчала, ошеломленно потирая щеки, выпущенные наконец на свободу. Если когда-то в этом мужчине и имелись манеры, то это было очень-очень давно. До его тесного знакомства с грубыми горными троллями.
Кто знает, как там было на самом деле? Может, отец решил, что только старшие сыновья достойны носить графскую фамилию Ланге. Может, мать убедила его, что девицу Честер легче будет выгодно пристроить. А может, они вспомнили о старых традициях.
Раньше у Честеров рождались в основном девушки, почти все они прикреплялись к древу супругов и утрачивали титул. Поэтому законы Эстер-Хаза позволяли вписывать дочерей в материнскую книгу – ради сохранения древних фамилий, ведущих начало от самой Евы.
Так или иначе, я являлась последней Честер этого мира.
– Это не ваши родственники имеют привычку сходить с ума? – насмешливо уточнил вампир, и я нервно схватилась за дамский жезл.
Не то чтобы я планировала отбиваться или наказывать Валенвайда за оскорбление. Просто с гладким деревом в пальцах мне было комфортнее.
Сейчас мой похолодевший затылок обжигало двумя десятками взглядов. Я покраснела в тон шейному платку, кровь прилила к щекам. Судя по расширившимся зрачкам Валенвайда, это не осталось незамеченным и меня мысленно вписали в меню под первым номером.
Судьба-богиня, надеюсь, завтра мы уже уберемся из северной академии! Я готова за ночь выучить все способы очистки серебра, лишь бы мадам Туше призвала нас обратно. В знакомые, чистые, светлые коридоры «Эншантели», щедро залитые сиянием хрустальных люстр.
– Честеры… Этот трусливый род, выродившийся до забвения… – возведя глаза к потолку, вещал вампир. – Сколько поколений пустышек и слабаков! А почему? Потому что они испугались. Заковали каплю, изничтожили величайший дар, лишь бы тот не служил «злу»… Результат налицо. Точнее, на лице. На вашем, куколка. Несколько поколений чахлых первокровок, не способных в пальцах палочку удержать.
Часто моргая, я сжала жезл сильнее, и из наконечника потекли тонкие струйки чар. Кажется, на нервной почве я призвала крошечного полирующего «духа», и тот принялся старательно елозить по столешнице, оставляя после себя ослепительный блеск.
«Смирение и вежливость. Леди должна быть сдержанной. Вне зависимости от ситуации», – сухо бубнила Туше мне прямо в мозг. Глубоко же она зарылась!
– И вы мне не возразите? – хрипло уточнил вампир, разочарованно поглядывая на сбившийся шейный платок.
Я строго зыркнула на сияющий сгусток, активно ползающий по столу, заставляя прекратить полирующую деятельность. Набрала воздуха в грудь и… продолжила смотреть в блокнот.
Да как тут возразить? Валенвайд ни в чем не ошибся: каждый второй Честер рождался эмпом, пустышкой. Каждый третий имел слабую каплю, подверженную хворям и паразитам. Каждый четвертый сходил с ума из-за отголосков сломанного дара.
Я и сама готова была спятить прямо тут, ощущая, как меня мысленно пробуют на зуб. И сладко причмокивают.
Но если мои предки приняли такое решение и отказались от дара, значит, у них была на то причина? Достаточно веская, чтобы испортить жизнь следующим поколениям?
– А вы разве не затем отсиживались в скалах, сэр? – прошептала, рассматривая серебряный наконечник жезла. – Чтобы не служить Великому Злу?
Допустим, я давала ему шанс обелить свое имя здесь и сейчас, в рамках тесной, но очень заинтересованной компании. Тролль побери, нас всех волновал этот вопрос! Ну… или у меня паранойя.
– Вы как-то неправильно поняли сегодняшний «Трибьюн», куколка, – раздосадованно протянул вампир. – Вас что же, в «Эншантели» и читать не учат? Там написано, что поколениями вампиры были при власти. И дарили свою кровь высшим магам добровольно, не деля тех на зло и добро. Тот, кто соглашался с идеями Блэра и разделял его опасения, считал за честь поддержать дух и дар Темного принца толикой «ценной жидкости».
– И вы? – вырвалось из моего рта, напрочь забывшего, что леди не положено задавать вопросы.
Тем более такие бесцеремонные, свидетельствующие о живом интересе к… другому мужчине. Не к мужу, не к брату, не к отцу, не к жениху. Счастье, что мадам не слышит!
– А вы давно заделались журналистом «свободной прессы»? – коварно ухмыльнулся магистр, ничего на мой вопрос не ответив. – Поговорим лучше о полукровках. Их жидкости куда интереснее… и дороже.
***
Следующий час Валенвайд достаточно любопытно рассказывал о причинах, породивших такое количество полукровок. Вервольфов, вампиров, дриад… Половинчатых существ, пришедших на смену высшим магам и древним магическим расам.
Как и драконы, кентавры и ихтиоподы, истинные вампиры и оборотни давно вымерли. Угасающий фон мира не подходил им для комфортного существования. Появление полукровок позволило сохранить виды (пусть и не в первозданной форме): в соединении с магической каплей древняя кровь могла выжить.
Порой полукровки были результатом порочной связи, порой – стечения обстоятельств… Когда сильный маг, раненый или укушенный древним созданием, перенимал часть свойств последнего. И по-своему мутировал, объединяя в потомстве дикую кровь и первую каплю.
– Соединение «королевской» крови, крепкого дара и сущности древней твари порождало магические мутации, – под диктовку наговаривал Валенвайд, грозно зыркая на каждого, кто смел поднять голову от блокнота. – Потомство сохраняло способности обоих видов, что значительно увеличивало шансы на выживание. Но одновременно с тем – уменьшало.
Ему явно нравился чужой страх, этому высокомерному полукровке, памятником стоящему в окружении юных аристократок.
Внезапно его дыхание послышалось совсем рядом, у правого плеча.
– Так что именно уменьшило их шансы на выживание, вы знаете? – он развернул к себе мою соседку. – Мисс?..
– Омирсен, – просипела Олив и отрицательно помотала головой, заодно вырывая из захвата острый подбородок.
– Не знаете, что сгубило полукровок? Обидно. Так и быть, расскажу, – завел он угрожающим шепотом. – Как и в случае других разумных рас (я сейчас говорю о ламбикурах, русалках, морфах), части их тел невероятно полезны.
Вампир оттолкнулся от спинки моего стула и пошел нависать над соседним столиком.
– Кровь, волосы, когти, клыки, слюна, шерсть… – гневно шипел Валенвайд, сверкая бордовыми радужками в паре метров от меня. – Могут укрепить дух, могут поднять из могилы, могут усилить дар, могут увеличить силу зелья десятикратно… Так в чем подвох, мисс Честер?
– Все это считается ценными… «ингредиентами», сэр, – выдохнула я, пытаясь не отводить от него взгляд.
Мышцы крутило желанием отвернуться, шея аж хрустела, я еле сдерживалась.
– Они не ценные, они бесценные. И наше гуманное, разумное магическое сообщество вынуждено бороться с жесточайшим соблазном, – вампир выпрямился, горделиво расправил плечи и ушел к кафедре. – С зудящими в тупых головах идеями: как бы так обстряпать дело, чтобы все это сокровище присвоить. Ведь магия мира угасает, а аристократы очень хотят жить подольше…
Тон его становился все более жестким, будто Валенвайд вываливал личное, наболевшее. Вскрывал давно нарывающую рану без особой надежды на излечение.
– А для этого надо набить банковские хранилища самыми ценными жидкостями. Но, конечно же, на законных основаниях, – хрипел он, тяжело облокотившись на деревянный постамент. – Ведь если русалку можно запихнуть в частный аквариум и по нужде срывать с нее чешуйки, то с крепким магом, гражданином Эстер-Хаза, носителем капли так легко не получится, верно?
– Что-то к финалу лекции стало много отсебятины, – промычала в губу Олив, пихая меня локотком. – Спорим, этого нет в учебниках?
Хриплая речь Валенвайда вибрировала внутри, задевая тонкие душевные струны. От каждого слова, грозно вбитого в воздух, накатывала тошнота. Гудели виски. Мне все сильнее дурнело, кислорода не хватало, но я бы не осмелилась встать и отпроситься на воздух.
– Впрочем, есть и минусы у половинчатых «мутаций». Нездоровый аппетит, вспыльчивость, шерсть, зеленая кожа, клыки, проблемы с самоконтролем… Временами, знаете ли, древняя тварь так и просится наружу, – договорил он вкрадчиво, оскалился и опасно клацнул зубами. – И может больно укусить за чувствительное местечко. Верховному Совету, издающему все новые законы, стоило бы об этом помнить.
Валенвайд с треском закрыл окно, отрезав от кабинета умиротворяющие звуки природы. Прошелся по аудитории и отворил входную дверь.
– Идеи Вяземского проросли в гнилых сердцах аристократов. От них смердит так, что «слышно» с другого конца столицы, – договорил магистр уже в проеме, решив первым покинуть кабинет. – Как всякие сорняки, их следует вырвать с корнем… чтобы не засорять магическую экологию.