Поутру за завтраком все делали вид, что ночного шоу не было. Кажется, даже до сестрицы дошло, что подозревать меня в совершении кровавого преступления было, по меньшей мере, бестактно. Мама предупредительно намазывала для меня бутерброды, Ирка подливала в чашку кипяток, а сестра наступила себе на горло и не слопала последний эклер, уступив его мне. Все еще обиженная, я надменно игнорировала эти мелкие знаки внимания и нарочито оживленно общалась с Масянькой. Малыш с аппетитом уплетал холодные котлеты, собственноручно добытые им из папиной тарелки. Колян с несчастным видом ковырял ложкой детскую манную кашу.
– А где Моржик? – сообразив наконец, что за столом кого-то не хватает, спросил Колян. Тут же покосился на меня и дипломатично добавил – Не подумайте чего плохого, я никого ни в чем не подозреваю, просто мне интересно, где сейчас Моржик?
Я тихо фыркнула.
– Этот маньяк пошел на охоту, – ответила Ирка. Запнулась и тоже опасливо покосилась в мою сторону: – То есть он просто взял ружье и пошел охотиться на уток.
– А разве сезон охоты на уток уже открыт? – удивилась мама.
– Так он с фоторужьем пошел!
– Не кровавая, стало быть, будет охота, – кивнула сестрица. – Ой! Кто это наступил мне на ногу?
Колян засемафорил бровями, делая сестрице страшные гримасы.
– Папа! Г-г-г-г! – обрадовался Масянька.
– Да, папа страшный, как волк: р-р-р-р! Колобок, колобок, я тебя съем! – подхватила я.
– Кстати, о еде, – Колян наконец-то решился отодвинуть в сторону Масянькину мисочку с кашкой. – А что, в доме больше ничего не осталось? Я имею в виду, из нормальной человеческой еды?
– «Вискас», «Педигри», овсянка, сырые овощи в подвале, там же соленья и маринады… Да, еще сгущенка и тушенка! – вспомнила Ирка.
– Тушенка! – сладострастно воскликнул Колян.
– Сгущенка! – с энтузиазмом возопила сестрица.
– Так, с этими обжорами все понятно, – я встала из-за стола. – Ну, некоторым из нас набивать брюхо недосуг, некоторые имеют обыкновение ходить на работу…
– У некоторых на службе в каждом ящике рабочего стола по шоколадному батончику, – обиженно припомнил Колян. – Якобы для снятия стрессов!
– Слушай, Алена, и ты еще надеешься избавиться от стрессов? – искренне удивилась сестра. – Ты же сама – ходячий стресс!
– От стресса слышу! – оскорбилась я.
– Тише, дети, тише! – поспешила вмешаться мама. – Не ссорьтесь! Алена, тебе пора на работу? Беги, с Масянькой сегодня я посижу.
– Баба, – покровительственно сказал малыш, награждая бабулю надкушенной котлеткой.
Грозно посмотрев на сестрицу, я обиженно надутыми губами чмокнула в щеку истребляющего тушенку мужа, поцеловала сынишку, сделала ручкой Ирке и побежала по тропинке через поле на трамвайчик.
– Вот она! – голосом загонщика, завидевшего зверя, заорал кто-то из окна телекомпании, стоило мне подойти к порогу.
Я завертела головой, высматривая неизвестную зверушку, ставшую предметом охоты моих коллег, но увидела только вываливающегося из дверей оператора Вадика. Он и впрямь смахивал на охотника в полной амуниции: с одного плеча через грудь на ремне свисал подсумник с запасными аккумуляторами, с другого, тоже на ремне – сложенный штатив в чехле, в правой руке была сумка с камерой, в левой – бумажный листок «путевки». Размахивая им, как белым флажком, Вадик с самым сосредоточенным видом несся прямо на меня.
– Куда? – поинтересовалась я, когда он пролетал мимо.
– За мной! – невпопад скомандовал Вадик.
Я не тронулась с места.
– Оглохла, что ли? – остановившись, прикрикнул на меня грубиян. – Живо, поворачивайся, и побежали!
Пожав плечами, я развернулась и поскакала рядом с упакованным в операторскую упряжь Вадиком, как вольный жеребенок. Азартно топая и едва ли не сшибая прохожих, мы примчались к машине, ожидавшей нас с работающим двигателем.
– По коням! – продолжая лошадиную тему, крикнул раскомандовавшийся Вадик водителю.
Невозмутимый Саша дождался, пока мы ввалимся в салон, и с возгласом: «Н-но, мертвая!» стронул красного «жигуля» с места.
– Что за спешка? Можно подумать, на пожар торопимся! – отдышавшись, с неудовольствием заметила я.
– Именно что на пожар, – кивнул громко сопящий Вадик.
– Да ну? А что горит?
С водительского места донесся злорадный смешок:
– Менты горят! – хихикнул Саша.
– То есть? – Я еще не вникла в происходящее.
– То есть окружное управление внутренних дел! – пояснил Вадик.
– Горит?!
– Синим пламенем!
Я тоже хмыкнула. УВД округа от нас недалеко, и буквально через три минуты мы прибыли на место происшествия – раньше всех других СМИ, пропустив вперед только пожарную машину.
Как только Саша припарковал «жигуленка», мы с Вадиком выпрыгнули из автомобиля и занялись каждый своим делом: оператор расчехлил камеру и помчался снимать собственно пожар, а я порысила на поиски свидетелей и потерпевших.
– О! Слетелось воронье! – скорбно возвестил при виде меня мой добрый знакомый капитан Лазарчук.
– Привет погорельцам! – весело приветствовала я приятеля, восседающего на пыльной обочине.
– Присаживайтесь, – незнакомый улыбчивый парень, соседствующий с унылым Лазарчуком, подвинулся, галантно уступая мне часть свежепобеленного бордюра.
– Спасибо, я постою, – отмахнулась я. – Серега, что там у вас горит?
– Столовая, – угрюмо буркнул Серый.
– У вас разве есть столовая? – удивилась я, нетерпеливо переминаясь, потому что мне очень хотелось сбегать взглянуть на пионерский, пардон, милицейский костер.
– Теперь нету, – согласился Серый.
Речь его была несколько затруднена, потому что говорил Серый, почти не разжимая челюстей: подбородком он опирался на крючковатую ручку старомодного зонта. Я присмотрелась: на шее у капитана в этот теплый денек красовался шерстяной шарф, весьма своеобразно сочетающийся с легкой трикотажной футболкой.
– Я смотрю, ты успел спасти свое личное имущество – то, что болталось на вешалке в кабинете? – подытожила я увиденное.
– Не только личное, но и казенное, – обиделся Серый. – Между прочим, первым делом мы с Сашком вынесли сейф, потом стол, стулья и скамейки! Ну, и вешалку…
– Сашок, – кстати представился сосед Серого по бордюру.
– Очень приятно, Елена, – кивнула я.
И огляделась в поисках упомянутой Серым достопримечательности – массивной парковой скамьи на витых чугунных ножках. По легенде, некогда она была оприходована отделением как вещдок, да так и прижилась в одном из кабинетов.
Скамья помещалась рядом, в крайне неестественной для нее вертикальной стойке, вплотную к стволу раскидистого клена.
– Не боитесь, что она упадет? – с этими словами, не сводя глаз со вздыбленной лавочки, я отступила назад и неосторожно толкнула ногой зонт, на ручку которого пристроил свою нижнюю челюсть капитан Лазарчук.
Зонт упал, шаткое равновесие нарушилось, и капитан резко клюнул носом, едва не зацепив им асфальт.
– Почти такая история случилась с моим приятелем Геной, – даже не подумав извиниться, заметила я. – Только с гораздо более трагическими последствиями, потому что там упал не зонт, а какая-то лопата, а она подпирала второй этаж сеновала, а на нем лежали клубки сена…
– Клубки чего? – с живым интересом переспросил Сашок.
– Сена! Его специальная сеноуборочная машина формовала в громадные такие катушки… Ну вот, Генку этими катушками и задавило…
– Насмерть? – профессионально-безразлично поинтересовался Серый.
– Абсолютно! – вздохнула я.
– Кто же такую опасную конструкцию соорудил? – спросил Сашок, укоризненно посмотрев на меня.
Можно подумать, это я в ответе за соблюдение техники безопасности на сеновалах!
– Хозяин сенохранилища, кто же еще, не я же и не Генка, – я пожала плечами. – Генку-то туда вообще непонятно зачем черти занесли…
– Странная какая-то история, – заметил Серый. – Следственная группа на месте происшествия была?
– Не знаю, как-то не интересовалась… – я замолчала и задумалась.
А в самом-то деле, обстоятельства гибели журналиста наверняка должны были выяснять специалисты-криминалисты! Может, он не сам убился? Может, эти снопы на него кто-нибудь нарочно скатил? Зачем – не знаю, но ведь прислал же мне Генка SMS-ку, в которой сообщал о своем намерении «копать» по поводу загадочных «грохнутых бабок»! И прислал он мне ее после того, как мы расстались на именинах, но до того, как сам встретился со смертоносными копнами! Ведь потом-то он сделать этого уже не мог!
Тряхнув головой, я отогнала очередное жуткое видение: припорошенный сеном Конопкин в новом для себя качестве ожившего мертвеца хладной синюшной рукой нажимает на кнопочки сотового телефона, спеша проинформировать мир живых в моем лице о своих планах на будущее. Зомби, расследующий какие-то финансовые махинации – это было бы уж слишком даже для неугомонного Конопкина!
– Серый, у меня к тебе деловое предложение, – скороговоркой сказала я вмиг насторожившемуся Лазарчуку.
– Мне заранее страшно, – признался он.
– Ничего страшного, не пугайся! Предлагаю тебе заключить джентльменское соглашение!
– Он не джентльмен, – предупредил меня Сашок.
– Я тем более, – отмахнулась я. – Суть соглашения такова: я велю оператору ни в коем случае не снимать тебя, хотя ты жутко интригующе выглядишь в этом своем кашне на голое тело, просто типичный погорелец, и ты не попадешь в наш репортаж о пожаре. А ты за это узнаешь для меня, что думают люди из опергруппы, выезжавшей на место гибели Конопкина!
– А кто такой Конопкин?
– Да тот парень, которого завалило сеном!
Серый громко поскреб ногтем синюю щетину на подбородке:
– Гарантируешь, что моей ментовской морды на экране не будет?
– Ни морды, ни какой другой части твоего милицейского организма! Честное пионерское!
– Лады, – Серый снял намотанный на шею отрез шотландки, посмотрел на него с некоторым недоумением и передал Сашку.
Тот тоже с удивлением взглянул на шерстяное кашне, поискал глазами, куда бы его пристроить, и не придумал ничего лучшего, как напялить его себе на шею.
Я коварно усмехнулась и незаметно поманила пальчиком хищно кружащего неподалеку Вадика. Коршун с камерой тут же подлетел ко мне, и я шепотом сформулировала ему задачу. Ладно, Серого я обещала не снимать, но Сашок очень кстати намотал шарф на себя, так что колоритный милиционер-погорелец у меня в сюжете все-таки будет!
Двумя часами позже, уже сделав в меру ехидный сюжетик о пожаре в ментовке, я вышла из аппаратной видеомонтажа и проследовала к себе в редакторскую, попутно решая нехитрую задачку: удовольствоваться на обед дежурной чашкой кофе с печеньем или не полениться, сбегать в магазинчик через дорогу и купить колбаски? Или сыра…
– Сыр или колбаса? – как пистолетом, ткнув пальцем в живот пробегавшего мимо Вадика, спросила я точь-в‑точь с такой интонацией, с какой галантные грабители прошлого вопрошали путников на большой дороге: «Кошелек или жизнь?»
– Где? – без промедления откликнулся Вадик.
– В магазине, – досадливо сказала я. – Я думаю, чего купить. Просто скажи, сыр или колбаса?
– И то, и другое, и можно без хлеба!
– А ты сбегаешь? – Я смекнула, что из приязни оператора к мясо-молочным продуктам можно извлечь некоторую пользу. Например, не бежать в магазин самой!
Я вручила Вадику свой кошелек и, таким образом снарядив его в набег на торговую точку, дошла-таки до редакторской. В помещении было тесно от набившегося в него праздного народа. Оккупанты истребляли наши чайно-кофейные запасы и развлекались кто во что горазд. Я влилась в оживленную группу, в центре которой возвышался рослый оператор Женя. Он оживленно жестикулировал и витиевато пересказывал присутствующим комические эпизоды утреннего прямого эфира. Тот факт, что большинство слушателей присутствовало при проведении передачи лично, Женю не смущал. Граждане, впрочем, слушали его разглагольствования с очевидным удовольствием. Сама-то я утром ездила на пожар, лично описываемых событий не наблюдала, поэтому тоже остановилась послушать, и, чтобы сразу вникнуть в суть, шепотом спросила у стоящей рядом Наташи:
– А кто был на передаче?
– Генеральный директор авиакомпании «Аэролайн», а вел программу наш Костя.
Я кивнула.
– И тут гость спрашивает: «Знаете ли вы, какие птицы царят в небе Кубани?» – оживленно вещал Женя.
Вспомнив утреннюю застольную беседу с родными, я с трудом удержалась, чтобы не ляпнуть: «Утки!»
– Ну, Костик наш не орнитолог, – продолжал Женя. – Он напрягся, но гость этого не заметил и сам ответил: «Вот уже семьдесят лет в небе Кубани царят стальные птицы»! Фу-у! Отлегло! Передача идет своим чередом, и вдруг гость снова огорошивает Костика вопросом: «Знаете ли вы, чем хорош «Як-42»?» Костик не авиаконструктор, он снова напрягается, но гость опять отвечает сам. «Як-42», – вещает он, – это сертифицированное воздушное судно, что говорит о его надежности». И тут обрадованный Костик сообщает зрителям, что сейчас они увидят этот замечательный летательный аппарат на своих экранах!
Костик еще не знает, что кассету с подсъемками «Яка» буквально за минуту до эфира уронили в стаканчик с «Дошираком», и именно в этот момент режиссер, намеревавшийся откушать после передачи горячей лапшички, страшно матерится, потому что не хочет есть закосившую «под спагетти» запаренную видеопленку. Соответственно, на экранах не появляется изображение самолета «Як-42», о котором взахлеб рассказывает гость. Зато там самопроизвольно, но явно в тему к полетам появляется высококачественное изображение мухи студийной обыкновенной! И что особенно примечательно, летает эта сволочь в полном соответствии с техническим описанием «Яка», демонстрируя ровное поступательное движение, быстрый набор высоты, плавное кружение, пикирование и даже мягкую посадку на лысину гостя!
Слушатели захохотали.
– Не везет «Аэролайну» с телевизионной рекламой, – отсмеявшись, резюмировала Наташа. – Помните, на прошлой неделе их бегущую строчку: «Вперед! С нами в полет!» выпустили на художественном фильме именно в тот момент, когда герой выпал из окна небоскреба!
– А помните их гениальный слоган – «С нами на небеса!»? – напомнил Женька. – Меня так и тянуло спросить, держат ли они на борту своих самолетов вместо спасжилетов белые тапки по числу пассажиров!
– Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что сыра нету! – продекламировал мне на ухо незаметно подкравшийся Вадик. – Таким образом, спор сам собой решился в пользу колбасы!
– Колбаса так колбаса, – довольно безразлично ответила я, оглядывая полки посудного шкафчика в поисках пары чистых чашек.
Сделала нам с Вадиком кофе, соорудила по большому бутерброду, села за свой стол и задумалась. Женькин рассказ меня взволновал: что-то такое, связанное с мухами, было совсем недавно… Вот беда, не могу вспомнить, а мне кажется, это что-то важное!
Дожевав бутерброд, я взяла себя в руки, а в них – шариковую ручку, чтобы написать текст для субботнего репортажа об именинах Капитолины Митрофановны Спиногрызовой. Увы, дело не спорилось, кроме стихотворной мечты Маяковского «Лет до ста расти нам без старости!» в голову ничего не приходило.
– У кого-нибудь есть идеи, как подать юбилей столетней старушки? – попросила я помощи у коллег.
– Аж сто лет?! Нет, такие дамы меня не вдохновляют, – высокомерно заявил режиссер Слава.
– Век живи – век учись, – добрая Наташа предложила в качестве отправной точки использовать затертую народную мудрость.
– Какое – «учись»? – отмахнулся прихлебывающий кофе Вадик. – У бабули уже склероз, маразм и недержание!
– Тогда так: Век живи – век мочись! – тут же подправил поговорку зубоскал Женька.
– Или так: Сто пять – баба ягодка опять! – заржал Вадик. – Но это тезис на будущее, если бабуля доживет до следующего юбилея!
Главный редактор Дмитрий Палыч деликатно кашлянул и просительно сказал:
– Хорошо бы начать как-нибудь лирично… Сказать что-нибудь про бабушкины натруженные руки, про мудрый взгляд ее глаз…
– Точно, глаза! – вскричала я с жаром.
– Я рад, что сумел помочь, – зарделся главный.
Я благодарно ему улыбнулась. Душка Дмитрий Палыч и впрямь мне помог, хотя и не так, как думал: когда он сказал о бабушкиных глазах, я поняла, почему меня так интриговала описанная Женькой муха. Я вспомнила про муху-дрозофилу!
Только не подумайте, что я вспомнила какую-то конкретную муху, вовсе нет. Тесной дружбы с насекомыми я никогда не водила, среди моих домашних питомцев мух, комаров и разных-прочих сколопендр отродясь не числилось. И это не расизм и не фобия. Я не боюсь насекомых и не валюсь в обморок с белым, как брюхо дохлой рыбы, лицом при виде безобидного паучка или оленя кухонных ландшафтов – таракана. Не могу даже сказать, что все до единого насекомые мне не нравятся, бабочками, например, или божьими коровками я всегда любуюсь, но эти мелкие твари крайне плохо поддаются дрессировке, и относительно прирученными можно считать разве что медоносных пчел. Короче говоря, насекомые до сих пор не оставили сколько-нибудь заметного следа в моей жизни (и слава богу!). Но пресловутая муха-дрозофила мне крепко запомнилась благодаря школьным урокам биологии.