Ночь

Еще в магазине Денис слышал о штормовом предупреждении. Теперь все новостные каналы трещат о предстоящем ливне. Денис с облегчением вздыхает. Природа избавит его от необходимости поливать бесконечные грядки. В конце концов, такая жара должна рано или поздно окупиться.

– Ба? – Он шинкует ядреный лук, давясь слезами.

Рядом булькает ароматный борщ. Бабушка караулит у сковороды, чтобы говядина не подгорела. Она молча ждет, когда Денис озвучит свой вопрос.

– У вас с дедушкой когда-нибудь росла яблоня? – Он хотел спросить об этом еще в тот вечер, когда впервые встретился с Муратом, но как-то к слову не пришлось.

– Посмотри в окно. Видишь деревянный стол?

– Под навесом? Да, вижу. – Там, среди кучи горшков для рассады, громоздится ненавистная бочка с навозом.

– Стол на пеньках стоит. Яблонь давно уж нет. Лук.

Денис немедленно спускает измельченную луковицу в сковороду.

– А у тебя яблоки хоть раз воровали? – Например, Мурат. Нетрудно представить его мелким сорванцом с рассеченными коленками и беззубым красным ртом.

Бабуля зло бурчит себе под нос:

– Воровали. Каждый день воровали. Управы на них не было. Ветки ломали, пакостники безмозглые. Обдирали деревья как липку. Только один раз с дедом на сидр насобирали, и то половину докупать пришлось. Сопливые негодники

– Дедушка их поэтому срубил?

– Твой дед срубил стол.

– В смысле? – Денис хмурит лоб.

Бабушка смотрит на него как на дурачка. Из ванной раздается писк стиральной машины.

– В коромысле. За плитой следи, пойду вещи выну.

Масло в сковороде шумно щелкает и попадает на ладонь жгучей дробью.

Вечером, когда разыгрывается ветер и набухают тучи, с работы возвращается Катюшка. Денис расспрашивает ее о Мурате и Славе. О взаимоотношениях этих двоих она знает мало. Однако Толя Смирнов, тот самый собрат Славы по музыке, приходится Мурату другом детства. По словам Кати, семья Котовых и семья Смирновых до сих пор тесно общаются. Возможно, с Муратом также близок и Слава. Вопрос лишь в том, верны ли слухи о Мурате, так любезно предоставленные Киром?

Денис принюхивается к своей чистой пижаме и улавливает запах жасмина. Так ненавязчиво и легко пах Мурат, когда рассчитывал Дениса у кассы. Хорошо запомнилось, какая у Мурата была влажная от духоты шея. Если бы тогда Денис наклонился к нему поближе, то утонул бы в этом запахе. Если бы тогда он наклонился поближе, то совершенно точно получил бы по лицу.

Смартфон неожиданно пиликает.

Кир:

Дэн, закрой на ночь окна, будет сильная буря

Денис по-доброму усмехается и отправляет в ответ смайлик, но сообщение обрабатывается долго. Все же Кирилл занятный человек. Наверное, в друзьях у него недостатка нет, как и в девчонках. У такого красавчика просто обязана быть девчонка. Денис представляет рядом с ним миниатюрную куколку с такими же голубыми глазами и улыбчивым ртом. На свиданиях они едят мороженное с розовой крошкой, а на праздники дарят друг другу парные украшения. Прелесть.

Денис зарывается в одеяло с головой и быстро засыпает. Однако не проходит и часа, как он вскакивает от грома. Прикроватная лампа опасно мигает, и Денис спешит ее выключить. За окном – настоящий хаос. Угольно-черное небо трещит и громыхает в паутине белых и желтых молний. Ветер гнет деревья со страшной силой, вырывает клочья живой изгороди. Косой ливень, похожий на стеклянные бусы, барабанит по крыше.

Сквозь серую стену дождя, шлепая по лужам, бежит какой-то безумец. Денис узнает в нем Мурата. О погоде говорили с самого утра, его могли отпустить с работы пораньше. Да и что ему самому мешало переждать бурю под крышей магазина? Сначала неуклюжие затяжки на берегу реки, теперь вот экстремальный забег под вспышками молний. Что за маниакальная потребность в самоуничтожении?

Денис возвращается обратно под одеяло. Комната вспыхивает частыми всполохами с улицы. Дождь растекается по окнам ручьями. Где-то там вверху набухшая чернота шумно злится и рокочет. Денис постепенно погружается в сон под мерное тиканье настенных часов.

Рядом словно что-то звонко разбивается, проливается на пол. Он мгновенно поднимается на локтях, осоловело оглядываясь вокруг. Пол сухой, никакого разбитого стекла, и окно невредимо.

Плеск воды, льющейся с желоба, с каждой секундой становится все отчетливей, перекрывая даже рокот грома. Невидимая вода стекает со стен на пол, булькая и пузырясь. Грудь сдавливает бетонной плитой. Денис, обняв себя за колени, глубоко дышит, стараясь успокоиться. Перед глазами пляшут желтые огоньки, а во рту чувствуется неприятный привкус ромашкового мыла.

«Так, без паники, окей?»

Это всего-то звук. Стоит убрать источник шума, и жизнь прекрасна. Но, зарывшись в одеяло, Денис мало того, что все слышит, он еще усиленно потеет. Вода между тем журчит уже у самой кровати. Он раскачивается из стороны в сторону, точно неваляшка. Внутри его живота все коченеет, намертво прирастает к стенкам. Мышцы дубеют, натягиваются.

Психолог Светлана Николаевна говорила дышать и стараться абстрагироваться. Она запретила прием таблеток на лето. Но блистер лежит совсем рядом, на тумбочке. Протяни руку, и ночь пройдет без глюков.

Нет, нельзя. Ведь там, у реки, он уже съел одну фактически без причины, просто ради подстраховки. Это всего лишь ломка. Все пройдет, только подождать, потерпеть, и можно жить дальше.

До следующей панической атаки.

Родители отправили Дениса сюда по прямой наводке Светланы Николаевны. Помощь бабушке – удобно подвернувшийся случай. Они лечили его, он же упирался ногами и руками, пил успокоительные и на месяцы забывал, что такое ужас.

Сейчас Денис захлебывается слезами и хнычет от безнадеги. Бомба замедленного действия в его голове рванула совсем не вовремя. Когда под одеялом становится жарко, как в бане, он осторожно высовывается наружу. На секунду ему кажется, что комната превращается в грязный канал, а стены разбухают от влаги. Он хочет закричать, но зажимает рот рукой.

Тем временем за окном ливень сменяется слабым дождиком. Больше не сверкает, не громыхает. Денис до дрожи в ногах рад, что плеск наконец стих в его ушах. В слепом желании врасти в матрас он весь сжимается в комочек, обняв подушку между ног. От беспокойного сна простыни сбиваются в мятый ком. Денис видит ухоженные женские руки, которые давят на его плечи, и слышит голос на грани истерики. Он задыхается во сне, а неизвестная женщина плачет и целует его в висок, прижимая к груди гладкими белыми руками.

И чертово мыло с запахом ромашки во рту, ушах, носу.

* * *

Следующим утром он встает с постели точно зомби. Во время умывания его рвет на ободок унитаза. Башню начинает срывать даже от звуков душа, но таблетки в очередной раз все решают. До чего омерзительная зависимость.

– Мама. – Денис редко называет ее так, довольствуясь сокращенным «ма». Скулеж в трубку не входил в его планы. Он бы согласился чувствовать себя слегка хворым, но уж точно не жалким.

– Милый. – Она все понимает с полуслова. Голос в трубке спокойный, но Денис знает, что мать тщательно выбирает интонацию. Не хочет навредить ему лишним беспокойством.

– Мама, я хочу уехать домой. – Желательно прямо сейчас, и класть он хотел на завтрак, сменную одежду и влажные волосы.

– Сынок, мы ведь уже говорили об этом. – Тогда Денис, как истинно городской житель, жаловался ей, что поселок его угробит.

– На утренний рейс я успеваю, только деньги отправь на билет. – Не просьба, отчаянная мольба. Он даже готов смириться с навязчивой инициативностью матери в обустройстве его жизни, лишь бы только свалить отсюда.

– Ты обещал, что потерпишь.

– Терпеть уже нет сил. – Он внезапно повышает тон. – Я очень. Сильно. Хочу. Домой.

– Будь добр, успокойся. Вдох-выдох, хорошо? Не хватало еще, чтобы бабушка услышала.

О да, бабуля явно не обрадуется тому факту, что ее внук припадочный.

– Я хочу… я не… блин, я не могу уже. – Он начинает дышать.

– Все хорошо, сынок. – Мама старается звучать убедительно, но ее объятий катастрофически не хватает.

– Нет, все плохо. Мне плохо. Я не спал всю ночь. Мне опять снилось… всякое.

– Ты ведь лечишься, а это всегда неприятно. Просто подожди немного…

– Сколько? – Неужели все лето?

– Это зависит от тебя, милый.

Денис вытирает мокрые глаза, раздумывая над тем, в какую щель засунуть оставшиеся таблетки, чтобы потом напрочь про них забыть. Смыть в унитаз, и дело с концом, но это слишком радикально, он боится.

– Ты ведь ничего не принимаешь? – Вопрос прямой как рельсы.

– Н-нет. – И ложь как панацея.

– Я верю тебе. И папа верит. Ты ведь у меня сильный малыш, обязательно выкарабкаешься. – Мама улыбается в трубку, он чувствуется. Денису становится еще гаже. – Мы ждем тебя. И Юрок, конечно, тоже.

– Спасибо, ма. – С трудом выдавив из себя ответ, Денис вешает трубку.

На что он вообще надеялся? Идеальный мир матери не приемлет рядом бесхребетного нытика, живущего от приступа до приступа. Денис обязан держаться, ведь родители вложили в его лечение достаточно сил и средств. Чувство беспомощности – его базовая установка, крепкая основа для рефлексий. Виновник всех проблем только он один. Денису страшно спасать себя, поэтому его спасают другие.

Он устал, но день начался, и Катюшка с бабушкой уже ждут его к завтраку. Сидеть за одним столом теперь просто невыносимо. Бабушка будет рада избавиться от него, когда все узнает. А Катя… она пожалеет его, а от этого еще тошнее.

– Ты почему не ешь? – Денис поднимает глаза на Катю: та глядит выжидающе. – Невкусно?

Он без особого желания ковыряется ложкой в молочном супе и ничего не отвечает. Бабушка наливает ему кваса в кружку. Смешную кружку с кошачьей мордочкой. Денис с больным остервенением таращится в тарелку. Вся эта семейная участливость начинает раздражать.

– У тебя запор, что ли? – бабушка спрашивает на полном серьезе. – Лицо попроще сделай, а то как у деда нашего, когда хурмы объестся.

Катя прыскает со смеху. Денис с силой сжимает челюсти.

– Нехорошо мне. Продуло, наверное.

Бабушка в ответ ворчит что-то про окно в его комнате, которое в дождь нужно обязательно закрывать. Катя с долей беспокойства наблюдает за его вялыми попытками позавтракать.

– Долой хандру, Дениска, – говорит она, пододвинув к нему вазочку с вареньем. – Наедайся, сегодня много дел. У тебя же нет температуры?

– Нету.

Как и желания что-либо делать сегодня. Есть только апатия и равнодушие ко всему происходящему за столом. Гребаная дыра.

– Это хорошо, – Катя кивает. – Будешь помогать мне на кухне.

Позже, когда бабушка уходит к себе, она достает из холодильника свежую смородину. На столе уже лежит все для приготовления слоеного теста.

– Сегодня в эфире кулинарное шоу? – Денис съедает пару ягодок. Бабуля на днях заставила его собрать целый бидон под прицельными атаками слепней.

– Надо выварить, пока не испортилось. Любишь булочки с джемом? А кисель? Достань, будь добр, кастрюлю и налей воды.

Денис послушно включает плиту, вода в кастрюльке тихо шипит. Катя тем временем, убрав рыжие косы под платок, начинает наводить тесто.

– Это для Елены Ануровны, – продолжает, пыхтя. – Живет на соседней улице. Сегодня ночью у нее случился приступ астмы. Отнесешь ей угощение и справишься о здоровье. Передашь привет от меня, заодно и познакомишься.

– Обязательно идти мне? Может, сходишь одна? Бабушка сказала, что я смахиваю на страдающего деда. Не слишком приятное зрелище для больной женщины, не думаешь?

– Дениска, ты ведь из дома совсем редко выходишь. Так и лето все пролетит – не заметишь.

– Если мое затворничество хоть как-то сократит мне срок здесь, я с радостью, блин, замуруюсь в погребе.

Когда Катя замирает и поднимает на него обиженный взгляд, Денис понимает, что ляпнул лишнего.

– То есть… я, в общем, ничего такого не имел в виду, – мямлит он, попутно спуская часть ягод в кипящую воду. Стыд не позволяет ему посмотреть на Катю в ответ.

– Тебе что, так плохо с нами? – Та поворачивается к нему спиной. Раздается сначала мягкий «шмяк», затем царапающий звук металла о стекло. Она быстро взбивает яйца вилкой. – Это понятно, что тебе непривычно. Столько лет в городе прожить, и тут вдруг на все каникулы в Ручейный.

Денис хочет исправить, мол, это не первое его появление здесь, он уже гостил у бабушки в детстве, но решает не усугублять положение.

– В любом случае, – Катя выдерживает напряженную паузу, – прости, что требуем от тебя слишком многого. Ты очень чувствительный мальчик, я это вижу. Бабушка непростой человек, привыкнуть к ней сложно, а я… наверное, вечно не в свое дело лезу.

Денис отвечает мгновенно:

– Неправда. Не обесценивай свою доброту. Это мне язык за зубами держать надо. Ты классная и вообще мне как старшая сестра. С тобой я поговорить могу, когда я в этом по-настоящему нуждаюсь.

Она поворачивается к нему лицом. Веснушчатым и симпатичным, но искаженным сожалением лицом. Дениса одолевает лютая ненависть к себе. Его раздражает это тупое желание рассказать Кате все как есть: и про фобию, и про таблетки. Но незачем водружать ношу ненужной ответственности на плечи другого человека.

Катя и Денис одновременно вздрагивают, когда плита резко принимается шипеть. Булькающий кисель расплескивается через края кастрюли. Катя быстро выключает конфорку и возвращается к тесту. Денис старается быть участливым, несмотря на общую ситуацию. Никто больше не заикается об этом неприятном эпизоде. Катя ведет себя ненавязчиво, интерес Дениса к готовке (пусть и натянутый) ее радует.

– Елена Ануровна – это твоя знакомая? – Должен же Денис знать, ради кого так старается. Пожалуй, даже в детском саду он не лепил из теста с подобным усердием.

– Мы когда-то работали вместе. Хорошая женщина.

– Катюша. – Денис улыбается. – Вот о ком ни спроси, все у тебя хорошие. Даже печально известный в ваших местах Мурат у тебя особенный мальчик.

Она отвечает с укором:

– Кто-то уже насплетничал, да? Только в гостях не вздумай ляпнуть.

Денис мгновенно тушуется:

– Да я краем уха слышал. И не дурак я. Все понимаю.

– Ничего ты не понимаешь, глупый. При Елене лишнего не болтай, поздоровайся, пожелай скорого выздоровления и уходи. Договорились?

– Так точно. – Денис подмигивает в ответ, но выходит по-смешному нелепо. Катя тихонько смеется и щиплет его за ребра. – Скажи, а эта Елена… она вообще кто?

– Елена Ануровна Котова когда-то преподавала в садике танцы. Она мама Мурата.

Вот же черт.

Загрузка...