7 июня 2018 г. Санкт-Петербург
На этот раз Полина не спешила домой. Она выполнила все мамины поручения. Зашла в аптеку, съездила к метро за черешней, потому что там дешевле, зашла в «Мясную лавку» за говядиной, потому что там мясо всегда свежее и пахнет натуральным мясом, не то что в гипермаркетах, потом в «Магнит» за сыром, там была акция, и только после отправилась домой.
– Полина, что так долго? Я уже волноваться начала, – попеняла ей мама, забирая покупки. – Иди скорее ужинать, картошка в одеяле, наверное, совсем остыла.
Полина не стала напоминать маме, что именно она надавала ей кучу заданий и что Полина просто физически не могла бы прийти домой раньше.
– Ну, что у вас на работе нового? – спросила за ужином мама.
– Ничего. Все как всегда, – пожала плечами Полина.
– Ты ничего мне никогда не рассказываешь, – тут же обиделась мама. – Я сижу сутками, одна в четырех стенах, мне даже поговорить не с кем, а ты приходишь домой – и «ничего».
Полина закатила глаза. Благо мама ее видеть не могла. Подобные сцены случались раз в неделю и проходили по одинаковому сценарию. Мама скучала и время от времени неосознанно, Полина, во всяком случае, надеялась, что неосознанно, пыталась разнообразить свою скучную жизнь полными драматизма и надрыва скандалами. Начинались они всегда примерно одинаково. Первое время Полина принимала происходящее близко к сердцу, потом привыкла и уже не расстраивалась по пустякам, хотя происходящее ее порядком утомило.
– Мама, у нас был обычный рабочий день. Читателей почти не было, только три пенсионерки, брали любовные романы в мягких обложках, два школьника приходили за программными произведениями, им не хватило в школьной библиотеке. Вот и все. Два раза пили чай. Антонина Ивановна ходила в обед за покупками, потом ходила Инна Яковлевна. Ах, да. Инна Яковлевна довязала правый носок, приступила к левому.
– Прости меня, Полина. Я знаю, я тебя извела своими разговорами, тебе со мной скучно. Но ты могла бы встретиться с подругами, сходить в театр, в кино. Ты молодая, зрячая, весь мир у твоих ног. Я тебя ни в чем не ограничиваю. – На этом месте мама привычно всхлипнула. – Я так всем надоела!
– Не говори ерунды, – одернула ее Полина. – Тебя все любят, у тебя куча подруг, они постоянно тебя навещают, приглашают в гости.
– Ну да. Раз в месяц навещают. А куда я могу поехать? Да и зачем я им? Со мной столько хлопот. То тарелку мимо стола поставлю, то вилку уроню. И тебе приходится со мной ездить. А тебе ведь это неинтересно. Тебе хочется общаться со сверстниками.
– Не говори ерунды. Мне это не сложно, – стараясь держать себе в руках, возразила Полина. – И только позавчера к тебе заезжала тетя Люда.
– Ну да. Заскочила на полчасика.
– Но ведь заскочила. У тебя есть телефон. Ты можешь выходить на улицу, сидеть в парке, тебя учили. Ты можешь ездить в общество слепых, у них часто бывают лекции, концерты, много интересных занятий.
– Сама? Одна? – Теперь в голосе мамы отчетливо слышались слезы. – Свалиться под поезд в метро? Или попасть под машину? Ты же не возишь меня туда, а я бы хотела. Мне так одиноко! – И мама заплакала.
– Мам, я бы с радостью тебя возила, но я работаю. Мы же не можем жить на одну пенсию.
– Я даже в театр теперь не могу пойти.
– Можешь, и я тебя сто раз звала и даже билеты брала.
– Но тебе же с подружками интересней. Что я буду тебе вечер портить, – не сдавалась мама.
– Мам, ну почему портить? Я же спектакль иду в театр смотреть. С тобой он мне так же интересен, как и с подругами. К тому же у них мужья есть, чтобы в театры ходить.
– Ну вот, видишь, это из-за меня ты замуж не можешь выйти. Я всем мешаю. Я никому не нужна.
Полина смотрела на мать и боролась с желанием всыпать ей как следует, как капризному, избалованному ребенку. Да, она, Полина, действительно во многом из-за матери не может устроить свою жизнь. Почти не видится с подругами, никуда не ходит, потому что мама очень капризничает и всего боится. Боится ходить в театры и на концерты, боится оставаться одна дома. Уговаривает Полину встретиться с подругами, но стоит назначить встречу, как маме в этот день вдруг становится плохо, и Полине приходится встречу отменить, ведь мама сама даже неотложку вызвать не способна, хотя спокойно может набрать номер телефона любой из подруг. А если к Полине заходит в гости Ксюша или Настя, она не дает им спокойно пообщаться, занимая бесконечной беседой о своих проблемах и болячках. Так девчонки в последнее время стараются заходить к ней на работу. Ну и кто во всем этом виноват?
Даже мамины подруги стали от нее уставать. Пока они еще терпят ее причуды, но надолго их, вероятно, не хватит, и тогда Полинина жизнь превратится в ад.
– Что ты молчишь? Я права, да? Права?
– Нет, конечно, – твердо заверила Полина и принялась утешать маму как маленькую. Все-таки что ни говори, а это ее мама. Она ее вырастила, воспитала, можно сказать, одна. Да. Можно сказать, потому что папы почти никогда с ними не было.
Полина долго не вспоминала отца. Наверное, до тех пор, пока мама не ослепла. Это было эгоистично и несправедливо. Ведь папа был хорошим и очень ее любил, и не его вина, что сперва мама, а потом и Полина его предали, разлюбили и… выгнали. Да, Полина до сих пор помнит, как в один прекрасный день папа, вернувшись с гастролей, – он был музыкантом в небольшом малоизвестном оркестре, – нашел у входной двери чемодан с вещами, которые мама заранее собрала и выставила за дверь.
– Все, с меня хватит, – категорично заявила она. – Это не жизнь, и это не семья. Можешь отправляться к своим любовницам.
– К каким? – с укоризной спросил отец.
– К любым. Которых у тебя в каждом городе страны по три штуки, – безапелляционно заявила мама и захлопнула дверь.
Полине тогда было тринадцать, а маме тридцать шесть, и возможно, она надеялась, что еще достаточно молода, чтобы устроить свою жизнь, создать такую семью, какая ей виделась в мечтах. Увы, мамины мечты не оправдались, и хотя она никогда эту тему с Полиной не обсуждала, сама Полина часто задавала себе вопрос, не жалеет ли мама о том, что сделала?
Сама Полина о разводе родителей не жалела. Во всяком случае, до последнего времени. Молодость эгоистична. Ее больше волновали собственные проблемы и собственная будущая счастливая жизнь, в которой она ни в коем случае не повторит ошибки родителей. Она и не повторила. Наделала своих. И счастливой жизни у нее тоже не сложилось. Она была безнадежной, сдавшейся неудачницей. Еще худшей, чем ее родители. Эта мысль, так незаметно прокравшаяся в Полинину голову, хоть и была не нова, но как-то вдруг очень четко и ясно оформившись, неожиданно заставила Полину испытать такую тоску и боль, что вместо того чтобы утешать маму, она вдруг сама разревелась навзрыд и вся в слезах убежала к себе. И даже заперлась на задвижку, чего обычно никогда не делала. Сквозь надрывный рев она слышала, как мама что-то говорит из-за двери, умоляет ее открыть, грозится вызвать полицию или «Скорую», но Полине было все равно. Напряжение, разочарование и горечь последних лет вдруг выплеснулись из нее единым бурным потоком. Успокоилась она часа через два. Мама к тому времени махнула на нее рукой и ушла к себе. Наверняка надулась. Ну и пусть, зло решила Полина. Наплевать. Это прозвучало непривычно зло и жестоко. Но такой уж сегодня у Полины выдался день. Високосный. Она полежала немного, глядя в потолок.
Ощущение было такое, словно ее переехал поезд. Полная выпотрошенность, физическая и эмоциональная. Это все недосып, сообразила Полина. Надо поспать, и все будет в порядке, решила она, но сон как назло не шел. Она вертелась с боку на бок, пока не заметила на шкафу старинный фолиант, засунутый туда накануне ночью.
Надо отвлечься, подумала Полина, доставая со шкафа книгу, и тотчас же вспомнила о загадочном конверте. Здорово, вот она и отвлечется от собственных горестей!
Лучше всего Полина владела французским, его она учила в гимназии с первого класса, потом в университете. Английский знала хуже. Немецкий не знала вовсе. Ну что ж. Начнем с французского.
Charles Baudelaire «Les Fleurs du mal» Paris 1868; 8; 5, 12, 13. 13;1. 14;4.
И что это значило? Просто книга Бодлера и любимые стихи автора? Скорее всего.
Вот, кстати, и Теннисон – «Sir Galahad» и еще в память о чем-то, «In Memoriam A. H. H., CVI». А следом снова какие-то цифры. И стоило такую муру заклеивать в конверт и прятать в книге?
Полина не была большой любительницей поэзии Теннисона да и Бодлера когда-то читала, но желания перечитать их вновь у нее не возникло. Лучше уж она почитает записки «искушенной» блондинки. Она засунула записку между страниц и, открыв книгу наугад, погрузилась в чтение.
«…выпарить кошачью мочу, – советовала книга, Полина усмехнулась, – добавить настойку чистотела, свежих сливок, мед, соловьиный помет, – еще лучше, – лунной росы, все перетереть и нанести сие снадобье на лицо. Проделывать не реже пяти раз в месяц, следя за луной, и вечная молодость станет залогом вашей красоты».
«Сомневаюсь», – подумала Полина. Настроение ее улучшилось. Она прочла еще парочку столь же экзотических рецептов, пока они ей не наскучили, затем перелистала еще несколько страниц, пока не дошла до советов по обольщению любовника на первом свидании. Тут Полине пришлось зардеться после первых же строчек.
«…облачение выбери легкое, как дымка тумана поутру, но не показывай ему своих прелестей, тонкие изгибы и округлости твои должны манить, зажигать, а не кормить досыта, разожги воображение, действительность скучна, мечты вдохновляют. Прикасайся легко, нежно, грудь твоя после касания нальется желанием, сосцы станут острыми, устремившись к нему навстречу. Помоги ему скинуть одежду, ускользай, лаская, касайся его смело, но глаза твои должным быть стыдливы и кротки, а взгляды коротки и смущены…»
Ничего слишком уж откровенного в книге не было, да и картинка, на которой облаченная в легкую алую кисею блондинка прижималась к статному любовнику, тоже была весьма скромна. В той же рекламе духов или мыла по телевизору увидишь больше, но отчего-то прочитанные строки рождали в Полине неведомые ей прежде чувства и мысли. Признаться откровенно, весьма похотливые.
– Тьфу, какая гадость! – отбросив в сторону книгу, воскликнула Полина, устыдившись самой себя. – Веду себя как пятнадцатилетняя дурочка.
Она вскочила с кровати, встряхнулась и отправилась на кухню мыть посуду. А в голове ее все вертелись картинки того, что вытворяет сейчас со своим любовником «искушенная блондинка». Да ничего она не вытворяет, одернула себя Полина. Она давно уже умерла. Разложилась в своей могиле, и даже прах ее истлел!
– Полина! Как хорошо, что вы пришли! – кинулась ей навстречу Антонина Ивановна. – Нас обокрали! Я уже полицию вызвала. И Инны Яковлевны как назло нет.
– А что украли? Книги с абонемента? Приходил кто-то прямо с утра? – пыталась сообразить, что именно могли у них украсть, Полина.
– Да нет. Что вы. Взломали замки, отключили сигнализацию! Я на работу пришла, дверь в библиотеку чуть прикрыта, на абонементе все вверх дном перевернуто, и в хранилище, и в моем кабинете, чашки наши разбили, блюдца!.. – В голосе Антонины Ивановны слышались истерические нотки. – Даже мой сейф вскрыли!
Вот уж тут глаза у Полины от удивления на лоб полезли.
– А что ж вы там хранили? У нас разве деньги в библиотеке есть?
– Да что вы, какие деньги? – перестав всхлипывать, уставилась на нее Антонина Ивановна. – Печать там моя, ну, документы, должностная инструкция, устав, положения и так далее, туфли мои лаковые, – краснея, добавила она, – ну вот, в общем-то, и все.
– И что украли?
– Из сейфа ничего, но в кабинете все перевернуто, все шкафы выпотрошены, бумаги разбросаны, в подсобке тоже. Я даже не понимаю, что пропало? – плаксиво пожаловалась Антонина Ивановна. – И Инны Яковлевны нет! Полина, может, вы посмотрите?
– Ну конечно. Я сейчас же обойду всю библиотеку, – пообещала Полина и, бросив в подсобке сумку, сняв плащ – июнь в этом году выдался на редкость сырой и холодный, – приступила к тщательному осмотру библиотеки. Но понять, что могло пропасть, окинув взглядом горы сброшенных с полок книг, было совершенно невозможно. Нужно все разобрать, свериться с каталогом… В общем, работы не на один день. Она хотела было начать расставлять книги по местам, но потом спохватилась, что полиция наверняка пожелает все осмотреть и снять отпечатки, и не стала ничего трогать. Витрины с экспозицией, посвященной очередной памятной дате, разбиты не были, в хранилище, где Антонина Ивановна держала наиболее ценные и востребованные по прежним временам книги, типа американских детективов и иллюстрированных изданий, и прочего дефицита, все было перевернуто, так же как и на абонементе.
Что же искали эти горе-грабители в библиотеке? Деньги? Смешно. Книги! Книги, подаренные их библиотеке! «Царствующий дом Романовых»! Вот она, настоящая ценность! Полина заметалась по библиотеке.
– Антонина Ивановна! Книги пропали, подаренные старушкой, забыла фамилию! – спешила к заведующей Полина. – «Царствующий дом Романовых» пропал! И остального тоже не нашла!
– Ох, Полина, напугали, – увидев ее, выдохнула побледневшая было Антонина Ивановна. – Не волнуйтесь, не кричите. Все в порядке. Не пропали. «Царствующий дом» я вчера почитать домой взяла, – чуть краснея, объяснила Антонина Ивановна. – Не удержалась. Да и мужу хотелось показать. Современные издания Инна Яковлевна по моей просьбе на абонемент выставила, а прочие старые книги я вчера в сейф убрать не смогла, места не было, надо было полки разбирать, а я торопилась, вот и сунула их на полку к старым журналам, да так удачно, что воришки их, очевидно, и не заметили, – радуясь как ребенок, сообщила Антонина Ивановна. – Это, конечно, плохо, и так с ценными изданиями обращаться нельзя, но я очень торопилась, – ведя Полину к стеллажам, объясняла заведующая, – места там мало, ну я и распихала их кое-как на нижних полках. Сверху их и вовсе не видно! Оказалось, к счастью, – прослезилась Антонина Ивановна.
Полина с облегчением выдохнула. Главные ценности библиотеки уцелели. Ну, тогда вообще непонятно, зачем вор к ним залез. Разве что это был не вор, а просто хулиган.
Так же посчитали и прибывшие вскорости полицейские. Равнодушно осмотрев учиненный в библиотеке разгром, они вяло покивали головами, неохотно составили протокол и разрешили звонить, если пропажи все-таки обнаружатся.
– Поразительное равнодушие! – проводив полицейских, заметила Инна Яковлевна. – В застойные времена порча государственной собственности считалось тяжелым преступлением. А разгром библиотеки имел бы еще и политическую окраску! – горячилась она.
Инна Яковлевна всегда голосовала за коммунистов и очень не одобряла новые постперестроечные порядки, постоянно ностальгируя по старым добрым временам, когда ребенка было не страшно одного в школу отпустить и медицинское обслуживание было для всех бесплатным и качественным.
Библиотеку пришлось закрыть, объявив три санитарных дня подряд, и доложить руководству о случившемся.
Как стало ясно вечером в пятницу, ничего из библиотеки не пропало. И скорее всего полиция была права. По мере заполнения полок и проверки картотеки Антонина Ивановна, Инна Яковлевна и Полина с облегчением поняли, что их драгоценные книги целы и даже не очень пострадали. Они пили чай, разбирали завалы, обсуждали цены, современное образование и медицину, рутина жизни снова потянула Полину на самое дно прозябания.
– Станислав Дмитриевич, да этот Фофанов что хочешь подпишет, особенно если ему пузырь водки перед носом поставить, – горячился Денис Рюмин. За окном на город опускались дождливые сумерки, все нормальные люди уже сидели перед телевизором, лопали котлеты с макаронами, и только два старших лейтенанта, изнуренные беготней по городу, и их доблестный начальник сидели за рабочим столом, скрипя отупевшими к концу рабочего дня мозгами. – Ну чего ради мы как проклятые с утра до поздней ночи носом город роем? Ведь ни одной стоящей версии нет!
– Ради правды, – сухо ответил майор Авдеев и посмотрел на Дениса холодным пристальным взглядом. – От вас, Денис, я подобного заявления не ожидал.
В этой короткой фразе прозвучало столько искреннего глубочайшего разочарования, что Денис Рюмин покраснел до самых корней волос, ощутил себя наипрезреннейшим среди всех оперов их славного города, недостойным просто находиться в стенах Следственного комитета, не то что служить в них.
– Простите, Станислав Дмитриевич, – выдавил из себя полный сожаления и раскаяния лейтенант. – Это я от усталости, не всерьез. Честное слово.
Майор посмотрел на лейтенанта долгим изучающим взглядом и, лишь убедившись в искренности сказанного, подвел черту:
– Хорошо. Теперь по делу. Что у нас есть?
– Ничего, – еле слышно буркнул Денис. Майор может сколько угодно испепелять его взглядом, а факт остается фактом.
– Неужели вы, господа оперативники, за два дня работы не разыскали ни одного свидетеля? – скептически глядя на своих подчиненных, уточнил майор.
– Нет, – сокрушенно покачал головой Никита Грязнов.
– Соседи Павла Барышникова полночи стучали по батарее, чтобы они с дружком орать перестали. Те то ругались, то песни горланили, а соседям с утра на работу.
– А что же они не поднялись к дебоширам и не призвали их к порядку или в крайнем случае не вызвали полицию? – здраво поинтересовался майор.
– Подняться боялись. Этажом ниже две женщины живут, мать и дочь, они с пьяными бугаями связываться не захотели. А насчет полиции я не спросил, – краснея, признался Денис.
– А вам не пришло в голову, Денис, что орать могли не дебоширы, а телевизор или DVD, и что вопли эти были заранее записаны на воспроизводящее устройство?
– Нет, – честно ответил Денис и покраснел еще гуще. Сопляк он, а не опер. Так проколоться!
– Значит, алиби Барышникова по-прежнему остается под вопросом, – сухо заключил майор.
Дело об убийстве супругов Пановых неожиданно повисло на отделе мертвым грузом. Такое в практике майора Авдеева случилось впервые. Ни одного свидетеля. Ни одного подозреваемого. Ну, разве что Барышников, и то под большим вопросом. И ни одной толковой версии.
Впрочем, он сам виноват. Последние сутки он по милости начальства должен был разбираться с Супониным, который, уходя в отпуск, решил хвост нераскрытых дел, по которым еще палец о палец не ударил, свалить на коллег. Майор такой хитроумной предприимчивости не одобрял, а потому жестко поставил вопрос перед начальством: или Супонин доводит дела до конца, или майор Авдеев подает в отставку. Коллеги его молча поддержали, выдвигать подобные ультиматумы начальству имел смелость только майор Авдеев. А что ему терять? Если отставку и подпишут, так его любая адвокатская контора города с распростертыми объятиями возьмет и еще и в ножки поклонится.
Так что выбор для начальства был очевиден, но времени на выяснение отношений заняло немало. А теперь вот выясняется, что пока майор воспитывал капитана Супонина, доблестные лейтенанты почти что завалили дело Пановых.
– Так. – Майор снова раскрыл материалы дела. – Как убийцы попали в квартиру, выяснили?
– Нет. Эксперты говорят, следов взлома не обнаружено. Посторонних отпечатков пальцев на дверях тоже нет.
– Вижу. Сегодня я снова беседовал с Максимом Пановым. С его слов выходит, что в последнее время никаких неприятностей в семье не было. Значит, стоит проработать версии заказного убийства. Заодно выясните, какими проектами в последнее время, скажем, в течение полугода, занималась на телевидении Арина Панова. Не было ли у нее конфликтов с кем-то из героев передач. Телевидением займется Грязнов. А вам, Денис, я поручаю разработку окружения Панова. Барышников по-прежнему за вами. Далее. Надо выяснить вот какой момент. У кого кроме хозяев были комплекты ключей от квартиры Пановых. Я сомневаюсь, чтобы супруги были так легкомысленны, что впустили в квартиру собственных убийц.
– Почему? Может, это были их знакомые? – пожал плечами Денис Рюмин.
– Разумеется, мы будем рассматривать все варианты, но мне что-то плохо верится, что кто-либо из знакомых Пановых способен сперва пытать, затем изнасиловать хозяйку дома и зарубить обоих супругов топором. Если бы их убили простым выстрелом, другое дело. Но топор? Нет. Эта версия мне кажется маловероятной, – покачал головой майор. – Также я сомневаюсь, чтобы супруги сами впустили в квартиру убийц. Опять-таки исходя из предположения, что они не были с ними знакомы. Согласитесь, они не похожи на легкомысленных идиотов, которые на ночь глядя открывают двери малознакомым людям. А потому проверьте, у кого имеются ключи от квартиры Пановых. У домработницы они определенно есть. А заодно выясните, не терял ли кто из них свой комплект ключей в последнее время. Это касается и самих убитых.
– Ясно, – делая пометки в блокноте, кивнул Никита Грязнов.
И откуда только у майора берутся все эти идеи? Ведь еще двадцать минут назад, пока они с Денисом его ждали, они сидели и рассуждали о том, что следствие зашло в тупик. Никаких версий нет. Из подозреваемых – один алкаш. И нет ни ниточек, ни зацепок. И вот появляется майор, три минуты слушает их жалкое, полное безнадежной тоски мычание и закидывает их вполне здравыми, перспективными с точки зрения следствия заданиями. Только успевай поворачиваться. И ведь что удивительно: и майор, и Никита, и Денис Рюмин изучали одни и те же материалы по делу, но при этом у них с Рюминым полный мозговой паралич, а у майора куча идей. В чем секрет? В том, что они дураки, а он умный? Обидно как-то. Наверное, все дело в опыте, утешил себя Никита.
Когда лейтенанты были отправлены на задания, Станислав Дмитриевич смог наконец-то по-настоящему приступить к обдумыванию дела.
Что было в этом деле самым удивительным? Способ и орудие убийства. Топор. Для сельской местности такой выбор был бы естественным. Топор имеется в каждом дворе. Но вот в городе… Неизвестно, откуда он взялся, и нести его неудобно, большой. Заметный. Нет, конечно, купить его и в городе не проблема, но вот зачем? Специально для убийства? Убийца хорошо владеет топором? То, что к убийству готовились, было абсолютно ясно. Полиэтилен, скотч, все принесли с собой, знали, что пригодится. Почему «принесли»? Никаких свидетельств того, что убийц было несколько, сыщики не обнаружили, но по косвенным признакам Станислав Дмитриевич понял, что их было не меньше двух.
Итак. Убийцы принесли с собой полиэтилен и топор. Значит, у них с собой была большая сумка, и их было как минимум двое. И этих двоих никто в подъезде и во дворе не видел, почему?
А может, они пришли заранее, часа за два, и прятались на чердаке? А в квартиру вошли у хозяев на плечах? Возможно, но маловероятно. Точнее, маловероятен такой способ проникновения в квартиру. А вот чердак надо осмотреть. К тому же проверить, не явились ли они в подъезд через чердак.
Мысль майору понравилась, и он сделал для себя пометку.
Далее. Кто и зачем убил Пановых? Это заказ? Непохоже. Пановых достаточно было просто застрелить. В лихие девяностые, возможно, кто-то и попытался бы с помощью паяльника выбить из состоятельного семейства тайну, где они хранят накопления. Но ныне, когда все нормальные люди хранят сбережения в банках, а особо состоятельные и сообразительные в заграничных банках, подобные «наезды» бессмысленны. И хакера нанять для выяснения номеров счетов гораздо полезнее, чем отморозка с топором.
Значит, это самодеятельность. Кто-то не очень далекий, продвинутый и утонченный охотится за материальными ценностями, скажем так, за «сокровищем», которое не хранится на банковском счете.
Интересно. Когда Максим Панов сказал майору о том, что в их семье нет ценностей, что все они были проедены в блокаду, майор ему поверил. А возможно, чтобы Максим Панов не знал о семейных тайнах, о сокровище?
Маловероятно. Но теоретически возможно. А что, если владение этим «сокровищем» связано с какой-то постыдной для семьи историей? В этом случае Пановы-старшие могли до поры до времени и не посвящать сына в суть вопроса. Они были еще молоды, полны сил и умирать не собирались.
Н-да. А убийцы ребята наглые и по-своему неглупые. Топорик подкинуть спящему в кустах алкашу сообразили, не побоялись. И топорик, кстати говоря, не из новых. Старый топорик, сообразил Станислав Дмитриевич. Его не в магазине покупали. А следовательно, можно предположить, что как минимум один из убийц проживает за городом! Пока момент не существенный, но в дальнейшем этот факт при вычислении убийцы может стать решающим.
Станислав Дмитриевич с удовольствием крутанулся в кресле и, отметив, что на улице снова полил мелкий, тоскливый дождик, коими их так баловало нынешнее лето, вернулся к своим размышлениям.
– Итак. А что итак? – подстегнул мыслительный процесс майор, и мысль зашевелилась.
Максим Панов говорил, что его прапрабабка была фрейлиной. Надо бы покопаться в родословной семейства Пановых, возможно, у них имеются обиженные родственники, которые, в отличие от Максима, о сокровище знают и очень в нем нуждаются. И в стремлении добыть его готовы на крайние меры. Версия была несколько притянута за уши, но вполне жизнеспособна.
Итак. Подведем итоги. Первая версия. Заказ. Кому-то помешал Сергей Борисович Панов. Убийство обставили мудрено, чтобы сбить следствие со следа. Слабовато, но проверить стоит. Далее, месть какого-то психа Арине Пановой. Задела его чувства или честь в своей передаче. Это вероятнее, учитывая способ убийства. Третья версия: сокровище. Исключительно высосанная из пальца, но наиболее логично ложащаяся в картину преступления. Четвертая версия, также ничем не подтвержденная: месть любовника или любовницы, опять-таки человека психически нездорового. И пятая – водитель Павел Барышников, тут возможны и месть, и заказ, и ограбление, и сокровище. Пока что, пожалуй, все.