В Ёми вернётся душа
Сознание Киоко медленно прояснялось, услужливо подавая реальность по кусочкам, чтобы она сумела осмыслить каждое новое открытие до того, как явит себя следующее.
Первым откровением стала боль, которой она никогда прежде не испытывала. Невозможно сильная. Такая, от которой слёзы выступали и дышать было невыносимо трудно. Сначала ей казалось, что она вся – комок, спутанный из тончайших болевых нитей, но позже тело откликнулось на попытки почувствовать его, и стало ясно, что болит голова.
Вторым откровением был свет. В первый миг слишком яркий, чтобы что-то разглядеть, и только усугубляющий и без того невозможные страдания. Но через мгновение – а может, целая стража успела смениться – Киоко сумела сморгнуть эту яркость и привыкнуть к тому, что глаза что-то видят. А видели они лишь окно напротив, представлявшее собой проём, занавешенный лёгкой тканью. Сквозь неё пробивался рассеянный свет, не позволяя до конца раскрыть ставшие такими чувствительными глаза.
Третьим откровением стала скованность. Киоко не могла пошевелить ни руками, ни ногами. Она не чувствовала конечностей. Где-то далеко проскочила мысль о том, что её связали, и убежала прочь, не успев закрепиться. Киоко попыталась повернуть голову, но та словно напоролась на очередной клинок – и сознание утонуло в новом приступе боли. Сил не хватило даже на стон. Запахло железом.
– Не двигайтесь, вы ведь не хотите умереть, – женский голос раздался откуда-то сбоку. – Снова, – незнакомка засмеялась. – Будет у нас дважды мёртвая принцесса. Ой, нет, никак не привыкну. Императрица. Хотя, учитывая, что на троне теперь сёгун, можно ли ещё считать вас императрицей? Что скажете, Киоко-хэика?
Киоко замутило. От боли и от упоминания Мэзэхиро, который, несмотря на её мнимую смерть, всё же сумел удержать власть. Они надеялись, что кто-то из побочных ветвей династии всё же найдёт в себе силы заявить права на трон, но, видимо, даймё или не захотели взваливать на себя эту ношу, или побоялись вставать на пути у сёгуна.
Всё, что они делали до этого, было зря…
Напротив возникло лицо, обрамлённое чёрными волосами и всё тем же рассеянным светом. Точёное, с острыми скулами и острым подбородком. Угольные раскосые глаза смотрели с любопытством и насмешкой. Было в этом лице что-то… хищное. Но не как у Хотэку, не птичье, не звериное. Совершенно человеческое. И потому гораздо более пугающее.
Киоко попыталась задать вопрос, но не сумела выдавить даже хрип.
– Побереги силы, они тебе понадобятся. Сейчас придёт Иша-сан, он тебе поможет, если пообещаешь обойтись без глупостей.
О каких глупостях идёт речь, она не понимала, но спрашивать сил не было, да и ответа от неё никто не ждал. Девушка исчезла совершенно внезапно и бесшумно, и Киоко снова провалилась в небытие, надеясь не просыпаться как можно дольше.
Следующее пробуждение было гораздо легче: голова уже не грозилась расколоться от боли, руки и ноги были на месте – всё ещё обездвижены, но теперь она хотя бы их чувствовала.
– Ты ведёшь себя недопустимо, – голос был новым, мужским, глубоким и строгим. Так строго с Киоко не разговаривал даже Акихиро-сэнсэй.
– Моё поведение не хуже обычного. Поручение выполнено – какие ещё вопросы?
А в этой надменности Киоко узнала девушку, которая говорила с ней накануне. И Киоко поразило даже не то, что её похитили по чьему-то поручению, а то, как эта девушка дерзит мужчине, да ещё и старшему, и, вероятно, своему господину. За такое положена казнь, не меньше.
– Чо, поручено было доставить, а не довести до полусмерти.
– Если бы она не потеряла сознание – она бы обратилась.
– Если бы она умерла – она была бы бесполезна.
– Ну не умерла же.
Послышался тяжёлый вздох.
– Следи за ней. Силы к ней возвращаются.
Киоко приоткрыла глаза. Совсем немного, ровно настолько, чтобы из-под опущенных ресниц наблюдать за происходящим, но не выдать своего пробуждения.
– И зачем? Иша-сан, она сейчас очнётся и сбежит при первой же возможности. – Да, это была действительно та самая девушка. Она оказалась невысокого роста и сейчас смотрела снизу вверх на статного седовласого мужчину, которому едва доставала до груди.
– Она нужна здоровой и в сознании, когда мы доставим её во дворец.
Киоко услышала стон и запоздало поняла, что он принадлежит ей. Настолько невыносима была одна только мысль о возвращении в Иноси.
– Очнулась… – Чо быстро подошла и села на колени напротив Киоко. – Не двигайтесь. Любое движение я сочту попыткой обратиться и приму меры, которые никому здесь не понравятся.
За ней встал Иша-сан и положил ей руку на плечо. Киоко открыла глаза и теперь заметила, что его взгляд блуждает, не задерживаясь на предметах, а зрачки подёрнуты белёсой пеленой, словно шёлком.
Киоко никогда не видела таких глаз. Она знала, что есть в мире люди, кому недоступно зрение, слух или речь, но никогда не сталкивалась с ними лично.
– Разве так подобает вести себя императрице? – спросила Чо насмешливо, и Киоко это пристыдило.
За долгие дни переходов и чужих личин она забыла манеры и всё чаще стала замечать за собой недостойное поведение. Во всяком случае, недостойное принцессы или императрицы. А для бродяжки – так в самый раз. Только Киоко намеревалась в итоге вернуть себе свой дом, а роду Миямото – власть. Не стоило забывать, кто она по праву рождения, и пренебрегать всем, чему её так усердно обучали многие годы.
– Киоко-хэика, – Иша-сан поклонился, и Киоко тут же приосанилась, насколько позволяли верёвки и перетянутые руки, вновь почувствовав себя собой, дочерью Миямото Мару, наследницей Ватацуми. – Позвольте прояснить для вас сложившуюся ситуацию.
– Прошу, – она слегка наклонила голову в ответ. Он не увидит, но она не могла не ответить почтением на почтение.
– Сейчас вы находитесь в деревне, что немного южнее Юномачи. Но вы здесь не задержитесь. Завтра же вас и ваших друзей повезут в Южную область.
На слове «друзей» Киоко невольно выдала беспокойство – на мгновение задержала дыхание и тут же взяла себя в руки. Но этого мгновения было достаточно, чтобы слепец услышал.
– Не переживайте, вы скоро с ними встретитесь. Поэтому отбросьте идею перевоплощений. Бежать вам некуда и не к кому.
Он говорил спокойно. В его голосе не было угрозы, равно как и просьбы или приказа. Киоко понимала, что ей позволено ослушаться и испытать благосклонность богов. Но на богов она давно уже не надеялась.
Чо при этом выглядела так, словно только и ждала, когда же пленница наконец попробует сбежать. Доставлять ей удовольствие своими бесплодными попытками тоже не хотелось.
Тогда Киоко решила, что, если не может действовать, будет говорить:
– Как вы узнали, что это я? В рёкане я приняла облик своей служанки, а вы так далеки от Иноси, что наверняка не могли узнать её лица.
– Вы правы, – отозвался Иша-сан, – не могли. Однако Чо шла за вами по пятам от самого Нисикона, где углядела сначала вашего пернатого друга.
– Неужели Хотэку и здесь ищут?
– Сёгун неглуп. Он расправляется с ёкаями во всех областях, так отчего же ему искать предателя лишь на юге?
В этом был смысл. Сато Мэзэхиро был тираном, убийцей и узурпатором, но точно не глупцом.
– Но пока Чо с другими шиноби преследовала вас, чтобы схватить ёкая, она, совершенно того не ожидая, узнала императрицу в её истинном облике.
Шиноби, значит. Теперь всё встало на свои места. Надеяться, что они откажутся от желаемой награды и её отпустят, означало бы верить, что рыба решит отказаться от воды и выйдет на берег.
– Мне доводилось вас видеть в столице, – ухмыльнулась Чо. – Тогда вы были ещё юной принцессой, а я выполняла своё первое большое поручение.
Вот оно что. Киоко подозревала, что кто-то из даймё наверняка способен узнать её и в таком неприглядном виде, если заметит, но о шиноби она даже не задумывалась. А ведь действительно – кому, как не наёмникам, быть заинтересованными в том, чтобы отыскивать беглецов или находить мёртвых среди живых?
Если её вернут во дворец, Мэзэхиро наверняка её убьёт, чтобы не мешалась. Уходя, Киоко надеялась, что своей смертью осложнит ему жизнь, но на деле убрала из дворца своей смертью последнюю преграду между сёгуном и троном. Никто не выступил против, ни у одного даймё нет в подчинении столь умелых воинов, как в столице. Тем более в количестве, способном противостоять армии Иноси.
Иоши хорошо знал, что такое злость. Он часто злился. На отца – за жестокость. На Хотэку – за непобедимость. На себя – за слабость. На Киоко – за то, что была причиной этой слабости. Наставники обучали ясности ума, предвидя гибель от бурных чувств, и всё же Иоши научился жить со своей злостью. Глушить её, подавлять, управлять ею.
Иоши хорошо знал, что такое злость. И потому понимал, что сейчас испытывает нечто несравнимое с этим чувством. Почти такое, как когда ринулся на отца в том бою. Только вдесятеро сильнее. Потому что тогда она была жива, была в безопасности. А сейчас…
– Как она могла исчезнуть? – он сжимал в руке её брошенные гэта. – Не бывает такого, что люди просто исчезают!
Зрение предавало, размывая пространство вокруг. Это была не злость, нет. Злость он научился сдерживать. Это была ярость. Он не признавал реальность, отказывался признавать, готов был спорить с действительностью, только бы избежать этого бессилия. Только бы избежать признания того, что она пропала.
– У тебя лучшее обоняние. Как ты можешь ничего не чувствовать? – он уставился на Норико. Это она её упустила. – Почему ты вообще была не с ней? Единственный человек во всей империи, чья жизнь настолько важна и значима, а ты оставила её без присмотра?
– Иоши…
– Ты не должна была даже отходить от неё! Тем более спускать с неё глаз!
Он даже не заметил, когда начал кричать.
– Не смей вешать вину на меня, – прошипела Норико.
– А на кого? Скажи, кто виноват, что она осталась без присмотра? Кто виноват, что она исчезла? Случилось бы это, если бы ты была рядом? Кого ещё мне обвинять? Кто виноват? Давай же, скажи мне!
– Прекрати, Иоши, – вмешался Хотэку. – Мы не знаем…
Договорить он не успел. Вместо кошки напротив Иоши уже стояла девушка. Иоши видел этот облик, когда она забирала карту у гонца, но больше – ни разу. Вид обнажённого женского тела ненадолго его смутил, прояснил сознание, но всё же он быстро отбросил это смущение.
– Не лезь, – бросила Норико стоявшему в стороне Хотэку, а затем стремительно подошла к Иоши. – Не знаешь, кого ещё винить? Да хотя бы себя. Сам-то тоже оставил её.
– Я был в онсэне.
– Ты отдыхал. – Она подняла руку, и та тут же обросла шерстью, обращаясь огромной звериной лапой. – Позволил себе расслабиться после долгого пути. Как и все мы.
Норико схватила его за шею и сдавила так, что дышать стало невыносимо. Он попытался оторвать лапу от своей шеи, но тщетно. Она приблизила его лицо вплотную к своему, выплюнула:
– Ты виноват не меньше, – и швырнула его наземь.
Кашляя и пытаясь отдышаться, Иоши признал её правоту. Ему пришлось признать. Они все здесь в ответе друг за друга. И всё же… Всё же есть здесь тот, кто отвечает за безопасность этого места.
Он ничего не сказал. Молча поднялся, отряхнул грязь с одежды и направился к своей спальне. Хотэку его окликнул, но Иоши было всё равно. Если ёкаи оказались бессильны – пусть помогают люди. Через спальню он вышел в коридор и дальше – туда, где сидела Рэй-сан.
– Господин, – она встала и спешно поклонилась. Взгляд её был испуганным. – Чем я могу вам служить?
– Женщина, которая была с нами, – она исчезла.
Её глаза округлились. Непохоже, чтобы она была в этом замешана. Иоши невольно отметил, что Норико, хотя и была жестока, всё же вернула ему хотя бы некоторую ясность ума. Он мог оставаться спокойным, и он снова видел. Вот Рэй-сан – боится, не понимает и даже, кажется, опасается самого Иоши. Ещё мгновение назад он бы этого не заметил – влетел бы сюда и перевернул всё, добиваясь ответов. А ведь ему не раз говорили, как губительны чувства без разума.
– Исао-сан, я не понимаю… – она была растеряна, но говорила искренне.
– Давайте иначе. Кто-нибудь, кроме нас, сейчас отдыхает здесь? Я хочу знать кто.
– Но вы единственные…
– Тогда кто-нибудь, возможно, заходил к вам?
– Сегодня никого больше не было. Сюда обычно едут целенаправленно, а по пути редко забредают, место ведь пустынное.
Иоши стиснул зубы, стараясь сохранить с таким трудом обретённое спокойствие.
– Вы уверены?
Рэй потупилась.
– Можете проверить записи, здесь никого… Исао-сан, может… Вы меня простите, но, может быть, ваша служанка просто отошла прогуляться? – она говорила это тихо, не смея поднять глаз.
– По-вашему, я настолько глуп, что мог бы поднять подобный шум лишь потому, что моя служанка пошла осмотреть окрестности?
Сзади раздалось поддерживающее «мяу». Иоши обернулся. Норико лупила по полу хвостом, швыряя его из стороны в сторону, и гневно смотрела на Рэй-сан. Она тоже была недовольна.
– Нет, конечно нет. Прошу простить меня, – она склонилась перед ним.
– Я хочу осмотреть все помещения.
– Но остальные спальни пусты…
– Не только гостевые.
Рэй выпрямилась и посмотрела теперь уже с сомнением. Страха не осталось. Иоши знал, что переходит грань допустимого, и пожалел, что не может предстать здесь как самурай. Тогда ему были бы открыты все двери. Ему не смели бы перечить и отказывать.
– Господин, возможно, не знает, однако гости допускаются только в гостевые помещения.
Иоши чувствовал, что снова закипает. Он приблизился к ней и грубо процедил сквозь зубы:
– Мне плевать, какие у вас правила. Мой человек пропал, и, если потребуется, я здесь всё обыщу, выпотрошу и выверну наизнанку. Весь ваш рёкан и вас самих.
Он тяжело дышал ей в лицо. Она же молчала – не то испуганная, не то ошарашенная, а может, испуганная и ошарашенная одновременно.
– Что здесь происходит? – от стен отразился грубый мужской бас. Иоши только сейчас обратил внимание на эхо, гуляющее по зданию. Он перевёл взгляд за спину Рэй-сан и увидел там большое раскрасневшееся лицо. – Как вы обращаетесь с моей дочерью? Уберите от неё руки немедленно!
Иоши осклабился:
– Смотрите внимательнее, бросаясь требованиями. Мои руки её не касаются. – Он снова перевёл взгляд на затравленную девушку и отступил на шаг. – Хорошо, что вы здесь. Я предпочту говорить с мужчиной.
– Вот и говорите, нечего на девочку набрасываться! – Краснолицый вышел вперёд и завёл дочь к себе за спину. – Что вам нужно?
– Моя служанка пропала. Я требую…
– Вы требуете?! Вы находитесь в нашем рёкане – проходимцы без лошадей и почти без поклажи. Кто вы, чтобы требовать? Ваш человек – та служанка? Небось бродит где-нибудь, идите ищите, нечего здесь показывать свой крутой нрав.
– Нрав? Крутой нрав? – Иоши не нравилось, что он снова кричит, но справиться с собой не удавалось. Обвинения распаляли ещё больше, бередя оголённую злость, нарыв из страха за неё. – Перед кем я, по-вашему, здесь показываю нрав? Перед вашей дочерью? Всё, что мне нужно, – найти мою служанку. Она исчезла, нигде в округе её нет, поэтому вы откроете передо мной все помещения этого рёкана!
– Я открою вам только выход! – закричал в ответ краснолицый. – Никто не смеет так обращаться с нами. Наша семья уважаема, а вы непонятно кто и откуда. Убирайтесь с моей земли немедленно!
– Убираться?! – прорычал Иоши и бросил на мужчину взгляд, полный ненависти. А затем стремительно прошёл мимо него, направляясь к двери, из которой тот появился, резко дёрнул её на себя и шагнул внутрь, не давая владельцу времени и возможности помешать.
На пороге он замер. На полу сидела девочка. Совсем малышка, лет пять, не больше. Только вот человеческого в ней было немного: белая, почти прозрачная кожа, глаза – два бельма, а значит, нет в ней ками…
Мимо Иоши проскользнула Норико и направилась прямиком к ней.
– Нет, уберите кошку! – закричал мужчина. Он рванулся следом, но Норико уже улеглась на коленях девочки, мирно урча. Послышался тихий смех, бледная ладонь опустилась на загривок.
Мужчина замер.
– Это… – Он упал на колени и закрыл глаза, плечи его затряслись. – Чудо… – послышался всхлип.
Иоши совсем растерялся. Он обернулся на Хотэку, взглядом давая понять, что ни капельки не понимает, что происходит, но в глазах ёкая понимания было не больше. Тогда Иоши обратился к Рэй-сан:
– Почему вы её прячете?
Это не то, что он хотел спросить, но ни о коже, ни о глазах он не смел заговорить первым.
– Разве господин не видит, – тихо ответила Рэй-сан, – что перед ним не вполне человек?
– И что это значит?
– Она моя старшая сестра…
Сколько же в этом мире чудовищ, если даже в таком отдалённом рёкане нашлось одно из них…
– Она ёкай?
– Никогда она не была ёкаем, – отозвался отец семейства. Иоши вдруг понял, что так и не успел узнать его имени. – Девочка, как и прочие. Только… погибла, не отмерив и полдюжины лет.
Ширё. Иоши слышал об умерших, не покидающих мир живых или вернувшихся сюда. Он вдруг осознал, что и сам благодаря Норико стал теперь ширё, только ему повезло заполучить обратно своё тело и сохранить свои глаза, не только ки, но и ками – продолжение прародителя каждого жителя Шинджу. Отчего же эта девочка вернулась лишь частью оболочки?
– До сих пор она никогда не смеялась. И почти не двигалась, – продолжила Рэй-сан. – Мы в первый раз слышим её голос за все те годы, что она здесь. Отец почти всё время сидел рядом в надежде, что она заговорит, боялся отойти даже на мгновение.
Иоши посмотрел на Норико. Та даже головы не подняла – лежала перед девочкой, урчала, и малышка её гладила. Ему показалось, что её щёки потемнели, порозовели… Но, возможно, это лишь игра света. Он приблизился. Почувствовал, что должен. Обошёл рыдающего отца, уже даже не прятавшего лицо – смотрел и не верил собственным глазам, из которых градом катились слёзы, – и сел рядом с малышкой.
– Как её имя?
– Хитоми, – отозвался тот дрожащим голосом.
– Девочка с красивыми глазами. – Иоши протянул руку и положил её на ладонь, которой Хитоми гладила кошку. – Уверен, твои глаза были прекрасны. Где же ты их потеряла?
Стоило их пальцам соприкоснуться – и Иоши провалился во тьму. Ту самую, из которой вывели жёлтые глаза. Сейчас они сияли.
«Как же так вышло, Норико?» – подумал он.
«Кто-то вывел её, – отозвалась она, – но не смог завершить начатое. Она застряла».
«Она жива или мертва?»
«Ни то ни другое. И одновременно и то и другое. Она в Ёмоцухире, на пути в Ёми. Но ей здесь не место. Как не место и среди людей. Она сама не желает там оставаться».
«Я хочу к маме, – детский голосок прорезал темноту. Иоши чувствовал её. Хитоми совсем малышка. Её обнажённая ки ранилась о грубость живого мира, пока чувствительная ками и вовсе осталась здесь, между обителью живых и обителью мёртвых. – Вы отведёте меня к маме?»
Её глаза, песочные с зелёными точками – словно растения, сражающиеся за жизнь в сухой почве, – смотрели на него умоляюще.
«Нужно вернуть её в Ёми, – отозвалась Норико. – Поговори с отцом, я проведу девочку».
Горячий воздух ворвался в лёгкие, заставляя закашляться, и Иоши вернулся к живым.
Отец всё так же заворожённо смотрел на Хитоми, словно ждал чего-то ещё.
– Господин…
– Цутому, Исихара Цутому, – ответил он, не сводя глаз с дочери.
– Цутому-сан, – Иоши силился подобрать слова, но нужные никак не находились. Была бы здесь Киоко – она наверняка сумела бы найти что сказать, как утешить его в горе, убедить оставить дочь… – Цутому-сан, я знаю, что с вашей дочерью, потому что я сам вернулся оттуда, откуда не возвращаются.
Лгать он всё равно не умел, разве что самому себе. Цутому-сан наконец посмотрел на него. Неверяще, оценивающе, изучая с головы до ног.
– Вы живы не меньше меня. Потешаетесь над чужим горем? Смеётесь?
– Лишь стараюсь быть честным. Как вы вернули дочь?
– Хотите затем сказать, что с вами случилось то же? За кого вы меня держите?
– Не думаю, что у нас с Хитоми одна история. Меня вернула к жизни бакэнэко, которая меня же и убила. А потому и тело моё осталось при ней.
Они оба – Цутому-сан и Рэй-сан – покосились на Норико. Та и ухом не повела. Иоши знал, что сейчас всё её внимание обращено за завесу, туда, где маленькая девочка осталась во мраке и одиночестве Ёмоцухиры.
Может, Цутому-сан ему и не поверил, но всё же спросил:
– Значит, она могла бы вернуть и её? – Он наклонился к Норико и пристально посмотрел в её морду. – Ты можешь вернуть мою дочь?
Та не отреагировала.
– Она не ответит вам, – попытался вмешаться Иоши.
– Отвечай! – голос Цутому-сана сорвался на хрип.
– Она сейчас с Хитоми.
Но Цутому-сан его больше не слышал. Он поднёс руку к Норико и осторожно коснулся шерсти.
– Зря он так… – послышался голос Хотэку. Иоши разделял его опасения. За бесцеремонность с бакэнэко можно заплатить очень высокую цену. В лучшем случае – жизнь, в худшем же она и после смерти не оставит в покое.
Цутому-сан тряс Норико всё требовательнее, но та оставалась безучастной, будто крепко спала. Иоши знал, что это лишь видимость. Норико терпит, чтобы не уходить от девочки. Но её терпение не было безграничным, оно даже не было большим. В общем-то, до этого дня Иоши был уверен, что оно вовсе отсутствовало.
– Рэй-сан, если не хотите потерять ещё и отца… – начал он, но заметил, что та уже сама направилась к мужчине. Её ладонь легла на его огрубевшую руку.
– Отец.
Цутому-сан помотал головой.
– Ей там плохо, – пояснил Иоши, Рэй-сан повернулась к нему, держа ладонь на руке отца. – Я не знаю, как вы её вернули, но она – оголённая душа, здесь лишь часть её ки, а ками осталась там, между мирами. Она плачет и зовёт мать, от которой её отняли.
– Но неужели она не хочет к нам? – сдавленно спросил Цутому-сан, всё так же глядя на дочь. – Это ведь моя малышка Хитоми. А ты, – он посмотрел на Рэй-сан, – её сестра, почему ты не хочешь её возвращения? Если она может, – он снова потряс Норико, – если может её вернуть, как его…
– Она не может, – сказал Иоши, глядя на Рэй-сан. – Такое возможно лишь с теми, кого она сама убила.
Рэй-сан кивнула. В её глазах и так не было надежды, но теперь появилась решимость.
– Отец, хватит, – сказала она тише. – Прошу, подумай. Хитоми была с мамой, а мы её лишили нового дома. И где она теперь?
– Она с нами, – шептал он. – Моя Хитоми с нами…
– Она не с нами, разве ты не видишь? – горько воскликнула Рэй. – А ты держишься за призрак старшей дочери, забыв, что у тебя ещё есть жизнь, есть я! – в её голосе послышались слёзы. – Я лишилась матери и сестры, но ты забираешь у меня отца!
Он отшатнулся. Цутому-сан смотрел на младшую дочь, словно видел впервые.
– Что ты говоришь?..
– Отец, – она взяла его за вторую руку. – Прошу, отец, отпусти её. Ей не место здесь, она страдает. И мы – причина этих страданий.
– Я лишь хотел…
– Вернуть её, я знаю, – Рэй-сан говорила теперь очень тихо. – И я хотела. Моя сестрёнка с самыми красивыми глазами в мире. Только где она, отец? Это не Хитоми – остатки её ки, бледная оболочка, тень бывшего когда-то живым человека.
Чем больше Рэй говорила – тем ниже опускались плечи Цутому-сана.
– Мы не можем и дальше притворяться, что это наша Хитоми. Не можем делать вид, что она просто больна. Она не больна, отец, она мертва. И нам пора это принять. – Рэй-сан обняла отца за его вновь затрясшиеся плечи, и Иоши вдруг понял, что больше не думает о маленькой Хитоми. Как не думает ни о Норико, ни о рисках, которым подверг себя Цутому-сан.
Он думал о Мэзэхиро: о сёгуне, что предал императора, о муже, что был несправедлив к жене, и об отце, что умел лишь требовать от ребёнка. Плакал ли он так же, когда убил своего сына? Понял ли, что совершил собственными руками? Страдал ли он от этого?
Киоко говорила, что Мэзэхиро обвинил её. Она встречалась с ним после сражения всего несколько раз, и лишь для того, чтобы подписать новые указы. Она не знала ничего больше. Правда ли он стёр с себя вину, словно кровь с клинка, и возложил её на императрицу? Проронил ли он хотя бы одну слезу, когда оставался наедине с собой, или ненависть, которой он сдался, выжгла всё человеческое, что в нём когда-то было? И было ли в нём человеческое хоть когда-нибудь?
Пока он размышлял, Цутому-сан выплакал свои слёзы. Теперь он сидел напротив своей давно умершей старшей дочери и держал её за руку, покоряясь неизбежному. Рэй-сан была рядом и сжимала его ладонь. Она, кажется, давно отпустила сестру, теперь ей хотелось лишь сохранить рядом с собой отца.
Норико открыла глаза, потёрлась о руку девочки и осторожно спустилась с колен, устраиваясь рядом. Значит, пора. Всего пара мгновений потребовалась, чтобы остатки Ки растаяли, сливаясь с бесплотным воздухом, и покинули их грубый мир. Рука Цутому-сана опустела.
– Она будет счастлива, – сообщила Норико. – Теперь она не одна.
Цутому-сан поднялся и глубоко поклонился ей. Рэй-сан последовала его примеру. Он повернулся к дочери:
– Ты открыла глаза мне, одержимому старику, который не сумел отпустить и заставил годами страдать собственную дочь. Как мне благодарить тебя?
– Не меня, отец, – тихо ответила Рэй. – Исао-сан дал понять, что наша затея была глупостью. А бакэнэко вернула Хитоми туда, где ей место. Придёт время – и мы будем с ними, воссоединимся семьёй.
– Придёт время… – повторил Цутому-сан, а затем, словно опомнившись, повернулся к Иоши и поклонился. – Спасибо. Отныне наша семья в долгу перед вами. Просите о любой помощи для себя и для ваших спутников. – Он выпрямился, лишь когда договорил, и лицо его выражало решимость.
– Всё, что мне нужно, – найти пропавшую спутницу, – ответил Иоши, и его сердце вновь зашлось в тревоге, забилось в груди при воспоминании о Киоко. Страх, притупившийся на время, возвращался стремительно и с новой силой. Где она? Куда могла исчезнуть? И сколько времени они потеряли?
– Мы её найдём, – пообещал Цутому-сан. – Если она на нашей земле, нет никаких шансов, что мы её не отыщем.
Но они не отыскали – ни в рёкане, ни в его окрестностях. Везде было пусто. И всё, что им оставалось, – попрощаться с владельцами «Огнедышащего дракона» и отправиться в сторону города. Если Киоко не попала в беду прямо здесь, в холмах, остаётся только похищение. И вряд ли похитители стали бы держать её где-то в открытом поле под ясным взором Аматэрасу.
