Оля сделала выбор раз и навсегда: будет лечить людей. Доктор – это же как бог на земле: в сияющем одеянии, в белоснежном венце, от него ждут помощи, на него одна надежда, часто он – истина в последней инстанции. Оля ещё маленькая была: надевала на шею скакалку и строго «слушала» кукол. Для этой же цели подходила дудочка-пищалка. Приходящим в гости подружкам давила язык ложкой: «Больная, скажите «а-а-а». Ей здорово попало, когда для белого халата изрезала папину выходную югославскую рубашку…
Уже в школе очень поразил Олю один прочитанный рассказ. Как в двадцатые годы прошлого года в деревне, а может, в кишлаке или ауле, заболела девушка, почти умирала. Соседи вызвали из города врача, молодого парня. А отец у девушки был отсталый, наотрез отказался везти дочку в больницу. Наоборот, запряг коня в телегу: собирался везти дочку к бабке-знахарке (а может, к шаману). Уже тронул с места…
И тогда – у Оли в этот патетический момент всегда наворачивались слёзы – врач бросился на колени в грязь и рванул на груди белый халат. Он умолял, пусть его переедет лошадь, пусть он сам умрёт, но отец должен отвезти дочку в больницу… Ну и счастливый конец: вылеченная врачом девушка выздоравливает и, возможно, у неё с врачом завязывается роман… У Оли снова заволакивало слезами глаза – уже от счастья.
Аттестат застенчиво краснел отличными оценками, но всё равно столько было беготни, тревог, волнений… Оля поступила на бюджет в медакадемию. Жизнь оказалась совсем не студенческая, лёгкая, как в других институтах – с пивными вечеринками, гитарами и танцульками, бессонными ночами и любовью. Именно об этом на вечере встречи рассказывали одноклассники, хвастались количеством выпитого пива, прогулов и длиной «шпор».
Оля тогда помалкивала. Не будешь же рассказывать скучнейшие вещи: что в меде собрались сплошь такие же ботаны, как она сама. Что какие там романтические бессонные ночи, бог вами. Только бесконечные ночные бдения над медицинскими фолиантами. Не в человеческих силах усвоить все эти науки, того гляди голова лопнет, не до любовей и глупостей. Обалдевшие, оглушённые количеством опрокинутой на них учебной информации, будущие медики хлопали глазами, затравленными и красными. Красными как у бедных кроликов, которых резали и зашивали на практических занятиях. А кролик… Это же почти кошка… А Оля страстная кошатница, представляете?! У неё после всех этих опытов сердце по-настоящему болело.
Но ничего, она и не такое готова была ради помощи людям. Даже бесконечное переписывание неразборчивой клинописи из кип историй болезни – ими завалили студентов на второй год практики в больнице. На первой практике они таскали шкафы и контейнеры. На третьей практикантам доверили мыть «фрукты-овощи» (лежачих). На четвёртой практике – делать уколы в вену!
О, Оля до сих пор помнит, как она входила в палату с упаковкой шприцов. «Ребята, полундра!»
Те больные, что имели возможность передвигаться, в панике разбегались. Ковыляли, прыгали на костылях, расползались от практикантки кто куда. С венами беда – не попадала, хотя ведь на манекене и однокурсниках получалось… Сколько плакала в больничном туалете, наслышавшись ужасных проклятий в свой адрес: что у неё руки-крюки, которые непонятно из какого места растут. Что пациенты не для того в больницу легли, чтобы над ними проводили гестаповские опыты. Что доктор Менгеле и маньяк Чикатило, вместе взятые, отдыхают по сравнению с красной как рак, пыхтящей, вспотевшей Олечкой, ковыряющейся иглой в сгибе локтя…
И вот ординатура позади, диплом терапевта на руках. И Оля, стало быть, начала лечить людей и начала подмечать кое-какие вещи…
Больничные коридоры полнились болью, живыми комочками нервов, сливающимися в один большой нервный ком. Люди сидели замерев, тихо, малоподвижно, но это была обманчивая, опасная неподвижность сжатых до передела пружин. В любой миг – стоило какому-нибудь нервному пациенту-провокатору (обычно даме с менопаузой) обронить спичку… то есть неосторожное слово, сунуться в кабинет «только спросить» – обманчивый порядок и тишина взрывались.
Оле впервые попало на орехи от ворвавшейся пациентки. Она совала ей чеки и билеты и кричала:
– Это бесплатная медицина?! Вот это бесплатная медицина?!
С пациентами, даже буйными, врач обязан говорить терпеливо, разумно, проникновенно и сочувственно, как с маленьким ребёнком. Оля пригласила женщину сесть, взяла сколотые скрепкой листочки.
Женщина шумно дышала над Олей и комментировала суммы:
– 1700 рэ – УЗИ. 5500 – МРТ. Консультация специалиста – 1000. Дорога к специалисту в краевой центра туда-сюда – ещё 1000. Уточнение диагноза на компьютерном томографе в соседней области – 7700. Дорога в соседнюю область туда-сюда – 1000… Всё, последняя капля! Вы подсчитайте, подсчитайте! – настаивала женщина. – За три дня без малого двадцать тыщ – как корова языком слизнула! А что дальше ждать, дорогая ты наша, так называемая бесплатная медицина?!
«Болезнь вообще стоит дорого. И, пожалуйста, все претензии к частникам, которым платили», – могла мягко сказать бесплатная Олечка, но не сказала: не позволяла врачебная этика. Маленький опыт подсказывал, что даже на самые невинные слова пациент может жестоко обидеться.