Их у меня брали с удовольствием и без замечаний извне, потому что во главе киножурнала стоял Сергей Михалков, член Верховного Совета СССР, председатель Союза писателей РСФСР, лауреат трёх Сталинских и одной Ленинской премии, заслуженный деятель искусств, академик, Герой Социалистического Труда, автор двух гимнов Советского Союза… Его боялись, ему не мешали, не делали замечаний, поэтому сюжеты «Фитиля» бывали довольно острыми. Он был любим и популярен. Главный режиссёр киножурнала Александр Столбов привлекал самых талантливых режиссёров и самых популярных артистов, и сюжеты «Фитиля» в основном были на высоком профессиональном уровне. Кроме того, сотрудничество с «Фитилём» давало мне возможность ближе познакомиться с известными артистами, режиссёрами, операторами и с некоторыми по-настоящему подружиться.
Словом, я с большим удовольствием сотрудничал с этим киножурналом.
Учитель безнадёжно махнул рукой.
– Идите! Совершенно ясно, что ваша голова пуста, как безвоздушное пространство. Двойка.
Он придвинул ведомость, собираясь вписать оценку. Ученица небрежно откинулась на спинку стула.
– Что ж, ставьте. Потом сами за мной будете бегать, просить прощения.
– Я? Бегать? Это с какой стати?
– А вы подумайте. Что такое моя двойка? Это снижение процента успеваемости всей нашей школы. А успеваемость нашей школы отражается на проценте успеваемости нашего района. А процент успеваемости района влияет на процент успеваемости города. А низкий процент успеваемости города снижает процент успеваемости всей республики. Так что, замахнувшись на меня, вы замахнулись на республику!
Она развела рукам, мол, как видите, ничем помочь не могу, и направилась к дверям. Совершенно ошеломлённый, он бросился за ней.
– Куда же вы? Подождите, я действительно погорячился: знаете, первый год, только из института. Садитесь! Вот так, поудобней… – Достал из ящика стола кулёчек. – Ешьте конфетки и не волнуйтесь.
– Это вы волнуетесь, а я спокойна. – Она снова откинулась на спинку стула, развернула конфету. – В следующий раз не покупайте «Грильяж», я люблю «Тузик».
– Хорошо, хорошо! Запомню!
– И, пожалуйста, побыстрей! У меня билеты в кино.
– Сейчас, сейчас. Мы мигом! Где ваш билет? Значит, так: «Сахалин. Его географическое положение, климат и природные условия…» Ну?
– Вы думаете, за эти десять минут у меня прибавилось знаний?
– Ну не может быть, чтобы вы абсолютно ничего не знали!
– Может!
Она жевала конфетку и смотрела на него широко раскрытыми голубыми глазами.
– Подумайте, голубушка! Хоть что-нибудь про Сахалин. Ну прошу вас!
– Стойте, стойте! Вспомнила! – Она проглотила остаток конфеты и запела:
Ну что тебе сказать про Сахалин?
На острове нормальная погода…
– Прекрасно! – радостно закричал он. – Вот вы рассказали про климат. Ну! Ещё что-нибудь!
Она охотно продолжила:
…Прибой мою тельняшку просолил,
И я живу у самого восхода…
– Так! Великолепно! Значит, где находится Сахалин?
Она молчала.
– На во…
– На во! – охотно согласилась она.
– …сто…
– Сто! – Она не возражала.
– …ке?
– Ке!
– Совершенно верно! Значит, и географическое положение вам известно. Ну! Ещё немножко! Эх, жаль, гитары нет!
Но ученица обошлась без гитары:
…А почта с пересадками летит издалека
До самой дальней гавани Союза-а-а…
– Умница! Значит, вы знаете, что там есть и гавань, и почтовое сообщение!
Она его не слушала. Она с увлечением завывала:
…Где я бросаю камешки с крутого бережка
Далекого пролива Лаперу-у-за…
– Ну вот! Рельеф местности и омывающий пролив вам тоже известен! Достаточно. Пятёрка! – Он придвинул ведомость, раскрыл её. – О! Да у вас и по остальным предметам «отлично»!
Она забросила ногу на ногу и развернула следующую конфету.
– А вы думаете, остальных учителей процент успеваемости не волнует?!
Конец рабочего дня. Пожилого рабочего догоняет молодой.
– Тимофеич, я сегодня первую получку получил – обмыть надо.
– Нет! – отвечает пожилой. – У нас с этим давно покончено, дорогой!
– Как так?
– Очень просто. Мы решили с каждой зарплаты подарки семье покупать. Вот и ты купи. Например, духи «Кармен».
– Да ну их! Ещё духи!..
– Не хочешь – купи какую-нибудь игрушку сыну. Или велосипед.
– С первого класса канючит.
– Ну и купи, вот он, магазин. Зайди и купи. Или знаешь что? Пойдём вместе, а то ты по дороге передумаешь.
Громкая, мобилизующая музыка. На весь экран – катящееся колесо. Это молодой рабочий катит велосипед. Обращается к пожилому:
– Вы меня не бросайте. А то стыдно так возвращаться: трезвый и с велосипедом.
– Ладно, провожу.
– А может, взять всё-таки пол-литру, а то первая получка – и не обмытая…
– Я тебе возьму!.. Вон цветы продают – купи жене букетик.
– А цветы-то ей зачем?
– Купи, купи!
Подводит его к продавщице цветов. Указывает на букет. Тот покупает.
У дома их поджидают жена и сын. Увидев велосипед, потрясённый сын спрашивает:
– Папа, это мне?
– Тебе, тебе.
Сын бросается к велосипеду. Молодой подходит к жене, протягивает букет.
– А это тебе.
Растроганная жена плачет. Испуганный муж оправдывается:
– Я же не нарочно. Я не хотел…
Жена поворачивается к пожилому.
– Спасибо вам, Тимофеевич!.. Мы вам так благодарны!.. – Вспомнив о чём-то, поднимается. – Я сейчас.
Уходит в дом. К молодому присаживается Тимофеевич.
– Видишь, и без обмывания получки можно обойтись. И семья рада, и тебе приятно… А сын-то, смотри, в восторге прямо.
– С первого класса канючит.
Тимофеевич удовлетворённо:
– Крепкая машина.
– Крепкая, – соглашается молодой и повторяет: – С первого класса канючит.
Не выпуская букета из рук, появляется жена. Добавляет:
– И скорость хорошая. Быстро вернётся.
– А куда это он поехал? – спрашивает муж.
Жена отвечает:
– Я его в магазин послала, за пол-литрой: надо же обмыть покупку.
На продуктовую базу номер четырнадцать явился ревизор.
– Внезапная ревизия! Всем оставаться на местах!
Взял ключи, документы и исчез в подсобных помещениях, а в кабинете у заведующего собрались все работники базы номер четырнадцать.
– Товарищи! – обратился завбазой Нечипорук к своим сотрудникам. – К результатам ревизии мы должны подготовиться заранее. Кто у нас в этом году будет сидеть?
Все молча повернулись и посмотрели на экспедитора Перлового. Тот заёрзал на стуле.
– Почему это я?.. Всегда я!.. Если человек тянет, так на него наваливают… Я в прошлой пятилетке сидел, в позапрошлой.
Заместитель заведующего Ханыгин, неразговорчивый алкоголик, ткнул пальцем в висящую на стене миллиметровку, разбитую на квадраты, и буркнул:
– Всё по графику.
Перловый сник, но по инерции ещё продолжал сопротивляться.
– Так… сразу… неожиданно.
– Почему неожиданно? – возразил грузчик Тимур. – Мы ведь тебе ко дню рождения пижаму полосатую подарили, чтобы привыкал. Решётки на окна поставили.
– Я в институт геронтологии ложусь, – продолжал канючить Перловый. – Мне уже палату приготовили, двухместную.
– Мы тебе лучшие условия создадим: будешь в одиночке сидеть!
Видя, что Перловый уже окончательно покорился, завбазой заговорил по-деловому:
– Значит так, зарплата тебе будет по-прежнему начисляться – мы тебя объявим почётным членом нашей бригады. Часть денег – семье, часть – на книжку, как в заграничной командировке. Плюс двадцать процентов северных.
– А за выслугу лет?
– Это будет зависеть от срока.
– Сын у меня весной на юридический поступать собирается.
– О семье не беспокойся, ею займутся Тимур и его команда. Сына – в институт, жене – путёвку в Цхалтубо, дочку в «Артек», маме – персональную пенсию. Но ты тоже время не теряй. Пересчитай все свои сберкнижки и сдай их на хранение в нашу общую библиотеку. Шубы – в ломбард, хрусталь по родичам развези.
– Я его ещё с прошлого раза не забрал.
– Вот и ладушки. И ни о чем не тужи. Это раньше было страшно сидеть, а теперь… Спутники запускаем, реки перекрыли, БАМ построили. В какое время сидеть будешь, а?
Завбазой открыл сейф и стал перекладывать его содержимое в подставленный Ханыгиным рюкзак.
– Вот твоя амуниция: тёплое финское бельё, две пары, для тюрьмы. Канадская дублёнка – для Севера. Меховые унты. А это. – Он раскрыл холодильник и вытащил оттуда кошёлку, набитую снедью. – Это тоже для тюрьмы: тюрпаёк. Здесь кетовая икра, астраханский балычок, испанские маслинки. Споём на посошок.
Негромко затянули:
Прощай, любимый город…
Перловый растрогался.
– Хорошие вы друзья. Трудно мне будет без вас.
– Через годик к тебе Ханыгин приедет, его очередь.
Снова продолжали:
…И берег морской целует волна,
И тихо доносит баян.
– На кого доносит? – испуганно спросил Тимур.
Наступила пауза. Все задумались.
В этот момент дверь распахнулась, вошёл ревизор. Сотрудники базы замерли в ожидании приговора.
– Ревизия окончена! – Ревизор обвёл всех грозным взглядом, углядел рюкзак и кошёлку, подошёл, заглянул, остался доволен. – Уношу из вашей базы самые хорошие впечатления!
Надел рюкзак, взял кошёлку и пошёл к выходу.
Все, стоя навытяжку, молча провожали его глазами. Только завбазой растерянно пролепетал:
– Так кто же все-таки в этом году будет сидеть?
Кабинет. За письменным столом – директор. В кабинете трое посетителей. Директор категорически заявляет:
– Не могу!
– Но Пал Петрович!.. – пытается повлиять на него один из посетителей. Директор рубит ладонью воздух.
– Не хочу! Не могу я этого, не имею права!
Опечаленные посетители покидают кабинет. Секретарша передаёт ему какое-то письмо. Он внимательно читает, и на лице у него появляется счастливая улыбка.
– Наконец-то!.. – радостно выдыхает и решительно приказывает: – Всех тех троих зовите сюда, зовите!
Секретарша выбегает в приёмную. Кричит:
– Товарищи!.. Товарищи!.. Заходите!.. И вы заходите! И вы!..
Трое уже знакомых нам посетителей входят в кабинет. Директор обращается к первому:
– Итак, вы просите деньги на строительство Дома культуры?..
Тот поспешно поясняет:
– Пал Петрович, молодёжи просто некуда деваться, а смета до сих пор не согласована с управлением!
– А зачем согласовывать? Я её сам сейчас утверждаю. И даю дополнительные средства на строительство стадиона.
Решительно подписывает бумаги. Ошеломлённый проситель только и может благодарно произнести:
– Пал Петрович!..
– О молодёжи нужно заботиться!..
– Спасибо, Павел Петрович!
Счастливец покидает кабинет.
– Что у вас? – спрашивает директор у следующего. Тот умоляюще:
– Разрешите хотя бы в лабораторных условиях проверить мой метод.
– Нет, нет. Мы его внедрим сразу по всем цехам! Иначе задержится. Если не рисковать, будем топтаться на месте.
Подписывает распоряжение. Обращается к оставшемуся третьему:
– Что у вас?
– Павел Петрович, поговорите с технологом, пусть хамить перестанет, он людей травмирует.
– А здесь разговоры не помогают. – Поворачивается к секретарше. – Тамарочка, подготовьте приказ об увольнении главного технолога…
Секретарша в растерянности разводит руками.
– Но…
Директор сурово прерывает её.
– Что «но», что «но»?.. У него что, дядя в министерстве?.. Мне на это наплевать!
Третий счастливый посетитель покидает кабинет. Секретарша подходит к столу, садится напротив шефа.
– Павел Петрович! Я вас сегодня не узнаю! Я вас просто не понимаю. Что с вами происходит?
Радостно улыбаясь, директор произносит монолог:
– Двадцать лет я сидел в этом кресле и ни разу не принял самостоятельного решения. Всё ответственности боялся. Всё ждал своего часа и вот, наконец, дождался! Зовите ко мне всех, кому я отказывал, – всё разрешу, всё подпишу, всё санкционирую. Полжизни руки были связаны – хоть полдня поработаю по-настоящему… – Объясняет: – На пенсию меня отпускают, с завтрашнего числа!.. Поэтому за всё, что я сделаю сегодня, завтра отвечать будет другой!..
Встаёт, указывает на пустое кресло, как бы освобождая его для своего преемника.
Квартира. Прихожая. Звонок в дверь. Появляется хозяйка квартиры: пожилая блондинка, вся голова – в бигуди. Открывает дверь. Входит деловой мужчина в шляпе, с портфелем. Представляется.
– Здравствуйте! – приподнимает шляпу. – Я из домоуправления. Это вы писали жалобу на гражданку Воробьёву?
– Я.
– Мне поручено уточнить некоторые факты, изложенные в вашем заявлении. – Достаёт из портфеля её заявление, читает: – Первое: правда ли, что Воробьёва систематически сыплет в ваш борщ стакан соли?
Хозяйка со вздохом отвечает:
– Правда. Она мне из борща рассольник делает.
– Так. – Мужчина ставит птичку на заявлении. – Второе: верно ли, что она отравила вашу кошку?
– Кота, – уточняет хозяйка. – Мурзиком звали.
– Так. – Посетитель делает вторую пометку на заявлении. – И, наконец, третье: правда ли, что гражданка Воробьёва заперла вас в ванной комнате и не выпускала до вечера?
– Было такое. Даже в туалет не выпускала.
– Ну что ж, картина ясна. – Посетитель сделал третью пометку и спрятал заявление в портфель. – С таким человеком, конечно, жить невозможно.
– Сплошная мука! – уточнила хозяйка.
– Согласен. Остаётся только увидеть гражданку Воробьёву. Она дома?
– Дома, дома.
– Попросите её, пожалуйста, сюда.
Хозяйка удивилась:
– А чего просить? Я же здесь.
– Вы-то здесь, но для полной ясности нужна ещё и Воробьёва.
– Так ведь Воробьёва – это я.
– Вы?! – Посетитель явно ошарашен.
– Ну да. Я – Воробьёва.
– По-по-погодите… Я не понимаю. Вы – Воробьёва?
– Ну да, я – Воробьёва.
– А жалобу писали на… на Воробьёву?
– На неё, подлую.
– Выходит, вы сами на себя писали?
– Ага.
Он всё ещё в лёгком шоке.
– Но зачем?
Удивляясь его непониманию, она объясняет:
– А на кого мне ещё писать?.. Квартира-то отдельная, соседей нет. Надо как-то выходить из положения.
– И всё-таки, отчего вы на себя такое наговорили?
– С горя. Ведь как я раньше жила!.. Да у нас не квартира была, а коммунальный рай! Выйдешь, бывало, на кухню, душа радуется: четыре плиты, восемь столиков, шестнадцать хозяек! Вот это размах! С одной поссоришься, другой насолишь, третьей чайник перевернёшь!.. И от жизни не отстаёшь, всегда в курсе: кто любится, кто судится, кто где бывает, кому что пишут!.. Жила бы так двести лет, если бы дом не снесли, а меня не изолировали…
– Так это же хорошо!
– Что ж тут хорошего?! Кухня – одна, плита – одна, хозяйка – одна, а неприятностей – тысячи! Сначала пробовала чем-то полезным заняться: загляну через скважину в другую комнату – ничего интересного. Перехватывала собственные письма – скука, соседям интереснее писали!.. Ругаться пробовала – ругайся хоть неделю, никто тебе слова плохого не ответит, потому что не слышит!
Она очень убедительно объясняет, но он всё ещё не может прийти в себя.
– Выходит, вы сами себе в борщ соль сыпали?
– Сыпала.
– Зачем?
– По привычке.
– И кота своего отравили?
– Отравила сердечного! – Она разрыдалась.
– Чего же вы плачете?
– Жалко! Очень я его любила.
– Зачем же было отравлять?
– А кто ж это сделает? Соседей-то уже нет.
– И в ванной сами себя заперли?
– Сама.
– Невероятно! – Он всплеснул руками. – Как это можно, находясь внутри, закрыть себя снаружи?!
– Сама удивляюсь. – Она с мольбой протянула к нему руки. – Голубчик! Помогите мне! Помогите выселить себя из этой квартиры!
Он растерялся.
– Как?.. За что?.. У нас нет оснований…
– А мои страдания – это не основание?.. Я так жить больше не могу! Слышите: не могу!.. Я к общественности обращусь!..
Камера наезжает – она с экрана обращается к зрительному залу:
– Товарищи! Дорогие! Помогите! Спасите!.. Меняю изолированную квартиру со всеми удобствами на любую жилплощадь в многонаселённой квартире!