Я, не отрываясь, смотрел как она без стеснения и жеманства поглощает вареную картошку с солониной и ржаным хлебом – невиданная роскошь на военном судне. Половину ломтя девушка сунула в карман дранного тулупа. Товаркам отнесет или себе припасла?
– Мммм, как же вкусно! Сто лет не ела ничего подобного!
Я следил за ней взглядом, чувствуя, как внутри поднимается волна совсем другого голода. Противоестественная тяга к недостойному существу, жалкой оборванке бесправной и ничтожной. А держится словно и правда голубых кровей. Невольно любовался ее волосами, заплетенными в толстую косу. Захотелось потрогать их пальцами, ощутить вес ладонью, а потом намотать на запястье и дернуть ее к себе, чтоб запрокинула голову и смотрела своими синими глазами на меня. Подвину к ней нарезанное дольками яблоко и салфетку. Как ловко управляется со столовыми приборами и запястья хрупкие, а пальцы длинные и тонкие. Представил себе как эти пальцы играют на клавесине или на арфе. Ей бы подошло.
– Кто ты? Откуда? Как оказалась среди них?
– Слишком много вопросов вам не кажется? – она склонила голову на бок и положила вилку на стол.
– Нет, не кажется. Отвечай, если спрашиваю.
– А какая разница? Вам разве не все равно?
Я усмехнулся – наглая малышка, смелости не занимать. Пришла в каюту к офицеру и дерзит, а ведь прекрасно знает, что могу разложить ее на этом столе в два счета. Я не конвоир мне никто не помешает.
– Выпьешь?
Я поставил на стол бутылку водки и посмотрел на нее, представляя девчонку без этого старого, потертого платья и с распущенными по плечам волосами. Как стоит передо мной голая…В горле резко пересохло.
– Нет. Водку не пью, а от вина бы не отказалась
– Это военное судно, девочка. Здесь похлебка да водка и мужики голодные. Пей, что есть!
– А зачем вам меня угощать, сударь, и кормить, и угождать всячески?
Резко встретился с ней взглядом. Несколько секунд смотрели друг на друга; мне до дрожи захотелось ее поцеловать, и не просто поцеловать, а впиться в её рот алчно, жадно, словно голодный зверь. Мое дыхание участилось, задрожали руки, сжимающие бутыль и два стакана. Девушка смотрела на меня, не отрываясь и я вдруг лицо ее пятерней обхватил, притягивая к себе.
– А как ты думаешь зачем?
За подбородок потянул, и она приоткрыла рот, а у меня скулы свело от бешеного желания языком в него нырнуть, сплести с её языком, глотнуть её дыхание, прижимая к себе насиловать губы эти до исступления и вздохи ее пить со стонами.
– Наверное, вы решили развлечься со мной? Думаете, заключенная на все согласится за кусок хлеба?
Уперлась руками мне в грудь, а сама на мой рот смотрит, и я готов побиться об заклад, что ее взгляд затуманился и дыхание участилось.
– Мало кусок хлеба, да? Скажи, чего хочешь сама…, – потянулся к губам, а она увернулась и впилась тонкими пальцами в ворот моей рубашки.
– На волю хочу. Отпустите, сударь?
Дернул её к себе за затылок, притягивая так близко, что теперь ее губы моих губ почти касаются.
– Не я сажал, не мне и отпускать.
– Тогда руки уберите.
Убрать, когда ее запах голову кружит, а дыхание обжигает рот и скулы сводит от бешеного желания наконец-то почувствовать ее вкус?
– Я ведь не имею права сопротивляться? Это приравнивается к бунту?
Я резко разжал пальцы, и она пошатнулась от неожиданности. Выпрямился и в стаканы водки налил. Подтолкнул стакан к ней, а свой осушил залпом до дна.
– Так за что посадили, Катерина? Или стыдно признаться?
Ее рука вдруг легла на мою руку, и я замер – снова окаменел, не в силах оторвать от нее взгляда, судорожно сглотнул. Почувствовал, как кадык дернулся. Никогда в жизни я еще не был так зачарован женщиной, никогда не жаждал с такой силой, что к чертям мозги отказывали и трясти начинало только от мысли, чтобы прикоснуться к ней.
– Зачем вы вчера вмешались? – тихо спросила девушка и маленьким глотком отпила водку, поморщилась. –Вы – офицер и дворянин… Что вам до меня? До нас?
Я наполнил свой стакан снова. Меня трясло, как в лихорадке, мне казалось, что я способен наброситься на нее, порвать на ней одежду и опрокинув на узкую койку жестоко трахнуть ее и плевать на то, что не хочет. На все плевать. Внутри поднималось то самое темное…давно оно уже не скалилось внутри меня, не требовало жертву новую, а сейчас вдруг ожило с какой-то силой бешеной и запульсировало, как перед взрывом. Еще раз посмотрю на нее и сорвусь к дьяволу. Осушил стакан до дна и с силой на стол поставил.
– Поела? Выпила? Все! Давай! Пошла отсюда пока не поздно.
Но она снова приблизилась ко мне, руки на плечи положила. Сучка такая дразнит, играется. Только что оттолкнула и снова льнет, взглядом своим с ума сводит. Не понимает, что делает? Или намеренно соблазняет?
– Еще никогда и никто не делал для меня что-то просто так.
Ее соблазнительные губы приоткрылись. И мне подумалось, что для простой заключенной у нее слишком здоровые белые зубы. Все в ней слишком в ведьме этой. Все чересчур и слишком.
– Ты хочешь со мной расплатиться?
Я удержал ее за плечи. Она кивнула и приблизила свои губы к моим губам.
Пол словно закачался у меня под ногами. Я рванул ее к себе с такой силой, что у девушки подогнулись колени. Посмотрел ей прямо в глаза горящими голодной лихорадкой глазами. А у самого от напряжения по спине пот градом катится и член упирается в штаны, причиняя боль.
– И чем? Поцелуями?
Вцепилась ему в воротник снова, а я запястья перехватил и руки ее назад завел.
– Называй цену, девочка, и раздевайся.
Дернулась, но я сжал её сильнее, до хруста, тяжело дыша и глядя прямо в вспыхнувшие яростью и страхом глаза.
***
– Я не…не шлюха, – очень тихо, даже не сопротивляясь, а в глазах слезы заблестели.
– А кто ты тогда, а? – сдавил сильнее ее запястья, продолжая смотреть в глаза. – Или думала я тебя позвал кормить да спать уложить на перину?
– Думала, что вас можно не бояться.
Она все еще пыталась освободиться, но я держал слишком крепко.
– Ты дура наивная или прикидываешься? К мужику ночью в каюту таскаться и рассчитывать на его благородство? Ты кто такая? Воровка и шлюшка дешевая!
В синих глазах сверкнула ярость, и девчонка дернулась с новой силой.
– Я не такая, как они.
– А какая? Подороже? Чего хочешь? Мыло? Полотенца? Денег?
– Отпустите, – уже тихо и в глазах слезы заблестели. – мне больно.
– Меня это должно разжалобить?
– Нет…
– Рассказывай!
– Не могу!
Черт! Да она играется со мной. В какие-то идиотские кошки-мышки.
– Через не могу!
Тронула ладонями мои скулы, а меня пронизало молниями от возбуждения, и я со свистом выдохнул сквозь стиснутые зубы. А сам растворяюсь в этой заводи без дна…темно-синяя бездна безумия, я лечу в неё, как в космос. В ушах свистит от скорости падения.
– Это не только моя тайна! Я не воровка. Может быть, я такая, как и вы, просто обстоятельства сложились так, что теперь я среди них!
Она казалась такой искренней, глаза светились мольбой о помощи. Где-то тревожно противился разум, а я запах ее чувствовал и глаза закатить хотелось от наслаждения вдыхать его еще и еще. И ведь понимаю, что лжет она. Всем своим нутром понимаю.
Сучка…чертовая манипуляторша. Она же меня совращает. Так бесстыже и нагло. Отталкивает и притягивает. Умоляет и опять дерзит. Я грубо оттолкнул её от себя.
– Все! Наговорились и хватит.
Схватил под руку и потащил к двери.
– Еще раз у конвоира ключи стащишь – сечь буду до смерти.
– Мне все равно. Лучше сдохнуть здесь, чем отправиться на каторгу, на потеху тамошним солдатам. Я не выживу, понимаете? Лучше смерть, здесь и сейчас!
И она вдруг вцепилась в рукав моего мундира с отчаянием заглядывая мне в глаза. На секунду представил ее в объятиях пьяных, вонючих конвоиров и сжал кулаки.
– Лучше с вами, чем с ними… Помогите…пожалуйста. Умоляю. Помогите. Нельзя мне туда. Никак нельзя! Вы же хороший человек. Я вижу. Вы…
– Ошибаешься! – прошипел ей в лицо. – Заткнись лучше. Я этого не слышал, а ты этого не говорила. Совсем охренела, каторжная? Ты мне зубы не заговаривай! Спасибо скажи, что накормил и на четвереньки не поставил. А песни свои дивные Ваньке конвоиру пой.
Девчонка отшатнулась от меня.
– Ну и черт с вами! Не верьте!
Заключенная вышла из каюты быстрым шагом, я пошел за ней, все же опасаясь рыжего конвоира. Проснется и изувечит ублюдок. Но ничего не произошло, тот по-прежнему храпел, девушка легла на тюфяк и демонстративно отпихнула маленькой ножкой кандалы.
***
Я проспал долго, открыв глаза, не мог понять который сейчас час. Я вскочил с койки, умылся, холодной водой и быстро накинул мундир. Вышел на палубу и осмотрелся, было странно находиться на военном судне, в полном бездействии. Вспомнил вчерашнюю встречу и под ребрами заныло. Глаза ее перед моим глазами. Синева эта адская, невозможная. Тронул карман куда ключи вчера кинул – ни хрена. Утянула зараза. Вот чертовка. В порыве искренности успела вытащить…Но злости не было. Я усмехнулся уголком рта. Прошел по палубе в сторону, огражденную парусиной. Посмотрел на каторжных – стирают в чанах вещи матросов. Ну хоть какая-то польза.
Конвоиры больше не сновали с угрюмыми лицами, здесь они могли расслабиться, могли не опасаться побега. Один из них курил трубку и читал потрепанную книжонку, другой болтал с одной из этих. Уламывает ловелас хренов. Интересно что предлагает. Мыло или хлеб? Утянул девку в сторону. Я не видел лица заключенной, а вот довольную рожу конвоира видел прекрасно. Того самого, рыжего. Заключенная явно с ним заигрывала, потому что свинячьи глазки, заплывшие жиром, сухо блестели, и он внимал каждому ее слову, как ребенок. Потом он протянул руку и осторожно, любовно снял с нее платок.
Я на хрен поперхнулся табачным дымом. Золотая коса упала на серый тулуп и засверкала на солнце, огромная лапища рыжего на этот раз нежно погладила золотую головку, погружая в волосы всю пятерню. Мне показалось, что в этот момент в мое сердце впились тысячи маленьких заноз. Сука! Ах ты ж мелкая блядина. Значит я не ошибся. Со мной не вышло и за охранника взялась. Сдох бы за то, что бы услышать о чем они там любезно болтают.
И что она плетет этому дураку, который внимает ее речам, словно ангельскому пению. Но из-за шума волн и щебетания женщин, до меня донесся лишь ее смех. Мужик хотел привлечь девушку к себе, но Катя ловко увернулась и промурлыкала довольно громко:
– Не сейчас, милый, вечером!
Милый? Она назвала его милым? Тварь продажная. Не обольщаться. Голову и мне задурила и Ваньке дураку. Больше я ничего не услышал. Девчонка смешалась с серой толпой, и я потерял ее из вида.
Я быстрым шагом пошел к каюте брата, яростно отчеканивая каждый шаг. Чего еще можно было ожидать от такой, как она? Идиот. Развесил вчера уши. Внимал ей и с ума сходил, аж переворачивало все внутри. Было мгновение, когда вознес ее на пьедестал мученицы, возможно невинно осужденной. На хер ее из головы. Нашел о ком думать. Шлюха каторжная.