Каждый порою желает стать незримым.
Самое сложное – не позволить невидимости стать ловушкой.
Нор Блэкберн не боялась крови.
Да, некоторых вещей она боялась, но крови среди них не было. Оно и к лучшему, потому что она только что уронила стакан и, собирая осколки стекла, порезала палец до крови. Крови было много.
На секунду Нор застыла и просто смотрела, как кровь собирается у ранки и стекает в раковину. Она вспомнила, как раньше иногда бывала «неосторожна» с ножами, когда загружала посудомоечную машину или резала овощи к ужину. Это был ее способ причинять себе боль так, чтобы никто не подумал, что она делает это специально. Это был ее способ делать вид, что кровь пролилась случайно.
Нор сунула палец под холодную воду и ловко завернула его в марлю. Дальше она собирала осколки уже осторожнее. Да, Нор не боялась крови, но вот того, что она не боится крови, она боялась.
Зайдя в спальню, Нор увидела, что на ее подушке все еще спит маленький песик; ранним утром в окна уже стучал сентябрьский ливень с ветром. Нор потянулась и задела кончиками пальцев одну из восьми наклонных стен своей комнаты. В каждой стене были окна, в них виднелось небо, и комната Нор казалась ближе к нему, чем к земле. Ночами темно-синие небеса заменяли ей одеяло, а свет звезд освещал ее сны. В ясную погоду отсюда было видно большую часть острова. Этим утром же землю устилал плотный, жутковатый туман, и Нор могла разглядеть лишь верхушки деревьев на побережье и серые, усыпанные скалами воды моря Селиш.
Башню построила прабабушка Нор, Астрид – женщина, способная поднять над головой бревно длиной в два собственных роста. Она сделала ее восьмиугольной и почти неразрушимой.
«Ведьма, увы, вполне уязвима, – часто повторяла Астрид, – так что ее дом должен простоять достаточно, чтобы она хотя бы успела выйти через задний ход».
Нор вытянула из низа лежащей на полу кучи одежды пару рваных джинсов. Она натянула их на бедра и надела черный свитер. Растянутые рукава хлопали ее по бокам, как сломанные крылья, зато хорошо скрывали тонкие белые шрамы на запястьях и локтях.
Она на секунду заглянула в зеркало, чтобы подвести свои голубые глаза черной блестящей тушью и попытаться пальцами расчесать свои лохматые волосы до пояса. Она отыскала на тумбочке, рядом со старой книгой греческих мифов, телефон, схватила за шнурки свои грязные кроссовки и перешагнула через Древность, собаку ее бабушки. Волкодав, поглощенный наблюдением за сидящей на одном из подоконников парой ворон, низко зарычал.
– Ну-ка цыц, – фыркнула Нор. – Мы обе знаем, что ты все равно не представляешь, что с ними делать, даже если поймаешь. Твои охотничьи годы миновали лет сто назад.
Древность задумалась над этой печальной истиной, напоследок угрожающе тявкнула в сторону ворон, встала, прошла мимо Нор и прогрохотала вниз по ступенькам; от каждого ее громогласного шага в окнах звенело стекло. Песик, спящий на кровати, спрятался поглубже под одеяло.
В отличие от предыдущих дочерей рода Блэкберн, Нор получила свой дар – или Ношу, как называли ее женщины Блэкберн, – лишь в первое полутеневое лунное затмение после своего одиннадцатилетия. В то утро она проснулась рано – так рано, что в темном февральском небе все еще ярко сияла луна, – и увидела, что в изножье кровати стоит ее бабушка Джадд.
– Ну и что у тебя? – спросила та, не выпуская из зубов трубку розового дерева.
Нор жила в Башне только с прошлого года и еще не успела привыкнуть к грубоватым манерам бабушки. Когда Джадд всмотрелась в нее, ее сердце забилось быстрее: от этих всевидящих глаз ничего нельзя было скрыть.
Ношей Джадд, шестой дочери, было целительство. Нор всегда боялась отдаваться на милость бабушки, обнажать перед ней все свои противоречия, несовершенства и страхи и ждать, пока Джадд бесстрастно починит сломанные части ее тела.
– Сделай глубокий вдох, – приказала бабушка.
Нор послушалась, и ее затопила волна облегчения. Она ощутила… ничего. Быть может, эта чаша ее минует? Джадд выдохнула клуб дыма, и Нор вдохнула его. Дым защекотал ей горло. А заметив это, она заметила кое-что еще.
– Я слышу пчел, – прошептала Нор и закрыла глаза. Шум спящего улья в саду звучал в ее голове все громче. – Нет, не то чтобы они говорят со мной… но я их слышу. Я слышу их матку. Следующий снег выпадет через неделю. А петушок во дворе не доживет до весны.
Джадд весомо кивнула, признавая ее Ношу.
– Значит, с тобой говорят животные и растения, так? Добрая Ноша, Нор.
Нор поняла, что хотела сказать бабушка: она в безопасности. Если только она не пожелает шагнуть за пределы своего безобидного дара, можно не бояться, что она станет такой же, как мать.
Поэтому Джадд давно уже ушла обратно спать, а одиннадцатилетняя Нор все смотрела, как луна сливается с рассветным небом, и пыталась убедить себя, что Ноша, о которой она рассказала бабушке, была единственной.
Солидный кусок Анафемы оставался практически необитаемым, а более населенная часть острова состояла из фермерских домиков, пляжных коттеджей, исторических зданий и парочки приманок для туристов. Большая часть магазинов и салонов расположилась вдоль главной улицы – Извилистой, названной так, потому что она действительно петляла и вилась вдоль юго-западного побережья острова.
Лавка «Ведьмин час» располагалась над пекарней «Сладости и пряности». Поднимаясь по ступенькам ко входу в здание, Нор заметила, что дверь пекарни широко распахнута, и ее окутали ароматы свежевыпеченного хлеба – запах корицы, пумперникеля и закваски. С улицы было видно Блисс Суини с пятнышками муки на обеих румяных щеках, пьющую утреннюю чашку кофе с Виторией Оливейра, владелицей спа-салона «Молоко и мед» дальше по улице. Увидев Нор, обе помахали ей.
– Вы ведь не против разложить у себя наши листовки? – спросила Нор. Она достала из рюкзака две пачки флаеров и вручила женщинам. – Я обещала, что они будут лежать на стойке каждого салона на улице.
– Да уж, в этот Хэллоуин Мэдж развернулась по полной, – задумчиво протянула Блисс, изучая листовку. – Полуночная экскурсия на кладбище при свете фонариков. Спиритический сеанс, хиромантия… Быть может, ей удастся зазвать на празднество самую нашу юную Блэкберн?
– Только через мой труп, – улыбнулась Нор.
– Но что, если в этом году придет Рона Блэкберн? – поддразнила ее Витория Оливейра. – Мэдж уже много лет обещает…
– Лишний повод остаться дома, – ответила Нор. – Я собираюсь выключить свет и съесть все сладости, которые Апофия купит для детей.
Блисс рассмеялась.
– Совсем не горишь желанием встречаться с печально знаменитой прародительницей?
– Ни капли.
Хотя Нор носила фамилию Блэкберн, никто на всей Анафеме никогда не относился к ней как-нибудь по-особому. Странные личности были неотъемлемой частью жизни острова. В конце концов, здесь даже названия улиц как будто вышли из волшебных сказок: улица Красных Маков, переулок Звезд в Глазах… Здесь коротали годы пенсии художники, на досуге создавая скульптуры из поломанной электроники и рисуя огромные, реалистичные обнаженные портреты друг друга, которые потом с гордостью демонстрировались на еженедельной уличной ярмарке. Здесь Харпер Форгетт – строго говоря, шестиюродная сестра Нор – и ее девушка Калима разводили альпака в фамильных угодьях Форгеттов. Клиенты Витории Оливейра любили ее лавандовый джем не меньше лавандового педикюра, а Тео Доусон, единственный на острове механик, частенько работал за крок-месье.
А вот Хеккель Абернати, владелец Уиллоубаркской продуктовой лавки, напротив, рассказывал всем, кто его слушал, что семья Блэкберн очень необычна. Для него она была живым талисманом или оберегом, приносящим удачу, и гарантом хорошей судьбы острова. Его убеждения можно было понять. Связь дочерей рода Блэкберн с островом была так сильна, что Нор часто представлялось, будто вены под ее кожей и корни под ногами несут одну и ту же кровь.
Остров кишел напоминаниями о наследии рода Блэкберн. Перед каждым домом, построенным Астрид Блэкберн, пятой дочерью, стояла плита, на которой было написано, что это историческое наследие. Перед библиотекой, книги которой спасла от пожара, бушевавшего на острове в 1928 году, мать Астрид, Скарлет, стояла ее статуя. Кладбище острова могло похвастаться надгробными камнями всех пяти почивших дочерей рода Блэкберн и даже самой Роны. Жители верили, что если оставить на гробнице Мары, третьей дочери, белую лилию, то их ушедшие близкие найдут на том свете покой.
И хотя по острову бродило множество историй о том, как именно все эти невероятно одаренные женщины получили свои невероятные дары, к счастью для Нор, те, кто искренне верил, что они ведьмы, встречались довольно редко.
Нор вышла из пекарни и поднялась выше, стараясь не поскользнуться на усыпавшем ступеньки ковре оранжевых и красных листьев. Вход на второй этаж был по сезону украшен початками кукурузы и горшочками с физалисом. Вручную расписанная вывеска на окне гласила:
«Пешие экскурсии по легендарным местам ведьминской славы острова Анафема. Туры трижды в день. Расписание и цены уточняйте внутри».
Нор вытерла мокрые ботинки и под хрустальный звон колокольчиков вошла в магазин, в густую дымку благовоний. Каждый раз, входя в «Ведьмин час», Нор ощущала, как будто соприкасается с тайной. Темно-лиловые стены и бархатные шторы создавали в комнате мистическую атмосферу. На деревянном полу красовалась черная пентаграмма. На подоконниках неверно горели короткие толстые свечки. Со стен смотрели устрашающие морды горгулий и посмертные маски, а меж них висели сушеные травы и полки с аптечными пузырьками, наполненными самым разным подозрительным содержимым: кладбищенской землей, сушеными скорпионами, кровью летучих мышей. Здесь можно было найти метлы, слабо пахнущие корицей, и высокие заостренные ведьминские шляпы от местного шляпника. У магазина имелся даже свой фамильяр – игривая черная кошка по имени Кикимора.
Какая жалость: будь хоть одна дочь рода Блэкберн способна плести чары, в «Ведьмином часу» нашлось бы все необходимое. Но, похоже, искусство колдовства ушло в могилу вместе с Роной. «И скатертью дорожка», – думала Нор.
Пока Нор вешала куртку, в комнату вбежала женщина, которую она знала только как Душицу; за ее плечами развевался черный плащ.
– Тоника? – пискнула она, предлагая Нор кружку. – Только с утра сварила.
Нор взяла кружку, стараясь не смотреть в глаза женщине, нетерпеливо ждавшей, пока Нор сделает глоток. Когда та отпила, Душица радостно захлопала в ладоши и вприпрыжку ускакала в смежную комнату. Нор отставила кружку. Напиток был слишком омерзителен, чтобы пить.
Нор заняла свое место за стойкой, как раз когда в лавочку потек плотный поток участников утренней экскурсии в дождевиках и с мокрыми зонтами. Из задней двери показалась Мэдж Симидзу, владелица «Ведьмина часа».
– Ты кое-что забыла, – поддразнила она Нор, нахлобучивая ей на голову высокую черную заостренную шляпу. Нор скорчила рожу, и Мэдж рассмеялась. – Если найдется минутка, в подсобке надо разгрузить несколько коробок.
С этими словами она натянула капюшон черного плаща себе на голову и поприветствовала кучку экскурсантов. Как только они с Душицей увели туристов под дождь, Нор стащила шляпу с головы и бросила на пол.
Нор ушла из школы после одиннадцатого класса, несмотря на все старания добросовестного специалиста по профориентации. На их последней обязательной встрече та сказала Нор, что ей не хватает, дословно, «внутренней мотивации сделать в этой жизни что-либо важное или значимое».
Не то чтобы это стало удивительным откровением. Учителя отзывались о Нор примерно теми же словами, сколько она себя помнила. Ее табели всегда пестрели заметками в духе: «неинициативна» и «легко отвлекается». По настоянию бабушки она сдала экзамены и получила диплом об общем среднем образовании; потом выяснилось, что это на самом деле не диплом, а сертификат, который Нор должна сама распечатать из интернета.
Нор так и не собралась с духом признаться кому-нибудь, что она больше всего на свете хотела оставить в мире как можно меньше следов, что она всеми силами старается доказать себе, что совсем не похожа на мать, и на остальное их просто не остается. Именно поэтому неоткрытая ссылка на сертификат о среднем образовании так и лежала у нее на почте, а сама она по-прежнему подрабатывала на благословенно скучной должности в «Ведьмином часу»: раскладывала по шатким шкафам магазинчика карты таро и наборы чародея, продавала туристам поддельные приворотные зелья и пыталась не заснуть посреди дня, если торговля шла не слишком бойко.
За несколько часов Нор разобрала половину новых поступлений, разобрала аптечные полки с корнем мандрагоры и ягодой сумаха и положила на главную стойку еще стопку фирменных наклеек на бампер «Ведьмина часа» с надписью: «Предпочитаю метлу», – и тут в магазин вошла Савви. В руках у нее было два больших стакана с кофейной смесью из «Сладостей и пряностей». Нор уставилась на стаканы жадным взглядом.
Савви, лучшая подруга Нор, была похожа на маленький лучик солнца в потертых берцах и рваных кружевных легинсах. Она была этакой Поллианной от панк-рока, милой и искренней, а еще, по мнению Нор, очень красивой: у нее были огромные карие глаза, кожа цвета охры и волосы диких цветов.
– Ну что, как школа? – поддразнила ее Нор, с благодарностью принимая стакан кофе.
Нор не завидовала ни огромной стопке книг, угадывавшейся внутри ядовито-розового рюкзака подруги, ни количеству часов, которые она в выходные просидит за домашней работой.
– С тех пор как ты ушла, от нее осталась лишь пустая оболочка, – начала Савви. – Все твердят, что никто во всей истории школы не внес в нее столько вклада, сколько ты.
– Ага, я же не вступила ни в один клуб и прогуляла кучу уроков.
– Не пошла ни на одну дискотеку, ни разу не сфотографировалась для альбома… – Савви покачала головой. – Никогда не видела, чтобы кто-то так старался быть незаметным.
– Я не говорила тебе, что у меня нет страниц ни в одной соцсети?
– Ой, даже не напоминай. – Савви встала на цыпочки и погладила свисающие с потолка ловцы снов ручной работы. – Я попыталась написать тебе насчет сегодняшнего вечера, а потом вспомнила, что с тобой можно связаться только через почтового голубя.
– Или, скажем, отправить эсэмэс.
– Не цепляйся к словам.
– А что будет сегодня вечером? – спросила Нор и почувствовала, как что-то трется о ее ногу. Она опустила взгляд. Кикимора беззвучно мяукала, пока Нор не подняла ее и не поставила на стойку.
– Кучка наших решили сплавать к острову Алкион, – сказала Савви.
Несколько островов архипелага были такими маленькими, что находились в частной собственности. Одним из таких островов был Безмятежный, или Алкион, названный по фамилии богатой семьи, купившей его в сороковых годах прошлого века. К следующему поколению новые ощущения от владения собственным островом в море Селиш поизносились, и остров Алкион был продан. С тех пор он много раз переходил из рук в руки, и последние владельцы – славная пара с материка – сделали из фамильного поместья Алкионов гостиницу. Несколько лет назад она закрылась, и с тех пор остров пустовал.
Нор скорчила рожу.
– Не понимаю, почему вам нравится там шататься. У меня от одной мысли мурашки.
– Я думала, нам нравится, когда у нас мурашки? – удивилась Савви.
– Мурашки нам нравятся, – ответила Нор. – А это место – нет. Савви, там нашли труп.
– Его же уже убрали! – возразила подруга. – И вообще, мы живем на острове. Что тут, блин, еще делать?
– Можешь пойти поработать, – в шутку предложила Нор. – Разве не пора открывать Общество?
Много лет жители острова стаскивали в сарай за мастерской механика Тео Доусона ненужные вещи и все то, от чего хотели избавиться. Хотя там никогда не доставали денег – Общество Защиты Бездомных Вещей, как с любовью называла его Савви, работало скорее по принципу «бери что нужно, остальное оставь», – Савви большую часть свободного времени проводила за его стойкой. Она называла себя Хранителем ненужных вещей.
– Я могу совершить множество великих дел, но кто сказал, что я их совершу? – ответила она Нор.
Та рассмеялась, отпихнула в сторону Кикимору и взгромоздила на стойку очередную тяжелую коробку. Большую часть книг и антикварных штуковин, которые Мэдж заказывала для лавки, присылали компании с названиями вроде «Прозрачные волны» и «Просвещенный колдун». Особенно возмутило Нор издательство под названием «Книги карги»: оно избрало своим логотипом силуэт типичной ведьмы с длинным острым носом и бородавкой на подбородке.
На этой коробке, однако, не было вообще никаких названий. В обратном адресе стоял какой-то богом забытый городишко штата Мэн, о котором Нор никогда раньше не слышала. Она открыла коробку. Савви сунула туда нос и вытащила одну из лежащих внутри книг.
– «Каталог оккультных услуг», – прочла она вслух. – Интригующее название. – Она перевернула книгу. – «Сборник чар и волошбы, передававшихся от поколения к поколению. Впервые в истории – просто и доступно всем!» Слушай, тут даже «волошба» с двумя «о»!
– Да, тогда уж точно не подделка, – саркастически заметила Нор. В большинстве так называемых книг заклинаний все заклинания походили скорее на рецепты, причем большую их часть, по непонятным Нор причинам, следовало накладывать обнаженными при полной луне. Она сильно сомневалась, что эта книга будет чем-то отличаться.
– Постой, – протянула Савви, листая страницы, – это на самом деле не книга заклинаний.
– А что тогда?
– Именно то, что сказано в названии. Каталог. С расценками, как на луковицы тюльпанов по весне. Ты присылаешь им заказ и деньги, а они… ну, видимо, накладывают чары за тебя.
– Какое щедрое предложение!
– Еще какое! Видимо, творить волошбу-через-две-о куда легче и веселее, если кто-то за нее платит.
– Типичные американские методы.
– Ага. А в начале есть бесплатное заклинание, которое ты можешь наложить сама. Якобы улучшает память. Что скажешь? Не чувствуешь себя рассеянной? – Тут улыбка Савви померкла. – Так, погоди, тут написано, что «не практикующие заговоров» – тут правда так и написано – должны сначала принести кровавую жертву. Какой же бред!
– Дай посмотреть. – Нор вытащила книгу из цепких пальцев подруги и прочла бесплатное заклинание, машинально теребя пластырь на пальце.
Это действительно было заклинание. Настоящее.
Ребенком Нор проводила каждое зимнее солнцестояние, полнолуние и весеннее равноденствие с Мэдж и ее самопровозглашенным ковеном ведьм. Они собирались на поляне возле Небесного озера, пели песни, танцевали вокруг костра с цветами в волосах и читали «заклинания» – цепочки бессмысленных слов, нанизанных друг на друга скорее ради рифмы, чем ради чудодейственной силы.
Но это заклинание было совсем не похоже на них. Это было заклинание ведьм Блэкберн, из тех, что могла наложить только сама Рона. Так какого же черта оно делало здесь? Нор открыла книгу. И вдруг увидела ее лицо: эти пронзительные зеленые глаза, этот вызывающий взгляд; заостренные ногти, покрытые алым лаком, и не менее алые губы; бледная, будто фарфоровая кожа. Ее прическа изменилась: теперь ее волосы были оранжево-красными и пострижены как у старлетки сороковых годов. Воплощенное кокетство и скулы. После стольких лет она снова появилась перед глазами Нор.
В голову ударил каскад воспоминаний: горящее пожаром ночное небо, черная обугленная кожа, лужи крови. Шрамы на запястьях и предплечьях начали предвкушающе зудеть. Пальцы так и чесались взять что-нибудь острое.
– Что такое? – дрожащим от беспокойства голосом спросила Савви. – Нор, что случилось?
Заполошное сердце Нор стучало так громко, что она не услышала вовремя, как из-за их спин вышла Мэдж. Та выхватила у девочки книгу и впилась взглядом в фотографию. Потом, прижимая книгу к груди, Мэдж испустила полузадушенный стон, как будто часть ее души ссохлась и отмерла.
– Это моя мать, – прошептала Нор.