Сидя за столиком в баре «Амарельино» на площади Синеландия, Виктория уже успела пожалеть о своем решении. Парень напротив нее уставился в меню, а она комкала на коленях салфетку и сама удивлялась, как здесь оказалась. Череда ошибок, смятение и, возможно, небывалое расположение звезд заставили ее принять приглашение Джорджа сходить куда-нибудь после работы.
До сих пор он ничего для нее не значил: просто незнакомец, который появлялся в кафе почти каждый день. Джордж приходил рано, всегда выбирал один и тот же столик в углу, рядом с большими окнами и розеткой, к которой подключал ноутбук, и часами печатал, слушая новые плейлисты на «Спотифай»[16]. Каждый раз, когда она подходила подлить ему кофе или предложить какую-нибудь вкусную выпечку – только что из духовки, – он сворачивал вордовский файл, вешал наушники на шею и начинал болтать о том о сем. Наверное, просто неудавшийся сценарист или один из тех парней, которые зарабатывают на жизнь, публикуя всякую чушь в соцсетях. Он всегда платил наличными, поэтому она не знала его имени и про себя называла «писателем».
Подошедший официант спросил, готовы ли они сделать заказ.
– Я не голодна, – ответила Виктория. Понедельники были самыми загруженными днями в кафе «Моура». Сегодня она работала с утра до позднего вечера, а во время перерыва проглотила котлету и два банана из рюкзака. Она ела в такой спешке, что теперь чувствовала себя раздувшейся, как шар. – Ты будешь что-нибудь?
– Я тоже не голоден. – Джордж положил локти на стол. – Хочешь пива?
– Я не пью. А тебе не повредит.
– Тогда что тебе заказать?
– Кока-колу.
– Отлично! Мне тоже пинту кока-колы! – Джордж рассмеялся и вернул меню официанту. – Я так счастлив, что ты согласилась пойти со мной…
Виктория опустила глаза и подавила желание погрызть ногти. Ее пальцы были покрасневшими, почти полностью ободранными. Чтобы избежать неловкого молчания, она спросила, над чем он работает каждый день в кафе, ведь именно так обычно люди заводят светскую беседу. Разнося подносы между столиками, Виктория слышала обрывки разговоров, заключаемых сделок, встреч старых друзей, неудачных признаний в любви. Если повезет, вечер закончится раньше, чем Джордж успеет спросить ее о чем-нибудь личном.
А вот сам он был совсем не прочь рассказать о собственной жизни. И не просто «не прочь»: трещал без умолку, перескакивая с одной темы на другую, сильно жестикулируя и одновременно подпрыгивая на стуле. Его губы быстро двигались, но Виктория не обращала на это внимания. У барной стойки было полно народу. Кислый пивной запах одновременно вызывал тошноту и искушал. Доносившийся из зала шум окончательно убедил: все пялятся именно на нее. Едва начавшееся свидание быстро катилось под откос. Все, чего ей хотелось, – лежать на диване в обнимку с Абу и смотреть по телевизору мультики. Когда Джордж отлучился в туалет, она уже подумывала встать и тихо сбежать.
Официант принес банки с колой и два стакана со льдом и лимоном. Джордж налил себе, продолжая бессвязно болтать. Очевидно, он сам толком не знал, что делать на первом свидании; не то чтобы Виктория хорошо в этом разбиралась, но признаки распознать могла. В конце концов она пришла к выводу, что приняла его приглашение как мелкую месть Аррозу. И ей стало еще противнее.
– Эй, ты меня слушаешь? – Джордж поднял полный стакан, и она машинально подняла свой.
– За что выпьем? – поинтересовался он. Виктория на секунду задумалась.
– За Дэвида Боуи.
– Что?
– Тебе не нравится Боуи?
– Нравится, но… Почему он?
– Потому что мне он тоже нравится. В этом мы сходимся.
Виктория залпом выпила стакан и налила новый, опустошив банку. Кока-кола помогала ей не уснуть и поддерживать видимость интереса к болтовне Джорджа.
– Расскажи побольше о себе, – попросила она.
– Так, на чем я остановился? – задумался он, но быстро вспомнил. – Лондон… Тогда мне было двадцать девять. Так называемое возвращение Сатурна… говорят, люди в этом возрасте сильно меняются. Я поехал в Лондон «на честном слове и одном крыле»[17]. Постоянно питался рыбой и картофельными чипсами, жил на верхнем этаже студенческой общаги черт-те где. Настоящий ад на земле, но одновременно и рай. Я надеялся подтянуть английский и зарабатывать на жизнь написанием пьес и статей для журналов. В конце концов устроился на работу в местный книжный магазин, подкопил деньжат, но все равно у меня ничего не получилось. К тому же я совершенно не переношу холода.
Виктория почувствовала, что это еще не все.
– Значит, ничего не вышло?
– Потом я стал встречаться с одной англичанкой… – Джордж начал дергать правой ногой: малозаметное, но о многом говорящее движение. – Элисон. Она художница. Красивая, интересная. Мы влюбились друг в друга. Во всяком случае, я влюбился и какое-то время жил с ней. Стал более собранным и даже сел за книгу.
Виктория тоже хотела написать книгу. Она несколько раз начинала, но то запутывалась в сюжетных линиях, то разочаровывалась в персонажах, слишком похожих на нее саму. И через какое-то время все бросила.
– А потом она променяла меня на иранца, которого встретила на выставке накануне нашей четвертой годовщины, – продолжил Джордж.
– И ты вернулся в Бразилию.
– Ага. – Он допил кока-колу, подозвал официанта и заказал еще.
Очевидно, ему все еще больно. В каком-то смысле Джордж выглядел типичным недовольным жизнью писателем: слегка растрепанные волосы, очки в толстой оправе, щетина, рубашка с закатанными до локтей рукавами. И в то же время в нем было что-то юношеское, какая-то ребяческая откровенность – редкость среди художников и интеллектуалов, обычно таких капризных и надменных. Джордж без утайки отвечал на любые вопросы и рассказывал все в подробностях, словно они близкие друзья и им нечего скрывать друг от друга.
– Иногда я перевожу внештатно, например, какие-нибудь инструкции, – продолжил он. – И отлично разбираюсь в сантехнике, если тебе вдруг что-то понадобится. Я решил взять двухлетний творческий отпуск, чтобы закончить роман, пока были деньги. Но вот время и деньги почти на нуле, а впереди еще куча работы. Кто знает, чем все закончится, но я должен попытаться… Все или ничего.
Виктории нравилось, как он говорил – быстро, обстоятельно, словно боясь что-нибудь упустить. Когда в потоке слов наступала пауза, она походила больше на жалость к самому себе, чем на оправдание. Всякие мелочи, детали, которые обычно раздражали Викторию в людях, у Джорджа выглядели естественными. Его было легко прочесть: обычный парень с обычными проблемами, воспринимающий собственную жизнь как греческую трагедию. Но он понятия не имел, что такое по-настоящему гребаная жизнь.
Желание сбежать заметно поубавилось. Виктория почувствовала себя такой расслабленной, что зевнула.
– Да, знаю. – Джордж улыбнулся. – От рассказов о моей жизни людей клонит в сон.
Он явно был хорош в самоиронии. Наверное, это такой защитный механизм.
– Извини. Нет, дело совсем не в этом, я просто устала. – Она потерла глаза. – А почему ты ходишь в кафе, где я работаю?
– Конечно, чтобы увидеть тебя. Это судьба.
– Нет, серьезно…
– Мне нравится работать в помещении с большими окнами. Наблюдать за прохожими, представлять, откуда и куда они идут…
Виктории захотелось рассказать об их с Аррозом игре, но она решила не смешивать два разных мира.
– Кроме того, важно иметь причину одеваться по утрам. Я живу один. Дома мне лень снимать пижаму и переодеваться во что-то другое, и роман особо не продвигается. Кафе «Моура» выбрал случайно. А то, что там работаешь ты, еще один плюс.
– Почему ты всегда платишь наличными?
Этот вопрос явно застал его врасплох.
– Наблюдательная, да? Я не доверяю кредиткам. Можно запросто потратить кучу денег, даже не заметив этого. По этой же причине я больше не сижу в соцсетях. Время – деньги.
Его улыбка была искренней. Она сразу поняла это. Джорджа нельзя было назвать красавцем, но его густые черные волосы хорошо смотрелись на фоне смуглой кожи, а еще ей нравилось, как он щурится во время разговора.
– Меня тоже нет в соцсетях. И никогда не было. – «Только по другим причинам», – мысленно добавила Виктория.
– Значит, ты тоже необычная… – Джордж рассмеялся, сунул руку в карман и достал старенькую «Нокию». – Этот кирпич годится только для звонков и эсэмэсок. Когда люди видят его, то смотрят на меня как на инопланетянина.
– А что за книгу ты пишешь?
– Мне обязательно отвечать на этот вопрос?.. Только под дулом пистолета.
– Не стоит.
Повисшее молчание подсказывало ей уходить. Судороги возвращались с новой силой.
– Думаю, мне пора.
– Уже? Я ведь даже не начал расспрашивать вас, юная сеньорита.
– Сегодня никаких расспросов… юноша.
– Но зачем так спешить? Твои родители рассердятся, если ты вернешься поздно?
– У меня нет родителей. – Виктория стиснула кулаки, подняла голову и уставилась на Джорджа. Ей хотелось увидеть его реакцию. – Они давно умерли.
– Господи, серьезно? Я… Мне так жаль… – Джордж уставился на пакетики с сахаром на столе.
– Серьезно… – Виктория вдруг почувствовала неописуемое удовольствие от того, что тычет Джорджа носом в настоящие проблемы. Разве его жизнь может сравниться с тем, что случилось с ней? – Мои родители руководили школой на Острове Губернатора[18]. Однажды в наш дом ворвался парень с мачете и зарубил их обоих. И моего брата тоже. А потом разрисовал их лица черной краской.
– Разрисовал?
– Да. Разрисовал.
Джордж вцепился в столешницу, словно в поручень безопасности на американских горках.
– Выжила я одна, – закончила рассказ Виктория.
– А того парня арестовали?
– Той же ночью. Его звали Сантьяго, и он учился в школе моих родителей. Ему было семнадцать. Он состоял в молодежной банде. Газетчики прозвали его Таггер[19].
– Сколько тебе тогда было?
– Четыре года. Я мало что помню.
– Ну и история… – Джордж явно чувствовал себя неловко.
– В общем, я сирота. Фамилия нашей семьи Браво. Ты наверняка слышал.
– Громкое дело? Как у семьи Рихтгофен[20]?
– Это случилось раньше, в девяносто восьмом. Пресса была в восторге. Семья директора школы, женатого на учительнице математики, убита в собственном доме их же учеником.
– Прости, я… я не знал.
«Похоже, не все сталкиваются с подобным, доктор Макс…»
Джордж пристально изучал ее, словно препарировал зверушку в анатомической лаборатории. Он явно волновался, хотя и пытался это скрыть.
– Почему этот парень поступил так? То есть… пришел в ваш дом и…
Виктория пожала плечами:
– Я тогда была маленькой. Меня не посвящали в подробности дела.
– И ты никогда не пыталась выяснить?
– Зачем? Все в прошлом.
В детстве и юности она подробно обсуждала это с доктором Карлосом. Тот не сомневался: лучший вариант – двигаться дальше. Теперь рассказывать собственную историю было все равно что пересказывать чье-то чужое прошлое или обсуждать увиденную по телевизору трагедию. Виктория больше не чувствовала эмоциональной связи с тем, о чем говорила.
– А где была ты, когда все случилось?
– Дома.
– Когда туда вломился убийца?
– Да.
– Значит, ты присутствовала при всем этом?
– Когда Сантьяго убил мою семью и разукрасил их лица? Да, я была там.
Виктория вздохнула и едва заметно улыбнулась – той самой улыбкой, за которой, по словам доктора Макса, она пряталась от всего мира. Это было неизбежно. Когда она поняла это, ухмылка уже приклеилась к ее лицу. Скулы заломило, ноздри раздулись. Она знала, о чем сейчас хочет спросить Джордж, словно вопрос был написан у него на лбу. Последние двадцать лет Виктория задавала себе тот же самый вопрос: почему? Почему убийца не пошел до конца? Почему он оставил в живых только ее?
Джордж нашел более тактичный способ затронуть эту тему:
– Он не причинил тебе вреда?
– Со мной ничего не случилось, – соврала Виктория. Были границы, которые она не хотела переходить. Пожевала лед из своего стакана, чувствуя легкий привкус лимона. – Может, попросим счет?
– Конечно-конечно…
Они молчали, пока официант не рассчитал их.
– От моей истории людей точно не клонит в сон! – заметила она на прощание.
– Было приятно познакомиться с тобой поближе, Виктория. И… Мне правда очень жаль.
Он легонько дотронулся до нее, и Виктория не стала отдергивать руку. Они простояли так несколько секунд, пока Джордж не направился к метро. Виктория смотрела, как он не оборачиваясь спускается по ступенькам на станцию. Она была уверена, что Джордж навсегда исчезнет из ее жизни – перестанет ходить в кафе «Моура» и выберет другое место, чтобы работать над романом. А через несколько месяцев со смехом расскажет друзьям, как встретил одну сумасшедшую и еле спасся.
Несмотря ни на что, Виктория развеселилась. Ей нравилась ночная Синеландия[21] – подсвеченный Муниципальный театр, летающие вокруг голуби и клянчащие мелочь музыканты. Она надела наушники. Ночью улица не так переполнена, а уличные торговцы уже ушли, поэтому бо́льшую часть пути Виктория шла по тротуару, избегая темных мест и опасаясь малолетних карманников, которых в этой части города становилось все больше.
Вечер прошел лучше, чем она ожидала. Джордж оказался приятным собеседником, хотя и немного обиженным на весь мир. Во время разговора он не был таким напористым, как Арроз: не спрашивал, почему она не пьет, не задавал неудобных вопросов и не собирался провожать ее домой в нелепом порыве рыцарства. Может быть, именно поэтому она почувствовала себя достаточно непринужденно, чтобы все ему рассказать. Только сейчас до нее дошло, что она открыла постороннему человеку свое прошлое, о котором ни разу не говорила Аррозу за несколько лет их дружбы.
Дома она направилась прямо в спальню, села на кровать и сняла брюки, напевая про себя Killer Queen[22]. Виктория слишком устала, чтобы принять душ, и решила отложить до завтра. Сейчас Джордж наверняка уже «гуглит» все подробности ее жизни: фотографии с места преступления, видео соседей, излагавших свою версию событий, подробные отчеты. Наплевать. Открыто выложить все хотя бы раз оказалось приятно.
Но это была не вся история. Есть кое-что, о чем не знает никто – даже доктор Макс. В свое время газеты не написали об этом, а с годами Виктория так тщательно отрепетировала свою версию, что никто не сможет заподозрить, будто она что-то умалчивает. Теперь, лежа в постели, девушка отстегнула протез левой ноги, крепящийся к нижней части бедра, прислонила у изголовья кровати и легла спать, думая о Джордже и тех приятных мелочах, которые так привлекали ее в нем.