Ночь выдалась беспокойной. У нее начались обильные месячные, и спазмы словно выворачивали матку наизнанку. Виктория металась по кровати и до рассвета вставала раз пять – то в ванную, то попить, то просто пройтись по квартире. А когда ей все-таки удалось заснуть, приснился кошмар, где за ней наблюдали тысячи глаз. Она проснулась с криком, в холодном поту, а шею странно сдавило, будто что-то застряло в горле.
Когда взошло солнце, она обнаружила на мобильнике бесконечные сообщения от Арроза – все с извинениями. Ей не хотелось ни с кем разговаривать, и она подумывала пропустить назначенный прием; но это могло усугубить ситуацию и испортить всю неделю, которая только началась. Сидя на унитазе, она достала окровавленный тампон, стараясь не смотреть на него. Быстро приняла душ и, одеваясь, невольно взглянула в зеркало, отчего стало только хуже. Виктории совершенно не нравилась собственная внешность: голубые глаза, мешки под ними, квадратное лицо с широкой челюстью. Очки в толстой оправе заставляли чувствовать себя еще менее женственной. Кожа слишком бледная (к тому же красные пятна по всему телу), а сто пять фунтов веса распределены по фигуре ростом в пять футов и пять дюймов[9] – ну просто скелет. И все это продемонстрировало зеркало.
Над раковиной она выполнила ежедневный «ритуал отравления»: хлордиазепоксид[10] – пятьдесят миллиграммов; кветиапин[11] – пятьдесят миллиграммов; вальпроевая кислота[12] – семьсот пятьдесят миллиграммов; венлафаксин[13] – пятьдесят миллиграммов; рисперидон[14] – один миллиграмм. Волшебное зелье доктора Макса. Проглотила все и запила стаканом воды.
Взяла мобильник, джинсовый рюкзачок, лежащего на кровати Абу и пошла на кухню. Часы на микроволновке подтвердили: она опаздывает. Виктория залпом выпила стакан молока и положила в рюкзачок два мятых банана, чтобы перекусить на работе в перерыв. Чмокнула Абу, оставив его на столике у входа, захлопнула дверь и, держась за перила, слетела по четырем лестничным пролетам так быстро, как только могла. В большинстве домов в этом районе не было ни лифта, ни консьержа, но в этом есть свои преимущества: меньше шансов с кем-нибудь столкнуться. Соседи вели себя тихо и держались особняком, занятые своей жизнью. Виктория знала, что на ее этаже обитают слепой мужчина, две сестры из города Гояния и три проститутки разного возраста, работавшие в мотеле на углу с неоновой вывеской. И мужчина-проститутка, который однажды спросил, можно ли одолжить у нее блендер.
Понедельник выдался пасмурным. Она опаздывала, но решила выбрать длинный путь, чтобы не идти мимо того места, откуда вчера вечером сбежала от Арроза. Опустив голову, миновала поворот на улицу Лаврадио, сторонясь тротуара, наводненного зловонной толпой потных офисных менеджеров, женщин с огромными сумками и уличных торговцев, вопящих во все горло, подобно средневековым трубадурам. Виктория не понимала любителей пошуметь. По правде говоря, она немного побаивалась их, а страх вызывал раздражение. Порочный круговорот эмоций.
Даже бегом ей понадобилось двадцать минут, чтобы добраться до кабинета врача. За последние три года доктор Макс стал неотъемлемой частью ее жизни. Доктор Жуан Карлос, психиатр, лечивший ее с детства, погиб в аварии, и Виктория еще глубже увязла в своем горе. Она даже лишилась работы бармена в ресторане (владелец заметил, что бутылки с водкой опустошались слишком быстро, и вскоре обнаружил, что после каждой поданной клиенту рюмки Виктория сама выпивала две). Тогда ее дни были омрачены похмельем. Она не представляла, что стало бы с ней сейчас, если бы не доктор Макс.
Однажды вечером в тот мрачный период жизни Виктория вернулась в свою старую квартирку в районе Санто-Кристо и захотела стакан теплого молока, но заснула на диване, забыв про кастрюльку на плите. Она не проснулась, даже когда от искры загорелась кухонная вытяжка. Пластик расплавился, и огонь быстро распространился по всему помещению. Сосед вовремя учуял запах гари и вызвал пожарных. Через несколько дней ей в больницу позвонил доктор Макс. Последние крупицы инстинкта самосохранения заставили ее ответить и согласиться на встречу в «Макдоналдсе» на площади Ларго-да-Кариока.
– Меня очень заинтересовал ваш случай, – сразу перешел к делу доктор. – Я изучаю влияние детских травм на психическое и физическое состояние взрослых людей. Честно говоря, это не такая уж редкость. Есть тысячи случаев жестокого или дурного обращения с детьми, у которых в результате развились биполярное расстройство, депрессия, алкоголизм… Об этом написаны целые исследования. Но я не собираюсь заново изобретать велосипед, а просто желаю получше изучить проблему. Ни в коем случае не хочу умалить чей-то травмирующий опыт, но я специализируюсь на более… экстремальных случаях. На детях, которые пережили трагедии, подвергались особо жестокому физическому или психологическому насилию. Сейчас я лечу Лоренко, сына Вампира из Кашиаса, а еще Сэмюеля из Лидо. Вы наверняка их помните.
Конечно, она помнила. Те две истории часто упоминали журналисты, описывая ее собственное прошлое. В 2005 году телепрограмма «Фантастико» подготовила специальный выпуск с графиками и таблицами, где проанализировала сходство этих трех случаев жесточайшего обращения с детьми.
Вампир из Кашиаса был серийным убийцей, орудовавшим в бедных пригородах Рио-де-Жанейро в начале 1990-х. Он обезглавливал женщин и исчезал вместе с их головами. Пять лет все жили в страхе, пока полиция не выследила преступника – сорокалетнего овдовевшего механика, который жил с сыном в домишке в Дуки-ди-Кашиас[15]. В задней части дома он проводил сатанинские ритуалы, выпивая кровь жертв и прибивая их глазные яблоки гвоздями к стенам, – чудовищное злодейство.
В гараже полиция обнаружила более двадцати сгнивших черепов, выставленных в ряд: своеобразное святилище. Газеты писали, что убийца заставлял участвовать в ритуалах своего десятилетнего сына. Виктория хотела было спросить психиатра, правда ли мальчик пил кровь вместе с отцом, но сдержалась.
Случай в Лидо произошел после ее собственного. Об этом стало известно в апреле 2000 года. Ребенка бездомной женщины незаконно усыновила пожилая пара из среднего класса, жившая на площади Лидо в Копакабане. С маленьким Сэмюелем обращались как со зверенышем: давали ему корм для домашних животных, заставляли мочиться и испражняться на газеты в кладовке и спать в конуре с двумя карликовыми пинчерами и чихуахуа. Мальчика вынуждали ползать на четвереньках, надев на него поводок, и регулярно били. Когда после звонка соседей в квартиру пришла полиция, то обнаружила одиннадцатилетнего Сэмюеля свернувшимся калачиком в углу, дрожащим и лающим без остановки. Он не умел ходить на двух ногах и разговаривать. Он вообще не считал себя человеком.
– Уверен, никто не позаботится о вас лучше меня, Виктория, – сказал тогда доктор Макс. – И вам это ничего не будет стоить. Вы нужны мне не меньше, чем я – вам.
Если он лечил Лоренко – мальчика, пившего чужую кровь, и мальчика-собаку Сэмюеля, то, наверное, поможет и ей. Виктории понравились его прямота, отсутствие пустых обещаний или эмоционального шантажа. Уже на следующей неделе они приступили к ежедневным сеансам, а через год стали встречаться по понедельникам, четвергам и пятницам. Согласие на это лечение оказалось лучшим решением в ее жизни.
Его кабинет для консультаций находился на восемнадцатом этаже офисного здания на улице Овидор. Ровно в семь тридцать Виктория позвонила в дверь и мысленно начала обратный отсчет. Доктор появился в глазке и повернул задвижку, когда она досчитала до одиннадцати.
– Рад видеть тебя, Вик, – как всегда приветливо произнес он.
После вчерашнего девушка не хотела приближаться к людям. Скрестив руки на груди, она зашла в кабинет, уселась в кресло под большими окнами и стиснула лежащий на коленях рюкзачок.
Доктор Макс молча закрыл дверь, не сводя с Виктории глаз. Высокий, хорошо сложенный, со смуглой кожей – такой гладкой, словно после нескольких пластических операций, – с очень густой бородой и длинными блестящими седыми волосами, доктор всегда носил светлое; сегодня – серые брюки и обтягивающая широкие плечи белая рубашка. Его строгий вид успокоил Викторию, и она убедилась, что поступила правильно, не пропустив сеанса.
– Сегодня без бантика? – поинтересовался Макс, закинув ногу на ногу.
Виктория потрогала волосы. Вот дерьмо! Она выскочила из дома в таком состоянии, что забыла про бант. Поправив волосы, медленно опустила руку в попытке скрыть удивление.
– Я решила, что пора что-то менять.
Наглая ложь, но доктор не собирался спорить.
– Перемены – это всегда хорошо. Особенно в понедельник. Уж точно лучше, чем в пятницу.
Помимо седых волос, доктор Макс обладал старомодным чувством юмора, хотя ему было лет тридцать пять – сорок. Он взял со столика блокнот, положил на колени и открыл, держа ручку наготове.
– Ты выглядишь рассерженной. Что-то случилось?
– Ничего особенного.
В комнате повисла неуютная пауза. Психиатр знал, что она снова врет: это было заметно по тому, как его черные глаза быстро пробежали по ее лицу. Со временем Виктория тоже научилась понимать язык тела и внимательнее следить за своими жестами. Но как бы она ни старалась держать себя в руках, иногда невозможно не кусать ногти, не дергать плечами и не поджимать губы. Все это выдавало ее.
Виктория сидела прямо, сведя колени вместе, как хорошо воспитанная ученица. Она нервничала и пыталась сосредоточиться на белой рубашке доктора Макса. Из пуговицы под воротником торчала нитка. От этой мелкой неряшливости ей стало еще неуютнее. Психиатр молчал, пока Виктория не решилась заговорить первой. Она контролирует беседу, и нет причин скрывать то, что случилось накануне. В конце концов, он должен помогать ей как раз в таких случаях.
Поджав губы, Виктория призналась, что встретилась с Аррозом и побывала еще в одной квартире с жильцами, как обычно по воскресеньям. Они с доктором никогда не обсуждали эту тему, но он наверняка осуждает ее привычку и уже сделал выводы. Так или иначе, Виктория закончила рассказ тем, как Арроз проводил ее до Лапы, а на прощание насильно поцеловал. Она старалась говорить спокойно и не торопясь, не выказывая гнева, который все еще распирал ее. Доктор Макс всегда говорил, как важно научиться контролировать свои эмоции.
– И что ты почувствовала?
Виктория вздохнула:
– Мне не кажется, что я слишком бурно отреагировала. Арроз повел себя как придурок.
– Ты злишься из-за его поступка или из-за того, что он собой представляет?
– О чем ты?
Лицо доктора оставалось непроницаемым.
– Я вовсе не собираюсь заступаться за твоего приятеля, Вик. Разумеется, он поступил неправильно, насильно поцеловав тебя. Очень неправильно. – Психиатр положил ручку на маленький столик, как будто не собирался больше ничего записывать. – Но проявление интереса со стороны мужчины… беспокоит тебя?
– Я не хочу, чтобы кто-то что-то ко мне проявлял.
– К сожалению, это от тебя не зависит. Интересоваться другими людьми вполне естественно.
Виктория не считала, что сама как-то спровоцировала Арроза. И думала то же самое о мужчинах, которые пялились на ее маленькую грудь под блузкой униформы или болтали с ней, пока она подавала им капучино и блинчики: они флиртовали с любой женщиной у себя на пути.
– Я даже не знаю, как общаться с мужчинами.
– Вик, ты уже много лет общаешься со мной.
Она подняла глаза, вытирая вспотевшие ладони о штанины. Доктор Макс был для нее не мужчиной, а врачом. Это совсем разные вещи.
– Поэтому важно четко уяснить, что у других людей нет причин совсем не интересоваться тобой, – продолжал он, понизив голос.
– Я ни с кем не готова вступать в отношения. Я не готова даже заводить друзей.
Доктор Макс откинулся на спинку кресла. Сцепил руки на животе, заглянул в свой блокнот и, поколебавшись, снова взял его в руки. В комнате стало ощутимо прохладнее. Волосы на руках Виктории встали дыбом. Она надеялась, что сеанс подходит к концу.
– А что насчет девушки, которая работает с тобой в кафе? Марго? Ты как-то говорила, что она хорошо к тебе относится.
Виктория пожала плечами. Марго была немного старше (наверное, ей лет двадцать шесть). Она работала за стойкой: отвечала за поступавшие из кухни заказы и передавала подносы официанткам. Смуглое лицо, длинные волосы, широкая улыбка. Как-то вечером в разгар летней грозы Марго подбросила ее до дома. За время поездки, длившейся не больше пятнадцати минут, девушка рассказала всю историю своей жизни, включая подробности о нескольких парнях – какие они в постели и как научиться наслаждаться анальным сексом. Марго даже посоветовала, как убедить парня согласиться на секс втроем с другим мужчиной. Виктория всю дорогу молчала, представляя, каково это – иметь подругу, и такая идея ей совершенно не понравилась. Подруги делятся друг с другом всем: событиями, переживаниями, желаниями и кучей других вещей, которые она не собиралась никому рассказывать. К тому же жизнерадостность и привязчивость Марго били через край. Она была слишком счастливой.
– Не стоит о ней.
– А тот писатель, который иногда заходит в кафе? – спросил психиатр. – Ты не раз упоминала его. Он вроде бы милый, и ему нравится та же музыка, что и тебе.
– О чем мне с ним говорить? О смерти? О моей дерьмовой жизни?
– Не нужно стыдиться прошлого.
– Он смоется, как только я начну рассказывать. Для него я просто очередная официантка, с которой он время от времени болтает.
– Ну и что? Вам же необязательно ложиться в постель. Тебе было непросто решиться на встречу с Аррозом, так? И как давно это было? Больше года назад? Может, пора попробовать познакомиться с другими людьми, преодолеть свой страх…
Это начинало раздражать. Кажется, Макс пытался ее спровоцировать.
– Я не боюсь. Дело не в страхе, он всегда был ни при чем…
Доктор ожидал продолжения, но Виктория замолчала. Очередное вранье. Она посмотрела на часы – сеанс должен был закончиться две минуты назад, – с облегчением встала и уже начала надевать рюкзачок.
– Пока ты не ушла, еще один вопрос… Помнишь, раньше я записывал наши встречи?
– Конечно. А что?
Макс подошел к письменному столу, открыл третий ящик сверху и пробежался длинными пальцами по ряду маленьких кассет, рассортированных по датам. Виктория всегда считала его старомодным за пристрастие к магнитофону вместо мобильника, но никогда ничего не говорила. Старомодность даже шла ему. Через несколько минут психиатр нашел нужную кассету и помахал ею в воздухе.
– Вот запись нашей первой консультации. Не против, если включу?
– Мне пора на работу.
– Я включу только самый конец. Думаю, тебе важно это услышать. Совсем недолго.
Доктор достал из ящика магнитофон, вставил кассету и быстро перемотал вперед, несколько раз останавливаясь, чтобы понять, дошел ли до нужного места. Виктория слышала обрывки фраз, отрывочные вопросы. Она снова села, прикрыв глаза и сцепив руки за спинкой стула. Похоже на возвращение в прошлое. Запись сделана всего несколько лет назад, но она как будто слушала другого человека. Тогда ей исполнился двадцать один год, и ее голос все еще был тонким и неуверенным, как у ребенка, а из-за выпитого она говорила сбивчиво.
Макс наконец нашел нужное место. Его мощный голос, прерываемый потрескиванием магнитофона, стал громче:
– А зачем, по-твоему, люди занимаются сексом, Вик?
Пятнадцать секунд тишины. И ее ответ пьяным голосом:
– Чтобы почувствовать боль.