Основной цикл этой книги объединяет стихи, написанные преимущественно в 1972 году (только последняя часть – в 1972—1974 годах). Это был, может быть, самый насыщенный год моей жизни. Я познакомился с Машей Романушко, а через несколько дней – с художником Валерием Каптеревым и его женой, поэтом Людмилой Окназовой, которые стали нашими близкими друзьями. В доме Каптеревых для нас возник целый новый круг творческого общения. Родился мой старший сын Саша. Я побывал в Новосибирске, Кишинёве, Таллинне и в других местах. Прошёл через несколько совершенно разных пластов переживаний. Этот год был – как жизнь среди жизни. Так что и счастья, и его капризов было предостаточно.
Может быть, никогда и не вспомню
ни слова из опьяняющих речей,
что шепчет мне эта минута.
Музыка.
Кружево звуков.
Живое кружево звуков.
Что мне вино,
что мне гашиш и опий —
когда воображенья бьёт родник!..
Молодость
нежными волнами свежести
окатывает сердце – и отбегает прочь.
Капризное счастье существования
то и дело нашёптывает мне стихи,
но почему-то всё больше чужие…
Спешу я к дому, словно падающий камень
к земле: чем ближе,
тем быстрей паденье.
Мне ничего от красоты не надо.
Пусть только будет,
шепчет и поёт.
Влечёт к себе
– загадочно, печально —
воспоминаний давних дно морское.
Кто знает, пусть расскажет: что же лучше —
добра начало
или зла конец?
За что же расплачиваюсь сегодняшней болью:
за вчерашнюю радость?
за неизвестное завтра?
Устал, истомился
обилием жизней,
пережитых в воображении.
Наука – трасса карьерного бега
с чудаками-чернорабочими,
трамбующими дорожки.
Хватит горькой мудрости.
Учусь божественному сумбуру,
великому неразумию.
Приступ ночи кончился.
Долгожданный телефонный звонок
унял боль.
Очень поэтическое настроение.
Да-да, сегодня стихи поются сами.
Но через пять минут – завтра…
Стихами пьян
и не возьмусь вести машину.
Не хочется водить даже карандашом по бумаге.
Косматый смех
рвётся из души к небу,
и сгущается в тучу, и обращается в плач.
Белый день догорел дотла, и я с ним.
Теперь в электрическом ночеубежище
вспоминаю, как нам жилось.
Служу сиделкой
у неизлечимо больных фантазией.
Вот бы заразиться!..
Почему, почему, почему
сказать «люблю тебя» – истинная правда,
а рассказать об этом – почти выдумка?..
Светлые потоки звуков
смывают смуту – ради
великого беспокойства.
Возьми меня с собою, музыка!
Вот я бегу вслед,
сбрасывая путы буден…
В городе – гарь с горящих торфянников.
Кажется, что навсегда.
Как легко она подбирается к сердцу…
Сон – такая странная выдумка.
Каждый день добровольно впадаешь в небытие,
совершаешь маленькое самоубийство.
Всё жарче и жарче.
Зелень желтеет в разгаре лета,
словно поторапливая благословенную осень.
Ужасно скучная ночь.
Никто не ввалился в гости.
И телефон промолчал до утра.
Это вечнозелёное дерево не шумит листвою.
Оно заполнило всего меня: крона, ствол, корни…
Оно всё растёт, тихо и невидимо.
Тяжёлые снаряды машин
несутся дорожными траекториями…
Канонада стрельбы по расстояниям.
Грязные башмаки сияют
незарифмованной поэзией
вчерашнего бродяжничества.
Для ненаписанных ещё стихов
режу бумагу. Боязно.
Словно подталкиваю стрелку на часах будущего.
Случилось что-то несуразное.
Даже жадная щель копилки-памяти
оказалась узка.
Медленное падение
в плоскую пропасть расстояний…
Уход из застоявшейся жизни.
Мы весёлый народ:
нам скакалкой даже цепочка,
которой скованы руки.
Незаметно теряешь крупицы души по дорогам
и нежданно находишь их вновь —
там, откуда уехал без горя.
В колдовском калейдоскопе суток
цветные стёклышки чувств
складываются в узоры настроений.
Бреду мимо черепичных скатов крыш,
между щербатых стен —
окружённый настоящим прошлого.
Ты мой невольный соавтор,
любимая моя дочурка.
Неотданное тебе подмешиваю в стихи.
Не спешите на помощь.
Не каждому удаётся так повеселиться,
как мне погрустить.
Состаренные осенью деревья
щедры без устали, без радости, без боли.
Щедры безжалостно и безнадёжно.
Так коротка ночь.
Не успеваешь остаться
в настоящей тишине, в настоящем одиночестве.
Спасибо, умеющие любить.
Спасибо.
От незадачливого ученика.
Веники ветвистых крон
выметают из души
сор покоя.
Уговоры усталости убедительны,
как глаза влюблённой принцессы,
когда она просит помочь ей вязать.
Дело моё,
моё моление,
мой вопрос небу о смысле жизни.
Уже столько дней
всё той же высоты свеча,
всё той же толщины стопка бумаги.
В кои веки раздобудешь зёрнышко счастья,
посадишь, согревая дыханием землю,