Я всегда была довольно импульсивна, что, разумеется, не всегда было на пользу, причем не мне одной. Тревожная новость, и мне в тот же миг надо куда-то бежать, спасать кого-то иль что-то, да хоть бы и весь белый свет. Нет бы сесть и подумать, а так ли мое участие в самом деле необходимо, я прямо сходу несусь сломя голову, чтобы не дай бог не опоздать куда-то примчаться до того, как все станет плохо и непоправимо. Надо ли говорить, что, как правило, эта моя импульсивность никого не спасала, ничего не решала и никуда не вела. Разве что давала мне некое самоуспокоение, мол, я сделала все, что могла.
Трудно представить, как тебе, неспешному, рассудительному, осторожному, практически неспособному на импульсивность, как минимум, в трезвом уме и в твердой памяти, жилось с таким тревожно-непредсказуемым существом в качестве второй половины. Не то чтобы ты скрывал свое раздражение по этому поводу, оно отчетливо читалось на лице и в голосе, нет, но ты никогда не дожимал меня своей рассудительностью, практически идя на поводу у всех моих порывов. Это не далает мне чести, разумеется. Но речь не обо мне.
Я четко помню, как ты ходил со мной кормить и спасать всех тех многочисленных брошенных и бездомных животных, которые обитались где-нибудь по соседству или же просто попадались мне не глаза. И это несмотря на то, что по своему воспитанию и, как принято говорить нынче, бэкграунду ты не был к этому ни склонен, ни приучен.
Я вряд ли когда-то забуду тот страшный и черный период, длиною не менее десяти лет, когда мне чуть не в ежедневном режиме приходилось вызволять мою маму из ее беспробудного алкоголизма, а порой рисковать своей жизнью, защищая ее от безбашенных собутыльников. Ты всегда шел со мной, когда мог, хоть нисколько не верил в полезность таких вызволений и, надо сказать, обоснованно. А когда тебя не было рядом, то был против категорически моих похождений туда. Я, конечно, не слушала, шла на "мины", словно одержимая, за что ты потом отчитывал меня строго.
А какую груду недовольств и жалоб я за это время вывалила на твою не шибко-то закаленную психику! Все эти долгоиграющие конфликты на работе, нескладушки с родственниками, соседями, знакомыми и незнакомыми людьми. Да всего теперь уж не упомнить. И ведь ты все это слушал! Там, где мог, советовать, советовал, но по большей части просто слушал. И, казалось, этого вполне достаточно, чтобы пережить еще один пипец. Роль ''жилетки", для мужчины особенно, далеко не завидная. Но ты шибко не жаловался, а я наибессовестнейшим образом зачастую злоупотребляла.
А когда со мной случился тяжелый недуг, и я первый раз в жизни попала в больницу и сразу надолго, ты был каждый день рядом. Не сказать, чтобы я там скучала или сильно страдала, но ты приезжал каждый день. Помню, я тогда спросила, мол, если ты со мной, я готова пройти через это лечение. Ты сказал, конечно, ты сказал, что если понадобится, мы поедем в Израиль, как делают многие. Ты сказал, что главное человек, а не деньги (которых у нас, к слову, не было). И это меня убедило. С тех пор уже минуло десять лет. Мы справились, и справились вместе.
Поэтому я с гордостью и благодарностью добавляю в свое ожерелье еще одну бесценную деталь – твое "плечо". Далеко не всегда мной отмеченное и по достоинству оцененное, довольно часто вопринимаемое мной как само собой разумеещееся, но всегда неизменно доступное и всегда неизменно спасительное.