Дверь в особняк Каркиных открыла горничная Лариса.
– Ой, Вилка, – зашептала она, – тут такое…
– Какое? – тихо спросила я.
Оглядываясь и вздрагивая, домработница вывалила ворох новостей.
В момент происшествия Ларисы не было в особняке – она ездила в магазин, вернулась уже после случившегося, но восстановить события сумела.
Я уехала домой, а тетя Аня, которой не разрешили сопровождать дядю Антона в больницу, пошла на кухню и сделала то, чего практически никогда не делала ранее: налила себе стакан коньяка и выпила его одним глотком. Алкоголь моментально замутил разум дамы, редко употребляющей спиртное, и тетя Аня решила прилечь. Она пошла в спальню, а потом, очевидно, услышала звонок в дверь. Спустилась вниз и распахнула створку.
На симпатичном половике, украшенном надписью «welcome», стоял… Роберто.
Тетя Аня икнула, захлопнула дверь, затем вновь открыла ее, потерла глаза… но мерзкое чучело не исчезло. Оно не было плодом воображения или миражем – крокодил стоял на пороге. Анна Семеновна заорала и упала.
Домработница, вернувшись домой, растерялась. Вместо того, чтобы помочь Анне Семеновне, Лара бросилась внутрь особняка, крича:
– Люди, помогите!
Милка на тот момент, обпившись валерьянкой, мирно спала в своей комнате. В общем, подруге пришлось пережить еще один стресс. С трудом вернувшись в действительность, она кинулась к двери, увидела распростертую маму, а на пороге чучело Роберто. И тут у моей бывшей одноклассницы сдали нервы. Она, правда, сумела вызвать «Скорую помощь», но потом впала в истерику и стала звонить мне. Затем Мила унеслась в свою спальню и заперлась там. А Лариса, оставшись одна, в панике металась по дому, не понимая, что делать.
Я на секунду онемела, потом спросила:
– Тетю Аню куда увезли? Ты записала номер больницы?
– А никто не приезжал, – всхлипнула Лара.
– Как? Врачи до сих пор не прибыли по вызову? – испугалась я. – Где же тетя Аня?
– У входа она, – пролепетала Лариса. – Как свалилась, так и осталась лежать. Мне ее не поднять, очень тяжело!
– Но в прихожей пусто, – тихо сказала я.
А про себя подумала: бедная Лариса, похоже, у домработницы начались глюки. Хотя это объяснимо – у любого, даже самого здорового человека съедет крыша от того, что происходит сейчас в особняке Каркиных. Наверное, у горничной случился приступ амнезии, она попросту не помнит, как медики унесли на носилках несчастную тетю Аню.
– Так Анна Семеновна у второго входа, – вдруг сказала Лара, – у того, который в сад ведет. Звонок раздался оттуда. А я, как из супермаркета приехала, пошла в кладовку продукты раскладывать, ну и увидела…
Я вздрогнула.
– Ты хочешь сказать, что хозяйка вот уже несколько часов лежит на полу?
Лариса кивнула и прошептала:
– Да. Пыталась дать ей воды, не пьет, мимо рта течет, на вопросы не отвечает, а тело никак не приподнять, слишком тяжелое.
Я ринулась в коридор, уже на бегу выкрикивая указания домработнице:
– Немедленно звони в «Скорую» и скажи: «Если не примчитесь через пять минут, подадим в суд за неоказание помощи». Все вызовы фиксируются. Напомни им, что машину ждешь уже черт-те сколько времени!
Лара ойкнула и вытащила из кармана фартука трубку.
– Здрассти… – услышала я за спиной ее задыхающийся голосок. – «Скорая»? Ой, ща, в столовую пойду, тут глючит…
Причитая и охая, Лариса повернула на перекрестке коридоров влево, а я шмыгнула направо. Толкнула дверь, в которую было вставлено непрозрачное, словно покрытое инеем стекло, и сразу увидела тетю Аню, лежащую на чисто вымытом, из светло-бежевой плитки полу. Рядом валялась разбитая дыня – очевидно, Лариса от испуга уронила купленную «колхозницу».
С первого взгляда стало понятно – женщине уже ничем помочь нельзя.
С трудом сдерживая истерическую дрожь, я присела около тела и позвала:
– Тетя Аня! Это я, Вилка! Не узнаете меня? Ну ответьте, пожалуйста!
Каркина молчала, ее глаза, не мигая, смотрели на красивый фонарик из темно-синего стекла, который дядя Антон привез из Италии. Рот тети Ани был полуоткрыт, правая рука самым неестественным образом завернулась за тело.
Цепляясь за стену, я встала и побрела в столовую.
– Уже едут… – захлебываясь, затараторила Лариса, высовываясь из кухни. – Говорят, хоть сто раз в суд ходите, ничего не получится – не было вызова! Вилка, может, ей кофе отнести?
– Кому? – безнадежно осведомилась я.
– Так Анне Семеновне…
– Не надо, – ответила я. – Постой, что значит – вызова не было?
Лариса пожала плечами.
– Уверяют, никто от нас не звонил, я сейчас вроде как в первый раз обратилась.
– Ну это им с рук не сойдет! – обозлилась я. – Попрошу Олега, пусть через телефонную станцию выяснит. Вот сволочи! Ты можешь припомнить, когда звонила врачам?
– Две минуты назад.
– А в первый раз?
– Две минуты назад, – тоном робота заявила Лариса.
– Кто вызывал «Скорую» раньше? – упорствовала я.
– Не знаю. Наверное, Мила.
– Где, кстати, она? – опомнилась я. – Почему вниз не спускается?
– Понятия не имею, – прошептала Лариса. – Ой-ой-ой! Вилка, а чего с ней?
– Прекрати истерику! – рявкнула я. – От воплей ничего не изменится. Пошли.
– Куда?
– В спальню, к Милке.
– Ни за что, – отчеканила Лариса и юркнула в кухню. – Сама иди, – донеслось оттуда через секунду, – боюсь!
Мне тоже стало страшно. Но мысль о том, что у подруги мог случиться сердечный приступ, прибавила сил. Преодолевая ужас, я побежала вверх по ступенькам, без стука распахнула дверь и, увидав на кровати неподвижное тело, заорала:
– Мила!
Подруга никак не отреагировала на вопль. Я подскочила к помпезному ложу на резных ножках и перевела дух – Милка крепко спала, на тумбочке маячила пустая бутылка из-под коньяка.
Примерно через час в доме Каркиных снова суетилось много народа. Тело Анны Семеновны увезли, Милку не стали трогать.
– Небось стресс алкоголем снять решила, – вынес вердикт симпатичный доктор. – Досталось ей сегодня: отец при смерти, мать скончалась. Пусть спит, до утра гарантированно не проснется. Да, кстати… Там шум подняли, вроде мы сюда на первый вызов не прибыли. Так неправда это! Наша «Скорая» коммерческая, от крупной поликлиники. Повторяю: никто от вас не звонил. А как только вызвали, мигом прилетели. Видели нашу машину? В России таких больше ни у кого нет, в Америке закупили, по любому бездорожью танком прет, на ходу можно операции делать, уникальное оборудование. Только в вашем случае оно ни к чему. Анна Семеновна, похоже, скончалась сразу, падала на пол уже мертвой. Конечно, вскрытие точнее покажет, но есть некоторые внешние признаки, сообщающие, что смерть произошла в секунду. Повезло.
– Хорошо везение… – дернулась я.
Врач тяжело вздохнул.
– Не видели вы тех, кто по десять лет без движения в кровати лежит. Приедешь к такому, глянешь – мама родная! Уж лучше под троллейбус попасть! Вы езжайте домой.
– Нельзя же оставить Милу одну, – устало сказала я.
– С ней прислуга, – напомнил доктор. – А вам я бы рекомендовал провести вечер спокойно. Примите валокордин, капель, скажем, тридцать пять, и в койку. Людмила не проснется до завтрашнего полудня, вы ей не нужны.
– Лариса дура, – вырвалось из меня.
– Не стану спорить, – кивнул доктор, – но она вполне способна лечь спать в комнате хозяйки. Езжайте домой, сочувствие подруге выкажете завтра. Кстати, отнюдь не все люди хотят, чтобы их в тяжелую минуту видели даже близкие друзья.
Последний аргумент был решающим. Я спустилась на первый этаж и велела Ларисе:
– Запри двери и устраивайся на ночь в спальне Милы. Телефон не выключай, если понадоблюсь, звони, мигом прикачу.
– Ладно, ладно, – закивала Лара. – Ой!
– Что? – напряглась я.
– А этот?
– Кто?
– Роберто, – промямлила Лариса, – крокодил… он там…
– Где?
– У черного входа… на крылечке… Вилка, увези его!
Я на секунду призадумалась, затем приказала:
– Разожги камин!
– Тепло на улице, – решила поспорить Лариса.
– Делай, что велю!
Домработница бросилась в гостиную, а я, пытаясь унять бешено колотящееся сердце, пошла к месту смерти тети Ани.
Дверь черного хода в суматохе забыли закрыть, она стояла нараспашку, из сада долетал дивный аромат неведомых мне цветов, а на небольшом приступочке красовался мерзко ухмыляющийся Роберто. Набрав полную грудь воздуха, я, словно бегун на стометровую дистанцию, затаила дыхание, потом схватила чучело, пролетела со скоростью ветра путь до гостиной и с порога заорала:
– А ну открывай дверцу!
Лариса моментально подняла вверх огнеупорное стекло, за которым прыгали языки пламени, я швырнула чучело в топку, ощущая себя Фродо, которому таки удалось избавиться от кольца[5].
Послышался легкий треск, потом хлопок, один, другой, третий… Тотем начал корчиться, стекло заволокло темно-синим дымом, а из камина, несмотря на то, что печники наверняка обещали полнейшую герметичность топки, повеяло смрадом.
– Господи Иисусе… – перекрестилась Лариса. – Подох, проклятый. Зачем только Антон Петрович его приволок? Кто ему рассказал про страхолюдище?
– Это уже неинтересно, – ответила я, – чучела нет.
Я, правда, не верила в сверхъестественные способности монстра, но все же хорошо, что тотем уничтожен.
Дома меня ждал сюрприз.
– Ой, Вилка, – заулыбалась Томочка, – хорошо, что ты не поздно вернулась, испекла твои самые любимые пирожочки с капустой!
Тамарочка очень любит меня, ей ничего не стоит вскочить ни свет ни заря и поставить квашню, а я на самом деле обожаю ее выпечку. Но знаю и другое: Тома предпочитает возиться с тестом по утрам – отводит Крисю в школу и начинает хлопотать на кухне. Томуська крепкой рукой ведет наше домашнее хозяйство, пару раз Семен предлагал: «Давай наймем прислугу», – но жена моментально возражала: «Нет, нет! А твои рубашки? Их хорошо не погладят. И навряд ли чужая женщина лучше меня приготовит борщ с пампушками». Поэтому увидеть Томуську у плиты неудивительно.
Странно иное. Затевая пирожки, подруга всегда спросит у меня еще накануне: «Какую начинку хочешь? Капуста, мясо, ягоды, грибы, картошка с луком?» А еще она свято соблюдает правило: вечером, когда члены семьи дома, – никаких хозяйственных хлопот. К моменту прихода Олега и Семена со службы на кухне царит чистота, стол накрыт, стирка, глажка и уборка закончены.
– Быть домашней хозяйкой – искусство, – уверяет Томочка. – Но высший пилотаж вести его так, чтобы члены семьи полагали: все делается само собой.
И до сих пор Тамарочка не изменяла своим принципам. Но сейчас уже совсем поздно, а приготовление пирогов в разгаре. Одна порция, правда, уже испеклась, но на специальной подставке виден противень с еще сырыми кулебяками, на Томусе фартук, руки подруги в муке, и ни о каких начинках вчера речь не шла.
– Бери оттуда, – весело зачирикала Томочка. – Осторожно, разломи и подуй внутрь, очень горячие, можно обжечься. Чаю налить?
– Сама справлюсь, – ответила я и не удержалась от ехидного вопроса: – По какой причине меня решили подкупить? Что произошло? Если Олег опять внезапно, забыв предупредить жену, укатил в командировку, то…
– Они с Семеном уехали вместе, – ласково заулыбалась Томочка. – Я отпустила их, взяла на себя смелость. Правда, звонила тебе, но мобильный талдычил про недоступность абонента.
Я кивнула.
– У Милки в доме такие стены, что сигнал не проходит. Похоже, у них в особняке можно пересидеть атомную войну, столько там бетона. А куда отправились наши вторые половины?
– Ты только не сердись! – кинулась защищать Олега и Семена Томуся.
– Даже в голову не придет, наоборот, хорошо, что ускакали, – усмехнулась я, – собиралась срочно садиться за рукопись. Ты, кстати, могла и не заводиться с пирожками, чтобы подсластить мне горечь разлуки с мужем. Так куда они подевались?
– Андрюша Проклов женится, – заулыбалась Томуська. – Он созвал мальчишник, снял дом отдыха на несколько дней. Никого из женщин не звали.
– Понятно! Кто ж со своим самоваром в Тулу катается!
– Вилка! Ничего такого, о чем ты подумала, не планировалось! Просто выпьют, погуляют, заказана рыбалка.
– Ага, – кивнула я. – А кто уже посажен на крючок? Русалки? Ладно, пойду наверх.
– Ой, погоди, – заволновалась Томуська, – лучше сначала съешь пирожок.
– Хочу умыться и переодеться.
– Ой, не надо!
– Почему?
– Ну… с капустой…
– Не садись на пенек, не ешь пирожок… – протянула я. – Быстро говори, по какой причине мне не следует ходить в спальню? Никитос опять играл в Человека-паука и разбил окно?
– Нет, там спит Нина.
Я удивилась.
– Кто?
– Невеста Ленинида, – еще тише ответила Тома. – Он сказал, ты ее видела.
– Верно. Ровно пять минут. Открыла дверь, впустила парочку, услышала о матримониальных планах и укатила по своим делам, – подтвердила я, думая, как лучше преподнести подруге информацию о несчастьях в семье Каркиных. Тома не обладает богатырским здоровьем, а узнав такое, она начнет переживать, о неприятностях ей следует сообщать аккуратно, тщательно дозируя и фильтруя сведения.
– Ниночке понравилась твоя спальня, – лепетала Томуся, – она ее выбрала.
– Для чего?
– Для жизни. Ты не волнуйся, все уже перетащили.
– Не поняла, – попятилась я.
Тамарочка схватила скалку и, превращая очередной кусок теста в заготовку для пирожка, продолжила:
– Ниночка стала осматривать дом и пришла к выводу, что лучшего места, чем твоя спальня, нет. Вилка, съешь вон тот пирожок, румяненький… Я так старалась! Во рту тает!
– Вот почему замешено тесто! – топнула я ногой. – Чтобы Вилка налопалась кулебяки и, придавленная вкусной едой, не начала злиться! Ну я сейчас разыщу Ленинида…
– Он уехал, – быстро сказала Томуся. – Оставил Ниночку за хозяйку.
– За хозяйку чего?
– Дома.
Я чуть не задохнулась от негодования.
– Ну и нахал! Почему он вообще к нам приперся?
Тамарочка прижала правую ладонь ко рту.
– Вилка, только послушай спокойно. Ленинид очень несчастен!
– Ты так полагаешь?
– Да. Первая часть его жизни прошла за колючей проволокой…
– А не надо воровать!
– Вилка, он твой папа!
– Собственно, познакомилась с родителем лишь в зрелом возрасте и не пришла от его появления в моей жизни в восторг.
– Но другого отца у тебя нет. И как ни злись, он останется самым родным человеком, – пролепетала Томочка.
– Ладно, – сдалась я, хватая пирожок, – уговорила. Повествуй, что придумал папенька на сей раз.