– Тут близко, – сказал Вадян. – Мухой, одна нога здесь, другая там.
– Времени нет, – я покачал головой, подспудно чувствуя какую-то скрытую угрозу.
Меня по-прежнему не покидала мысль, что слишком удачно мы снова встретились. Вот как по заказу. С другой стороны, если бы он готовил для нас западню, самый удачный момент был в районе вокзала.
– Ссышь? – насмешливо уточнил Вадян, гоняя по челюсти зубочистку.
– Ссу, – улыбнувшись, ответил я. – И так уже приключений на год хватило, а мы даже еще не на станции.
– Да тут рядом совсем, – его взгляд словно бы смягчился. – Вон, трехэтажка из красного кирпича. Проведаю кой-кого, раз уж задержался здесь… Никакой подставы, слово пацана даю.
Ага, помню я, что это слово легко можно назад взять. Но вроде плохого ничего не просматривается. И потом – нас пятеро. А вокруг не полупустые окрестности завода топливной аппаратуры и не заброшенные казармы «Красного Перекопа». Здесь оживленные улицы и Комсомольская площадь с трамвайным кольцом.
– Во сколько электрон? – я повернулся к Илюхе.
– В семь пятнадцать, – мгновенно ответил тот.
– Успеем, – терпеливо сказал Вадян. – Только перед этим в ларек надо. Хлеба там купить, то-се…
– Давай так, – я посмотрел ему в глаза. – Без интриг. Просто расскажешь, в чем дело, и мы уже примем решение. Спасибо тебе, конечно, за помощь, но добраться до станции мы можем и отдельно.
– Родственница у меня там пожилая, – тезка поиграл желваками. – Давно не заглядывал, да и сегодня не собирался… Но передумал.
– А почему передумал? – что-то меня смущало в его словах или в том, как он их произносил.
– Во-первых, рядом сейчас, повод есть и возможность, – Вадян, тем не менее, не собирался юлить, и это немного расслабляло. – А во-вторых… Пацан этот, которого мы спасли, напомнил – малые и старые, они ведь одинаково беззащитны.
Он не врал. Я, конечно, не ходячий детектор лжи, особенно это показало то, как закончилась моя прошлая жизнь… Но замешательство Вадяна, его заметно скрываемое смущение – это подкупало. И потом он все-таки вписывался за нас дважды с начала знакомства: в электричке, перед скинхедами, и на вокзале, когда мы оказались зажаты между Сциллой и Харибдой… То есть двумя преступными компаниями.
– А мы тебе зачем? – я все же решил разобраться в деталях.
– Очково мне, – буркнул Вадян. И куда только привычная бравада делась? – Один появлюсь – придется по душам говорить. А я не готов. А с кем-то – оно легче будет, и хоть проведаю.
Почему-то от таких простых слов защипало где-то внутри.
– Ладно, – сказал я. – Идем, только быстро.
– Вадик, а если все же подстава? – Дюс взял меня за локоть, недобро поглядывая на моего тезку.
– Тогда без обид, – хмыкнул Саня, демонстративно разминая кулаки.
Неплохое напоминание на всякий случай. Я кивнул ему, и мы двинулись вслед за нашим знакомым. Дом, к которому так спешил Вадян, выглядел довольно обшарпано, однако построен был из красного кирпича. Стены добротные, толстые. На первом этаже располагался продуктовый «комок», мы зашли туда, и Вадян купил черного хлеба, масла и молока. Потом подумал и взял еще самых простых конфет, которых в моем времени уже почти не было. Старые советские карамельки на развес.
– Могу один сходить, – буркнул Вадян перед самым подъездом, словно и не очень ему нужна моя помощь. Потом вспомнил, что уже рассказал, и добавил более искренне. – Но лучше вдвоем.
– Парни, подождете? – я повернулся к своим. – Всей толпой-то, наверное, и вправду не стоит идти…
– Если что, кричи, прибежим, – Валерка слишком уж бодро хлопнул меня по плечу, красноречиво поглядывая на моего тезку.
Вадян хмыкнул и проскользнул в подъезд. Я за ним. Сразу же на первом этаже мы повернули налево к двери, обтянутой продранным в нескольких местах дерматином, из которого клоками лез поролон. Звонок был сорван, номерная табличка тоже.
– Сволочи, – неожиданно пробормотал Вадян и просто распахнул дверь. Она оказалась не заперта.
В нос шибануло странной смесью коммунальных нечистот, старой пищи и почему-то стройматериалов. Узкая прихожая была завалена пыльными мешками и какими-то железными банками. Из-под ног порскнул кот невнятной расцветки.
– Это еще что за хрень? – удивился Вадян и резко прошел в комнату, бросив мне на ходу. – Можешь не разуваться…
Да он в шоке! А я тем более не понимал, что тут происходит, и даже когда очутился в большой гостиной, не сразу осознал, в чем дело. Что-то плохое, неправильное… Площадь была большой, метров двадцать минимум. В середине стоял старый диван, напротив него пыльный телевизор, накрытый пожухлой кружевной салфеткой. Один угол комнаты был занят шкафом, почти что сгнившим и развалившимся, я похожие только в кино про послевоенные годы видел. На полу маленькая электрическая плитка с двумя конфорками, закопченным чайником и большой, но мятой алюминиевой кастрюлей.
А все остальное пространство было заполнено мешками, досками, банками с краской, фанерой и оргалитом. Яснее не стало, даже наоборот. Пытаясь понять, что здесь все-таки происходит, я не сразу заметил одинокую сгорбившуюся фигурку на промятом диване. Маленькая старушка в застиранном цветастом халате и стоптанных тапках.
– Баб Лид, – тихо позвал Вадян, и та повернулась.
На моих глазах высушенная мумия с опустошенным бессмысленным взглядом в один миг расцвела и попыталась вскочить с дивана.
– Сиди-сиди! – парень метнулся к ней, обнял и усадил обратно. – Я тебе поесть принес. Хлеб вот, молоко, масло. И конфет, баб Лид, ты такие любишь.
– Вадик! – тихо прошептала старушка, но столько в ее голосе было теплоты, что я вздрогнул.
– Как ты? – наш попутчик, на которого я теперь смотрел совсем другим взглядом, суетился и болтал, напоминая родителя смертельно больного ребенка. – А я вот тут в Ярике по делам, дай, думаю, к бабе Лиде зайду. Не сильно тебя обижают тут?
– Нет, Вадик, меня даже недавно угостили! – с улыбкой сказала старушка. – И Ваське объедков дали.
– Да выбросила бы ты уже этого кота! Самой есть нечего, а дармоеда хвостатого кормишь!
– Не говори так, Вадюша. Это же Васька мой. Мы с ним договорились, что вместе умрем. Он меня поддерживает, а я его.
– Ты мне смотри тут, баб Лид! – актер из Вадяна был никакой, он слишком фальшиво бодрился, и только эта одинокая бабушка в странной квартире наивно велась на его спектакль. – Еще нас всех переживешь, хе!
Скрипнула дверь, открываясь, хлопнула с размаху о стену. В квартире моментально стало шумно, затопало множество ног, раздался гогот. Кто-то громко рассказывал матерный анекдот, захлебываясь от смеха, да так, что сюжет можно было разобрать с трудом.
А потом в комнату ввалились трое парней в трениках и майках, на которые были накинуты разноцветные вьетнамские олимпийки. Жарковато, наверное, но подобные личности подбирают одежду не просто так. Видимо, что-то прячут. Сами стриженные под полубокс, похожие друг на друга и одновременно на Вадяна. Мазнув ленивыми взглядами, они даже не удостоили нас приветствием, принявшись деловито рассматривать штабеля стройматериалов.
Я быстро посмотрел на своего тезку. Ожидал, специально взял нас как прикрытие? Вроде нет… И тогда удивился, еще на входе, а сейчас тем более.
– Что за хрень тут творится? – еле слышно вырвалось у него, а вены на шее вздулись словно канаты. – Какого…
Я еле успел ухватить его за руку – рано. Тут если и вписываться, то не сразу же в лоб. Сначала хоть что-то выяснить…
– Че, бабуль, внуки приехали? – спросил один из парней, отпихнув кота и насмешливо посмотрев на нас. – Ты это… чаем их угости, что ли.
Он заметил движение Вадяна, но ни капли не испугался. Только противно заржал, лузгая семечки и сплевывая шелуху прямо на пол.
– Слышь, Паха, давай не бренчи, – недовольно сказал другой, поднимая на плечи тяжелый пыльный мешок. – Помогай лучше.
– Вадюша, не связывайся, – тихо пробормотала старушка. – Меня просто попросили выделить немного места. А мне не сложно, в войну и не так жили.
Парень с семечками ухмыльнулся, демонстративно харкнул на пол, похлопал ладонями друг о друга, стряхивая шелуху, и взял еще один цементный мешок. И если в прошлый раз Вадян почти сам остановился, то сейчас уже у меня взбухли вены, пока я пытался удержать его на месте. И все равно не помогло.
– Слышь? – Вадян снова держался уверенно, как тогда в электричке с бритоголовыми. – А ты чего в хате сорить удумал? Ты здесь подметаешь? Кто такой, вообще?
– Да забей, братан, – добродушно подал голос третий парень, который все это время молчал. – Тут один хрен свинарник.
– Взял веник и подмел, – тихо, но твердо сказал Вадян.
– Чего? – протянул любитель семечек, которого назвали Пахой, и быстренько скинул мешок с плеч, подняв тучу пыли. – Ты на кого хавальник свой раззявил? Ты откуда такой взялся?
– Остынь, – бросил ему второй, более рассудительный. – Может, он не в курсе…
– Постой, Костян, – мотнул головой Паха. – Спросить надо за такое поведение. Слышь, ты кто?
– Прут, – представился Вадян. – Из Семибратова. Веник, говорю тебе, взял и подмел за собой, помоечник.
Паха оказался из тех, кто долго не рассуждает. Вот только он не налетел на своего обидчика с кулаками, а вытащил, грязно матерясь, складной ножик-бабочку. Помню такие, даже у школьников были. Очень опасные в умелых руках.
– Паха, Паха, осади! – заголосили оба его дружка. – Хорош! Убери перо!
Но тот, не слушая, пошел в атаку, разрубая пространство перед собой. Замах, удар – лезвие просвистело в считанных сантиметрах от горла Вадяна, тот уклонился и попытался перехватить руку с ножом. И у него это даже получилось, но тут вдруг испуганно охнула старушка, и мой тезка сбился. Его противник, воспользовавшись этим, сделал подсечку под коленку, и Вадян, зашипев, осел. Паха тут же добавил второй ногой, повалив его на пол. Как же быстро все это случилось! Вот нас было двое, а вот мой напарник растерянно трясет головой, и трое бандитов теперь идут на меня.
– Убью на хрен! – заорав, чтобы выиграть себе драгоценные мгновения, я подскочил к плитке, схватил чайник и ощутил в руке приятную тяжесть. С водой по крышечку – самое то…
Бамс!
Наверное, беспредельщиком мне не стать, но это, пожалуй, и хорошо. В последний момент я взял размах чуть пониже и вместо челюсти ударил ближайшего гопника по плечу, мгновенно отсушив ему руку. Тот завопил, схватившись здоровой за предплечье, и отбежал в сторону.
В ту же секунду Вадян вскочил на ноги, прыгнул со спины на Паху с ножом и опрокинул его через себя. Еще лучше! Не успел я порадоваться, как третий резким движением выхватил из-под олимпийки нунчаки – два отрезка трубы и стальная цепь. Гребаный Микеланджело! И что с ним делать?
Парень размахивал своими железками по какой-то хитрой системе. Не просто понтовался оружием, но действовал со знанием дела. Эта уверенность его и подвела. Пока он медленно загонял меня в угол, я успел приметить новое оружие – банки с краской. А там и Вадян опять проявил себя, заломав неугомонного Паху, и тот заорал что-то нечленораздельное. Микеланджело не удержался и посмотрел в ту сторону. Отвлекся!
Я подхватил банку с эмалью и с силой швырнул в него. Нет, метатель из меня отвратительный – гопник успел увернуться, еще и нунчаками мой снаряд отбил. А потом просто снова пошел на меня, накручивая железками, словно безумная мельница. Я принялся отходить назад, пока не уткнулся спиной в стену. Твою ж мать! Сам себя в ловушку загнал.
Спас меня Вадян, который бросился на поклонника черепашек-ниндзя со спины, еще и надел ему на голову кастрюлю. Тот выпустил от неожиданности нунчаки, Вадян подхватил их и с силой ударил по алюминию. Стук почему-то раздался глухой – черт, алюминий же мягкий. Как бы Вадян заодно не пробил этому гопнику череп. Но, кажется, обошлось. Противник выругался, попытался снять с головы кастрюлю и… ни фига у него не получилось!
Наверное, со стороны это могло показаться смешным. Вот только мне точно не хотелось смеяться, потому что ситуация зашла слишком далеко. Закончиться она могла чем угодно, в том числе трупами, причем нашими, или внезапным приездом милицейского наряда, вызванного соседями. Гопник, застрявший головой в кастрюле, орал, матерился и грозил нам всяческими карами, пока Вадян окончательно не оглушил его еще одним ударом его же нунчаками. Парень свалился на пол кулем, и тут внезапно заорала старушка. Все это время, пока мы дрались, она в молчаливой панике наблюдала за потасовкой, бессильно разводя руками и лишь изредка охая. А тут вдруг ее проняло…
Второй гопник, который, как нам сперва показалось, был безоружным, из положения лежа целился в Вадяна из пистолета.
Где-то в Новокаменске
– Здравствуйте, вы сестра Владимира Увальцева? – спросила Маша, показывая удостоверение.
– Ну, я, – ответила хмурая женщина неопределенного возраста. – А че такое?
– Нам нужно задать вам несколько вопросов, – Маша услышала в квартире какой-то шорох и насторожилась. – Позволите войти?
Миша Рогов, суровый опер с обожженным лицом, был рядом, так что бояться нечего. Вот только и приятного мало.
– Входите, – равнодушно пожала плечами женщина. – Можете не разуваться, я сегодня не мыла…
Да и вчера явно тоже, подумала Маша, едва ступив за порог. Пол был в чем-то липком, остро воняло кошачьей мочой. Обои драные, кое-где проступает бетон. В квартире две комнаты – слева большая, зал, прямо напротив входной двери маленькая, она же спальня. И справа вторая прихожая с проходом на кухню.
– Пойдемте, – проговорила сестра Увальцева.
На кухне за грязным столом сидела старая женщина. Впрочем, здесь опять было непонятно – одновременно ей можно дать как все семьдесят, так и не больше пятидесяти пяти. Люди, которые за собой не следят, а вдобавок еще и пьют, выглядят значительно старше.
– Добрый вечер, – Маша кивнула женщине, та вежливо улыбнулась и что-то прошамкала полубеззубым ртом.
– Мать, это из милиции, по поводу нашего Вовика хотят чего-то узнать, – чуть громче, чем нужно, сказала сестра задержанного.
Лицо матери изменилось, превратившись из добродушного во встревоженное.
– Что с ним? – неожиданно четко спросила она севшим голосом. – С ним все в порядке, с Володенькой?
– Смотря с какой стороны, – грубо ответил Рогов, но Маша знаком попросила его не вмешиваться.
Рогов ее слушался, хотя был старше и опытнее. Уважал, а скорее даже берег как дочь. У сурового опера была семья, но он потерял ее в прошлом году. Подробности мало кто знал, а кто знал – не распространялся. Было известно только, что дочь погибла, жена не выдержала и ушла, а лицо у Михаила Рогова пострадало в то же самое время.
– Его убили? – продолжала расспросы мать Увальцева. – Кто? Кто это сделал? Вы его нашли?
– С Владимиром все в порядке, – ответила Маша, покачав головой в ответ на предложение сестры подозреваемого присесть. – Сейчас он сам задержан по подозрению в убийстве…
– А-а-а-а! – крик пожилой женщины ударил по ушам.
Маша отпрянула, Рогов загородил ее своим мощным телом, но что интересно – сестра Увальцева тоже отошла подальше от собственной матери, спрятавшись за холодильником.
– А-а-а-а! – та продолжала надсадно выть. – Что вы с ним сделали, кровопийцы? Он же мухи не обидит! Он такой добрый! Так нас с Леськой любит! А-а-а-а! Твари, проститутки! Он ни в чем не виноват! Он абсолютно нормальный!
Женщина вдруг схватила сковороду и, размахнувшись, попыталась зарядить ею Маше в лицо. Но Рогов был начеку – он перехватил руку, и в девушку полетела только застывшая жареная картошка, запутавшись в волосах и испачкав китель.
– А ну, успокоилась! – гаркнул Рогов, рывком усадив женщину на стул.
– Думаю, мы не с того начали, – неожиданно спокойно, даже для самой себя, сказала Маша, очистившись от остатков картошки. – Я могу вызвать наряд с психбригадой, и разговора у нас с вами вообще не получится. Но можем поступить по-другому.
– Мать, – сестра Увальцева подошла к женщине, лицо которой стало напоминать мертвую маску, и осторожно погладила ее по плечу. – Давай спокойно узнаем, что там с Володькой.
– Давай, – ответила та, глядя в пустоту.
– Итак, вас зовут Олеся? – Маша повернулась к сестре задержанного.
– Да. Увальцева Олеся Петровна, шестьдесят пятого года рождения.
Двадцать восемь лет, на автомате посчитала Маша. Всего на несколько лет старше нее, а выглядит, будто стареющая тетка.
– А вас? – вслух помощница следователя сказала другое, обратившись к матери Увальцева.
– Аделаида Павловна, – все тем же бесцветным голосом ответила та, по-прежнему смотря в пустоту. – Год рождения сорок девятый.
Шестнадцать лет, вновь подсчитала про себя Маша. Сестра Увальцева родилась в шестьдесят пятом, получается, их матери было в этот момент всего лишь шестнадцать. А самого Увальцева она родила в восемнадцать. Это еще ничего не значило, но…
– Мой Володенька не в ее папашку, – неожиданно зло прошипела Аделаида Павловна, повернувшись к своей дочери. – Он и мухи не обидит! Понятно вам?
– Это я уже поняла, – медленно кивнула Маша. – Скажите… А есть ли у Володеньки девушка?