Глава 2 Каждый месяц нам доступно более десяти миллионов вакансий[21]
Господи, дай мне душевный покой,
Чтобы принять то, что я не могу изменить,
Дай мужество изменить то, что могу,
И мудрость, чтобы отличить одно от другого.
Сама суть поиска работы из-за кризиса не изменилась
Да, знаю: это противоречит тому, что я говорил в первой главе. Однако это истина. Потому что верны оба утверждения:
1) после кризиса подход к поиску работы изменился;
2) после кризиса подход к поиску работы в принципе не изменился.
Как же такое возможно? Ответ – в разграничении между глубинной сутью и поверхностными проявлениями, или формой.
Поверхностные проявления, или форма, меняются постоянно, причем нередко – коренным образом, как и было сказано в первой главе. Дело в том, что форма поиска работы в любой момент времени определяется уровнем развития современных технологий. Когда возникают новые технологии – например, компьютеры, интернет, смартфоны, электронные резюме, «интернет вещей», – меняется подход к поиску работы. Точнее, его формальная сторона.
Однако под изменчивой поверхностью скрывается глубинная суть, которая почти не меняется.
Поиск работы полностью зависит от природы человека, и сама его суть больше всего похожа на то человеческое занятие, которое называется свиданием. Оба процесса сводятся к вопросам: «Я тебе нравлюсь?» и «Ты мне нравишься?». Если ответ в обоих случаях положительный, тогда возникает новый вопрос: «Может, перейдем на новый уровень?»
Так работают отношения. И поиск работы. Так что если вы больше сосредоточитесь на сути, чем на форме, то увидите, что подход к поиску работы с годами не меняется.
Первый вопрос звучит как: «Я тебе нравлюсь?» Если перенести его на контекст собеседования, то получится: «Привет, работодатель. Тебе нужен сотрудник, который справится с тем, что ты скажешь, а еще сумеет поладить с тобой и другими твоими сотрудниками. Учитывая все вышесказанное – я тебе нравлюсь?»
Второй вопрос звучит как: «Ты мне нравишься?» Если перенести его на контекст собеседований, то получится: «Есть ли у вас рабочее место, которое позволит мне работать максимально продуктивно и эффективно, на котором я буду ощущать себя полезным и ценным и которое позволит мне изменить свою жизнь?»
Оба вопроса одинаково важны, и вы имеете право получить ответ на каждый из них. Однако второй вопрос приходится подчеркивать, выделять и расширять до размера целых писем. Поскольку, пытаясь трудоустроиться, мы часто верим, что все зависит только от работодателя. У него есть полное право задавать интересующие его вопросы. А у нас есть право спрашивать о том, что интересует нас. Все по справедливости.
Но подождите. Лишь задумайтесь о том, для чего в языке есть такое слово, как «отказываться», и вы немедленно осознаете, что поиск работы и сама работа зависит от того, как два участника процесса, кандидат и работодатель, ответят на один вопрос: «Вы мне нравитесь?»
И если вы заключите: «Нет, на самом деле вы мне не нравитесь», – или: «Да я ненавижу это место», – то, в конце концов, вы сами можете отказаться от работы.
И немаловажно то, будете вы ждать три года, прежде чем все осознать, или зададите себе этот вопрос сейчас, пока ищете работу, и в частности – во время собеседования?
Поиск работы – это беседа, причем двусторонняя, в которой ваше мнение значит не меньше, чем мнение работодателя. Так было всегда. Так будет и впредь.
Работу можно найти всегда
Если вы пока безработны и ищете, куда устроиться, то у вас есть все причины полагать, что против вас – непреодолимые обстоятельства, а положение ваше – безнадежно. Возможно, вам непрестанно отказывают. После кризиса в новостях только и говорят, что о бедственном положении безработных.
Однако ваше положение не безнадежно.
Вы не беспомощны. Быть может, работодатель и играет решающую роль в вашем трудоустройстве. Однако его роль не единственная.
И исключений из этого правила нет.
Конечно, вы можете возразить: «Ну, допустим, что в обычное время это работает, однако сейчас – не обычное время. После кризиса прошло столько лет, а высокооплачиваемой работы до сих пор почти не найти. Мне некогда привередничать. Вакансий и так почти не осталось».
Откуда у нас вообще такие мысли? Конечно же, из СМИ.
В США каждый месяц публикуется по два доклада о состоянии рынка труда. Один из докладов обычно обнадеживает. Второй – удручает. Оба доклада выпускает федеральное правительство, и даже одно и то же его подразделение (а именно – Бюро трудовой статистики)[22].
Но СМИ неизменно решают издавать и изучать лишь один доклад, после чего – лить слезы. И речь идет о том из докладов, который не вселяет никакой надежды.
Этот доклад, за редким исключением, публикуется в первую пятницу каждого месяца. Обычно его называют «новостью об уровне безработицы», хотя точнее было бы воспринимать его как «новость о чистом изменении уровня занятости в США».
Точное название опроса, проводимого для получения результатов, – «Current Population Survey»[23]. Давайте выберем какой-нибудь месяц – допустим, февраль 2018 года. В отчете от этой даты сказано, что экономика пополнилась рабочими местами в количестве 313 тысяч. Если учесть, что количество желающих найти работу в этом месяце составляло 14 900 000 человек (6 706 600 из которых полноценно не заняты, а остальные либо бросили попытки искать работу, либо теряют желание это делать, либо пока вынуждены обходиться неполной ставкой), то новость выглядит удручающей.
Однако есть еще один отчет, представленный тем же самым государственным подразделением. И этот отчет выходит на два месяца позже. Его сокращенное название – JOLTS, что расшифровывается как «Job Openings and Labor Turnover Survey»[24]. Согласно этому отчету, в том же феврале 2018 года 5 500 000 человек нашли работу – и при этом 6 052 000 вакансии к концу месяца все равно остались открытыми.
Сложите два числа. (Ладно, раз не хотите, я сложу их сам.) Получается, что в феврале 2018 года в США было 11 552 000 открытых вакансий. И это число сохраняется почти неизменным месяц за месяцем.
Что вообще происходит? Почему два доклада так отличаются друг от друга? Что ж, давайте я опишу похожую ситуацию – только уменьшу масштабы. Допустим, у меня есть магазин платьев. Вы приходите ко мне и забавы ради пересчитываете все платья в магазине. Оказывается, что у меня их 100.
Вы уходите и возвращаетесь только через месяц. Вернувшись, вы, опять забавы ради, пересчитываете все платья в магазине, чтобы узнать их количество уже в новом месяце. И обнаруживаете, что у меня их теперь 95. И заявляете: «Ой, да вы за месяц продали всего пять платьев. Бедняга».
А я улыбаюсь: «Вы не правы. Ведь я в течение месяца вывешивал новый товар». – «И сколько же новых платьев вы добавили?» – спрашиваете вы. И я отвечаю: «50».
Вы считаете в уме: 150—95. «Ой, так вы, получается, за месяц продали целых 55 платьев». – «Верно», – отвечаю я.
Сравните 5 и 55. Если высчитывать чистое изменение количества платьев в моем магазине от месяца к месяцу, то получится первое число; но выйдет совершенно иной результат, если вы день за днем в течение всего месяца будете считать реальное изменение количества платьев.
То же самое можно применить к докладам Правительства США. Только здесь масштаб больше: не 5 и 55, а 313 000 и 11 552 000.
Конечно же, едва оставшись без работы, мы спрашиваем себя: «Если каждый месяц открыто примерно одиннадцать миллионов вакансий, почему я не могу получить работу хотя бы по одной из них?» Следующие главы книги как раз и помогут вам найти ответ.