В путь
«Берись за то, к чему ты сроден,
Коль хочешь, чтоб в делах
Успешный был конец15»
Прошло ещё три дня. От Димы не было вестей. Дети стали подозрительно тихими. Звонок от свекрови заставил Веру посмотреть на ситуацию прямо. Для этого ей пришлось вернуться из собственной Нарнии16. Она словно стояла внутри шкафа, завешенного вещами, которые уже не принадлежали настоящему.
Она вдыхала аромат знакомого пуховика. Дым так и не захотел покинуть его, и каждый раз напоминал о барбекю на Новый Год. Последний их общий Новый год. Никто не знал, что год свиньи так быстро оправдает опасения верующих.
А вот шарф, от которого пахло барбарисом. Они летели в Андорру кататься на лыжах и в самолёте в туалете она сняла шарф и положила под мыло с автоматическим датчиком – ну и получила по полной – автоматическое обслуживание оно такое: положил не туда – шарф в мыльном «лизуне».
Каждая вещь рассказывала историю. Каждая вещь стала главой, абзацем, строкой, словом или буквой в её жизни.
И стоя перед дверьми шкафа, она понимала, что выйдя за них, она потеряет эту книгу и никогда больше не сможет её перечитать.
Она сделала вдох, крепко взялась за ручку и резко открыла теперь уже врата в новый мир.
Там ждали дети. Они почувствовали её возвращение. Троица обнялась, все плакали – пусть и по разным причинам.
Мальчишки от страха и радости, она от любви, в которую падала и, как Алиса в норе белого кролика, она продолжала лететь – поражаясь глубине этого чувства – любви.
И куда делся Дима? Не могла же она сказать его маме, что он уехал хоронить любовницу. Или могла?
Свекровь была женщиной настойчивой с другими и абсолютной девочкой с открытым ртом перед мужем. Когда ему это надоедало, он позволял ей его закрыть. «Закрой рот, я всё сказал17», – так обычно он позволял себе заканчивать разговор, который никто не видел. Он обожал Райкина.
Жена давно подготовила для него ответ. Однажды, она знала, придёт время для ответа – «если бы мужчины женились только на тех женщинах, которых заслуживали, то плохо бы им пришлось18». Она наизусть цитировала «Идеального мужа».
Сейчас же женщина, выбравшая домашний садизм, практиковала его формы на других.
С Верой у неё никогда не было тёплых отношений. Она её рассматривала, как источник продления их рода и утех для сына. Так нацисты отбирали женщин для совокупления, дабы сохранить чистоту нации.
Вера всегда это чувствовала, но осознав, что дело не в ней, и любая на её месте вызывала бы такую же реакцию, она перестала об этом думать.
– Вера, я так и не поняла, почему Дима мне не перезвонил? Ты передала ему? Ты прячешь его от меня?!
– Он уже взрослый и ему самому решать, кому перезванивать, а кому нет.
– Что?! Что ты такое говоришь?! Да как ты это себе позволяешь?!
– Он на похоронах любовницы.
– Что?!
– Он уехал на похороны любовницы.
– Что ты выдумываешь?! Валер! А, Валер! Ты слышал, что эта придумала!? Она …
Вера крутила телефон в руках. Ну, а на какую реакцию она рассчитывала? Ну да, на что-то вроде этого. Это их сын, пусть и разбираются с ним сами. А её он больше не касается.
– Зачем?
Она резко обернулась. Он стоял в дверях – оболочка от того человека, которого она когда-то знала. Он был выключен. Вот значит, чем была эта женщина для него – огнём Зевса. А она? А сыновья?
– Затем. Брал бы и разбирался со своими родителями, а не на меня перекладывал.
– Вер, пожалуйста. Есть у тебя хоть что-то? В память о прошлом, прошу.
– Что у меня есть? Всё, что было, ты спустил в унитаз. В память? А я не хочу помнить. Потому что каждый день прошлого – это ложь.
– Я прошу тебя.
– Проси. Просишь? О чём? Не надо меня просить ни о чём. Проси других. А я тебе ничего не должна.
– Вера! Да послушай ты меня!
– Нет, это ты меня послушай! Мне не надо ничего ни от тебя, ни от твоих родителей! Как пришла в трусах, так и уйду в них!
– Ты не одна!
– Да ты что?! Когда заметил!? Сыновья пойдут со мной! И не переживай, они не узнают правды, если сам им не расскажешь. Я не буду тебя распинать – у них должен быть отец.
– Вера! Вера! Вера! Я прошу! Дай мне время. Я понимаю, что мне нет прощения. Но я всегда любил и люблю тебя и мальчишек.
– И Аллу!
– И.. и.. и её.
– Вот и я о том же! На что тебе время?! На поиски другой Аллы?! Да делай, что хочешь. Ты свободен.
– Не говори так.
– Как хочу, так и говорю.
И вдруг она не смогла вздохнуть, изумилась и выдохнула остатки воздуха. Вместе с ним вышли и слёзы – у женщины началась истерика. Муж подошёл, хотел обнять, она ударила его в грудь, он взял её в охапку, она продолжала его бить, он продолжал держать.
И снова он, металлический «болтун», нарушил сцену – звонила риелтор покупателя. Рефлекс вырабатывается быстро – Вере хватило взгляда на телефон, чтобы успокоиться.
– Мне нужно поговорить.
Муж нехотя её отпустил. Глаза его блестели, держа жену в руках, он только теперь ощутил всю боль, которую причинил ей. Никто не знает, что такое, когда мужчина плачет. В этот миг к нему не подходи; смерть у него в руках – и ад в его груди19. Но кто будет держать его? Кто этот человек?
Вера вышла. Её опять трясло, зубы отбивали чечётку друг от друга, она еле-еле смогла сказать "Алло". Неужели что-то сорвалось, неужели они провалили сделку?
Вот ей богу, думать, иногда, очень вредно. Вера уже себе нарисовала комикс с судами, злыми риелторами, хитрыми покупателями, приставами. И зачем?
Когда она услышала слова риелтора, то из-за комикса, который уже начинал превращаться в графический роман, не сразу поняла, что та ей говорила.
Вам интересно? Вот мне было очень. Оказывается, риелтор достаточно внимательно наблюдала за сёстрами. Она знала, что они не риелторы, но ни одного пункта не смогла провести, чтобы прикрыть своего клиента. Сёстры аргументировали каждый пункт договора и делали это грамотно, как адвокат после института, защищает первого своего подзащитного. Никаких компромиссов, всё согласно букве Закона – штамп же, но куда без него.
Риелтор вначале позвонила Наде, понимая, что Веру вряд ли заинтересует перспектива работы – авто, гардероб и манера держаться женщины расставляли все акценты сразу. Когда же Надя отказалась и предложила позвонить Вере, то риелтор стала сомневаться в своей способности разбираться в людях.
Вера восприняла предложение как студент, который на экзамене узнаёт, что ему поставили автомат.
Они договорились о встрече.
Так не бывает. Или бывает. Дима и Вера не вернулись к прерванному разговору. Жизнь опять стала напоминать ту, которая была до похорон. Два одеяла, разговоры по необходимости, мука в глазах детей – взрослые трусили. Продолжение брака, когда любви нет, безнравственно20