Сейчас мне кажется, что важнейшей из всех эмоций того времени было отчаяние. Наш мир рушился на глазах. То, что казалось вечным, стремительно обесценивалось, и никто не знал, что с этим делать. Счастьем было то, что рухнула, наконец, коммунистическая диктатура, однако вместо нее, как это часто бывает, хлынули какие-то мутные волны, в которых завертелись «Белые розы», «ножки Буша», братки, интердевочки – вся эта пена дней, ветер перемен. Не было больше страны, в которой мы родились, как не было и ответа на вопрос: как жить дальше? Упал «железный занавес», рухнула Берлинская стена, советские войска вывели из Афганистана, начинались в прямом смысле этого слова пляски на костях. На телевидении появился новый жанр – криминальные новости. Каждый день кого-то еще убивали.

Обеспечивать нашу большую семью становилось все сложнее. Людям было не до мехов – все думали, где купить кусок мяса, картошку и хлеб. Тогда я впервые, от большого отчаяния, всерьез задумался о смысле жизни и переосмыслил многое. Опять, как в далеком детстве, я оказался в глубокой яме и, как и тогда, мне не на кого было надеяться – только на самого себя.

Нужны знания, думал я, и, несмотря ни на что, продолжал ходить в свой институт. Много говорил с отцом, с братом Колей, с Арнольдом, с которым стал очень близок, и с одним из друзей покойного брата – Владом Соболевым. Именно он раскрыл мне глаза на происходящее, рассказал, чем занимался мой брат. Многое прояснялось. Фабрика, которую возглавлял Саша, была частью государственного объединения, и в момент передела собственности он стал не последним, кто волею судеб оказался внутри роковой цепочки. В тот год при непонятных обстоятельствах погибло как минимум десять руководителей фабрик и всевозможных подразделений – все это выглядело как несчастный случай: одного зарезали у дверей квартиры, другой пустил себе пулю в висок… Убийцы, впрочем, тоже недолго ходили по этой земле: в ходе своего собственного расследования, я узнал, что люди, побывавшие в Сашиной квартире той страшной ночью, разбились на машине в горах спустя несколько месяцев. Владислав, который и сам в то время занимал довольно ответственный пост, не стал испытывать судьбу и уволился.

Через несколько месяцев после похорон Саши, пусть не смирившись, но все же как-то свыкнувшись с этой огромной потерей, все члены нашей семьи пытались все же взять себя в руки и жить дальше. Надо ли говорить, как трудно нам было? Все заработанные братом немалые деньги как-то в одночасье исчезли, испарились – тогда я еще не знал, что таково вообще свойство больших денег. Остались лишь личные вещи и автомобиль – почти новые зеленые Жигули шестой модели.

На семейном совете было решено, что машину продавать не стоит, а нужно отдать ее мне. Не знаю, почему именно на меня пал выбор – Коля был старше, и машина ему была нужнее. Меня в этот момент мало интересовали материальные блага, но мать настояла, и я сел за руль. Мне и раньше приходилось водить машину, хотя прав у меня не было – всему, что я умел, научил меня когда-то Саша. Был еще один парень, Хем, брат одного из ведущих футболистов московского «Локомотива» и гениальный таксист. Хороший был этот Хем – спокойный и воспитанный.

Получать права было некогда, я сделал себе фальшивую «корочку» и катался с ней по Москве почти месяц, пока не попался в руки патрульных. После этого экзамен по вождению я все же сдал – экстерном. Причем, удивительное дело: на вопросы компьютера я явно ответил с ошибками, но зачет все равно почему-то получил. Наверное, там, наверху, виднее, кому и когда выдавать права.

Я ездил на этой машине целыми днями, помогая родителям – особенно отцу, который, практически сразу же после смерти Саши пережил свой первый инсульт и ходил, опираясь на трость. Каждый день, находясь за рулем, я думал только о брате и, хоть и держался на людях, стараясь не показывать эмоций и слез, но, оставаясь один, рыдал от безысходности и отчаяния. Иногда я пил водку, которая меня совсем не брала, и тогда мне казалось, что брат мой вот-вот появился и скажет, что все это была злая шутка… Я смотрел на мир с грустью – я и сейчас на него так смотрю, и рубец на моем сердце остался на всю жизнь.

Все члены нашей семьи долго еще отходили от шока. Коля пытался уйти от действительности с помощью водки, а временами и сам не хотел больше жить. Игорь старался отвлечься учебой. Сестры, Лена, Люда, Лида, Сашу оплакивали неустанно, Лариса же в отчаянии решила уехать из Москвы навсегда – и не куда-нибудь поближе, а сразу в Америку, так что теперь, в перерывах между хлопотами по хозяйству и приготовлением завтраков и обедов на всю большую семью, она готовилась к отъезду и учила английский. Общее горе почти парализовало нас всех – у нас опускались руки, даже племенники как-то внезапно повзрослели.

Вместе с общей большой болью у каждого из нас были свои беды. Наш зять Арнольд потерял работу, и они с Натальей жили на ее зарплату зубного врача. Лена развелась с мужем, осталась одна с тремя детьми. Один из ее сыновей, Роберт, был мне как младший братишка. В те страшные годы он выбрал не ту дорогу – дрался, связался с плохой компанией и только чудом не влез ни в какую криминальную историю. Отца мы Роберту заметить не могли, но отчаянно за него боролись.

Мне, между тем, было всего двадцать два. Я жил дальше, сдавал экзамены, перешел на второй курс института, продолжал работать. Мой дружище Амир меня тогда сильно морально поддерживал, уговаривал не бросать институт, хлопотал, когда надо было сдать очередной хвост, закрыть очередной долг. В ход шел хороший коньяк, и это помогало. Со второго курса я поменял факультет – перевелся с технологического на факультет конструирование изделий из кожи и меха. Мне это всегда было намного ближе, чем химия. Я изучал основы дизайна, моду, рисунок, историю костюма, золотое сечение, законы перспективы… Как-то везде успевал – во многом благодаря тому, что у меня теперь была своя машина, а улицы той, давней Москвы были еще пустынны. В Доме моды у меня появился новый товарищ и партнер, младше меня на год – сначала я просто шефствовал над ним, а затем незаметно сдружился, так что он весьма часто приезжал к нам в гости и проводил много времени с моей тогдашней компанией.

Я пытался отвлечься от мыслей, ходил на футбол со своим давним другом Рафом (в «прошлой жизни», еще до армии, я был ярым болельщиком московского «Спартака» – помню коридор в нашей квартире, увешанный вымпелами), а весной даже попытался вернуться в свой любимый яхт-клуб, который, как и все вокруг, находился в жесточайшем упадке. Несмотря на это, я начал тренироваться и даже собирался поехать на гонку в Сочи. Конечно, я искал любовь. Но с любовью, как всегда, все было все непросто.

Была одна девушка, Алла, миниатюрная и хрупкая, как Дюймовочка. Так я ее про себя и называл. Сходство усиливалось благодаря странной прическе – волосы ее напоминали лепестки. Не могу сказать, что я влюбился с первого взгляда, к тому же, за ней пытался ухаживать один из моих знакомых, однако она почему-то выбрала меня. Не знаю, чем именно я ей приглянулся. Мне она казалась больше другом, чем спутницей. Мне необходимы были ее тепло, любовь и оптимизм. Благодаря ей, я снова начал улыбаться.

Однако, у всего в этой жизни есть две стороны, и если обычно проблемы возникают с родителями девушки, то в случае с моей новой подругой речь шла о ее компании. Компания была странная, мутная, в ней одновременно вращались несколько симпатичных барышень и ряд персонажей довольно сомнительных. Из всего этого наследства вынес я лишь одно полезное знакомство: мой новый друг, Богдан Панин, был бывшим спортсменом, чуть старше меня, и, хоть он и отсидел в юности за мелкое хулиганство, все же сумел остаться парнем довольно правильным. Остальные никакого доверия не внушали – курили траву, были лицемерны. Я предпочитал не знать, какими темными делами они занимались, старался верить всем на слово, однако было понятно, что я провожу время с людьми, будущее которых весьма туманно. Что сказать? Интуиция всегда была моей сильной стороной: часть из моих новых знакомых в считанные годы умерли от наркотиков и водки, другие стали причиной поломанных человеческих судеб, а третий уже совсем скоро украл у меня самого огромные деньги.

Меня в те годы мотало из стороны в сторону, я был все еще доверчив. От многих бед уберегло меня правильное воспитание и все та же интуиция. Помню, один раз я только по счастливой случайности не открыл дверь знакомому своего младшего брата, который явился вместе с подельниками, чтобы ограбить нашу квартиру. Многие люди от безысходности теряли тогда человеческий облик и превращались в настоящих гиен. Одним словом, моя романтическая молодость проходила в искаженной реальности. Я шел по минному полю, как сапер.

Люберецкие, солнцевские, всемогущие чеченцы… Москва в конце восьмидесятых была поделена на зоны влияния, и ты в любой момент, сам того не ведая, рисковал перейти кому-нибудь дорогу. Помню один зимний вечер в ресторане, куда мы с Богданом пригласили своих девушек, чтобы отметить день рождения одной из них. Ресторан с одноименным названием располагался прямо в здании гостиницы «Молодежная». Мы подкатили туда с шиком: я на своей зеленой «шестерке» и Богдан – тоже на Жигулях, белой «двойке», которую он холил и лелеял. С нами были наши девушки, плюс – увязавшиеся за ними в последний момент подруги. Подруги были сногсшибательны, отказать им мы не смогли, так что в ресторан явились шумной компанией и тут же привлекли всеобщее внимание. Сначала вечер развивался неплохо – ужин, танцы, модные в то время артисты… Я опьянел от вина и музыки, от теплых ароматов и присутствия красивых женщин. Спустя пару часов к нашему столику принесли цветы и шампанское, а вслед за ними явился мужчина, в дорогом костюме и хорошем галстуке, и попросил разрешения присоединиться к нам. Надо ли говорить, что мы с Богданом были от этого не в восторге, зато одна из наших девиц тут же вступилась за незнакомца, представила его своим кавалером, так что он к столу был допущен, весь вечер вежливо сидел с нами и казался человеком воспитанным и на редкость эрудированным. Какие красивые притчи рассказывал он, как галантно ухаживал и как поднимал бокалы за прекрасных дам! Дамы слушали его с туманными лицами и мило улыбались. В общем, человек сумел произвести впечатление. Со сцены, между тем, донеслись звуки лезгинки.

В Москве в те годы лезгинка не была редкостью – ее играли во всех ресторанах, и танцевальные площадки моментально заполнялись кавказцами, вытворявшими порой просто какие-то чудеса акробатики. Лезгинка – особый танец. Я и сам нередко поддавался на его горячий страстный ритм, и выходил в круг вместе с друзьями и родственниками.

Однако, в тот раз нам было не до танцев: погруженные в приятнейшую из бесед и окруженные ослепительными женщинами, мы все же были слегка озабочены присутствием вежливого господина, который из-за нашего столика не уходил и расставаться с нами явно не собирался. Вечер заканчивался. Пора было уезжать.

Девицы наши обменялись телефонами с новым кавалером, пытались все вместе остаться, затем, наоборот, решили все вместе уезжать, мы с Богданом прогревали моторы Жигулей и, честно говоря, торопились уже увезти своих дам от греха подальше. Тут из ресторана быстро вышли несколько крупных ребят, и не успели мы опомниться, как нас уже окружало человек семь или восемь. «Так дела не делаются», – проговорил один из них с выраженным кавказским акцентом. Так дела не делаются. Сколько смертельных разборок начиналось в те годы с этой фразы! Ситуация развивалась слишком быстро. Я успел сказать лишь несколько слов. Девчонки не в себе, говорил я, завтра позвонят вам сами, не можем же мы оставить их здесь одних… Богдан достал из багажника монтировку. Драки было не избежать. Мы уже стояли спиной к спине и готовились к худшему.

До сих пор не знаю, что нас тогда спасло. Может, они опешили от нашей решимости.

– Это вы откуда такие смелые? – спросили нас.

– Из Москвы, – ответил я и добавил: «Но родители мои с Кавказа». И в этот момент появился тот самый вежливый господин. Он отвел меня в сторону, пожал руку и сказал, что произошло недоразумение. По ходу дела выяснилось, что он, как и мой отец, родом из Дербента.

– Горцы везде остаются горцами, даже в Москве. Они должны помогать друг другу, а не воевать, – сказал вежливый господин, извинился за своих ребят и пригласил на ужин. После чего мы, наконец, благополучно уехали. Что и говорить, Москва в конце восьмидесятых была очень похожа на декорации к фильму «Крестный отец».

Неприятный осадок, оставшийся у нас с Богданом после этого вечера, не помешал нам все же явиться в ресторан на следующий день. Мы не хотели упускать ситуацию из-под контроля и оставлять след обид и недомолвок. Встретили нас радушно, накрыли стол, мы выпили мировую и стали разговаривать. Мы рассказывали о себе, вежливый господин – о себе… Магомед (так его звали) уважительно ко мне отнесся, отметил кавказское воспитание. Выяснилось, что он и его ребята контролируют весь бизнес комплекса «Молодежный», а также ближайший продовольственный рынок. В ресторане, который выполняет роль офиса, проводят они каждый вечер. В общем, нам повезло, что нас не побили.

Именно в тот вечер узнал я многое о московских группировках и о заезжих шальных «гастролерах», громящих что попало, «не уважая ни авторитетов, ни законов». Рассказали нам и о грядущих переделах сфер влияния. Пригласили вступить в ряды самой влиятельной из кавказских групп. Долго не думая, я сказал твердое «нет», хотя за приглашение, что называется, большое спасибо.

Я потом еще несколько раз встречал этого Магомеда и в ресторан, хоть и нечасто, но все же заезжал. Пользуясь знакомством, выходил на сцену и пел песни под гитару, немало удивляя друзей и девушек. С Магомедом же мы при встрече здоровались уважительно, но интересы наши больше не пересекались.

Из всей этой истории, очень показательной для всей эпохи, вынес я несколько главных уроков. Во-первых, надо оставаться самим собой, но при этом уметь правильно общаться. Во-вторых, не разгуливать по Москве в компании, которая состоит из двух мужчин и шести хорошеньких девушек. И, наконец, в-третьих, я знал, что теперь, в случае чего, у меня есть защита – и это было немаловажно.


Память рода и вековые семейные ценности – вот что держит тебя на плаву, когда мир разваливается, привычные декорации рушатся, и кажется, что все вокруг сошли с ума.


Глава третья. «Когда я был на выставке в Америке…»


Мне некуда было привести Аллу (в нашей семье не принято было приглашать девушку домой до женитьбы), поэтому я часто оставался на ночь у нее или у кого-то из общих знакомых, готовых поделиться с нами ключами и крышей над головой. Мы виделись почти каждый день, я познакомился с ее мамой и младшим братом-подростком. Иногда мы просто садились в машину и часами катались по Москве, разговаривая и глядя на звезды. Удачным решением проблем стал подмосковный пансионат, директором которого теперь работал мой давний друг и тренер Алексей Нечаев. Пансионат переживал не лучшие годы в своей истории, часто мы спали без простыней и укрывались чем попало, зато за окном было водохранилище, и это напоминало мне о прошлой жизни и парусных гонках. Как много воды утекло с тех пор, когда я, вместо очередной регаты, оказался в армии! Как давно это было.

Теперь я жил в реальности, лишенной иллюзий, однако о гонках я думал постоянно, хотел испытать себя вновь. Я скучал по своей старой компании, по друзьям, с которыми учился когда-то ставить паруса. К тому же, мне всю жизнь необходимо было с кем-то соревноваться – так уж я устроен. Даже сидя за рулем своей зеленой «шестерки», я всегда старался занять удобное место на светофоре, чтобы потом резко рвануть, оставив всех далеко позади… Ну да, до следующего светофора, но каков эффект! Одним словом, когда мне предложили поехать на чемпионат СССР в Сочи, я долго не раздумывал.

В Сочи я поехал не один – взял с собой Аллу. У яхт-клуба денег не было, так что платил за себя я сам. Пришлось поднапрячься, чтобы заработать на поездку, зато потом, отправив свою лодку почтовым вагоном и сняв номер в сочинской гостинице, я купил нам с Аллой билеты в спальный вагон. Все складывалось как нельзя лучше.

Не было человека счастливее меня. Со мной рядом была красивейшая из женщин. Вечера я проводил с друзьями, которых не видел несколько лет, а днем с бешеной скоростью носился по волнам. Прежние навыки никуда не исчезли – после нескольких гонок я прочно занял свое привычное место наверху турнирной таблицы. Разумеется, форму я слегка растерял, хотя и занимался регулярно на тренажерах и устраивал спарринги с младшим братом. И все же моих сил хватало на то, чтобы в условиях среднего ветра идти на равных с лучшими в своем классе яхтсменами страны. Вскоре я настолько обнаглел, что, наплевав на все требования спортивной дисциплины, умудрялся выкурить сигарету на полном курсе, съезжая с накатистых волн. Что и говорить, я вел себя, как последний кретин.

Расплата наступила быстро. Предпоследнюю гонку, которая проходила уже при по-настоящему сильном ветре, я начал неплохо. Держать баланс было трудно, однако я был среди лидеров в прохождении лавировки первого круга и довольно успешно справлялся с ситуацией, при сильных порывах сбрасывая ветер с паруса. Идти полным курсом было еще сложнее, и я еле сдерживал свою яхту среди шестиметровых волн. Опытные гонщики знают, что волна в Черном море разгоняется быстрее и мощнее, чем, например, в Балтийском или Средиземном. Борясь со штормом, я чувствовал себя канатоходцем в цирке и прилагал нечеловеческие усилия, чтобы не упасть. Меня мотало из стороны в сторону и вот, какой-то момент, – просто катапультировало из лодки, которая перевернулась через нос, описав в воздухе фантастическое сальто. Теперь я был один, среди волн высотой в трехэтажный дом, моя перевернутая яхта быстро удалялась в сторону открытого моря, а тяжелое гоночное обмундирование тянуло меня на дно. Каждая новая волна накрывала меня, я захлебывался, пытался просить о помощи, подняв, как это принято, кулак вверх, однако никто меня, разумеется, не видел. Над морем начиналась гроза.

Шансов не было, и жизнь моя уже полетела перед глазами. Не знаю, откуда взял я силы, и кто из ангелов-хранителей мне помог на этот раз, однако я решил бороться до конца. Стащил, как мог, тяжелый комбинезон вместе со спасательным жилетом и поплыл в сторону удаляющейся яхты. Через пятнадцать минут я уже держался за шкоты, пытаясь отдышаться, а затем медленно забрался на свою лодку, торчавшую среди волн, как поплавок, после полного оверкиля, перевернул ее и долго еще сидел один среди грома и молний, говоря Богу «спасибо» за чудесное спасение. Впервые в жизни я не смог финишировать.

Следующие несколько дней я приходил в себя. Страх понемногу отступал, друзья посмеивались надо мной, пытались в шутку ухаживать за Аллой. Особенно старался произвести не нее впечатление тот самый спарринг-партнер из моей юности, а сегодня – уже друг Иван, у которого в запасе было множество невероятных историй. Флиртуя, он как будто стремился оправдать свою фамилию – Быстров. Ему, как и мне, в свое время не повезло с армией – дожидаясь перевода в спортивную роту, он целый год прослужил в Монголии и теперь развлекал нас сюжетами из своей прошлой жизни. Иногда, впрочем, его немного заносило.

– Когда я был на одной выставке в Америке… – говорил он, допустим, в одном из сочинских ресторанов, куда зашли мы поужинать. И, в ответ на мой многозначительный взгляд, быстро поправлялся, – ой, прости, когда я был на американской выставке в Москве…

Фраза про американскую выставку стала любимым анекдотом в нашей парусной тусовке.

Вернувшись из Сочи, я задумался. Жизнь в очередной раз показала, что правила, по которым я привык играть в детстве и юности, больше не работают. И дело было даже не в том, что сменились декорации вокруг. Просто мир оказался гораздо более жестоким и сложным, чем мне казалось когда-то. Не все в этой жизни зависело от меня – появилось многое, с чем я не мог справиться.

Лето 90-го года принесло мне еще немало сюрпризов. Я попадал в нелепые ситуации и весьма опасные переделки, которые только чудом заканчивались благополучно. Например, во время спонтанных каникул в деревне, расположенной в Рязанской области, в трехстах километрах от Москвы. У тестя Владислава в этой деревне был свой дом, и мы, вместе с еще одной семейной парой, были приглашены туда на выходные. Шашлыки, парное молоко, охота на уток, рассветы с удочкой на озере – поначалу все развивалось ровно так, как было задумано. Это был идеальный деревенский уикенд. Затем наступила реальность – она явилась в виде местной шпаны, перегородившей нам узкую проселочную дорогу.

В каждой деревне есть своя волчья банда. Эта состояла из бритых наголо крепких парней и шумных девиц – и те, и другие уже выпили водки, и пива, и всего, что попалось им в сельской заповедной глуши, были на взводе и пропускать нас не желали. Парней было человек двадцать, нас – трое, дорога – одна. Попытки решить вопрос дипломатическим путем не удались, назревала большая драка.

Когда один из парней, допив свое пиво, разбил бутылку о собственную голову и пошел на таран, я понял, что пора действовать. Достал из багажника охотничью двустволку, скомандовал всем стоять.

– У тебя там всего два патрона, – протянули в толпе.

– Достаточно, чтобы завалить двоих, – ответил я.

Немая сцена длилась несколько секунд, после чего они разобрали свои мотоциклы, и все же позволили нам проехать.

Дома, заливая стресс водкой, я думал: дело не в том, что с нами могло произойти, а в том, что я держал оружие и действительно готов был стрелять.

Ружье мы закопали за оградой. Наутро, когда явился местный участковый, мы, разумеется, все отрицали, говорили, что ребят видели, но никакого конфликта не было. Участковый оказался тертым калачом, сообщил нам, что пятеро из вчерашней компании только недавно вернулись из зоны, и посоветовал быстро уезжать из деревни.

Этот случай сдружил нас с Владом Соболевым. Мы стали больше встречаться и проводить вместе свободное время, у нас появились общие рабочие интересы. Я часто гостил в их доме, и он, уезжая в командировки, оставлял мне ключи. Помню, как я жил целую неделю у него в квартире со своей девушкой. Это был, по сути, мой первый опыт «семейной» жизни. О, эти женщины! Как много я о них не знал. Они могут изливать душу за бокалом вина, но в результате виноватым все равно окажешься ты сам. Они не знают, чего хотят.

Мы с Аллой ссорились, но мне с ней было хорошо. Я всерьез подумывал о женитьбе и в один прекрасный день официально сделал предложение, от которого, как мне казалось, она никак не могла отказаться. Я говорил много разных слов – о любви и о будущем. Клянусь, я сам бы себе поверил, если бы слышал себя со стороны. Однако она сказала мне «нет».

Оказалось, я у нее не один. Кроме меня, есть еще один парень, ее первая любовь, который отбывает сейчас свой срок в колонии. Этого бедного парня посадили на целых три года за сто долларов – валютные операции тогда карались по каким-то лютым законам. Одним словом, его она любила тогда, меня – сейчас, он должен скоро вернуться, и она теперь не знает, как ей быть. ««Сердце мое», – сказала она, – разрывается на две половинки. Прости».

Ни осуждать ее, ни оправдывать не было никакого смысла. Она, действительно, была мне дорога, и стала глотком воздуха, когда я отчаянно в этом нуждался. Но я не хотел ни неопределенности, ни обмана. Наши отношения заканчивались.

Напоследок мы все же решили еще раз съездить в Сочи, куда снова звал нас все тот же Влад Соболев – теперь уже просто как друзья. Поездка, которая задумывалась мною как сюрприз, не задалась с самого начала. Мы разругались в пух и прах, и через три дня вернулись в Москву. Я впервые увидел разъяренную женщину, зато в отношениях, наконец, разобрался.

За неприятностями личными последовали проблемы финансовые – этот год, похоже, решил доконать меня окончательно. История вышла неприглядная и, как и все прочие события того проклятого лета, послужила мне хорошим уроком на будущее.

В то время многие обеспеченные люди пытались спасти деньги, переводя их в золото и американские доллары. Инфляция в рублевой зоне была такой стремительной, что все заработанное сгорало в один момент. Моя бедная мама, например, откладывала на свою книжку многие годы по крупицам все свои сбережения, надеясь помочь нам этими деньгами, когда мы вырастем. Она работала всю жизнь и накопила целых десять тысяч рублей. Это было целое состояние, которое в одночасье, во время очередной финансовой реформы, превратилось всего в несколько сотен долларов. Поколение моих родителей пережило облигации вместо зарплаты в шестидесятые, дефолт восьмидесятых – их обманывали столько раз, что вообще удивительно, как они сохранили способность доверять людям.

Никаких официальных обменных пунктов тогда не было, менять валюту приходилось на черном рынке, на свой страх и риск. Я несколько раз проворачивал подобные операции, пользуясь знакомствами в компании своей девушки. Нет, я не был наивным идиотом. Мне казалось даже, что я действую осторожно. Однажды, впрочем, я потерял очень много, и, самое обидное, – это были не мои деньги. Это были деньги моего друга Влада. Обменять надо было несколько тысяч долларов. На эту сумму можно было купить новые Жигули или не вылезать из ресторанов несколько лет. Одним словом, это было целое состояние.

В моей тогдашней компании вертелся один парень, Макс. Трудно было понять, что этот Макс из себя представляет – эрудированный, холеный, он держался, как светский лев.

Мы должны были встретиться у подъезда какого-то дома в московском районе Чертаново. При мне была сумка, набитая советскими рублями.

– Сейчас выйдет девушка, – сказал Макс. – Мы отдадим ей рубли, и она вынесет нам доллары буквально через несколько минут. Все пройдет гладко, все будет окей.

Сумку с рублями девушке я отдал, но назад она не вернулась. В подъезде, куда бросился я, бесполезно прождав около часа в машине, обнаружился второй выход. Я закурил сигарету, хотя не делал этого уже почти год, потом посмотрел на Макса, который, что примечательно, никуда не делся, и спокойно спросил: «Что происходит?». Начались оправдания и обещания завтра же во всем разобраться. Я оставил его и уехал.

Вот тут-то и пригодились мне мои прежние знакомства. Тем же вечером я вернулся к разговору с Максом, но уже не один, а в компании одного из местных авторитетов. Он просто кинул меня, как говорили тогда. Это была его работа. Он сознался в этом совершенно хладнокровно и посоветовал смириться с потерей.

Но уже на следующий день я встретился с земляками все в том же офисе-ресторане, и впервые попросил помощи. Пара крепких ребят со сломанными ушами быстро съездили к Максу и выяснили, как обстоят дела. Он работал в группе – был одним из профессиональных мошенников, действовавших под защитой районного криминала. «Деньги мы заберем, – пообещал мне Магомед. – Приставим пистолет ко лбу, и они тебе их принесут сами, да еще с процентами».

Разумеется, я был в ярости. Я жаждал возмездия и очень хотел вернуть деньги, которые, к тому же, были не мои. И, случись со мной такое еще несколько лет назад, я, не раздумывая, сам полез бы в драку. Однако в тот раз, слава Богу, мне хватило ума остановиться и подумать. Я вспомнил родителей и покойного брата, и понял, что это и есть та самая «точка невозврата». Никакие деньги не стоили человеческой жизни. Землякам я сказал, что с меня – накрытый стол в ресторане, но в своих проблемах я разберусь сам.

Между тем, украденное надо было как-то возвращать. Владу я все честно рассказал, пообещал заработать и отдать все до копейки. Счастье, что он меня понял, поддержал и заверил, что доверяет, несмотря ни на что.

Это была черная полоса в моей жизни, полоса сложных и переломных переживаний. Я могу гордиться собой в том смысле, что, хоть и попадал в ситуации сложные, практически безнадежные, все же умудрялся справляться с агрессией и злостью, и вел себя как человек.

В отчаянии я стал искать возможность заработка. Торговал, чем придется: водкой, которая тогда была дефицитом, долларами, привезенными из-за границы вещами, французскими духами, золотом… Да, все это было незаконно, но другого выхода я не видел. Многие тогда пошли такой дорожкой, пытаясь выжить. Одни покупали, другие, как я, – торговали…

В общем, я нашел нужных людей и занимался только тем, на чем можно было заработать быстро и без обмана. Для оборота требовались средства. Я обратился ко всем, кого только знал, но выручили меня только друзья. Всю жизнь буду благодарен Филиппу, а еще Рафаилу, который, живя тем, что изготавливал мебель в каком-то кооперативе, отдал мне практически все свое скромное состояние.

Я перестал тратить время на сомнительные компании, на пустые встречи и разговоры. Уволился из Дома моды «Зима» и стал осваивать искусство портного в других ателье, учась обрабатывать кроме меха и другой материал, изготавливая своими руками кожаные куртки и модные плащи. В одном из таких ателье я, по договоренности с хозяином, выполнял определенный план, а затем работал на себя. Под рукой у меня был целый профессиональный цех со всем оборудованием, а также – коллеги и сотрудники.

Теперь мы производили на заказ дорогие изделия, и этот опыт оказался бесценным. Коллектив был просто замечательный. Я находился в обществе действительно талантливых людей, среди которых, кстати, встретил своих давних закройщиц, Юлю и Ольгу, чему был несказанно рад. Мир, как говорится, тесен.

Мой круг общения менялся. Очень сдружился я в те годы и с Сергеем, с которым когда-то начинал все в том же доме моды «Зима» – спустя некоторое время, я даже стал свидетелем на его свадьбе. По-другому смотрел на Амира, Филиппа и Рафаила, стал еще больше ценить нашу дружбу. Они-то впоследствии и стали моей главной опорой в жизни.

Мы любили собираться у нас дома, чувствуя себя гусарами. Под мамину закуску и рюмку водки Раф рассказывал о своей учебе в элитном рязанском училище. Срочную службу он проходил в разведке и, как настоящий разведчик, об этом не распространялся, однако полученные навыки бесследно не пропали. Помню, как однажды по возвращении из ресторана, он, не моргнув глазом, отправил в нокаут сразу нескольких зарвавшихся бандитов. Прошло столько лет, а у меня до сих пор хранятся наши старые видео, снятые камерой, которая досталась мне в наследство от Саши. Эту память я очень ценю.

Иногда я видел Аллу. Она вышла замуж за человека, который промышлял угоном машин. В доле с ним работал гаишник Остап – нелепый парень двухметрового роста, украсивший себя золотой цепью такой невероятной толщины, что походил на дуб из пушкинского Лукоморья. Вместе они перебивали номера на угнанных машинах и продавали их на черном рынке.

В один день муж Аллы не заметил стоящий у обочины автомобиль и въехал в него на большой скорости. Сам он не получил ни царапины, Алла же ударилась о лобовое стекло, перенесла несколько операций, но часть осколков врачам так и не удалось извлечь. Я приходил к ней в больницу, и мне было больно смотреть на нее. Она угасала стремительно: очень скоро потеряла зрение, а затем перенесла инсульт и оказалась прикована к постели. Вспоминая прошлое, говорю ей спасибо за все, а иногда думаю, как могла бы сложиться наша судьба, приняв она тогда другое решение… Она появилась в моей жизни, когда я был совершенно потерян, и отогрела меня. Она умерла слишком рано.

Между тем, я постепенно менял свой образ жизни, отдавал долги друзьям, много работал и учился, как мог. Из всех предметов в институте хуже всего давался мне английский. Я говорил с чудовищным немецким акцентом, не умел толком ни читать, ни писать. Преподаватель английского, в первый раз выслушав мое чтение, задумчиво произнес: «Ну что ж, неплохо. А еще неплохо было бы все же язык подучить». Чувство юмора я оценил и пошел искать репетитора.

Как раз к тому времени мы проводили в Америку нашу Ларису, и я решил просить помощи у ее бывшего репетитора, некой прекрасной девушки Наталью, у которой была своя уникальная методика преподавания.

С тех пор я засыпал под английские фразы (они, кажется, врезались в мою память навечно), несколько раз в неделю ходил на частные уроки, и дела мои в институте пошли в гору. Но главное даже не это, а то, что, благодаря английскому, я снова влюбился. Не в Наталью – в ее шестнадцатилетнюю племянницу, которая однажды, волею случая, замещала свою замечательную тетю.

Кто мог подумать тогда, что эта кудрявая, рыженькая, очень умная и невероятно милая десятиклассница станет моей будущей невестой, частью моей судьбы? В свои двадцать два я чувствовал себя рядом с ней зрелым и опытным.

Роман вспыхнул мгновенно. На смену черной полосе пришла белая.


Не осуждай никого – ни тех, кто обманывает, ни тех, кто предает. Не оправдывай обидчиков. Просто бери свою душу и уходи.


Глава четвертая. Правильный момент


Никогда не знаешь, когда наступит правильный момент. Тот, когда надо собрать воедино все знания и навыки, полученные в юности. Все, чему научился ты в своих детских кружках и секциях, все правила жизни, которые дала тебе семья, все мысли, сомнения, ошибки, потери, результаты первых драк, всех одноклассников, друзей и сослуживцев. В сущности, для того, чтобы изменить свою жизнь, многого не требуется: всего лишь поймать этот момент и сделать правильный выбор.

Со мной такое случалось не раз. Чаще – когда я сидел в растерянности и думал, что делать дальше со своей проклятой судьбой. Единственная привычка, которую я приобрел, снова и снова оказываясь на самом дне, – не сдаваться и делать хоть что-нибудь. Остальное прилагалось, само собой.

Несмотря на новую влюбленность, которая, что и говорить, сильно скрасила мое существование в тот год, дела мои были не так уж хороши. Я отчаянно искал возможность заработать, но все равно был весь в долгах, и денег катастрофически не хватало. Между тем, как это часто случается в переломные моменты истории, наступило время быстрых и шальных денег. В лексикон прочно вошло слово «челнок» – казалось, что все от мала до велика, независимо от профессии и уровня образования, ринулись в Польшу и Турцию, чтобы по возвращению сбывать на вещевых рынках одежду и электронику. Прилавки магазинов были все еще пусты, однако на рынках можно было купить все, что угодно.

Умные же люди играли по-крупному. Открывались частные банки и первые совместные предприятия. Появлялись новые перспективы. Я огляделся вокруг и увидел своего зятя Гильята – мужа соей сестры Лиды, той самой, что в детстве водила меня в Большой театр. Гильят был образованным человеком, в совершенстве владел несколькими иностранными языками, и много лет провел в загранкомандировках, преподавая африканским детям физику и математику на французском. К середине девяностых он, вместе со своим земляком и партнером, уже открыл одну из первых в стране торговую компанию, вложив в это дело все свои небольшие накопления. Вместе с ними начал работать и мой брат Коля, понемногу выбиравшийся из депрессии.

Это было отличное содружество и грамотное распределение ролей. Гильят был умен, умел объяснять красиво и доходчиво. Назим (так звали земляка-партнера) обладал железной хваткой настоящего предпринимателя. Он всегда шел только вперед, действовал жестко и в компании явно лидировал. Коля же обеспечивал бизнесу юридическую безопасность, вел всю бухгалтерию и имел, наконец, возможность проявить на практике все свои блестящие знания. Поэтому, скорее всего, и собрались они вместе: математик и физик по образованию, бывший директор крупного автосервиса и мой брат, который всю жизнь занимался наукой, хорошо разбирался в юриспруденции и экономике. Он разработал систему договора о совместной деятельности и новые алгоритмы для полной систематизации ведения бизнеса.

Пока я в поисках денег перепродавал вещи, добытые «челноками», компания Гильята договаривалась с банками о финансировании, после чего закупала и привозила в Россию большие партии товаров. Их бизнес не просто стремительно развивался – он мчался вперед на всех парах, как бронепоезд.

По новым законам, предприятиям разрешились распоряжаться собственностью в коммерческих целях, чтобы хоть как-то покрыть долги по зарплате. Поэтому очень скоро компания Гильята арендовала у государственного объединения стройматериалов большие склады для привезенного товара, а также – небольшой павильон Союза кинематографистов на ВДНХ, который стала использовать как офис. Благодаря своим знаниям, драгоценному опыту, дисциплине, кавказской сплоченности и упорству, они стали зарабатывать огромные деньги.

Коля, наконец, купил себе машину – внедорожник УАЗ с откидывающейся крышей. Назим приобрел модную «девятку», а Гильят – новую Волгу, которой, впрочем, воспользоваться не мог, поскольку прав у него не было. Вот тут-то и появился я, предложил себя в качестве личного водителя и партнера. Разумеется, стать полноправным партнером я тогда не мог, но рассчитывал постепенно войти в курс дела, имея рядом таких наставников.

Гильята я знал давно и всегда уважал его. Он, возможно, тоже вспомнил те далекие времена, когда водил меня гулять в Парк Горького, поэтому договорились мы быстро. Его отец, кстати, ко мне тоже хорошо относился и в детстве не раз меня баловал: покупал мороженое и даже брал в ресторан. Словом, я оставил свою работу в ателье и начал учиться предпринимательству. Это была моя первая бизнес-школа.

С тех пор я проводил с Гильятом все свое время. Оставлял Жигули у его подъезда, пересаживался на Волгу и – вперед, до самого вечера. Я сопровождал его везде, присутствовал на всех деловых встречах и вечеринках с иностранными партнерами, учился вести переговоры и налаживать связи. Мы привозили огромные партии товаров из Китая и Польши – все, что хорошо продавалось: «американские» джинсы, платья, косметику, радиотелефоны, коньяк «Наполеон» и французские вина. Постоянно мотались по Москве, общались с директорами больших супермаркетов, банкирами и руководителями крупных государственных учреждений.

Раз в неделю мы собирались в частном клубе на Беговой, где продолжали обсуждать бизнес за рюмкой водки или бокалом вина. Я слушал, смотрел и впитывал все, что мог. Буквально через полгода я был в курсе многих событий, знал людей, стал разбираться в схемах банковского финансирования, процедурах оформления договоров и международных контрактов. Однажды меня даже отправили в командировку в Казахстан.

Поездке я был рад, тем более, что тема командировки была мне близка и понятна – я должен был провести переговоры о продаже шкур со скотоводами. Средняя Азия, степи, юрты, лошади, погонщики – все это было мне незнакомо, и вызывало дикий восторг. Пару раз, правда, я попал впросак. Сначала во время чаепития мне подали пиалу с чаем. По кавказским традициям, чай надо наливать до самой каемки, чтобы жизнь была полной. Здесь же чая было ровно до середины, и у меня хватило ума спросить, почему пиала наполовину пустая. Замечание мое вышло оскорбительным для хозяина дома, ведь на Востоке, как оказалось, наоборот, уважительным считается постоянно подливать гостю чай. В результате все обошлось, и я, помимо заключенного контракта, увез с собой новые знания – на этот раз касающиеся азиатских обычаев и тонкостей протокола.

Еще один анекдот случился на обратном пути, в самолете, где моей соседкой оказалась невероятно красивая женщина. Мы очень легко разговорились, выпили коньяку, и я даже начал немного флиртовать с ней.

– Вы мне, конечно, очень понравились, – сказала она на исходе четвертого часа. – Но мой внук – ваш ровесник.

Соседка оказалась из тех женщин, про которых говорят, что у них нет возраста. В молодости она была балериной и танцевала в Большом.

Бизнес наш был по-настоящему семейным. Поскольку компания процветала, в Москву стали стекаться многочисленные родственники и друзья. При этом дисциплина у нас была железная. Работала служба безопасности и аналитики, нам не приходилось тратить время и силы на разборки и передел сфер влияния. Я учился быстро и впервые стал зарабатывать очень много денег. Хватало и на семью, и на долги, и на личную жизнь, которая в тот год тоже приносила мне одни только радости. Я опять собирался жениться.

Мне всегда нравились более зрелые женщины. Возможно, это началось с того мимолетного, но памятного романа с матерью невесты моего друга Сергея, завязавшегося под чай и его кубинские истории. Кто бы мог подумать, что на этот раз я всерьез увлекусь девушкой намного младше меня – той самой рыженькой выпускницей Марго, которая занималась со мной английским? Он была смешная, эта Марго, но цепкая и страстная, как кошка. По удивительному совпадению, она жила в том же самом престижном районе на юге Москвы, что и давняя моя любовь.

Я часто бывал у них дома и сошелся довольно близко со всей ее семьей, состоящей из бабушки, мамы и огромного числа котов. Наши отношения с Маргаритой развивались на фоне бесконечных кошачьих выставок и конкурсов, куда я был вынужден ее сопровождать. Они были заводчиками, разводили ценные породы, а заодно занимались разными кормами, и надо сказать, что маленький бизнес их был весьма успешным. Думаю, что в первую очередь это было заслугой матери моей невесты. Эта женщина была элегантна и ухожена, как княжна, и обладала при этом мертвой хваткой тигрицы. В семье царил матриархат, там не было места мужчинам.

На первых порах мне особо нечем было удивить Марго. Я звал ее на прогулку в парк, в кино или недорогое кафе. К тому же, я по-прежнему большую часть заработанных денег нес родителям, чтобы хватало на всю нашу большую семью. Впрочем, прошло совсем немного времени, и я уже мог себе позволить купить своей невесте духи, вечернее платье или туфли, отвести ее в дорогой ресторан. Это было в своем роде прорывом.

Иногда я оставался ночевать у Марго дома, и тогда ее кошки сидели всю ночь в комнате и наблюдали за нами. Отношения, начавшиеся как невинный флирт, переросли в серьезный роман, и я, погружаясь в атмосферу Маргаритиной семьи, все чаще ловил себя на мысли, что на такой девушке можно было бы и жениться. Что удивительно, моя собственная семья тоже приняла Маргариту благосклонно. Она всем показалась достойной невестой. Единственной проблемой был возраст Марго – восемнадцать ей должно было исполниться лишь через полгода.

Это была первая женщина в моей жизни, которая пыталась давить на меня. Я не привык, когда кто-то указывает, что и когда мне делать, и временами мне казалось даже, что она покушается на мою независимость. К тому же постоянная нехватка денег сильно омрачала первый этап нашего романа. Она была из обеспеченной семьи, с детства привыкла к подаркам, беззаботной и красивой жизни. Я же только-только вставал на ноги и постоянно искал возможность заработать, чтобы обеспечить все ее капризы и прихоти. С другой стороны, именно это и стало, в конечном счете, основной мотивацией для развития и начала своего собственного бизнеса. Я нуждался в финансовой независимости и думал о полноценной семейной жизни. Мне казалось тогда, что я готов связать с ней всю свою жизнь.

И вот наступил день, когда я сменил свои джинсы на костюм с галстуком, подыскал Гильяту нового водителя и отправился покорять этот мир самостоятельно. И в этот момент мне, как никогда раньше, пригодились все мои знания, знакомства и связи, спортивная злость, армейская дисциплина и жизненные ценности, привитые родителями. Я ощутил свою причастность к мужской стае и готов был к настоящим сражениям.

Свою торговлю начал с фирменных джинсов Levi's – развозил их по торговым точкам и рядам по всей Москве. Больших коммерческих центров тогда еще не было, и известные всем, кто жил в ту эпоху, вещевые рынки – Коньково, Лужники, Черкизовский – тоже еще не появились. Прилавки зачастую стояли прямо вдоль улиц. Джинсы оказались ходовым товаром, разлетались просто с космической скоростью.

Помню, как однажды, когда я приехал с партией джинсов к торговым рядам на Проспекте Мира, меня окликнул какой-то парень. Одет он был модно, выглядел отлично, и я не сразу узнал в нем своего давнего приятеля Михаила, с которым во времена срочной службы в Венгрии отрабатывал приемы рукопашного боя и прикрывал его от азиатских дедов. Сюрприз был неожиданный, очень приятный, и мы еще долго обнимались и хлопали друг друга по плечу. Встречу продолжили в ближайшем ресторане, оставив вещи прямо на прилавке.

Приятель мой, похоже, был здесь частым гостем. Выпив несколько рюмок за встречу, мы вспомнили нашу службу, и то как я за него заступился, жертвуя своим очередным отпуском… Он мне рассказал, что недавно демобилизовался и сразу же вернулся в свой спортивный клуб карате. Я ему тоже рассказал немного о себе: как меня чуть не отправили в «дисбат», как вернулся из армии, пережил смерть брата, к которому так и не удалось попасть на свадьбу. Рассказал, как теперь развиваю собственный бизнес.

Встреча оказалась как нельзя более кстати. Михаил был непрост. В торговых рядах на Проспекте Мира он смотрел за порядком, собирал членские взносы с продавцов и отваживал заезжих гастролеров. Как и мне когда-то, ему предложили вступить в местную группировку, и, в отличие от меня, он согласился.

Буквально на следующий день продавцы получили распоряжение отнестись ко мне со всем уважением и серьезностью. С тех пор на всех прилавках Проспекта Мира продавались не только мои джинсы Levi’s, но и весь остальной товар, залежавшийся на складах нашей семейной компании. Никакого вознаграждения Михаил с меня не взял, сказал только, что долг платежом красен, и что это лишь небольшая благодарность за то, что я вступился за него тогда, в начале его армейской службы.

С Михаилом мы продолжали общаться, видел я и еще нескольких крепких ребят из своего армейского прошлого. Они звали меня в свой «бизнес», однако я неизменно отказывался и предпочитал идти своей дорогой.

Это было яркое время. Мне все удавалось, я чувствовал себя молодым и сильным. Красивые женщины любили меня. И как бы ни дорожил я Маргаритой, мелкие приключения на стороне у меня все же случались. Тем более, что на ВДНХ, неподалеку от нашего офиса, постоянно проводились всевозможные выставки, мероприятия и вечеринки, и девушки так называемой модельной внешности, стуча каблучками, дефилировали по аллеям.

Не раз, взяв у Коли его эксклюзивный российский джип, я знакомился с какой-нибудь невероятной красоткой, предлагал подвезти, приглашал в ресторан. Помню одну из них, обладательницу роскошной внешности и властного имени Ольга. Когда фотограф подошел к нашему столику, она вдруг сказала: «А я снимаюсь только за валюту» … Возможно, никакого подтекста в этом заявлении не было, и мы с ней долго еще потом смеялись над этой ее фразой, как над удачной шуткой, однако я тогда подумал, что лучше буду рядом с Марго и ее капризами, чем с одной из таких моделей.

Все подобные истории нужны были мне, как и любому нормальному мужчине, для самоутверждения. Это была своего рода «школа молодого бойца».

И все равно на первом месте у меня была работа. Тут все складывалось хорошо, хотя не обходилось и без конфликтов. К обманам и коварству чужих людей я начинал уже привыкать, однако никак не ожидал подобных проявлений от родственников и друзей.

Одно безобразное недоразумение произошло прямо у дверей нашего офиса и, что хуже всего, в присутствии иностранных партнеров. В то утро я был, как всегда, при параде, одетый в стильный костюм с повязанным модным галстуком. Настроение было приподнятое, и одна из участниц той самой делегации во время переговоров посматривала на меня с большим интересом.

У Назима был младший брат Азар, парень с причудами, довольно нервный, но, в сущности, не хуже других. Я не слишком его любил, держал на расстоянии, поэтому, когда в то утро он вдруг принялся что-то мне доказывать и проявлять агрессию, я даже не сразу сообразил, в чем дело.

Азар этот, между тем, злился все больше и в результате мы сцепились. Я повалил его на асфальт, даже придушил слегка и держал, пока он не успокоился. Нас разняли. Из офиса выскочил Коля и встал между нами, но этот парень от этого разъярился еще больше и отшвырнул моего брата в сторону. Вот этого я уже простить не мог. Разум мой мгновенно отключился, остался один только гнев.

Это была какая-то битва титанов, в офисных костюмах, под начинающимся дождем. Азар этот был, хоть и младше, но на вид гораздо крупнее меня. Через некоторое время нас снова растащили, но он последним ударом исподтишка все же умудрился выбить мне шейный позвонок. Корчась от боли, я пообещал, что скоро его достану.

Разумеется, с моей стороны это было ребячество. Никогда не опустился бы я до кровной мести. Однако Назим, старший брат Азара, очень обеспокоился и всерьез просил меня потом забыть обиду.

Это был неприятный случай. И самой неприятной была даже не драка, а ее истинная причина. Как выяснилось позже, конфликт организовал Назим, чтобы поговорить со мной с позиции силы. Ему не нравилось, что я стал зарабатывать слишком много, и казалось, что я переманиваю к себе своего брата Николая. Что ж, это было его право, а для меня стало уроком: я понял, что иногда даже близкими людьми движет самая банальная зависть.

Я старался не обращать внимания на недоброжелателей и упорно занимался своим делом, тем более, что после той судьбоносной встречи с армейским другом, деньги буквально липли к моим рукам. Вскоре судьба свела меня с еще одним влиятельным человеком, неким Алексеем Алексеевичем Печерским, телефон которого передал мне мой друг Филипп. Я и сегодня, уже живя в Испании, поддерживаю связь с этим человеком.

В те годы он возглавлял торговый департамент одного из столичных районов и подчинялся непосредственно мэру Москвы. В его ведении находились более двухсот пятидесяти продовольственных магазинов, универмагов, хладокомбинатов и складов. В моем товаре он был очень заинтересован. Это был ключевой момент в моей карьере.

Мы с ним быстро договорились, и вскоре весь коньяк, вино и ликеры развозился по точкам огромного торга, а первые в стране радиотелефоны «Пантера» скупались не только всеми магазинами Москвы, но и многими оптовиками. Я разрабатывал эту «золотую жилу» абсолютно легально, и вскоре на моем счету был первый в моей жизни миллион.

Даже в рублях это было целое состояние, и мы с братом гордо принесли эти деньги домой. «Маме будет очень приятно», – говорил Коля, и я тоже так думал.

На том же этапе жизни приобрел я еще одно важное знакомство. Юлиан Макаренко, который помогал обналичить наш миллион, был человеком с двумя высшими образованиями – журналистским и экономическим, а его младший брат учился на одном факультете с будущим министром экономики страны, одним из авторов реформ 90-х, и, по словам Юлиана, который называл себя Юрген, «отвешивал ему щелбаны».

Наверное, он был одним из первых в Москве, кто занялся подобными операциями. В те времена никто из нас ничего еще не знал о частной собственности, конвертации денег, бизнес-моделях, стартапах, не было юридической базы для заключения международных договоров, как не было и мобильной связи, интернета, ноутбуков, смартфонов. Мы двигались на ощупь и делали все наугад. Именно Юрген стал моим главным учителем во всем, что касается экономики, протокола общения, ораторского искусства, дипломатии – таковым и остается он до сих пор. Тогда впервые на моих полках появились книги по экономике и психологии. Я читал перед зеркалом стихи Маяковского, развивая дикцию и речь – знаний мне не хватало, да и красноречие никогда не было моим главным достоинством. Я учился вести себя в обществе. Моей настольной книгой на долгие годы стал толстый том сочинений Дейла Карнеги. «Говорить нужно о том, что хочет услышать твой собеседник» … Что же, не такая уж сложная истина.


Все, что было дано тебе в детстве и юности, – лишь фундамент. Но без него невозможно строить свою жизнь дальше.


Глава пятая. Братья ГРИН и А


Моисей сорок лет водил евреев по пустыне, но сам так и не вошел в Землю Обетованную. Современный человек трактует этот акт как поражение, но я думаю иначе. Не Земля Обетованная была целью похода, целью был сам путь. Это понимание пришло ко мне не вдруг. Потребовалось много лет взлетов и разочарований, чтобы почувствовать, наконец, красоту самого движения к заветной точке на горизонте. В конечном счете, как кажется мне, в этом и есть смысл человеческой жизни в целом.

Тогда, в 91-м году, начиная свой первый грандиозный проект, я об этом, конечно, не задумывался. Мне было двадцать два, я был окрылен успехом, деньгами, захватывающими перспективами. Казалось, что нет ничего невозможного для того, кто не боится, верит в себя, ставит себе четкие цели. Думаю, именно эта сумасшедшая вера в собственные силы и помогала мне тогда.

События по-прежнему развивались стремительно. Это был год распада СССР, попытки военного переворота, отстранения от власти Горбачева и прихода Ельцина, год начала больших войн.

Помню, как изымали из оборота пятидесяти- и сторублевые купюры, как вводили чрезвычайное положение, как штурмовали Белый Дом. Многие, в том числе – мой старший брат, вышли тогда на баррикады. Когда под колесами танков в центре Москвы погибло несколько молодых ребят, стало действительно страшно.

В бывших советских республиках кровь полилась рекой. Солдаты теперь уже Российской армии гибли не в Афганистане, как раньше, а в Чечне. Война за независимость Ичкерии, война в Нагорном Карабахе… В Москву толпами съезжались беженцы и вооруженные боевики. Мошенничество и обман, и без того процветавшие на обломках империи, умножились многократно и достигли уже каких-то космических масштабов. Убийства и захват заложников с целью выкупа стали обычным делом. Власти были абсолютно беспомощны.

Подходила великая эпоха приватизации, ваучеров и экономических реформ. На так называемых «молодых реформаторов» – Гайдара, Чубайса, Немцова – возлагали главные надежды. Нефть стала мерилом всех вещей.

Тот, кто хотел заниматься бизнесом в те времена, должен был учиться очень быстро и осваивать не только неведомые ранее законы рыночной экономики, но и новые правила игры. Для достижения целей задействовались не только родственные связи – теперь для процветания любого бизнеса необходима была криминальная «крыша». Бывшие партийные функционеры и чиновники создавали тандемы с влиятельными «ворами в законе». Как зарабатывали свои стартовые капиталы российские олигархи? Откуда появлялись деньги на открытие новых частных банков, страховых компаний, на создание финансовых пирамид? Самая расхожая схема выглядела так: банк сначала кредитуется у государства, а затем через дочернюю компанию выставляет на продажу свои ценные бумаги на государственной же бирже. То есть, сначала вы берете у государства в долг, а потом ему же и одалживаете. Некоторые деятели умудрялись заработать на операциях с так называемыми ГКО (Государственными Краткосрочными Облигациями) по двести пятьдесят процентов годовых. Изящно, но, что называется, не для всех.

Среди наших знакомых не было ни крупных партийных функционеров, ни криминальных авторитетов, так что начинали мы с нуля. Единственным бонусом стало неправдоподобное везение, сопровождавшее тогда любые наши коммерческие проекты.

Сила наша была по-прежнему в единстве. Это я прекрасно понимал и потому уговаривал братьев создать общее семейное дело. Торговлю, которая приносила быстрые деньги, я оставлять не хотел, но мечтал при этом заниматься и производством тоже. Я помнил о своей основной профессии, так что приоритетным направлением для нашей компании выбрал производство и продажу меховых изделий из дорогостоящей пушнины – норки, песца, куницы и соболя. Именно соболя впоследствии мы и сделали логотипом новой компании, а в ее названии соединили наши имена: «ГРИН и А инвест», что означало Руслан, Игорь, Николай и Александр, которого хоть и не было уже в живых, но он все равно оставался нашим старшим братом и покровителем. Словом, всю свою братскую силу мы соединили в один мощный кулак, который мог при случае и разрушить все преграды, возникавшие на пути, и защитить всех нас. Все мы стали учредителями, а также, для статуса и прикрытия, пригласили в качестве акционера одну мощную государственную структуру «СтройТрест», с руководителями которой у Коли были дружеские отношения.

К концу года все было зарегистрировано, подходящий офис – найден, и я отправился к руководству Дома Моды «Зима» с выгодным коммерческим предложением. Двухэтажная фабрика площадью в несколько тысяч квадратных метров, с офисами, складами, подиумом, лучшим на тот момент в стране оборудованием и лучшими же специалистами еле-еле сводила концы с концами. Заказов было мало, долги по зарплате росли в геометрической прогрессии, денег на коммунальные платежи тоже не хватало. У нас, в свою очередь, были и грандиозные планы, и большое желание работать. Одним словом, мы нуждались друг в друге.

К счастью, у руководства и сотрудников Дома Моды остались только хорошие воспоминания о тех временах, когда я начинал здесь свою карьеру. Закон бумеранга сработал опять – мы договорились. Впрочем, реальный успех переговоров зависел не столько от моей харизмы, сколько от дипломатических талантов моего брата Коли. Своими точными формулировками и вескими аргументами он буквально растопил сердце моего бывшего директора, очень экстравагантной дамы средних лет. В результате, мы обязались полностью обеспечить работой всех сотрудников фабрики, выплачивать им зарплату и выделять дополнительные деньги на коммунальные платежи. За это мы получали в свое распоряжение целую действующую фабрику. Договор о сотрудничестве был подписан. Теперь для старта у нас было все: деньги, офис, фабрика, не хватало только одного – собственно меха.

И тогда, недолго думая, я пригласил в компаньоны своего друга Владислава Соболева, который знал, где закупать товар и отлично разбирался в сортировке. Он стал нашим начальником склада и всего производства. Я ему полностью доверял.

Мы быстро приобрели брокерское место на меховой бирже, чтобы наладить необходимые связи со зверофермами и добиться бесперебойных поставок сырья. Сделать это было непросто, однако наших связей и нашего заработанного миллиона хватило на все, так что очень скоро мы уже закупили большую партию меха – более десяти тысяч шкур норки, песца и чёрно-бурой лисицы, и приступили к производству.

Еще год назад я шил шапки и манто в переоборудованной под маленький цех комнате нашей квартиры, теперь же в одночасье стал фабрикантом, и на меня работало сто человек. Выкройки мы покупали на лучших меховых фабриках и в экспериментальных конструкторских цехах. У меня уже была команда талантливых модельеров – все те же Ольга с Юлей, и я предпочитал создавать свою коллекцию только с ними. Я сам отбирал лекала, а когда было необходимо – придумывал новые. Помощницы мои не просто имели огромный талант и опыт, но и хорошо чувствовали потребительский спрос. Теперь фабрика выпускала более пятидесяти изделий в месяц – по сути, целую уникальную коллекцию дорогих манто, шуб и накидок. На рынок мы выходили всерьез, применяя все технологии продвижения, от аукционов до модных показов. Все это требовало новых и новых вложений, поэтому торговлю другими товарами, которые мы брали у нашего зятя Гильята, мы не бросали.

Дело продвигалось. На вырученные деньги мы скупали все больше и больше мехов, расширяли ассортимент роскошными собольими и куньими шубами.

Вскоре я приобрел первый в моей жизни, хоть и сильно поддержанный, но все же Мерседес, одевался в дорогих магазинах, и даже Марго сменила свое ко мне отношение и воспринимала уже как выгодного жениха. Вместо парусных гонок, я гонял с бешеной скоростью по Москве, показывая чудеса экстремального вождения, заходя в крутые виражи и повороты. Что и говорить, я был очень доволен собой. Вскоре я пригласил к себе на работу нескольких старых друзей и одноклассников – очень мне хотелось им помочь.

Как только бизнес наладился, к нам пожаловали первые «гости» из криминальных кругов с предложениями о попечительстве. К этой встрече мы, в принципе, были готовы, «гости» ушли ни с чем, однако я успел обратить внимание на одного человека. Лицо его показалось мне смутно знакомым, однако я все никак не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах я его видел. Уже позже Коля напомнил мне, что именно этот парень отнял кольцо у моего брата, когда тот еще был официантом. К счастью, он больше не возвращался.

Между тем, вопрос безопасности бизнеса становился все более актуальным. Нам нужна была надежная защита, и эту защиту обеспечил нам наш зять Арнольд, который был обладателем красного диплома технологического института и уроженцем города Грозный в одном лице. Поэтому он, с одной стороны, прекрасно разбирался в производстве и, с другой, имел опыт ведения переговоров в криминальных кругах. Именно Арнольд впоследствии стал автором гениальной идеи, которая вознесла наш бизнес на уже какие-то прямо-таки недосягаемые высоты.

Дело было так. Съемная квартира Арнольда по счастливой случайности располагалась по соседству с Институтом физкультуры, куда из всех бывших республик СССР съезжались на учебу лучшие спортсмены. А поскольку большинство борцов и каратистов были родом с Кавказа и из Средней Азии, то Арнольд, живущий неподалеку, общался с ними довольно плотно. В результате, вокруг него сама собой образовалась весьма колоритная компания, своего рода спортивное братство, в члены которого входил и сын первого президента Туркменистана.

Гениальная идея Арнольда состояла в том, чтобы договориться о поставках по выгодным ценам хлопка-сырца, который не просто очень ценился, но являлся стратегическим товаром, «белым золотом». Российские заводы, которые раньше занимались его переработкой, теперь простаивали, да и в Европе это сырье было очень востребовано. Проект, в случае успеха, означал для нас выход на совершенно иной уровень.

Принципиальная договоренность была достигнута. Дело оставалось только за финансированием. Нужны были деньги. Очень, очень много денег. Сумма, по тем временам, нереальная – несколько миллионов долларов США.

Мы попытались обратиться за помощью в банк, который кредитовал нас во время реализации других проектов, однако их средств оказалось недостаточно. Операция под кодовым названием «Хлопок» была на грани провала. Сейчас в это трудно поверить, но деньги я нашел. И опять на помощь мне пришли мои давние знакомства.

Был у меня когда-то сосед Кирилл Чуриков. Именно он в давние, школьные еще времена, отвел меня на занятия по игре на гитаре, с тех пор окончил финансовый институт и поступил на работу в кредитный отдел крупного банка, продолжая при этом жить в соседнем подъезде нашего дома. Изредка мы виделись в общих компаниях, не раз вместе выпивали, и он, хоть и казался мне несколько напыщенным и важным, был все же парнем неплохим, и внушал мне доверие. Немного подумав, я снял трубку и позвонил Кириллу. Через неделю управляющий банком назначил мне встречу.

Мне было всего двадцать два, и я никогда не вел переговоры на таком уровне, но мною двигала неизвестно откуда взявшаяся уверенность в успехе. Я взял с собой контракт на покупку хлопка и рекомендательное письмо от нашего авторитетного учредителя и со всем этим богатством отправился в банк. Письмо, разумеется, никаких гарантий не давало, скорее – являлось моим джокером, козырем, который я держал на всякий случай в рукаве.

Мне почему-то представлялось, что я буду разговаривать только с одним человеком, однако послушать меня собрался весь совет директоров в полном составе. Мои надежды на поддержку Кирилла тоже растаяли очень быстро, так что выкручиваться пришлось самому.

Маяковского я, конечно, перед зеркалом читал, но до оратора мне было еще очень далеко. Я чувствовал себя как молодой исполнитель, впервые выступающий перед публикой. Надо было срочно собраться с мыслями.

– Уважаемые руководители банка, – начал я. – Я пришел к вам с проектом, который принесет всем огромную прибыль. Я здесь только благодаря вашему сотруднику Кириллу, с которым мы не просто знакомы с самого детства, но и которому я полностью доверяю. Я предлагаю финансировать этот проект именно вам, хотя могу вас уверить, что существуют и другие банки, готовые его осуществить.

Дальше все пошло, как по маслу. Я говорил о выделенных квотах на хлопок, о перспективах и стратегической значимости всего этого предприятия, о том, как ждут это сырье подмосковные фабрики, о международной бирже в Европе, схеме складирования и продаж в России и за рубежом. Не забыл, конечно, упомянуть и о статусе нашей компании, учредителем которой является огромное государственное объединение стройматериалов, с большими складами, фабриками и цементным элеватором в Южном порту в Москве. Мой доклад, длившийся более часа, а еще более – процентные ставки, которые мы предлагали, вызвали интерес. Для вынесения вердикта банку потребовалось несколько дней, и он был положительным.

Рассказываю сейчас об этом, и самому не верится. Тем не менее, уже через пару недель контракт был оплачен, и первая партия хлопка-сырца (ни много, ни мало – несколько тысяч тонн) прибыла из Туркменистана в Москву и была размещена на складах в Люберцах. Еще через месяц заработали на полную мощь фабрики в Павловом и Сергиевом Посаде, вырабатывая наш драгоценный хлопок. В этот момент в успех нашего проекта поверили и наши партнеры, и помогли нам с продажей хлопка на Амстердамской сырьевой бирже.

Пришло мое время. Успевал я везде: разъезжал по складам, контролировал все процессы на своем производстве и лично проводил через таможню фуры с хлопком. В ходе этой операции были заработаны огромные деньги – после выплаты всех полагающихся процентов и вознаграждений, на нашем общем счету остался уже не миллион рублей, а миллион долларов США.

Сказать, что это было целое состояние – значит, ничего не сказать. Для сравнения: свою первую квартиру в Москве я купил за пять тысяч, вторую – за семь, третью – за пятнадцать. Четвертая, самая большая, вместе с идеальным ремонтом, обошлась тысяч в семьдесят. Деньгами мы, впрочем, не швырялись, почти все вложили в наш семейный бизнес, у штурвала которого встал Николай.

Но и этим все не закончилось. После успешной операции с хлопком, банк не просто предложил нам полное финансирование всех проектов, но и продал часть своих акций. Теперь мой брат входил в состав совета директоров, всем нашим проектам был дан «зеленый свет», а Кирилл, так удачно встреченный мною когда-то, взял на себя всю экономическую сторону деятельности нашей компании. Вместе с Кириллом появилось еще несколько человек, возглавивших разные направления, а также наш кузен Яков, с которым мы последнее время были практически неразлучны. Одним словом, мы быстро окрепли, а главное – с нами были проверенные временем друзья, братья и ближайшие родственники. Наш стремительный вертикальный взлет занял всего каких-то пару лет.

Теперь мы могли много себе позволить. Николаю, для статуса, купили новый Вольво, стоивший как целый чугунный мост. Я сменил свой старенький Мерседес на черную «семерку» с модным люком и завел личного водителя. Помимо основного бизнеса, мы вкладывались в машины и недвижимость и строили новые планы. Думали про покупку гостиниц, супермаркетов, разработку нефти и газа. Открыли первый меховой магазин возле гостиницы «Молодежная», на месте известного в то время универмага под названием «Иван да Марья». Помню, хотели даже назвать его в «Магазин Якова – не для всякого». Для совещаний и отдыха мы снимали загородный пансионат. Наши родственники тоже стремительно выросли, сняли под офис целое здание, туда же вскоре переехал и Николай, чтобы подчеркнуть объединение наших компаний. Вероятно, это было ошибкой.

Хоть аббревиатура «ГРИН и А» объединила наши имена, все стратегические решения принимал мой старший брат. Иногда мы даже ссорились по этому поводу. Я хотел быть независимым, и меня совсем не радовало тесное соседство с бывшими компаньонами. Тем более, что в офисных коридорах я теперь постоянно натыкался на разных персонажей, одного взгляда на которых хватало, чтобы понять, кто они и чем занимаются. Однако Коле я доверял, а потому помалкивал и делал то, что у меня получалось лучше всего, а именно – трудился, везде успевал, был помощником, пахарем, пехотинцем.

Между тем, я все чаще задумывался о женитьбе. Каюсь, временами случались у меня отношения на стороне – в первую очередь, во время многочисленных командировок. С точки зрения морали – это, возможно, выглядело нехорошо, однако я никогда не проповедовал воздержание и аскезу, не фарисействовал и других не осуждал. Было так, как было: я был молод, горяч, богат, и всегда находились женщины, готовые проводить меня утром чашкой горячего кофе. С одной стороны, я всерьез рассматривал юную Марго в статусе своей невесты, с другой… Что ж, были вещи, которые сильно задевали меня – в первую очередь, ее желание руководить. К тому же, я хорошо помнил слова покойного брата: «Руслан, братишка, будь только там, где тебе рады». Вот я и был.

И все же настал день, когда я предложил ей руку и сердце, и при всех надел на палец кольцо в знак помолвки. Событие это мы отпраздновали шумно, в одном из лучших ресторанов Москвы, на тогда еще улице Горького, а ныне – Тверской, в присутствии, по меньшей мере, сотни гостей. Теперь на месте того отеля и того ресторана возвышается Ritz-Carlton, и я устраиваю там совсем другие встречи. День свадьбы был назначен – она должна была состояться сразу после Маргаритиного восемнадцатилетия.

Все необходимое для женитьбы у меня уже было: двухкомнатная квартира недалеко от центра, где я начал делать так называемый «евроремонт», деньги, машина, бизнес, положение в обществе и так далее. Все складывалось как нельзя лучше. Прислушаться бы мне тогда к словам дяди Арнольда, который инструктировал меня по вопросам общения с криминальными авторитетами и политиками: «У людей глаза, как иглы, и жала, как у ядовитых змей». Слова эти, как выяснилось вскоре, явились пророческими.


Как только ты делаешь первый шаг, начинается дорога. И впереди открываются такие горизонты, о которых раньше можно было только мечтать.


Глава шестая. …И это тоже пройдет


Я часто думаю в последнее время о природе внутренней свободы. Что нужно человеку для того, чтобы чувствовать себя свободным? Деньги? Это было бы слишком просто. Миллион на счету прибавляет, конечно, возможностей, но и проблем от него не меньше. Возможно, внутренняя свобода – это смелость принимать собственные решения. И труднее всего делать это, когда все идет не так.

Допустим, вам двадцать три. Вы молоды, богаты, помолвлены, мир лежит у ваших ног. Вам кажется в этот момент, что вы контролируете свою жизнь, и все вокруг развивается по разработанному плану. Тут жизнь вдруг делает вираж, план летит ко всем чертям, и реальность оказывается гораздо сложнее, чем вы себе представляли, стоя на пьедестале. Реальность – она всегда сложнее. И здесь надо принять все как есть и действовать. В этом и заключается внутренняя свобода – принять все как есть и снова действовать. К чему весь этот спич? К тому, что в жизни моей снова все изменилось.

«Дискотека у Лиса» – так называлось знаменитое в те времена на всю Москву заведение, одновременно ночной клуб и казино. Презентацию этого заведения устроил тем вечером в Москве бывший комсомольский вожак, а ныне – торговец куриными окорочками и владелец рекламного агентства, занимавшегося продвижением «ГРИН и А инвест». Я бывал в этом комплексе и раньше – сразу после возвращения из армии, когда в Москву с гастролями приезжал Pink Floyd. Однако теперь все было по-другому. На презентацию собрался весь столичный бомонд – политики, артисты, пресса, деловые люди… Мы тоже были приглашены. Разумеется, я взял с собой Марго.

Времена были такие – в Москве часто стреляли. Поэтому, став бизнесменом, один я уже не ходил. Обычно со мной был водитель с оружием, а сбираясь на мероприятие или встречу, я брал с собой еще нескольких человек. Да что там – у меня самого, как и у многих тогда, был пистолет в кобуре. В публичных местах оружие приходилось сдавать – все привычно складывали пистолеты в сейфы, а на выходе – забирали.

Я радовался нашему выходу в свет, Марго тоже была в восторге и попросила разрешения взять с собой подруг, чтобы вместе повеселиться. Узнав об этом, ребята мои очень оживились. Мы зашли в клуб, заняли столик, поздоровались со всеми, с кем должны были поздороваться, после чего моя невеста попросила у меня немаленькую сумму денег и исчезла на танцполе вместе с подругами. Пусть веселится, подумал я, тем более что я все равно не люблю быстрые танцы.

Тогда я играл в казино в первый раз в жизни, восхищался, как мальчишка, красивыми женщинами вокруг и всей великолепной обстановкой в целом. Это место олицетворяло собой пафос и гламур – ну, или наше тогдашнее представление о них. Прошел час. Моя невеста продолжала мелькать где-то среди танцующих, вспоминая обо мне лишь время от времени, и лишь для того, чтобы взять еще денег на коктейли. Теперь на мои средства гуляли уже не только ее подруги, но какие-то совсем незнакомые молодые пижоны. Я чувствовал себя полным идиотом.

Почему, думал я, почему я сижу здесь совершенно один, молодой и полный энергии парень, собравший свою жизнь и свою карьеру с нуля, из ничего, поднявшийся высоко, но знающий цену каждой заработанной копейке? И почему девушка, которую я так долго добивался, и которая знала меня еще нищим студентом, теперь использует меня лишь в качестве кошелька? Одним словом, мысли были горькие. Я запивал шампанским зреющую обиду, все больше грустил и скоро окончательно перестал понимать, что я здесь делаю. Несколько раз, когда моя будущая жена являлась за очередной порцией денег, я просил ее остаться или, наоборот, пытался присоединиться к ее компании, извиняясь при этом, как школьник. Все было бесполезно. Наконец, терпение мое иссякло, и я ринулся в толпу.

Найти Марго на танцполе было непросто, но еще сложнее оказалось докричаться до нее. Моя невеста веселилась от души среди пестрого общества – подруг, нескольких популярных артистов, «золотых» мальчиков. И она была мне не рада. Более того, она довольно резко попросила меня уйти. И в этот момент меня, что называется, накрыло.

Весь стресс, все мысли и разочарования последних месяцев, вся моя жизнь, порой напоминавшая «американские» горки, мои потери, амбиции, кавказская гордость – словом, все это сошлось в одной точке. Очень тихо, вкрадчивым голосом я сказал, что, наверное, ошибся. Что никакой свадьбы не будет. И что я ухожу с этого праздника жизни, ухожу окончательно и навсегда.

Понятно, что после этого выхода в свет я уже не мог считать Марго своей невестой. Меня словно окатили холодной водой. Где та грань, думал я, которую нельзя переступать в отношениях? Возможно, она проходит там, где заканчивается взаимное уважение. Женщина, которая находится рядом с тобой, должна быть не только любовницей, но и поддержкой, и другом. Вероятно, именно тогда я впервые всерьез задумался об этом. И сколько раз еще в своей жизни я возвращался потом к тем же мыслям?

Мы еще встречались пару раз – да и то лишь потому, что я не мог отказать брату, пытавшемуся нас помирить. Марго извинялась, говорила, что все осознала, но сердце мое оставалось холодным. Через некоторое время я вернул ей кольцо, попросил прощения за все обиды, и мы расстались. Так я сбежал с собственной свадьбы, и моя семейная жизнь во второй раз закончилась, так и не начавшись.

От осадка, который остался у меня в душе после всего пережитого, я решил избавиться, сменив обстановку. Отменил все встречи и уехал в Чегет, чтобы там, среди гор и неба, подумать о своей жизни и успокоиться. Что бы ни случилось, я был твердо намерен продолжать играть по своим правилам и слушать только свой внутренний голос. «И это пройдет…» – повторял я про себя мудрую фразу царя Соломона.

Едва вернувшись из Чегета, я переместился в Сочи, где уже ждали меня мои братья и друзья. Ну, и поскольку в этот момент я отчаянно нуждался в женской ласке, к нам присоединилась одна из моих приятельниц, давно симпатизировавшая мне.

Мы выехали из Москвы на моей новой модной «семерке» – я, моя подруга и еще один друг, Алекс. Я надеялся наслаждаться дорогой, пейзажами и веселой компанией, однако наслаждались все, кроме меня. Во-первых, Алекс всю дорогу беззастенчиво флиртовал с моей девушкой и, во-вторых, я впервые проехал две тысячи километров за рулем практически без отдыха, и это оказалось не так уж весело. Остальные полетели на самолете, и, как оказалось, были правы.

Сочи был моим убежищем. Я возвращался сюда снова и снова, еще со времен моей спортивной юности. Не всегда мои возвращения оказывались удачными, но этот город, эти горы и море все же не теряли для меня своего очарования. На этот раз компания подобралась отличная: к нам присоединились друзья покойного брата Саши, а Коля привез с собой любимую девушку Клару и их годовалого сына Максима. Это была фактически его вторая семья, существовавшая параллельно с первой, в которой родилось уже пятеро детей. Мария, Колина первая жена, относилась к ситуации философски, с Колиной девушкой дружила и называла ее «двоюродной женой». Как они там между собой умудрились достичь такого равновесия, я не знаю, и история эта достойна отдельного романа. Скажу только, что мой брат никого не бросал, всех обеспечивал, и шкатулка Марии с драгоценностями пополнялась регулярно. В тот раз Коля очень хотел показать своему младшему сыну Черное море.

В те времена Сочи из всесоюзной здравницы превратился в настоящий криминальный курорт. Кавказский фронт, где бушевали межнациональные войны, был совсем рядом, и в город съезжались жулики и бандиты всех мастей. Надо было нам учесть этот факт, когда мы бронировали лучший отель.

Несколько дней нам просто не давали прохода, потом попытались ограбить. В результате однажды ночью мы просто снялись с якоря, забрали женщин и детей, и на полной скорости помчались обратно в Москву. В моей машине были мои братья Игорь и Коля, а также Клара и маленький Максим. Остальная наша компания, включая мою приятельницу Надежду (ее и вправду так звали) вылетела самолетом.

За ужином мы все выпили грузинского вина, затем чуть не сцепились с местной шпаной. Рискованно было выезжать в таком состоянии, однако оставаться было еще опаснее. Поэтому мы стартовали в ночь, хотя за окном было темно, и шел сильный дождь. До самого рассвета мы пробирались через горный хребет по извилистому серпантину, пару раз чуть не улетели в кювет и под конец спаслись только чудом, когда Коля, который вел машину, разогнался на пологом участке. Он все еще был слегка пьян, и напряжение долгой дороги дало о себе знать, так что он сам не заметил, как заснул за рулем. Я тоже дремал на переднем сидении, и лишь на миг приоткрыл сонные глаза. Этого мгновения хватило, чтобы увидеть бетонную стену, несущуюся на нас, и дернуть руль в сторону…

Дальше машину вел я. Мы ехали медленно и говорили Богу спасибо за то, что он нас спас. Даже сейчас вспоминаю этот момент с содроганием – мы чуть было не погибли все сразу: трое оставшихся братьев, женщина и ребенок. Не знаю, какой ангел-хранитель разбудил меня тогда – думаю, его звали Александр.

Ни в холодной Москве, ни в теплом Сочи теперь нельзя было чувствовать себя в безопасности. Путешествовать по стране тоже большого желания не было. Я близко сошелся с другом покойного брата, Валерием, говорил с ним о многом, смотрел на своих дальних родственников, перебиравшихся на жительство в Израиль, анализировал ситуацию. Моя несостоявшаяся свадьба, роковая поездка в Сочи… Я все никак не мог успокоиться.

В конце концов, я решился, быстро оформил паспорт и впервые в жизни, не считая службы в Венгрии, собрался за границу. Марго, узнавшая от кого-то из знакомых о моей поездке, приехала в аэропорт, чтобы поговорить и попрощаться. Но я улетел, так и не увидев ее. Я понимал, что делаю ей больно, но встречаться больше не хотел. Иногда лучше закончить вот так – раз и навсегда.


Свобода – это возможность сказать «нет» вопреки сложившимся обстоятельствам. И это «нет» будет результатом сложного выбора, и сформирует затем всю последующую жизнь.


Глава седьмая. Земля Обетованная


В начале девяностых проблем с выездом за границу уже не было. Прошли времена, когда поехать в какую-нибудь братскую Болгарию можно было только с одобрения КГБ и под присмотром сотрудников органов безопасности. Все разнообразие, культур и религий для советского человека было под запретом – мы познавали этот мир по книгам, да и то лишь по тем, которые, с точки зрения партии и правительства, не представляли идеологической угрозы. Лишь работники советского МИДа, дипломаты, политики и некоторые артисты могли достойно выдержать встречу с той «невыносимой легкостью бытия», которая поджидала их по ту сторону границы. Впрочем, артисты – нет, не все.

Однажды я сел и подсчитал, сколько стран я объездил за свою жизнь. Я переезжал с места на место сорок два раза, видел более тридцати пяти стран, посетил минимум пятьсот городов и деревень, выучил больше десяти языков и наречий. У меня появились паспорта трех государств. Я не был туристом, не путешествовал – я жил. Каждый переезд давал мне новый опыт, новые темы для размышлений и новые возможности творить. Вот что для меня по-настоящему бесценно, ведь в плоском мире расти невозможно по определению – ни вверх, ни в глубину.

Та первая моя поездка на Землю Обетованную оказалась важнее, чем я, возможно, себе представлял. С самого начала и до последнего дня меня не покидало странное ощущение, что я будто бы бывал здесь уже раньше, много веков назад. Видел эти узкие улицы, заполненные людьми, сады, спрятанные за толстыми стенами, плавящиеся на солнце купола, и Назарет, и Стену Плача, и круто взбирающуюся вверх, с четырнадцатью остановками, Виа Долороса – великий Путь Скорби. По неопытности и молодости лет, я не мог тогда в полной мере осознать всю святость этих мест, однако смотрел на все с вдохновением и радостью. Я был очарован Тель-Авивом, который сразу же меня поразил своим жарким климатом, теплым морем и каким-то радужным восточным гостеприимством. Я, разумеется, забронировал себе номер в гостинице, но сначала заглянул в гости к друзьям.

Бывают такие друзья, которые вам ближе, чем родственники – вот это тот самый случай. Дочь маминой подруги детства Берта, ее муж Славик и двое их сыновей переехали в Израиль еще до развала СССР. Чтобы совершить такой шаг, требовалась особая смелость – в те годы это означало прощание навсегда.

Как и многие репатрианты, жили они небогато, в съемной квартире в одном из ветхих районов Тель-Авива. Славик, как и прежде, работал сапожником, Берта вела хозяйство. Это были простые, добрые люди, к ним я приезжал еще в детстве, в их собственный дом в Нальчике. Время шло, все менялось вокруг, менялась и география жизни, но только не эти люди. Пусть им вечно не хватало денег на жизнь, но главным для них было то, что они жили в безопасности, никто их не преследовал, а дети были обуты, сыты и получали правильное воспитание.

Мне всегда нравилось смотреть, как Славик шьет новую обувь. Было в этом что-то древнее, настоящее, успокаивающее. Он стучал своим ремесленным молотком прямо в комнате, а детишки, которым было по семь-восемь лет, переводили для меня фильмы, идущие по телевизору, с иврита и английского – на русский. Места у них было немного, но в гостиницу они меня так и не отпустили. Я вспомнил, как к нам в Москву тоже постоянно приезжали друзья и родственники, не стал спорить и стал их гостем.

От квартирки, где я поселился, было рукой подать до старого центрального базара. Под окнами ходили люди в восточных одеждах, пахло шаурмой. Вдоль рыночных рядов шла виртуозная торговля. Я слонялся по базару, наслаждался ароматами специй, пробовал фрукты и сладости, смотрел на продавцов и покупателей, которые разыгрывали целые спектакли над каждой кистью винограда, кульком изюма, пригоршней орехов. Мне здесь нравилось.

Тель-Авив, который с первого взгляда показался мне маленьким и невзрачным, вскоре явил мне свои небоскребы, фешенебельные гостиницы и прекрасную морскую набережную, где по субботам, в шаббат, танцевали люди. Здесь жили вместе евреи, арабы и христиане – и, вопреки всему, о чем сообщали советские газеты, не враждовали, а, напротив, как-то улыбчиво и славно соседствовали. Меня до глубины души поразило их отношение к жизни – с молитвой и уважением традиций. Жители Тель-Авива показались мне одной большой и сплоченной семьей.

На пару дней я съездил в Назарет. Поднимаясь по серпантину, петляющему от подножья Священной горы, я видел далеко внизу арабские поселения, затем – христианские. Впервые в жизни я ощутил весь магнетизм и святость этого места, родины наших предков, Авраама, Исаака и Якова, и трех главных мировых религий. В Вифлееме я навестил сына маминой подруги, Виталика, с которым тоже было связано множество детских воспоминаний – когда я гостил у них в Нальчике, они с братьями водили меня на рынок и учили кататься на велосипеде. Фотография, где Виталик в шутку дает мне, трехлетнему, зажженную сигарету, до сих пор хранится у меня дома. И вот теперь мы вместе едем в Вифлеем, и я чувствую, как все в моей душе становится на свои места.

Разумеется, я провел много времени на море – погонял на взятой напрокат в местном клубе яхте, загорел дочерна на палящем израильском солнце. Как ни пытался я отблагодарить своих родственников за гостеприимство, сделать мне это они все равно не позволили. Кредиток тогда не было, и я повез все свои наличные обратно в Москву, так практически ничего и не потратив.

В самолете я снова думал о своей жизни, о вере в Бога и о том, что пора заканчивать встречаться с молоденькими девочками. Надо выбирать в спутницы кого-нибудь постарше, думал я. Мне в очередной раз казалось, что я все понял и все распланировал. Что ж, я в очередной раз ошибался.

По приезду в Москву, отдохнувший, загоревший и наполненный верой, я делился впечатлениями об Израиле и родственниках, оказавших мне такой теплый прием. Мама расспрашивала о Берте и Виталике, отец – о политической обстановке в стране. Скоро, раздав все привезенные подарки, я уже вернулся к привычной московской суете и в один из дней, посадив за руль новенькой Вольво своего молодого водителя, отправился в один из самых модных клубов столицы.

Был обычный субботний осенний вечер. К вечеру немного похолодало, и я накинул легкую куртку. Чувствовал я себя превосходно, пока, еще не растеряв ни воодушевления от поездки, ни морского загара. Клуб, в который мы приехали, хоть и считался местом гламурным, но при этом оставался, однако, небольшим, уютным, даже камерным. Здесь часто выступали молодые и очень талантливые танцоры – причем, можно было увидеть и серьезные постановки известных хореографов.

Мы выбрали столик рядом со сценой, выпили пару коктейлей, обсудили бизнес. Мой водитель Ленька рассказывал о том, как шли дела в нашей компании в мое отсутствие, время от времени переводя разговор на семейные темы. Говорил о своей младшей сестренке, которой, по его словам, я очень нравился, так что, раз уж моя свадьба не сложилась, то, может быть теперь? … На сцене между тем один танцевальный номер сменялся другим, и атмосфера становилась все более магнетической.

Наконец, свет в очередной раз погас, и в лучах софитов появились последние танцовщицы. Эти девушки, несомненно, были кульминацией вечера. Современный балет с элементами хип-хопа и джаза, бальные платья, какая-то неожиданная и тонкая красота исполнительниц…

Я глаз не мог оторвать от солистки – высокой блондинки с очень необычной пластикой и пронзительным взглядом. Такой типаж обыкновенно сводит мужчин с ума – сочетание женской притягательности с ангельской невинностью, кротостью и недоступностью. Я влюбился мгновенно, ураганно.

Ленька посмотрел на меня, сразу все понял, допил свой коктейль и пошел за кулисы знакомиться – не с моей Венерой, с кем-то из ее подруг. Такой наглости я мог только позавидовать, тем более, что знакомство удалось, и через полчаса мой водитель уже просил довезти девушку до дома, не афишируя при этом, кто из нас босс и кому принадлежит Вольво.

Вместо одной девушки из служебного хода клуба вышли сразу три, и, к моему удивлению и счастью, среди них была и та, чьим танцем я был так околдован. Пока все рассаживались в нашей машине, я все никак не мог поверить, что это не сон. Ленька сел за руль, я – на переднее сидение, и мы тронулись с места.

Язык у моего водителя был подвешен отлично, и он без умолку болтал всю дорогу. Я молчал, робел и только кивнул, когда Ленька представил меня как своего друга. Впрочем, та, что понравилась мне больше всех, тоже молчала, читая в темноте машины какую-то неизвестную книгу. «Алена, – вдруг сказала одна из подруг. – Оставь уже свой учебник истории, ночь же!». Так я узнал, что ее зовут Алена, и мы поехали дальше.

Из разговора, который продолжался без нашего с ней участия, стало ясно, что девушки занимаются танцами с детства, и что иногда, с одобрения родителей, подрабатывают выступлениями на сцене. Заодно я узнал, кто из них за мужем, а кто пока свободен. Оказалось, что Алена – еще школьница, и что порядки в ее семье весьма строгие.

Я бы так и промолчал до самого конца, и ни за что не рискнул бы попросить ее телефон, но, уже прощаясь, одна из Алёнкиных подруг с улыбкой протянула мне листок из своего блокнота. «Не могу больше смотреть, как ты мучаешься», – сказала она. На листке был записан номер телефона Алены. Я поклялся, что позвоню, но настаивать не буду, и если она не захочет со мной разговаривать, то так тому и быть.

Затем наступил следующий день, и я погрузился в работу, но все никак не мог выбросить из головы эту случайную встречу. Листок с телефонным номером жег мой карман. Я напоминал себе о возрасте Алены, об учебнике истории у нее на коленях и о своем недавнем решении никогда больше не заводить серьезных отношений с девушками младше меня. В конечном счете, все это уже не имело никакого значения – я решился.

По ее голосу было понятно, что она ждала звонка. Не знаю, как мне удалось подобрать правильные слова, но она согласилась даже сходить со мной в ресторан, поставив мне при этом условие, что я привезу ее домой не позже десяти вечера, так как с утра ей рано вставать в школу. Я был так счастлив, как будто это было первое свидание в моей жизни.

Моросил дождь, когда я в назначенный час подъехал к Аленкиному дому. Я припарковал машину у подъезда и ждал, когда она выйдет. Она опаздывала, но вот дверь отворилась, и в открывшемся светлом проеме я увидел тонкий силуэт, вечернее платье, высокие каблуки. Вчерашняя школьница исчезла – передо мной на ступеньках подъезда стояла прелестная молодая женщина, намного выше и эффектнее меня.

Я пошёл к ней навстречу прямо по лужам, а потом взял ее на руки и перенес под дождем до самой машины, чтобы она не замочила туфель. Оба мы были смущены и растеряны, но потом я рассказал ей все про вчерашний служебный Вольво и про Леньку, а она – про то, как глупо с ее стороны было так наряжаться в дождь. Мы ехали и смеялись, и очень скоро стало понятно, что я вытянул свой счастливый билет, и ко мне в руки попала какая-то сказочная жар-птица, которую Бог наделил не только красотой, но и позитивной энергией, и скромностью, и умением слушать.

Мы провели восхитительный вечер, болтали и пили вино. Эта девушка, в отличие от моих прежних знакомых, выбирала еду не по правой, а по левой шкале меню: ее не интересовали самые дорогие блюда. Она рассказывала о своем увлечении танцами, о своей семье, о брате – бывшем спортсмене, о племяннике, родителях. Семья была самой обыкновенной, но в ней все жили с любовью и держались друг за друга. Мать ее работала уборщицей, отец, о котором она говорила с уважением и трепетом, – на каком-то заводе. Меня это не особо волновало – наоборот, я был даже рад, что родители этой девушки знают цену труду. За разговором время пролетело быстро. Вечером я отвез ее домой, нежно поцеловал в щеку, пожелал спокойной ночи и уехал. Таким было мое первое свидание со сказочной принцессой, и оно стремительно переросло в страстный роман.

Мы виделись каждый день, я дарил ей цветы, приглашал на разные вечеринки и иногда, махнув рукой на ее юный возраст, забирал прямо с уроков. Поначалу Алена брала с собой на свидания своих подруг, но после того, как одна из них захотела познакомиться со мной поближе, оставила эту затею, и теперь мы проводили время только вдвоем.

Эта новая любовь наполнила мою жизнь. Бизнес пошел вперед, как фрегат на попутном ветре. Мы удачно дебютировали со своей дорогой коллекцией на аукционе «Мягкое Золото России», где практически все ведущие магазины Москвы сразу же обратили на нас внимание и заключили контракты.

Я знакомился с миром моды. Помню, как много лет назад мечтал стать модельером, чтобы быть окруженным красивыми моделями. Что ж, теперь вокруг меня вились многие из них, в том числе – Мисс России и будущая Мисс Мира. Она была ослепительно хороша и настолько высока, что ее длинные руки выглядывали из рукавов наших меховых манто, несмотря на все наши попытки прикрыть их. Увы, на все это я смотрел теперь другими глазами.

Именно тогда мне окончательно стало ясно, что красоту женщины должно сопровождать нечто большее, чем вечеринки, шампанское и секс. Я искал родную душу, умного собеседника, преданного друга. Мне даже жаль было этих несчастных девочек: многие из них были неглупы, образованы и хороши собой, но быстро сгорали среди подарков, роскоши и случайных знакомств. И тем большую ценность обретали в моих глазах отношения, у которых, кроме романтики и страсти, возможным было продолжение в виде будущей семьи. В общем, я снова возвращался к тому, с чего начал, и думал теперь только о своей Прекрасной Алене.


Все мировые религии говорят о любви. Любовь – это благословение и проклятие, тяжкий ежедневный труд, иногда – неблагодарный. Можно искать любовь на Земле Обетованной, но найти ее, в конце концов, в собственном сердце.


Глава восьмая. Большие деньги


Если взять группу людей и попросить их соединить четыре точки одной линией, девять из десяти нарисуют квадрат. Хорошо, если найдется хотя бы один, кто выйдет за рамки и начертит большой треугольник. Это и есть глобальное мышление. Все границы придумываем себе мы сами.

Когда я сегодня рассказываю кому-то обо всем, чем мы занимались в приснопамятные девяностые, мне не верят – мы действительно тогда вышли за все рамки. Было в этом какое-то сумасшедшее везение, лихость, запредельная уверенность в своих силах. Не помню, чтобы нашей целью когда-либо было захватить весь мир – скорее, мы пытались построить империю, некое общество с новыми экономическими и социальными связями, где каждый нашел бы и свою нишу, и возможности для развития. Разумеется, это было утопия – современный мир живет по другим законам.

В девяностые подчас было нечего есть, зато деньги лежали буквально под ногами. Не зарабатывал только ленивый. Мы вручили свои агентам пачки наличных, отправили их на фабрики в Китай и заполнили склады нашего магазина на несколько лет вперед. Мой двоюродный брат Яков наладил поставки одежды и обуви из Италии, и бытовой техники из США. Широкие американские холодильники, с трудом помещавшиеся в наших квартирах, пользовались большим спросом. Итальянская одежда тоже разлеталась «на ура», у нас был самый лучший ассортимент. Я и сам теперь одевался только здесь.

Торговля мехами процветала. Наш логотип с соболем осенял собой рекламные щиты в центре Москвы. По первому каналу крутили ролик про рыбака, поймавшего русалку – на русалке была наша шуба. Светские львицы появлялись на людях в наших манто из норки, черно-бурой лисицы, песца, куницы и соболя. Всего за один год мы заработали не меньше миллиона долларов, и продолжали развивать производство, к которому подключился к тому времени и мой младший брат Игорь.

В нашем распоряжении теперь был целый банк, поэтому, помимо меха, одежды, обуви, бытовой техники и поставок туркменского хлопка-сырца, было решено открыть еще несколько стратегических направлений. Коля хорошо понимал конъюнктуру рынка, поэтому вскоре был заключен контракт на поставки сахара. Подошел целый корабль с Кубы, сахар раскупили прямо с машин, мешками. Так же, с колес, была распродана первая партия румынской мебели. Мы взяли в банке крупный кредит, конвертировали деньги в доллары и во время очередного витка инфляции заработали целое состояние. Его мы планировали вложить в поставки сигарет Marlboro, однако через несколько месяцев, безрезультатно прождав ответа от американских партнеров, изменили планы и купили парк Мерседесов прямо с фабрики в Штутгарте.

Все, что ни завозилось в страну, продавалось мгновенно. Завезенные Мерседесы ушли по цене ниже заводской, однако все издержки были тут же покрыты разницей курса. Для представительских целей решено было оставить один из первых в Москве так называемый «шестисотый», стоимостью около ста тысяч долларов. В то далекое время иметь такую машину было все равно, что иметь самолет. Заодно были приобретены пять КАМАЗов для перевозки товара, несколько американских джипов, небольшой лимузин, пара микроавтобусов с диванами, баром и телевизорами, и отечественные машины для сотрудников. Я стал ездить на Вольво. Коля пересел на большой Мерседес, а по выходным гонял на американском внедорожнике Wrangler (он вообще любил внедорожники, как и все американское, к которому привык за время своих частых командировок в США для заключения контрактов и изучения бизнеса). Всю неделю он ездил с личным водителем, но в воскресенье сам без проблем покорял московские сугробы и горки.

В отличие от Коли, я, в основном, мотался по стране – то ехал в Ростов договариваться о реализации мебели, то во Владивосток, в зверохозяйства, подписывать контракты о поставках шкурок. Помню одну свою поездку в Уссурийск, куда мы отправились вместе с Алексеем Алексеевичем Печерским и его замом. К тому времени мы были уже не просто деловыми партнерами, скорее – друзьями. Алексей Алексеевич оказался человеком мудрым и предприимчивым, я тогда многому у него научился.

В Уссурийске меня больше всего поразили не медведи и не тигры, а китайцы. Китайцев было столько, что казалось, Россия здесь уже закончилась: китайские магазины и рестораны, целые азиатские кварталы… Директором зверофермы оказался старый приятель Алексея Алексеевича, как тогда говорили, по партийной линии. Мы провели свои переговоры, договорились о поставках меха, попробовали местную еду и засобирались назад. И тут повалил снег.

Он все шел и шел, пока не замело все взлетные полосы в аэропорту, и тогда стало ясно, что никто никуда не полетит. Причем, не только сегодня, но завтра тоже, потому что наши билеты уже сгорели, надо было покупать новые, а новых в кассе осталось всего два. А нас – трое.

Чтобы никому не было обидно, мы бросили жребий, и он выпал не мне. Вмешалась ли в это дело судьба или дело решила хитрость моих взрослых наставников – сейчас это уже неважно. Главное, что они улетели, а я остался еще на сутки в одном из самых бандитских городов, очень далеко от Москвы. Возможно, это было мне напоминанием о том, что не все и не всегда происходит по плану, который мы выстраиваем в своей голове. К счастью, в тот раз обошлось без приключений и вскоре меня всё-таки отправили в Москву следующим рейсом, я даже летел в кабине вместе с пилотами. Один из моих друзей, встречавший нас в московском аэропорту, рассказывал, как он сначала пожал руку Алексею, потом его заместителю, а потом протянул руку и мне, но меня не было. «А Руслан?.. а где Руслан? …» – почему-то он тогда очень возмутился и долго еще стоял с протянутой рукой в надежде, что я сейчас вынырну из-за чьей-то спины со своим чемоданом.

Бывало всякое, но я всегда вспоминаю только хорошее. Девяностые, обернувшиеся для многих растерянностью и потерями, для нашей большой семьи стали временем становления. Важным был даже не размах нашего бизнеса, а то, что мы работали вместе. Каждый день наша компания прирастала новыми направлениями, мы использовали все, абсолютно все возможности, что дарила нам судьба. Разумеется, судьба эта нередко действовала через близких и дальних друзей, и родственников, но кто сказал, что это плохо? Многие приходили тогда к нам с идеями различного бизнеса, и мы хватались за все, что приносило какую-то прибыль.

Впрочем, постоянный поиск новых направлений был обусловлен еще и тем, что государство, вместо того, чтобы поддержать меховой бизнес, ввело тридцатипроцентный акциз, так что производителям пришлось либо уходить в подполье, либо искать другие возможности для развития. Мы хотели играть честно, поэтому выбрали второй вариант. С этого момента оборот наших мехов значительно сократился, и мы перевели производство на другую фабрику, в центр Москвы. Мы даже поучаствовали в приватизации одного из особняков на Ордынке.

Офис, который снимала наша компания, на долгое время стал для меня вторым домом. Мы практически поселились в нем, пропадали там целыми сутками, вынашивая идеи и строя наполеоновские планы. Думали о развитии производства, покупке заводов и фабрик, пытались наладить все по-новому, с использованием передовых технологий. К примеру, когда нам понадобилась оперативная связь, мы с братом купили два сотовых телефона, чуть ли ни первыми в стране. Вижу, как сейчас, эти две переносные стации с антеннами, которые мы подключили к своим машинам. Каждый такой «телефон» стоил как половина квартиры.

Наступала новая эпоха – эпоха нефти, и мы тоже задумались о месторождении газа и нефти, и о покупке мини-завода по ее переработке. Коля поехал в Америку, чтобы на месте изучить все новейшие технологии. По его возвращению, мы, не без протекции троюродного брата Альберта, закончившего Институт нефти и газа, купили разработанный в его недрах патент на производство девяносто пятого бензина. Уже тогда было понятно, что нефть и все, что с нею связано, ляжет в основу новой экономики, однако современного оборудования для ее переработки в стране просто не было. Мы собирались наладить высокотехнологичное производство – не вывозить нефть и газ за границу, а делать бензин и продавать его на территории России.

В итоге, в начале девяносто третьего года мы владели акциями банка, своим производством, имели постоянные квоты на поставку хлопка и мебели, и ряд собственных магазинов. Мы выиграли тендер на разработку месторождения нефти и газа на Дальнем Севере и тендер на право аренды в течение сорока девяти лет земельного участка в Москве. На этом участке планировалось построить первый в России гостинично-деловой комплекс и коммерческий центр. Все это вместе взятое стоило немыслимых денег, но нам тогда все было по плечу – мы ворочали миллионами долларов, вкладывали их и развивались по всем направлениям, куда только могли дотянуться.

Зачем Бог дал мне тогда такие деньги? – думаю я теперь. Я был слишком молод и вряд ли осознавал в полной мере всю ответственность, которая приходит к человеку с богатством. Действовал я, скорее, интуитивно, не позволяя вскружить себе голову, не соскакивая во все тяжкие – наоборот, как и прежде, вел весьма скромный образ жизни и радовался лишь тому, что мои близкие теперь не нуждаются ни в чем. Я всегда мечтал о том, чтобы родители жили в достатке, чтобы все у них было, поэтому был по-настоящему счастлив, что теперь нам с братьями это полностью удалось.

Все, что происходило с нами, я расценивал как подтверждение правильности тех истин, которые внушали нам с детства. Рассчитывать только на себя, не останавливаться, держаться всем вместе… Все это, как я видел теперь, сработало. Родители наши тоже остались прежними. Мать сама вела хозяйство и еще ухаживала за отцом, который в те годы уже сильно сдал и почти не вставал с инвалидной коляски. Я много с ними говорил тогда: с отцом – о политике, с мамой – о себе. Она знала, что у меня уже есть любимая девушка, но я, после двух своих несостоявшихся свадеб, пока был не готов привести ее в наш дом.

Алену я добивался долго, с рыцарской галантностью и самурайским терпением. Помимо танцев, она иногда подрабатывала моделью, и, как и у всех моделей, у нее была своя свита постоянных поклонников. С одним из них, не дававшим моей девушке проходу, мне пришлось сцепиться всерьез. Этот парень был при деньгах и имел разряд по боксу, но меня уже невозможно было остановить. Роман наш долгое время был платоническим, пока однажды не разрешился ураганным сексом в подсобке какого-то ресторана, за кулисами не помню уже по какому случаю устроенного корпоративного приема. Детонатором для последующего взрыва эмоций послужил посвященный мне тост одного из старших наставников. После этого тоста случилось непредвиденное – мы оба вдруг увидели друг друга по-другому и одновременно шагнули дальше, как будто начали новую главу.

После того памятного банкета мы уже не могли прожить друг без друга ни дня. Алена говорила дома, что задерживается у подруги, и приезжала ко мне, в мою новую квартиру, где только что закончился ремонт, и из всей мебели был только матрас на полу. Юность волшебным образом сочеталась в ней с чуткостью, мелкие капризы и прихоти ничуть ее не портили – напротив, придавали только ей свойственный шарм. Она была настоящей женщиной – прекрасной, упорной и мудрой. Бывают простые вина и бывают – дорогие. Попробовав вторые, никогда уже больше не вернешься к первым. Вот и мне больше не нужны были прежние случайные подруги, я весь отдался своим новым чувствам и был в них абсолютно счастлив.

Время шло, и мы, как и раньше, держались все вместе. Лида с Гильятом купили большую квартиру, в том же доме где жил Коля с семьей, и я задался целью расселить коммуналку этажом ниже. Мне ужасно хотелось, чтобы все они были рядом, а родители могли общаться со своими внуками, тем более, что отец уже был тяжко болен. Кстати, объявился и отец Роберта. Мы стали общаться. Он, тоже воспользовавшись всей перестройкой, быстро окреп и подумывал даже о покупке квартиры в том же доме, для сестры и детей, где жил Коля и куда перебирались Лида с Гильятом. Вариантов в том доме было множество. Нам всем очень хотелось жить рядом и собираться как раньше по выходным всей нашей дружной семьей.

Из друзей в то время я чаще всего общался с Филиппом, а Алена как-то легко и быстро сошлась с его женой, хотя та и была ее немного старше. Амира же в те годы я почти потерял из виду – знал лишь, что все у него в порядке.

Мы постоянно собирались семьей, бывали у наших сестер и общались со всеми из компании нашего зятя Гильята, у которого родился долгожданный наследник. Долго они шли к этому, и ожидания увенчались успехом, а сынишку назвали Давидом. Все разногласия, возникшие было между нами на старте, словно забылись. Я больше не злился – память у меня хорошая, просто я научился прощать.

Что касается бизнеса, то не знаю, кто из нас в те времена был круче. С нашей стороны были магазины, хлопок, переработка нефти, со стороны Гильята – собственный первый коммерческий банк и комбинат по добыче алмаза-сырца. Вскоре они купили несколько самолетов и открыли свою частную авиакомпанию. Никогда не забуду, как они возили миллиарды наличных КАМАЗами из своего банка, для покупки очередного самолета. Все мы общались как с губернаторами, так и с криминальными авторитетами.

Что еще сказать о бизнесе начала девяностых? Вместо наперсточников, еще недавно дуривших народ на рынках, появились силы более серьезные. Строились первые финансовые пирамиды. На федеральных каналах герои рекламных роликов призывали обывателей доставать накопления из подушек и вкладывать их в облигации, чтобы потом, сказочно обогатившись на процентах, «купить жене сапоги». Кто жил в начале девяностых, тот помнит эти слова. Грандиозные аферы лопались, как мыльные пузыри, но на их месте возникали новые, и безумные вкладчики все шли и шли в отделанные мрамором офисы и отдавали там последнее, что у них было. Кто все это придумал – новые реформаторы или подпольные теневики?

В Москве по-прежнему часто стреляли. Иногда доставалось и нам. В любое публичное место мог без предупреждения ворваться взвод ОМОНа, в масках и с автоматами. Сначала всех без разбора укладывали на пол, а потом уже проверяли документы.

Был день, когда прямо возле банка нас всех вытащили из машин и положили лицом в грязь, прямо в дорогих костюмах. В другой раз в одном из ресторанов Кирилла Чурикова огрели прикладом по лицу за то, что он сболтнул что-то лишнее. Со мной тоже случались разные триллеры, вроде того, когда меня остановили и надели наручники, а потом поставили этот сюжет в хронику новостей. Понятно, что произошла ошибка, но телезрители об этом уже не узнали, а запомнили только меня, стоящего у капота спортивной иномарки в длинном кожаном плаще и наручниках. Все это были мелочи, хоть и неприятные. Но однажды мы попали в действительно серьезную ситуацию.

В ресторане на Арбате мы отмечали день рожденья одного из партнеров: мужчины в костюмах, дамы в вечерних платьях – всего человек сорок. Тосты прозвучали, кто-то из гостей ушел танцевать, и уже через несколько минут в соседнем зале началась дикая драка. С нами были вооруженные охранники, с другой стороны – много пьяных крепких мужчин, и кто-то из них уже выхватывал из кобуры табельное оружие. Никто никому ничего не объяснял, мы сошлись, как во дворе, стенка на стенку. Слава Богу, выстрелов не было. Но для того, чтобы убраться из ресторана, нам, как победившей стороне, пришлось вызывать спецназ.

Подобное могло произойти где угодно – в ресторане, в казино, просто на улице. Ты случайно задеваешь чью-то иномарку, и тебя, как это тогда называлось, «сажают на счетчик» или просто бьют до полусмерти. У каждого в машине была бейсбольная бита. Один раз я видел парня, который вытащил из-под капота топорик для разделки мяса. Люди защищали себя, как могли, не было никаких правил. Иногда казалось, что звери в джунглях – и то лучше живут.

Наконец, мы всерьез задумались о безопасности. Нас знали практически все, от Москвы до Севера и Сибири, мы входили в девятку самых перспективных компаний страны, американский журнал Global опубликовал статью о нас. Моему брату даже предлагали должность консультанта в Министерстве экономики. Брат был легендарной личностью, но даже он отказался. Мы, конечно, понимали, что надо менять этот мир к лучшему, но оставались при этом не политиками, а бизнесменами и думали, в первую очередь, о том, как прокормить свои семьи и обеспечить рабочими местами своих сотрудников. Как и многие тогда, мы уже смотрели в Европу, конкретно – в Испанию, у нас были филиалы за границей и даже дом у моря, в котором, впрочем, я так и не усел побывать. Одним словом, несмотря на весь свой размах, противостоять тому хаосу, что творился вокруг, мы не могли. Более того – риски существенно увеличивались. И тогда для защиты собственных интересов была создана серьезная, уже настоящая служба безопасности, куда одновременно входили как сотрудники спецслужб, так и криминальные авторитеты. Боже мой, с кем только ни приходилось мне общаться в те годы…

Загрузка...