1. Пропавшее дитя
Летним вечером два Хулиганских корабля кружили у маленького островка под названием Тихий в восточной части Варварского архипелага.
Присутствие Хулиганских кораблей в восточных водах было делом неслыханным. Обычно они десятой дорогой огибали эти края, поскольку знали, какие опасности таятся здесь.
В Восточном архипелаге всяких ужасов – пруд пруди. Если бы Хулиганы не вызвались помочь Большегрудой Берте искать ее пропавшую дочь, ноги бы их не было в этих гиблых местах. И вот близился вечер, а они забрались так далеко от родного острова Олух, что не успевали вернуться до темноты.
Оставалось только одно: бросить якорь и провести ночь в Восточном архипелаге. Хотя никого такая перспектива не радовала. Но где разбить лагерь?
Все земли к северу и к югу принадлежали СТРАХОЛЮДАМ, а Страхолюды были работорговцами и славились как самые жестокие пираты во всем нецивилизованном мире. Вдобавок у них была неприятная привычка убивать непрошеных гостей на месте. И ко всему прочему почти на всех подвластных им берегах водились привидения.
Конечно, оставался еще остров Берсерк.
Но было полнолуние, а в полнолуние Берсерки бесятся и воют, как собаки, и почем зря скармливают людей некоему безымянному Зверю в чаще леса…
Вот и выходило, что остров Тихий – единственное безопасное место для ночлега в Восточном архипелаге.
И Хулиганы уже добрый час наматывали круги возле острова, выискивая, где лучше всего причалить.
– СТОЙ! – гаркнул Стоик Обширный, Вождь Племени Лохматых Хулиганов, Да Трепещет Всякий, Кто Услышит Его Имя, Кх, Гм. Выглядел он очень представительно: огромный, толстый, с рыжей бородищей, смахивающей на львиную гриву, которую какие-то маньяки начесали против шерсти. – СУШИ ВЕСЛА!
Стоик повернулся к сыну, Иккингу Кровожадному Карасику III. Тот стоял рядом с отцом на палубе «Жирного пингвина» и тревожно вглядывался поверх носового украшения в даль, прикрыв глаза ладонью от заходящего солнца.
Иккинг меньше всех походил на наследника вождя племени Хулиганов: обыкновенный мальчишка, рыжий, с длинными тощими руками-ногами и хмурой конопатой физиономией, какую в толпе не вдруг и заметишь.
– А теперь, Иккинг, – важно произнес Стоик, – я хочу, чтобы ты внимательно наблюдал за моими действиями. Вождь должен быть АБСОЛЮТНО УВЕРЕН, что нашел безопасное место для лагеря. Благополучие всего племени зависит от того, найдет ли он ИДЕАЛЬНУЮ стоянку.
– Да, но мы уже сто лет ищем, – заметил Иккинг. – И там, на Тихом, одно местечко действительно выглядело очень мило.
– Слишком на виду, – мрачно сказал Стоик. – Идеальная стоянка должна быть укрыта от ветра и внезапных бурь.
– Да, папа, но мы все очень устали, и темнеет уже, а Восточный архипелаг очень опасен, – возразил Иккинг. – Как насчет всех прочих мест, которые мы смотрели?
– Слишком топко, слишком много медуз, недостаточно места для шатров, негде выставить часовых… – перечислил Стоик. – Надо найти ИДЕАЛЬНОЕ место, Иккинг. – Он снисходительно похлопал сына по спине. – Вот почему капитан – я, сынок. Смотри и учись, мой мальчик, смотри и учись.
Стоик бодро потопал искать другие подходящие места, а его команда дала отдых натруженным рукам и принялась негромко роптать. Раз уж Стоик так стремится найти идеальную стоянку, буркнул кто-то, может, он сам и на весла сядет?
Но буркнул очень тихо, чтобы вождь не услышал.
– Ненавижу ночевать в палатке, – заявил Рыбьеног, лучший друг Иккинга. – Опять у меня астма разыграется до жути.
Рыбьеног, длинный, тощий, как веретено, мальчишка, страдал экземой и астмой, а также аллергией на пшеницу и молочные продукты. И, что самое неприятное, на драконов.
– Это все ты виноват, Никчемный, – прорычал Сморкала Мордоворот, Иккингов двоюродный братец, наглый здоровяк с задатками прирожденного вожака и множеством татуировок-черепов. Он задумчиво сплюнул в море. – Нас бы ни за что не занесло сюда в поисках мелкой вшивой Бой-бабы. Но из-за тебя у твоего отца случилось размягчение мозгов, и он заключил союз с этими грязными[2] неудачницами, – ядовито сказал Сморкала. – Пока ты все не испортил, ходила прекрасная поговорка: «Хорошая Бой-баба – мертвая Бой-баба». И я вот что скажу: если завтра утром ее драгоценный Бой-бабий трупик выплывет из вон того ущелья, я лично не стану ронять слезы в кружку с какао.
– Гы-гы-гы, – заржал Песьедух Тугодум, Сморкалин друг и приспешник.
– Ты просто душка, Сморкала, – огрызнулся Иккинг. – Неудивительно, что у тебя столько друзей.
– Нет, серьезно, – протянул Сморкала, – погляди вокруг, Никчемный. Вы с папенькой, кроме шуток, подвергаете нас здесь опасности. Мы заплыли на территорию СТРАХОЛЮДОВ. Видишь остров, вон там? – Он указал на зловещий силуэт на юге, откуда доносился странный ритмичный гул. – Хочешь знать, что это такое, деточка? Это БЕРСЕРК. А залив, куда мы сейчас дрейфуем? Это же залив Разбитого Сердца…
Песьедух Тугодум резко прекратил гоготать и сделался тошнотно-зеленого цвета.
– З-залив Разбитого Сердца? – заикаясь, переспросил он. – Но там же… вроде не… водятся привидения?..
– Еще как водятся, – ухмыльнулся Сморкала.
– Призраки?.. – пискнул Рыбьеног.
Сморкала вытаращил глаза и, подавшись к Рыбьеногу, заговорщицки прошептал:
– Вот именно, хилятик. На берегу Разбитого Сердца, говорят, обитает призрак женщины на призрачном корабле… она вечно ищет свое потерянное мертвое дитя… и если найдет вместо него ТЕБЯ… – он помолчал, чтобы нагнать побольше страху, – то запустит тебе в грудь свои ужасные призрачные пальцы, – (и Песьедух, и Рыбьеног невольно отшатнулись и попытались заслониться руками), – вынет твое трепещущее сердце и уплывет вместе с ним обратно в призрачный мир, – злорадно закончил Сморкала.
Песьедух с перепугу уронил кинжал себе на ногу. Кинжал был без ножен, так что Тугодуму сделалось очень больно.
– О-У-У-У-У…
– ЧУШЬ это все, Сморкала, – громко произнес Иккинг. – Глупые суеверия. Эти сказки пошли оттого, что в болотах по берегам залива водится редкая птица под названием необычайка, и ее крик похож на плач призрака.
Сморкала откинулся назад и скрестил на груди татуированные руки.
– Чушь, говоришь? Да мы тут жизнями своими рискуем! И все ради вонючей Бой-бабки, не имеющей никакого отношения к племени Хулиганов. И виноват в этом ты, Никчемный.
В этот самый момент Иккингу на голову плюхнулся его охотничий дракон Беззубик – он летал на разведку и теперь вернулся на «Жирного пингвина».
Иккинг выслал Беззубика вперед обследовать гроты, скалы, пляжи и прочие места, куда буря могла зашвырнуть небольшую лодку.
Если Иккинг лицом и телосложением не вышел в наследники вождя племени Хулиганов, то Беззубик на роль охотничьего дракона наследника подходил еще меньше. Он принадлежал к породе обыкновенных садовых, самому распространенному виду драконов (хотя сам утверждал, будто относится к разновидности куда более экзотической), а размерами уступал охотничьим драконам остальных юных воинов минимум вдвое. Он не имел не то что каких-либо полезных в бою особенностей, но, как явствует из его имени, даже зубов.
Сейчас, вернувшись из разведки, он был по-настоящему встревожен, а тут еще напряжение поисков, поздний час и важное охотничье поручение, не говоря уже о двух пропущенных кормежках и тихом часе, – от всего этого тревогу Беззубика зашкалило до дикого перевозбуждения. Его плющило и таращило, словно клеща, высосавшего несколько больших кружек сладкого-пресладкого кофе.
Беззубик и в обычном-то состоянии заикался, а сейчас и вовсе не мог произнести ни слова, настолько был не в себе. Он просто подпрыгивал на голове у Иккинга, указывая крылышками на берег Разбитого Сердца.
– Что такое, Беззубик? Что там? – спрашивал Иккинг.[3]
Стоик как раз беседовал со своим помощником об относительных преимуществах различных типов стоянок, зорко, как и надлежит капитану, поглядывая вокруг, и заметил тычущего крылышками Беззубика. Вождь навел подзорную трубу на берег Разбитого Сердца.
– Но это неподходящее место для лагеря, – проворчал Стоик, но вдруг умолк. – Погодите секундочку. Что это? ТАМ НА ПЛЯЖЕ ЧТО-ТО ЕСТЬ!
