Самые первые воспоминания о даче мои связаны с проживанием на ней вдвоем с дедом. Он мало говорил, в основном молчал и что-то делал. Он прошел войну, и это было видно по его глазам. Как правило те, кому есть что рассказать всегда больше всех молчат, а те кому сказать нечего, болтают без умолку.
Мы ходили с ним каждый день на берег рыбу ловить, ставили «телевизоры», и чтобы далеко от них не отходить ловили рыбу рядом на удочку. Тогда просто был риск, что мог кто-то чужой проверить твои приспособления и забрать весь улов, если тебя не было радом, – поэтому приходилось сторожить.
Попадались линьки и окуня, из которых мы варили вкуснейшую уху. А верхоплавок, которые ловились на удочку, обжаривали на масле в муке на «второе», и на вкус они были не хуже морской мойвы, или тех же балтийских шпротов. Так мы с дедом питались одной рыбой, жили так сказать на подножном корме, но честно говоря, это была одна их самых лучших моих диет в жизни.
Когда я говорил, что мне скучно, то мы шли к проезжей части и считали автомобили, а когда их становилось слишком много и мы сбивались, то начинали считать только красные или только синие. Так мы развлекались, у нас не было тогда ни телевизора, ни магнитофона, ни мобильных телефонов с интернетом. Помню просто залипал вниз головой на несколько часов, глядя на мелких букашек, ползающих по раскаленной земле, разглядывал как муравьи таскали крошечные веточки, как пчелы пили нектар из раскрывшихся бутонов.
Уже повзрослев, с друзьями мы ходили подальше – на пантон, – это такой металлический поплавок, уходящий в глубину на десятки метров, там мы садились на его конце и сидели весь день, глядя на неподвижные поплавки. Тогда мы еще не умели насаживать толком наживку, поэтому она у нас тут же сползала, а мы часами ждали, когда ее кто-нибудь заглотит. Ловили мало, но сам процесс затягивал, несмотря на палящее солнце.
Моими соседями по даче были два сверстника, с которыми мы собирались после обеда, когда наступала жара, а наши родители скрывались в тени домиков. Только в этот период мы наконец-то были свободны от нудной огородной работы. Бегали по раскаленным добела улицам на берег, а там срезали прутья и делали из них самодельные луки, и стреляли по птицам, сидящим на проводах. Дурачились как могли, катались на одном велосипеде втроем, купались, лазили по оврагам, больше напоминающим болота, хвастались.
Не знаю почему, но детей всегда тянет на какие-то заброшенные безлюдные места, вот так мы нашли однажды в поле сгоревший большой автобус, расселись в нем раскинув ноги на ржавые сидения, и представляли себя важными персонами. Нам казалось, что это был подбитый пришельцами космический корабль, но нам – отважным спасителям человечества, якобы удалось его восстановить, и вот мы снова уходим от погони.
В тот самый момент, когда один из нас, самый можно сказать толстый, заканчивая свою патетическую речь, обращенную к невидимым противникам, его за зад укусила пчела, которая свила под его креслом целый улей. Он как заорет, и выбежит из автобуса, а за ним полетели с десяток пчел. Долго он крутился на месте и кричал во все горло отмахиваясь, а мы при этом смеялись. Больше мы после этого не ходили в заброшенные места.
Помню однажды, кто-то из нас спросил: «а вы знаете кто придумал градусник?», и кто-то из нас ответил, что Цельсий. И тут началась полемика, что, мол не всегда как предмет называется, так и зовут его автора. «Тогда по этой версии ведро должен был придумал Джон Ведро, а лопату – Сандра Лопата?». Мы долго смеялись над таким открытием, это значительно облегчало наши школьные мучения с обилием трудно произносимых фамилий.
В основном в то время мы чаще хвастались друг перед другом, какую вели жизнь в городе, но на самом деле каждый из нас приукрашивал ее, потому что жили мы в разных районах, и проверить нас было просто невозможно. Так я был убежден, что оба мои приятеля были самыми опасными гангстерами у себя на районе.
Ходили на дальний пляж, который мы называли «золотые пески», это была длинная белая полоса со взрослой зоной, и более мелкой для детей, с полностью песочным дном и плавным спуском. Там всегда было много народу и шумно, а в выходные там некуда было лечь, так что приходилось окунаться и сразу уходить.
Был еще совсем близко с нашей улицей другой пляж «глубокий», на который мы ходили значительно чаще. На нем был более резкий спуск, не такое мягкое и приятное дно, и часто встречались противные водоросли. Чуть сбоку от него кто-то привязал к высокому дереву тарзанку, раньше с нее можно было прыгать смело, но с годами, вода обмелела, и теперь с нее можно было только сломать себе шею.
В то время на берег подмывало много рыбьих зубов, каким образом это происходило было непонятно, а потом эти находки резко прекратились. Среди них были разноцветные хищные клыки размером от сантиметра до мизинца, мы их собирали в спичечную коробку, а те что не влезали в нее, считались особо ценными.
Сидели в воде, собирая их по всей длине берега до посинения губ, вымывая песок из рук, ища резцы покрупнее да по извилистее. Помню за несколько лет я насобирал две или три спичечные коробки набитые разными острыми рыбьими клыками, а куда дел потом не помню, не могу никак их найти до сих пор.
В старших классах меня стали насильно возить на дачу, чтобы я там полол траву, и поливал из шланга деревья. Так мне, тому, кого весь двор знал как крутого пацана, приходилось гремя ведрами и тяпками на весь двор, попутно ругаясь, кто громче хлопнул дверью, ехать полтора часа в машине, которую шатало от порывов ветра, слушая пенсионерское радио. Это были выходные позора до выезда, и нудятины после приезда.
**
Позже в университете я стал приезжать сюда уже с друзьями повеселиться, когда родители были на работе. Мы могли просто встретиться случайно на улице и всего за пару минут решить, и поехать к кому-нибудь на дачу за тридцать километров от дома, быстро находили единомышленников и продукты, и через час с сумками уже сидели на остановке, эти одиссеи начались у нас с класса 8 где-то.