Подскакиваю на постели, отбросив одеяло в сторону. В груди чувствую щемящую боль. Опять эти сны о прошлом… Однажды они сведут меня с ума!
Почему они никак не перестанут мучить! Я уже давно не живу воспоминаниями, запретила себе думать о времени, которое никогда не повторится…
Но на место мыслей приходят эти ужасные сны! В них я опять оказываюсь в том, ушедшем времени, заново совершаю те же ошибки, иду по своим же следам.
Сегодняшний сон ранил меня в самое сердце. Вся в холодном поту, я даже не чувствую прохлады от раскрытого окна. Прошло уже несколько минут, а я никак не могу отдышаться.
Те дни. С ним. Они были самыми прекрасными…
Нет, я не позволю себе вспоминать. Я запрещаю себе!
Быстро встаю и закрываю окно. Отвести Луку в сад – раз, найти работу – два, избавиться от вони в квартире этого чёртового соседа снизу, пока сын не простудился – три!
Сегодня будет сложный день, но я справлюсь.
Погода с каждым днём становится хуже. Слякоть пробирается под воротник, просачивается в рукава куртки, нагло и резко бросает в лицо капли. Ещё несколько дней, и Лука начнёт мерзнуть в осенних ботинках. Надеюсь, у осени достаточно сил, и она будет удерживать свои позиции как можно дольше.
Сегодня воспитательница спросила, внесла ли я ежемесячную оплату за сад.
Пообещав, что оплачу в ближайшие дни, я торопливо попрощалась с сыном и поспешила уйти. Нужно поскорее позвонить в бутик и спросить, когда мне начислят зарплату.
Достав телефон, набираю знакомый номер, но как только подношу телефон к уху, слышу электронное «у вас недостаточно средств».
Чёрт!
Вчера я проговорила все деньги, но так и не смогла найти работу. Вся надежда на сегодняшний день.
Отойдя от детского сада, внимательно смотрю по сторонам. В спальных районах всегда много продуктовых точек, салонов красоты и маленьких кафешек, каждая из них – мой шанс.
Первую вывеску замечаю в соседнем от садика доме. Банальное название «Орхидея» не вызывает абсолютно никаких эмоций.
Срываю с дерева красно-жёлтый лист и протираю ботинки, затем поправляю растрепавшиеся волосы, уверенным шагом поднимаюсь по ступенькам на крыльцо и открываю дверь.
– Здравствуйте, вы на процедуры? – не отрываясь от монитора, спрашивает девушка-администратор, но тут же переводит на меня взгляд и с сомнением сводит брови.
– Здравствуйте, нет. Я ищу работу, может быть, вам требуется уборщица?
– Нет, нам никто не требуется, спасибо, – быстро отвечает она и снова отворачивается.
Следующий отказ встречает меня в маленькой пекарне с торца соседнего дома. Затем в забегаловке, где тусуются местные отморозки. Потом ещё в двух салонах красоты и небольшом семейном кафе.
Видимо, к осеннему сезону все собственники тщательно готовятся и заранее подбирают персонал.
Уже не надеясь на успех, захожу в супермаркет около дома, но тоже получаю отказ.
Ну почему всё так?! Почему у меня ничего не получается?! Столько времени потрачено зря и нет никаких результатов! Я промокла, устала и практически отчаялась…
Вернувшись в общежитие, со злостью отпираю дверь, уже чувствуя зловоние. Но, дернув ручку на себя, замираю, увидев в комнате знакомую тучную женщину в золотых цацках. Закинув ногу на ногу, она сидит на диване и переключает каналы на телевизоре.
Заметив меня, хозяйка квартиры выключает телик и, не меняя выражения лица, резко спрашивает:
– Деньги где?!
– А разве уже прошла неделя?
– Неделя, не неделя… – цокает языком хозяйка. – Какая разница! Мне деньги сейчас нужны, давай хотя бы за месяц!
– Но мы договаривались через неделю и сразу за два месяца. Неделя не прошла, – я пытаюсь перечить, но понимаю, что и через пару дней мне негде будет взять нужную сумму.
– Так и скажи, что у тебя их нет! Я заходила на кухню, у вас же жрать нечего, шаром покати, вообще не крошки!
И правда… Вчера Лука доел последние макароны, а я не ела уже больше суток. Сегодня вечером нам будет нечем ужинать. Но отвечаю с вызовом:
– Мы обедаем в кафе! И это не ваше дело!
– Ах, так! – поднявшись, она подходит ко мне вплотную. – Это моё жильё и мне решать, когда тебе платить! Захочу, вышвырну прямо сейчас, останешься на улице вместе с клопышом!
– Мы договаривались, – не сдаюсь я. – Пожалуйста, подождите ещё немного.
Поджав губы, женщина топчется на месте, решая, что делать. Думаю, ей было нелегко найти жильцов, которых устроила бы такая комната.
– Ладно! Приду послезавтра! И чтобы всё до копейки отдала! Поняла?
Её неприятное лицо искажается от недовольства.
Я киваю.
Хмыкнув и задрав нос, хозяйка вальяжно берёт своё пальто и выходит из комнаты.
Несколько минут я стою не двигаясь и слушаю тяжелые шаги на лестнице.
Меня охватывает приступ злости. Она выгонит нас! Выгонит прямо на улицу, выбросит как котят и не пожалеет… В такой холод…
Опустившись на пол, обхватываю голову руками. Да, я привыкла быть сильной, привыкла сражаться за себя и за сына.
Делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться, но вместе с воздухом в грудь пробирается мерзкий запах, к которому невозможно привыкнуть!
То ли от злости, то ли от отчаянья подскакиваю на ноги и, вылетев из комнаты, несусь вниз по лестнице, перескакивая ступеньки. Я избавлюсь от этой вони во что бы то ни стало!
Исступлённо луплю кулаком и ногой в дверь соседа снизу. Пусть только попробует не открыть мне! Этот кусок картона я вышибу с нескольких ударов плечом! У меня хватит сил!
Но дверь тут же распахивается.
– Ты что?! Совсем обурела?!
Глаза мужчины круглеют от удивления, от этого худощавое лицо становится еще более длинным.
Странно, сегодня он выглядит совсем не так, как вчера.
– Дай пройти! – рычу я.
Проскользнув мимо него, я врываюсь в чёрную, заваленную хламом комнату с раскрытыми настежь окнами.
Сосед хватает меня за руку, пытается вытолкать из квартиры и кричит в ответ:
– Уйди отсюда! Нафига припёрлась?!
Но я резко выдёргиваю руку и отбегаю в другой конец комнаты.
Не знаю, в чём причина, но сегодня сосед совсем не вызывает страха, даже наоборот, выглядит жалким и нелепым.
– Мы задыхаемся от этой грязи! – с криком я показываю на огромную кучу тряпья, которая по-прежнему возвышается на полу. – Я пришла всё здесь вычистить! Стены, пол, плинтуса! А если вы будете мне мешать, я выломаю дверь, когда вас не будет дома, и всё равно выброшу весь мусор к чертям!
Сосед удивленно поднимает брови и несколько секунд разглядывает меня с таким интересом, словно впервые видит, а затем, улыбнувшись, демонстрирует отсутствие двух передних зубов.
– А ты забавная девчонка, – говорит он и облокачивается о дверной косяк. – Ну валяй, раз так хочешь, наводи марафет. Только на вопрос один мне ответь…
Его спокойный тон возвращает меня в реальность, и гнев понемногу отступает.
– Какой? – спрашиваю я уже спокойнее.
– Этот ворон, он вернётся?
Вздохнув, качаю головой. Что-то с ним не так. Он ненормальный. Определённо.
– Я не знаю. Это не мой ворон, и я видела его впервые.
Помолчав, сосед разворачивается, выходит за дверь, а вскоре возвращается с алюминиевым ведром и серой половой тряпкой.
Поставив ведро в угол комнаты, он подходит к куче тряпья. Неровно прибитые половые доски скрипят под его ногами.
– Нам нужно начать с этого, – я встаю рядом с ним и киваю в сторону кучи.
– Я собирал эти вещи так долго… – сосед поворачивается ко мне лицом и смотрит уже совсем другим, по-детски несчастным взглядом.
– Зачем?
– Зачем! – блеснув, его глаза сужаются. – Что значит зачем?
Я невольно делаю шаг назад.
– Но… Ведь всё это уже нельзя носить…
– О-о-о… Почему же нельзя? Кое-что можно! – наклонившись, он достаёт из кучи серую тряпку, отдалённо напоминающую футболку. – Смотри, вот это… И ещё вот это…
Дальше мне демонстрируются порванные на коленях спортивные штаны, непонятного размера халат, вязаная шапка, растянутый свитер…
– Почему все это валяется в куче, на полу? – спрашиваю, наблюдая за тем, как трепетно мужчина достаёт и рассматривает каждую вещь.
– А больше негде, – он разводит руками в стороны, показывая на голые стены.
И правда, как я сразу не заметила ещё одну странность – в комнате нет абсолютно никакой мебели. Ни шкафа, ни антресоли, ни кровати, ни стола… Абсолютно ничего.
– Раньше у меня был шкаф, – продолжает сосед, – но нужны были деньги. Пришлось продать. Потом ещё кое-что пришлось продать. И ещё кое-что. И так ничего не осталось. Кроме этих вещей. Вещи никто не купил.
«Точно наркоман», – проносится в голове.
Присев на корточки, я вытаскиваю из кучи бесформенное нечто. Пустой желудок болью откликается на резкое движение.
– Вы это носите? – спрашиваю, поморщившись.
– Вот это? Не-а, – сосед качает головой. – А с тобой что?
– Да ничего. Просто я очень голодна.
Чуть оглядываюсь в сторону дверного проёма, ведущего в кухню. Кажется, там тоже нет совсем никакой мебели.
– Мне нечего тебе предложить. Еды у меня нет, – сухо говорит он.
Мне кажется очень странным жить в комнате, где нет вообще никакой мебели и еды.
Подавляя интерес, молча вытаскиваю из кучи следующую тряпку, но любопытство всё-таки берет верх.
– Послушайте, у вас нет ни стола, ни стульев, ни кровати. Не работает свет. Нигде я не вижу хотя бы одной чашки или тарелки. Как вы живёте здесь? Что едите, где спите?
Искоса глянув на меня, сосед осматривает свою комнату так, словно видит её впервые.
– А что! – он вдруг вскрикивает так резко, что я вздрагиваю. – Человек не имеет права спать на полу и есть руками!
– Имеет, конечно, имеет, – пытаюсь говорить спокойно, но руки предательски подрагивают.
Зря я спросила. Неужели не понятно, что в таком месте могут жить только те, кто совсем отчаялся или те, у кого проблемы с головой.
– А это носите? – достаю ещё пару тряпок непонятного назначения, чтобы поскорее перевести разговор обратно на сдержанные тона.
Всё тряпьё влажное и источает отвратительный запах. Видимо, потому что окна в квартире постоянно открыты настежь.
– И это нет, – говорит сосед уже обычным тоном.
Скомкав, бросаю три серых комка к двери. Присев рядом, сосед тоже начинает выуживать из кучи старое рваньё, некогда служившее одеждой.
За час работы куча у двери вырастает до пояса, а нужные вещи сосед бережно складывает в стопку у одной из стен.
В комнате так холодно, что пальцы быстро перестают слушаться, и я начинаю дрожать.
Поднявшись на ноги, несколько раз подпрыгиваю и растираю руки.
Сосед тем временем пытается засунуть старые тряпки у двери в большой пакет.
– Иди, надень что-нибудь, тебе ещё плинтуса чистить, раз уж взялась, – говорит он. – А потом вот это утащи к мусорным бакам.
Это и правда хорошая мысль.
Бросив перебирать кучу, я выскакиваю из ледяной комнаты.
Поднявшись домой, натягиваю тёплый свитер, надеваю перчатки. Потом снова спускаюсь вниз, беру огромный пакет, стоящий у дверей соседа, и тащу его к выходу. Этот хлам намного тяжелее, чем я думала.
Вытащив его на крыльцо, останавливаюсь, чтобы отдышаться.
Ну и погода… Настоящая мерзость.
Эта мысль появляется каждый раз, когда я выхожу на улицу.
Поёжившись, стаскиваю пакет с крыльца и иду к мусорным бакам. Но тут замечаю на бордюре, совсем рядом со мной, что-то небольшое и белое.
Присмотревшись, от неожиданности останавливаюсь посреди двора.
Хлеб.
Булка белого хлеба лежит на боку, в заводской полиэтиленовой упаковке.
Обычный хлеб.
Похоже, что кто-то шёл домой и выронил хлеб из сумки с продуктами.
Голод тут же даёт о себе знать и скручивает желудок.
Глотая слюну, я смотрю на эту красивую белую булку и не могу сдвинуться с места. Я хочу есть. Очень сильно хочу!
Отпустив пакет, делаю шаг в сторону находки и оглядываюсь по сторонам. Ещё шаг и ещё раз оглядываюсь. Никого нет. Хлеб ничей и меня, кажется, никто не видит. Быстро подхожу, поднимаю булку, зажимаю её подмышкой и, схватив пакет, почти бегом тащу его к мусорке у торца дома.
Докатилась. Подбираю еду. Всё, это край, хуже просто не может быть.
Стараясь не выронить хлеб, ногой подталкиваю пакет к бакам.
– Эй! Ты что, мой обед хочешь украсть?
Вздрогнув, оглядываюсь и вижу взявшегося из ниоткуда бомжа, сидящего на бордюре. На вид ему лет сорок пять. Он одет в не по размеру огромную куртку, растянутую вязаную шапку, засаленные брюки и кроссовки.
Медленно затягиваясь сигаретой, бомж пристально смотрит на меня.
– Я… я…
– Положи, где взяла, – резко говорит он и показывает пальцем на бордюр рядом с собой.
– Я думала, он ничей, – бубню под нос, шагая обратно к крыльцу.
Желудок снова сжимается, напоминая о голоде.
– Что ты там шепчешь? – потушив сигарету о землю, бомж наблюдает за мной.
– Ничего, – кладу булку на бордюр и собираюсь уйти.
– Да ладно, чё ты обиделась. Я же не зверь такой, могу и поделиться, у меня много еды. Ворую в супермаркете.
Обернувшись, я встречаюсь взглядом с бомжом. Грубая кожа и отросшая щетина делают его лицо суровым. Но вот глаза… Удивительно ясные и чистые. Кажется, что он видит меня насквозь.
– А ты почему не воруешь? – спрашивает он.
– Не умею, – я пытаюсь понять, почему всё ещё стою здесь и почему вообще отвечаю на его вопрос.
– А что не работаешь тогда?
– Уволили, – говорю, не отводя глаз. Что за странный разговор?..
Немного наклонив голову, он ещё пристальней изучает меня.
– А родители что, совсем не помогают? Ты же вон какая молоденькая.
Теперь я стою молча, а бездомный всё не унимается.
– Значит, нет у тебя родителей, правильно? Ведь нету, да?
Я коротко киваю, соображая, что могло его так заинтересовать во мне.
– А знаешь… – задумчиво говорит он. – Я могу подсказать тебе, где найти прибыльную работу. Есть знакомые, которые ищут… Э-э-э… Сотрудника.
Ах, вот оно что! Могла бы сразу догадаться. Неблагополучный район, безработица и безденежье здесь не редкость, а как предлагают зарабатывать молодым девушкам, нетрудно догадаться.
Бросаю:
– Спасибо, не надо!
Грустно улыбнувшись, разворачиваюсь и шагаю к подъезду. Такие предложения меня не интересуют.
– Да нет, ты не о том подумала. Не проституткой! Нет!..
Снова останавливаюсь и оглядываюсь.
Да кто он такой и чего хочет?!
– Не выйдет из тебя проститутка, – продолжает бомж, поднявшись на ноги. – Ты вон какая гордая, не согласишься… А работа у меня другая.
Я хочу уйти, но почему-то продолжаю стоять на месте.
– Какая? – любопытство берет верх.
– Хитрая ты… – улыбается бомж. – Сначала скажи: деньги тебе зачем, и много ли надо?
Подхожу немного ближе.
– Мне нужно платить за съёмную квартиру, ещё кормить и одевать себя и сына.
– Ребенок! – радостно вскрикивает бомж.
Я замолкаю, не понимая, что вообще происходит.
– То есть, ты в этом городе одна, родителей у тебя нет, помочь некому, а забот по горло, правильно?
Пару секунд я изучаю яркие сияющие глаза этого странного человека, а затем киваю. Улыбка исчезает с его лица.
Оставив булку лежать на бордюре, бомж подходит ближе и, оглядываясь по сторонам, говорит шепотом:
– Отлично, значит ты как раз то, что им нужно. Пойдём, здесь не далеко. Я тебя провожу.
Что я делаю? Куда он меня ведёт? Какую вообще работу может предложить бомж?!
Я в одном свитере, и вскоре начинаю дрожать от холода.
Пройдя два двора вглубь улицы, мы по тропинке выходим к небольшому зданию, похожему на трансформаторную будку.
Чавкая ботинками по грязи, заставляю себя не бояться и молча следую за бомжом. Желудок болит от голода всё сильнее, но об этой боли я тоже стараюсь не думать.
Подойдя к будке, бомж открывает железную дверь без опознавательных знаков, и мы входим в узкий безликий коридор.
Приоткрытая дверь на секунду освещает пространство, но бомж быстро закрывает её. Вокруг становится абсолютно темно.
Сдерживать страх всё труднее. Куда он меня привёл?! А что, если он хочет на меня напасть?! Нужно было зайти домой и взять с собой хотя бы перочинный нож…
– Иди за мной, – спокойно говорит бомж, шагая вперед в непроглядной темноте.
– Куда мы пришли? – выставив руки вперёд на случай препятствия, я осторожно иду на голос.
– Сейчас увидишь.
Кажется, от голода и темноты мне начинают мерещиться запахи. Словно где-то рядом находится кафе или ресторан. Б-р-р…
Помотав головой, стараюсь прийти в себя.
– Осторожно, ступеньки, – говорит он, и я чувствую, как крепкая рука поддерживает меня под локоть.
Преодолев пять ступенек, мы останавливаемся, и бомж несколько раз стучит по металлу. Видимо, прямо перед нами железная дверь.
Затаив дыхание, я жду, что будет дальше.
– Кто?! – рявкает за дверью мужской голос.
– Шнырь! – отвечает бомж.
Дверь тут же открывается.
Впустивший нас оказывается двухметровым верзилой в строгом костюме.
Снова закрыв дверь, он опускается на небольшой стул и скрещивает руки на груди.
Перешагнув порог, я осматриваю ещё один узкий коридор с тусклыми плафонами на потолке и резной деревянной дверью в конце.
Бомж стучит по ней, а я изучаю замысловатые узоры. Здесь плавные линии, резкие углы, цветочные мотивы. Дерево толстое, почти необработанное. Кажется, где-то рядом играет музыка…
– Мы освободимся к пяти? Нужно забрать сына из сада, – спрашиваю я.
– Слушай, – тихо говорит Шнырь, немного наклонившись ко мне. – Я тут подумал, если спросят, не говори, что у тебя есть ребенок. Лучше не надо.
Дверь распахивается до того, как я успеваю спросить, почему нельзя говорить о Луке.
Громкая музыка врывается в уши. В нос бьёт сильный запах табака, а перед нами появляется длинноногая, полуголая особа в туфлях на огромных каблуках и с сигарой во рту. Из помещения за её спиной доносятся голоса и смех, но я не могу оторвать взгляд от девицы.
– Шнырь! Здравствуй, дорогой! – она чмокает его в щёку. – А это кто? Такая красивая, небось в наши ряды привел?
На девушке надеты кожаные лосины и полупрозрачный топ. Такой короткий и откровенный, что вся грудь видна сквозь него.
Я стыдливо отвожу глаза.
– Нет, Изабелла, это для другой работы. Посложнее, – отвечает бомж, перекрикивая музыку.
– О-у! Правда? – взглянув на меня, она меняется в лице. – Я думала, что нужен мужчина…
– Тебе не нужно думать, – строго говорит Шнырь. – Просто проводи нас.
– Ну ладно, пойдём, – хмыкнув, она поворачивается к нам спиной и, виляя бедрами, шагает вперёд. Шнырь взглядом призывает меня следовать за ней.
Уже через пару шагов становится понятно, что помещение расширяется и сколько здесь места, просто невозможно вообразить!
Тусклый свет мягкими волнами разливается от шикарных матовых плафонов на потолке, но он освещает не всё помещение, а только некоторые его части. Вкрадчивая музыка лаундж играет на полную.
Оглядываясь по сторонам, вижу небольшие круглые столики и диваны, стоящие друг напротив друга. Солидные мужчины, вальяжно развалившись держат в руках карты, сигары, бокалы. На столах стоят бутылки алкоголя, пепельницы, кальяны… Девицы, вроде встретившей нас Изабеллы, расхаживают туда-сюда, то и дело присаживаясь на колени к мужчинам.
Вглядываюсь вглубь помещения и в полумраке вижу такие же диваны, только побольше. На одном из них, угадываются очертания обнаженной пары.
Вздрогнув, отвожу глаза. Что это? Клуб? Казино? Притон?!
– Да где мы? Куда мы пришли?! – нервно спрашиваю бомжа, но тот подносит палец к губам.
Что за секретность! Я хочу понять, где нахожусь!
Но тут Изабелла останавливается так резко, что я чуть не врезаюсь в неё.
– Проходите! – громко, перекрикивая музыку, говорит она и открывает перед нами ещё одну дверь.
Шнырь расстегивает куртку и снимает шапку, затем, взяв меня за локоть подталкивает вперед.
Первое что я замечаю, пока он закрывает дверь – это большой стол посередине просторного и мрачного кабинета. Стол, заставленный блюдами с сырной и мясной нарезкой, разными салатами, маленькими бутербродами на длинных деревянных палочках, подносами с диковинными фруктами и разными бутылками.
Мозг отключается, а желудок пронзает боль. Только через несколько секунд, придя в себя, я замечаю мужчину, сидящего в кресле во главе стола и внимательно разглядывающего меня.
Весь кабинет освещён, в отличие от предыдущих мест, но даже свет не делает его уютным. Вокруг стола стоят ещё несколько кресел, вдоль стен расположились элегантные деревянные шкафы, наполненные книгами. На стенах с бордовыми обоями висят картины в золотистых рамках, изображающие полураздетых женщин с оружием в руках, под ногами лежит большой ковёр с высоким ворсом. Музыка здесь практически не слышна. Как и везде, в кабинете нет ни одного окна, но, несмотря на это, очень свежо.
Мужчина за столом выглядит старше, чем мой новый знакомый Шнырь. Его волосы короткие и седые, лицо серьезное и непроницаемое, шея и руки покрыты морщинами, на пальцы надеты огромные золотые перстни, а рукава чёрной атласной рубашки закатаны до локтей.
– Добрый вечер, Борис, – Шнырь здоровается, слегка поклонившись.
Мужчина за столом поджимает губы и не отводит от меня глаз.
Я тоже коротко киваю.
– Шнырь, ты же знаешь, у меня обед, – закинув ногу на ногу, он откидывается на спинку кресла.
– Извините, не рассчитал время, – Шнырь начинает топтаться на месте и тараторить: – Тут просто, вот… Кандидатура, идеальная…
– Ну что ж, раз идеальная, значит, будем знакомиться, – легко улыбнувшись, мужчина жестом приглашает нас присесть в кресла за его стол.
Приближаюсь к столу.
Аромат еды усиливается. Голова начинает кружиться. В глазах темнеет. Голод становится невыносимым.
Усаживаясь, я проглатываю слюну.
– Говори, – приказывает Борис Шнырю.
– Молодая, одинокая. Ни родителей, ни родственников, ни мужа. Раньше жила у тётки, недавно тётка умерла. Денег совсем нет, нечем платить за жилье. Не на что есть. В начале недели уволили из бутика на Красном, несколько дней ищет работу, образования нет. Не берут. Сегодня пыталась устроиться уборщицей, но пока не по тем местам ходила, я вовремя перехватил…
Что?!
У меня открывается рот!
Выпучив глаза, поворачиваюсь к бездомному, сидящему в кресле рядом. Он что, следил за мной?! Он следил долгое время?! А сегодня просто поймал момент?!..
– Отлично. Хорошо поработал, – сухо говорит Борис. – Как тебя зовут, красавица?
Снова взглянув на мужчину во главе стола, я читаю в его взгляде новый, ещё непонятный мне интерес.
– Инга, – отвечаю как будто чужим голосом.
– Инга, значит… – подавшись вперед, Борис всматривается в моё лицо. – Холодная, зимняя… – задумчиво говорит он. – Значит, ты почти в отчаянии, верно?
– Хотела хлеб украсть, – скрестив руки на груди, говорит Шнырь.
Брови Бориса поднимаются вверх.
– Украсть?! Хлеб?! – удивленно восклицает он, и тонкие губы изгибаются в улыбке. – Красавица, так ты голодна? Угощайся!
Я нервно сглатываю.
Отказываться нет ни смысла, ни сил. От взгляда на стол, заставленный едой, у меня разбегаются глаза. Прекрасный запах дурманит разум. Беру первое, до чего дотягиваюсь – толстый кусок ветчины из тарелки с нарезкой.
– Налить вина? – улыбаясь, спрашивает Борис.
Я качаю головой.
Зубы вонзаются в сочное мясо с такой силой, словно я не ела полжизни. Желудок начинает урчать так, что, похоже, это слышат все. Соленый вкус растворяется на языке, и я беру ещё один кусок ветчины, не в силах думать ни о чём, кроме еды. Затем пласт сыра, затем фаршированное яйцо, несколько маленьких бутербродов… И только потом нахожу в себе силы остановиться.
Борис, не отводя глаз, наблюдает за мной.
– У тебя непростая жизнь, да? – спрашивает он, когда я проглатываю бутерброд.
– Мне очень нужна работа, – отвечаю, выпрямившись в кресле и немного придя в себя.
– Непростая жизнь – непростая работа… – говорит он загадочно.
– Я готова. Не боюсь трудностей.
– А сколько тебе лет? – спрашивает он, продолжая улыбаться.
– Двадцать пять.
– Ну да… Возраст подходящий. Пора начинать зарабатывать.
Я не отвожу взгляд от Бориса, давая понять, что рассмотрю все предложения, которые он может сделать.
– У меня есть работа, которая подойдет не каждому человеку, – вкрадчиво говорит он, снова откинувшись в кресле. – Вот взять тебя, Инга. Ведь твоя жизнь не всегда была такой безнадёжной. Кто-то, должно быть, сильно постарался, чтобы её испортить… – на несколько секунд Борис замолкает, постукивая пальцами по столу и давая возможность воспоминаниям уколоть моё сердце, затем продолжает: – Есть люди не очень хорошие, и есть очень плохие люди. Первые – просто не умеют договариваться, а вторые – мешают другим вести дела и портят чужие жизни.
По моей спине пробегает холод.
– Такие люди лишние, от них нет никакой пользы, – глядя мне в глаза, Борис понимает, что я начинаю улавливать смысл и, одобрительно кивает. – Мне нужен человек – союзник, который будет помогать избавляться от лишних людей…
Что?! Лишних людей?.. Избавляться?..
Кажется, я забываю, как дышать.
– Это работа, которая не отнимает много сил и может легко принести кучу денег. И если мы будем сотрудничать, твоя жизнь изменится, а проблемы исчезнут. Ты будешь есть только самую лучшую еду, одеваться в брендовые вещи, жить в домах, во дворах которых не бомжи, а охрана, камеры и бассейны…
Поднявшись из кресла, Борис неторопливо подходит к одному из шкафов, выдвигает ящик и достаёт пачку купюр. Вернувшись за стол, он отодвигает стоящее в центре блюдо в сторону и начинает быстрыми движениями отсчитывать купюры, складывая их на стол. Одна, две, три, четыре, пять тысяч…
Наблюдая за его движения, я пытаюсь сосчитать и не сбиться. Десять, пятнадцать, тридцать…
Мысль, что этого уже больше, чем достаточно для решения моих проблем, проносится в голове, но мужчина не останавливается. Сорок пять, пятьдесят, семьдесят, сто…
Я сбиваюсь со счета и поднимаю глаза на Бориса.
Отсчитав ещё несколько купюр, он останавливается, затем берёт получившуюся стопку, делит её примерно пополам и одну часть кладёт передо мной.
– Предлагаю тебе взять половину суммы, которую я собираюсь заплатить за заказ, и подумать до завтра. Если ты согласишься, то вернёшься завтра, и я буду рад. А если нет, вернешь эту сумму и забудешь о нашем знакомстве.