Ольга
Я привыкла к частым командировкам. Сборы в дорогу у меня сложностей не вызывают. Тем более когда хочется поскорее покинуть осквернённый дом, плюнув три раза в потухший семейный очаг. По пути куплю в гипермаркете вкусняшек на четыре дня и бутылку горячительного для лешего. Станет совсем тоскливо – выманю из леса.
Представляю, как стою у охотничьей избушки и кричу, как красна девица из русской сказки в сторону леса: «Если старый ты – будь мне дедушка, если ж молод ты – будь сердечный друг».
Выезжаю со двора и вижу в зеркале, как Костина машина въезжает из-за другого угла дома. Хочется уже поскорее вырваться из города на шоссе, втопить педаль газа и успеть до полуночи искупаться в чистом лесном озере, но искушение проверить, как сработает моя «сигнализация» пересиливает. Паркуюсь в соседнем дворе. Накидываю на голову капюшон серой кенгурухи и, нацепив чёрные очки, возвращаюсь обратно. Из-за каменной ограды помойки открывается отличный вид. Из окна Костиной машины валит дым. Слышу слезливый гнусавый речитатив – любимый мужнин рэп. Костя наверняка звонит и пробивает, дома ли я. В окне второго этажа появляется красная косынка – Аркадия Никитична настороже. На память приходит: «Наша служба и опасна, и трудна…». Процесс пошёл. Кнопка выброса ядерной боеголовки нажата. Костя, воровато озираясь, выходит из машины и достаёт из багажника «мечту оккупанта» – клеёнчатую сумку в синюю клетку. С такими раньше челноки за товаром за границу ездили. Никак, муженек решил прибарахлиться напоследок. Интересно девки пляшут. Значит, успел свистнуть запасные ключи, пока я в окно вещи выкидывала. Прошаренный какой.
Так и подмывает позвонить Андрюхе. Достаю телефон, но тут же слышу быстрый топот. Мимо вихрем проносится Жужин муж, изрыгая проклятья, как дракон пламя. Двухметровый широкоплечий детина против моего обленившегося доходяги. Андрюха звонит в домофон и влетает в подъезд. Раскаты и переливы мужских голосов слышны даже через закрытые двери. Боем быков встречу двух мужей не назвать, скорее, сейчас состоится вынос тела. Обнажила бы голову, но уважения к покойному нет. Распахиваются окна – бенуар, бельэтаж и ложи первого яруса. Аркадия Никитична с Люськой, Клавдия с котом, и неясные профили за тюлем. Клавка даже подушку под локти подсунула, рассчитывала, видно, на затяжной спектакль. Мне из партера видно лучше всех. Дверь подъезда распахивается настежь. Андрей в забрызганной кровью рубахе, перекинув Костю через плечо, вываливается во двор и шагает к помойке. Костя молотит по Андрюхиной спине и дрыгает ногами, как похищенная невеста. Приседаю за кирпичной кладкой и, как музыку, слушаю все заслуженные эпитеты, изрыгаемые Андрюхой в адрес Константина и его предков. Тело, судя по грохоту и протестам, обретает покой в мусорном баке. Андрюха грохает тяжёлой крышкой и кричит:
– Ещё раз попадёшься мне, будешь ромашки из-под земли нюхать! Понял, тварь?
Из бака доносится невнятное мычание. Шаги удаляются. Выглядываю из укрытия. Андрюха собирает Жужины вещи под сердобольными взглядами группы народного контроля. Мне здесь больше делать нечего. Нет никакого желания лезть в помойку и доставать нечестивого мужа. Косте там самое место. Слышу, как открывается крышка, и тут же раздаётся рык Андрюхи:
– Куда?
Крышка с лязгом захлопывается. Небеса, с каким же ничтожеством я жила! Но ведь он не всегда был таким. Почему-то же я вышла за него и ребёночка родила. Конечно, по тёмным улицам ходить с Костей всегда было страшновато, зато весело. Язык у него Подвешен что надо, и рассмешить умеет. Обходительный такой. Про таких говорят: «Ласковый телёнок двух мамок сосёт». Ладно, пора и честь знать. А то меня моё одноглазое ходячее бревно с ягодами в соломенной бороде поди совсем заждалось в лесу. Сидит там один-одинёшенек. Надо будет ему подарок на ветке дерева оставить. Чтобы охранялось лучше.
В гипермаркете первым делом иду в отдел для дома и дачи за спреем от комаров. Взгляд падает на удобное раскладное кресло с подголовником и зонт от солнца. Вряд ли в охотничьей избе найдётся подобная роскошь. Беру! Чувствую себя Эллочкой-людоедкой[1], попавшей на аукцион антиквариата. Почесав затылок, закидываю в тележку: пакет углей, связку дров, разжигу, мангал, шампуры. Ещё мне приглянулись брезентовый стол и светодиодный фонарь. Отчаянно пытаюсь вспомнить, зачем пришла в этот отдел. Точно – спрей от комаров. Когда я задумчиво замираю возле удочек, ко мне подкатывает белобрысый товарищ средних лет:
– Может, вместе на рыбалку махнём? – улыбка растекается по его розовому лицу.
– Почему вы решили, что я одна туда собралась?
– Потому что в корзине у вас всего одно кресло, а удочку женщина редко сама выбирает.
– А вы стоите тут и ловите на живца? – окидываю мужчину взглядом.
Он расправляет плечи и пытается втянуть пивное брюхо. Из-за него он явно своего живца только в зеркале видит.
– Каждый человек не случайно посылается нам судьбой! – заходит мужчина с козырей, намекая всем своим видом, что внешность в нём не главное.
Ещё один балабол. Уже тошно.
– Вы не из секты свидетелей Винни-Пуха, случайно? – спрашиваю с опаской.
– С чего вы взяли? – обиженно поджимает тонкие губы собеседник.
– Потому что только сектанты и полные мудаки несут подобную дичь в магазинах и в домофон.
Выталкиваю тележку в мясной отдел. Не знаю почему, но я покупаю еду не для одного человека. Привычка, наверное. В алкогольном отделе тоже ловлю на себе заинтересованные мужские взгляды, когда закидываю в корзинку бутылки с вином и водкой. Добавленные две упаковки пива превращают меня в глазах завсегдатаев отдела в богиню. Куда я это всё набираю и зачем? На кассе сумма в чеке меня завораживает. Что ж, гулять так гулять.
Запихнув в багажник «мерина» провиант и походную мебель, трогаюсь в путь. Конец рабочего дня, машина двигается в плотном потоке. Только сейчас понимаю, что целый день не ела, потому и набрала столько еды. Надо перекусить на заправке. Застываю на очередном светофоре и рассматриваю себя в зеркало. В чёрных волосах седины не добавилось от пережитого, глаза блестят. Жизнь продолжается!
[1] Эллочка-людоедка – персонаж из книги «12 стульев» Ильфа и Петрова.