Я бросаюсь к окну, забыв о Ляльке, и глухое раздражение поднимается в груди. Глеб мило прогуливается с гостьей, показывая ей наш сад. А Рита-Маргарита то запрокидывает голову и смеется, то хватает мужа под руку, то оглядывается…
«Вот сучка офисная! Еще и зрителей ищет! – вскипаю я. – Ну, я тебе!»
Я швыряю на столик блюдо с пирожными, кофейник, посуду и везу все на веранду. В голове перебираю, что бы такое сделать, чтобы удовлетворить адское просто желание уничтожить эту шмару.
Автоматом сервирую десертное угощение, а варианты так и крутятся в пылающем мозгу: от плюнуть в кофе до выгнать взашей из дома.
Но ничто не подходит. Испорчу Глебу карьеру, а сама прослыву безумной истеричкой, кандидаткой в психушку. Все пожалеют несчастного Глебушку и посмеются надо мной.
Р-р-р…
Свекровь теперь кокетничает с издателем Гвоздевым, но, увидев меня, сразу начинает распоряжаться:
– Дина, налей нам кофе.
«Терпение, только терпение!» – повторяю про себя, как мантру.
Только сажусь, как Гвоздев спрашивает:
– Мне очень нравятся эти картины. Кто автор? Не узнаю.
Игорь встает и идет к стене, свекровь вскакивает за ним.
– Ой, это домашняя мазня Дианы. Не стоит вашего внимания.
– Отчего же! Очень мило, – он поворачивается ко мне, а я стою, сгорая от стыда: так меня еще ни разу не унижали прилюдно. – У вас художественный дар, Дина.
– Спасибо.
– Сочетание цветов радует глаз. А вот это вообще шедевр.
Игорь подходит к холсту, покрытому оранжевой краской. На ее фоне изображено нагромождение редких черных камней, среди которых растет одинокая сосна.
– Вы думаете? – сомневается свекровь. – А мне она кажется совершенно безвкусной.
– Наоборот, здесь есть идея.
– Да? – Алла Борисовна, скорбно опускает уголки губ. – У Дианы в мастерской много подобного добра.
– Чудесно! – Игорь подходит ко мне. – Я очень хочу, чтобы вы оформили интерьер моего офиса.
От неожиданности я чуть не икаю. Ловлю встревоженный взгляд свекрови. С чего бы это?
– Но…
– Какие картины придадут ему шарм, как думаете?
– Нужно сначала посмотреть на цвет стен, интерьер, – загораюсь я.
– Ой, – перебивает меня Алла Борисовна. – Неужели вы не можете найти нормального художника? Дина совсем не бизнесмен.
Она хватает Гвоздева за локоть и тащит его внутрь дома. Я остаюсь одна. Слезы наворачиваются на глаза, от обиды хочется плакать.
Черт!
Промокаю салфеткой веки, смотрю на разводы туши и бегу в спальню. Я, как та одинокая сосна на картине, гнусь под ветром, но не ломаюсь. В каждой семье свой жизненный уклад. Если я его приняла с самого начала, не мне и менять.
В гостиной слышу приглушенный женский смех, осматриваюсь, вижу полоску света под дверью кабинета Глеба.
Подхожу, теперь различаю в смехе шаловливые нотки, и раскатистый бас мужа вторит ему.
Неужели?
Холодом сквозит по ногам, невольно передергиваюсь. Сердце останавливается от шока. Резко распахиваю дверь: Глеб развалился на диване с бокалом в руке, а напротив него сидит в кресле Маргарита и что-то рассматривает на экране ноутбука.
Ничего криминального. Вот совсем!
Тогда почему так больно в груди, что хочется кричать?
– Дорогая, – тут же вскакивает муж. – Рита просила показать ей наши семейные фото.
– И ты, конечно, выбрал самые смешные?
– Помнишь, праздник красок, на который мы попали в Индии? Ты была такая милая! Смотри!
Глеб тащит меня к ноутбуку, Маргарита недовольно дергает углом рта, но отодвигается.
Я не узнаю сегодня мужа. И чего он так суетится? Неужели эта Рита так на него влияет?
О боги, как избавиться от подозрений, которые все множатся?
С трудом фокусирую взгляд: на экране наши фото с праздника. Мы оба перемазаны краской от головы до пят и корчим рожицы.
– Дина, вам очень идет этот образ, – яд так и каплет с языка Маргариты.
– Образ кого? Чумазой дурочки?
– Ну, это сказала не я.
– Глеб!
Я стискиваю кулаки так, что ногти впиваются глубоко в кожу.
– Девочки, не ссорьтесь! – Просит чересчур оживленный муж. – А где господин Гвоздев и Влад?
– Алла Борисовна развлекает одного, а Лялька другого.
– Непорядок!
Муж подхватывает нас с Маргаритой под руки и тащит из кабинета вон. Я цепляю взглядом какой-то снимок в углу экрана, что-то царапает меня, но мысль ускользает, так и не оформившись.
Гости уходят через час. Я убираю со стола и морщусь: живот опять тянет. Я устала от ноющей боли, от суеты, подозрений, хочу принять душ и лечь спать.
– Ты скоро?
Оборачиваюсь: Глеб стоит у кухонного острова и крутит в пальцах апельсин.
– Сейчас. Еще чуть-чуть.
– Дин, брось ты все это!
Муж забирает у меня губку, обнимает и тащит в спальню. – Хочешь, мы тебе помощницу наймем?
– Не начинай, – хмурюсь я. – Мы это уже проходили. Твоей маме никто не нравится.
Это было действительно так. Как только в доме появлялась помощница, Алла Борисовна находила сотню причин, чтобы к ней придраться. Горничные увольнялись, не успев даже начать работать в полную силу.
– Конечно! Зачем ей посторонние люди в доме, когда есть такая замечательная невестка, – смеется Глеб и ласкает мне шею. – У-у-у, как ты вкусно пахнешь!
Я отстраняюсь и бегу в душ, а когда возвращаюсь, застаю Глеба с телефоном в руках. Но он быстро прячет его под подушку.
– Милый, зачем ты притащил к нам эту…
Я сажусь на пуфик, беру в руки крем.
– Дин, не начинай. Мы с Риткой в одном дворе жили, в школу вместе ходили.
– Тискались по подъездам, – продолжаю я.
– И тискались. Что с того? Это же давно было. Ты тоже в юности с кем-нибудь тискалась.
– Нет, ты у меня был первый.
– Ек-макарек, Дин! – Глеб откидывает одеяло, хлопает по кровати рядом с собой. – Иди ко мне, лапуля.
Но я упрямо сижу перед туалетным столиком, намазываю крем на локти: еще не отошла от злости, переполнявшей меня весь вечер.
– А сейчас старые чувства вернулись?
– Спятила? Никогда не думал, что ты у меня такая ревнивая.
– Ты повода не давал.
– И сейчас не даю. Ритка – подруга детства. По старой памяти помог ей с работой. Все! И вообще, она была замужем, воспитывает дочь. Ровесницу нашей Ляльки.
– Была? – я поворачиваюсь к мужу. – Это ключевое слово.
– А ты у меня пила! Пилишь и пилишь!
Глеб легко вскакивает, хватает меня на руки и несет в постель.
– Глеб, давай не сегодня.
– Устала, зайка?
Сильные руки притягивают меня к груди.
– Угу. Смертельно. Ноги просто гудят.
– Ты у меня замечательная хозяйка!
Губы мужа касаются шеи, потом мочи уха. Жаром охватывает кожу, но желание еще спит. И все же мужу удается меня завести. Сегодня он нежный и ласковый, хотя обычно резкий и нетерпеливый. И я уступаю его напору.
Утомленный ласками, он засыпает, а я еще немного лежу, прислушиваюсь к тишине дома. Моего дома.
И вдруг мелькает воспоминание.
Фото. Кто же на нем? И почему в ноутбуке Глеба?
«Потом рассмотрю», – решаю я и погружаюсь в сон, еще не зная, что завтрашний день разделит мою жизнь на «до» и «после».
Живот тянет весь день.
Боль то утихает после приема спазмолитиков и обезболивающих, то разгорается снова. Наконец решаюсь позвонить подруге.
– Сим, что делать?
– Как что? – орет в трубку та. – Собирайся и ко мне в клинику. Немедленно! Какого черта ты терпишь? Звони Глебу!
– Сим, уже поздно, да и Лялька придет от репетитора голодная.
Телефон стоит на громкой связи. Я готовлю ужин и разговариваю с Серафимой.
– Да насрать на поздно! А Ляльке семнадцать лет, сама в состоянии приготовить себе еду.
– Может, пройдет. Поговорила с тобой, и легче стало.
Я действительно не знаю, как оценить свое состояние. Вроде бы терпимо, лишь иногда морщусь и замираю, пережидая приступ.
– Идиотка! Даже слушать тебя не хочу! Звони мужу, или я сама его наберу.
– Он на конференции.
Я сомневаюсь, не хочу Глеба беспокоить, да и у него наверняка телефон отключен.
– Твою ж мать! Как болит? Где? Рассказывай. Аппендицит вырезали? – допрашивает настойчиво Симка.
– Еще в детстве.
– Камни в почках или желчном есть?
– Не знаю, не проверяла. Давно у врача не была.
– А как же медосмотр?
– Какой у домохозяйки медосмотр? Смеешься, что ли? – кривлюсь, но переворачиваю в сковороде шкворчащее мясо.
Я бросаю взгляд на часы: задерживаюсь с ужином, а стрелка неумолимо приближается к семи.
Болевой удар застает врасплох. Роняю лопатку, сгибаюсь пополам, часто дышу и глажу живот по часовой стрелке – так становится чуточку легче.
– Динка, Динка! – кричит встревоженная подруга. – Что с тобой?
– Н-не шу-ми, – с трудом выдыхаю я.
– Так! Идиотка, если ты не позвонишь Глебу, я сама его достану.
– Он в другом городе.
– Да хоть на другой планете! Мне плевать! Вызывай немедленно скорую!
– Нет! Только не это! – лоб покрывается холодным потом, в груди все сжимается. – Вот-вот Лялька придет.
– Р-р-р! Ты невыносима! Звони Глебу!
Короткие гудки набатом гудят в ухе. Смотрю на мобильник, медлю, не решаюсь набрать номер мужа. Мясо на сковороде шипит от возмущения: я забыла его перевернуть. Бросаю телефон на стол и сосредотачиваюсь на ужине. Боль стихает, или я уже к ней уже настолько привыкаю, что перестаю чувствовать.
Брякает звонок домофона. Дочь врывается в квартиру, как ураган. Мрачный ураган, с грозовыми тучами, громом и молниями.
Напрягаюсь.
– Ты почему так поздно?
– Ой, достало все! – Лялька скидывает кроссовки, они как всегда разлетаются по углам. – Под-у-у-у-маешь, на две минуты опоздала!
– А злая чего?
– Сегодня результаты пробника по русскому пришли.
– Здорово! И как? – поворачиваюсь к плите, бедное мясо сходит с ума.
– У меня восемьдесят баллов!
– Моя умница!
Я тянусь к дочери, хочу ее обнять, но она выворачивается из кольца рук.
– Издеваешься? Куда я с таким результатом поступлю?
– Ну, еще есть время, подготовишься, – я теряюсь от ее злого напора.
Боль опять напоминает о себе, невольно начинаю гладить живот.
– Что с тобой? – замечает движение Лялька.
– Не знаю, живот что-то…
Но она, не дослушав ответ, уже исчезает в ванной. Вздыхаю: вот так всегда. Накрываю на стол: тарелки, приборы, салат без заправки.
– Мама, есть хочу.
На пороге столовой показывается Лялька. Я выпрямляюсь и медленно, боясь расплескать относительное затишье, возвращаюсь в кухню.
– Подождем бабушку.
– Ой, она с подружками встречается, наверняка поужинает где-то.
Новость неприятно царапает сердце. Свекровь даже не сказала мне, что задержится.
Дочь садится, цепляет вилкой огурец, трогает ножом отбивную и кривится.
– Мам, неужели нельзя мясо пожарить нормально?
Перед глазами все плывет, с силой сжимаю столешницу. «Только бы не упасть!» – мелькает мысль.
– Прости, я плохо…
– Ты же дома сидишь, могла бы для нас постараться.
Лялька бросает на стол салфетку и несется к холодильнику. Выхватывает оттуда йогурт, сердито захлопывает дверку. А я от грубой несправедливости застываю. За что со мной так? Наверняка что-то случилось в школе, обычно дочь не такая резкая.
– Могу сварить сосиски, – предлагаю виновато вслед.
– Обойдусь!
Сжимаю пальцы в кулаки и зажмуриваюсь. Боль опоясывает все тело, ввинчивается в виски, выкручивает мышцы и нервы. Звонок доносится будто издалека, как из подвала.
– Ты позвонила Глебу? – кричит Симка.
– Нет… сейчас…
Набираю номер мужа, слушаю длинные гудки, но он не отвечает. Тогда звоню свекрови.
– Алла Борисовна, можете мне помочь?
– Ох, а что случилось? – недовольным тоном спрашивает она и добавляет: – Вечно у тебя все не слава богу.
Желание просить о помощи отпадает сразу, не успев оформиться в слова, но все же выдавливаю из себя.
– У меня болит живот, можете приехать домой?
– Наверняка что-то по-женски. И зачем тебе я нужна? Ой, погоди!
– Слушаю.
Опускаюсь на стул, колени подгибаются, того и гляди – упаду.
– Там Влад должен приехать, отдай ему свою картину. Ну, ту, где одинокая сосна.
– А заче…
Но в ухе уже пикают гудки. Еще раз набираю мужа, он сбрасывает звонок. Тогда пишу смс:
«Глеб, позвони. Срочно!»
Тишина в ответ не удивляет: в последнее время муж часто не сразу отвечает на мои звонки и письма.
«Может, это связано с появлением этой Риты?» – тут же выползает внутренний голос.
Но телефон в руке оживает. Невольно чувствую вину за дурные мысли.
– Дин, я занят, – резко говорит муж. – Что случилось?
– Глеб, мне что-то плохо. Надо в больницу. Можешь вернуться домой?
Несколько секунд напряженно слушаю тишину, шорохи, кажется, чей-то шепот.
– Насколько плохо? Сама не справишься?
– Не знаю, – боль опять стихает, выпрямляюсь. – Наверное, смогу.
– Понимаешь… – торопится муж. – Толку от меня будет мало, пару часов уйдет на дорогу. Извини, меня вызывают…
Звонок видеофона бьет по ушам, вздрагиваю и, едва переставляя ноги, тащусь к двери.
– Что с вами, Дина?
Мужской голос доносится будто сквозь плотную вату. Я хочу ответить, но прихожая вдруг плывет, кружится, я хватаюсь руками за стену, не удерживаюсь и падаю…