Излом. Книга первая. Хорошие времена. Кавказцы - читать онлайн

Между Черным и Каспийским морем раскинулся обширный край, который зовут Кавказом. Удивительный край с самобытной культурой, населенный многими народами. Языки этих народов отличаются друг от друга зачастую не меньше, чем русский и китайский. Но в культурах народов много похожего. Практически все народы Северного Кавказа почитают Адат – свод народных обычаев и правил поведения, Адат у народов отличается. Адат есть и у других восточных народов. Неизменным остается закон гостеприимства. Гость для кавказца это посланник от Бога. Менялись религии, менялись завоеватели, но Кавказ, приняв очередную религию, оставался самим собой. Кавказ это Цивилизация, плохо поддающаяся осмыслению для некавказцев. Самое удивительное, что поселившись на Кавказе, многие некавказцы становятся его ярыми патриотами, считают себя кавказцами, а их потомки уже во втором поколении гордятся своим кавказским происхождением.

Отчего происходят трения между разными народами? В основном из-за непонимания друг друга и чрезмерных амбиций. Поэтому я, как истинный кавказец, пронесший Кавказ, особенно Северную Осетию, в своем сердце через всю мою жизнь, постарался открыть для читателя кавказцев. Да, это другие люди, но они же Люди! С другими языками, другими обычаями, но они чувствуют и переживают не менее ярко, чем русские, немцы, англичане, таджики и другие нации. Русские, даже завоевав Кавказ, не понимали и не понимают кавказцев. Отсюда и взаимная неприязнь. Ярким примером взаимопонимания являются отношения кавказских народов и казаков, к сожалению испорченные в последнее время. Кавказцы говорят, что они изучили русских и во многом понимают их, но русские в своей основе не изучают кавказцев и не понимают их. А жаль! Во взаимопонимании рождается Мир и уходят войны. Я надеюсь, что я сумел донести до читателя и открыть ему Кавказ и кавказцев. Как и все люди в бывшем СССР они попали под страшнейший удар катастрофы рухнувшей империи, много кавказцев разбрелось по миру, но потом многие возвратились домой. Пожелаем им удачи.

Да, я многое изменил и даже приукрасил в этой книге. Я постарался сгладить отношения между осетинами и ингушами. Эти два соседних народа когда-то вместе входили в сильное государство аланов, ветви сарматов. Имели опыт совместного проживания в населенных пунктах, роднились, многие роды осетин и ингушей имеют общих предков. Неизвестно, кто и когда посеял вражду между ингушами и осетинами, но эта вражда дает себя знать и в наше время. Я во многом переиначил обычаи застолья осетин, чтобы сделать их более понятными для читателя. Я считаю это своим правом, я ведь писал художественное произведение, а не документальное.

Я старался всегда нести людям Добро, в мире ужасно много зла. Пусть же Добро придет ко всем нам.

Над селом вставало утро. Было рано, часа четыре, когда зарозовела вершина Казбека, потом заря разлила свои алые волны над Столовой горой, окрасила зеленые лесистые горы, подняла туманы из долин. Повеяло утренней прохладой, в ветвях деревьев загомонили птицы. Все в природе просыпалось, неся заботы дня. Предгорная Осетия готовилась к дневным заботам.

Денис спал на улице, под вишнями, ночи были уже теплые. Досыпались самые прекрасные предутренние сны, когда сладкая истома охватывает тело, готовя его к новому дню. Сквозь сон почувствовал, что кто-то подошел к его раскладушке. Его несильно ударили по ступне правой ноги. Денис открыл глаза.

– Хватит спать, еще наспишься. Вставай!

У раскладушки стоял Батрадз, сосед и лучший друг.

– Чего тебе? Рано то совсем.

– Пошли на рыбалку, вчера был у ям, там, где Светлая впадает в Сунжу, таких усачей видел!

Он развел руки, показывая размер рыбы. Денис сладко зевнул и потянулся всем телом. Посмотрел на друга сонными глазами.

– Пошли, заодно и форель половим, – продолжил Батрадз.

– Так сегодня же выпускной вечер. Да я и не готовился. Ни червей, ни другой наживки.

– До вечера далеко, успеем приготовиться к выпускному, а для рыбалки все я приготовил. Бери удочки, сачок и пошли.

– Поесть взял что-нибудь?

– Взял. Сыр домашний, да хлеб. Вода из речки. Что нам еще надо?

– Сейчас.

Денис вскочил, подбежал к криничке с ведром, зачерпнул холодной воды и вылил на себя. Холодная вода током ударила по телу, смывая сон и все остатки покоя. Денис забежал в летнюю кухню, положил в пакет хлеба и из холодильника вчерашние котлеты. Схватил удочки, и они с Батрадзом, сев на старенький мотоцикл, поехали на рыбалку. Выехав на дорогу, повернули в сторону отрогов гор, где Сунжа вытекает из ущелья, немного успокаивается, появляются тихие плесы, чередующиеся с перекатами. Было уже совсем светло, когда они подъехали к слиянию Светлой и Сунжи. Батраз, сидевший сзади, показал на Гусиную гору.

– Туда, там после последнего наводнения большой плес, глубокий. Купаться можно.

Денис обогнул Гусиную гору, подъехал к берегу, заглушил мотоцикл. Перед парнями открылся выше по течению перекат, а потом тихий, широкий и глубокий плес. Развернули удочки, нанизали червей. Закинули лески с грузилами в глубокую воду. Тишина разливалась над речкой, был слышен только шум переката. Вдруг из воды выскочила большая черная рыба и с шлепком погрузилась снова в воду. Разошлись круги. Затем вторая, еще большая рыба, снова повторила такой же маневр.

– Усач плотву гоняет. Кормится – сказал Денис.

– Ему нужно не плотву гонять, а обратить внимание на наши удочки, – сказал Батрадз, – такие черви! Как курдюк у барана! Сам бы ел!

Денис засмеялся шутке друга. Сидели долго, закидывая удочки в разные места плеса. Но были только поклевки. Это мелкая плотва и кусючки, не в силах проглотить крупных червей, общипывали их с боков. Первые лучи солнца вышли из-за дальних ингушских гор и рассыпали свет по горам и долинам, разгоняя утреннюю прохладу. Мир просыпался. Из соседнего хутора выгнали на пастбище коров, видно было, как пастух курил трубку, пуская дым. Воздух был чистый и прозрачный, расстояние скрадывалось, казалось, что коровы и пастух совсем близко. Хотя до них было километра три. Солнце поднималось все выше, стало тепло. Рыбалка что-то не ладилась. Вытащили по несколько плотвичек, кошкам полакомиться, но ни усач, ни голавль не шли на крючок. Уже было засобирались домой, но вдруг удочка Батрадза согнулась, а леска натянулась струной.

– Подсекай! Подсекай скорей, – тихо вскрикнул Денис.

Батрадз дернул удочку в противоположную сторону от натяга лески и почувствовал, как сильная большая рыба бьется на крючке, пытаясь освободиться. Батрадз повел ее к берегу. В этот момент Денис тоже почувствовал сильный рывок лески. И на его удочке забилась крупная рыба. Вытаскивать сильную рыбу из воды нельзя, обязательно сорвется. Нужно подводить ее к берегу и захватывать сачком. Через несколько минут у обоих было по большому, килограмма на полтора, усачу. Закинули удочки снова. Снова клевок у Дениса. Он повел рыбу к берегу еще один усач оказался в его сумке, переложенной мокрой осокой. Клев был хороший, но какой-то поздний. В это время клев обычно заканчивается. Батрадз вытащил большого голавля, потом еще одного. Потом голавли стали попадаться и Денису. Один, крупный и сильный, оборвав леску, ушел. «Жалко, – подумал Денька, – ведь все равно не выживет». Через полчаса клев как отрубило. Решили поесть. Съели котлеты, сыр. Зачерпнули кружкой чистейшей прозрачной воды из ручья, впадавшего в речку, запили завтрак.

– Что, съездим за форелью?

– Давай съездим, если хочешь, – сказал Денис.

– Поехали. Если не пойдет там рыбалка, нам обижаться не на что, вон каких красавцев наловили.

Собрали все, сели на мотоцикл и поехали в ближнее ущелье, где текла Светлая. Приехали, начали пробовать ловить на удочки, поменяв крючки на более мелкие. Попалось несколько плотвичек, эту мелюзгу отпускали. Потом начала попадаться форель, немного поймали.

– Сильно воды много после недавних дождей.

– Да форель нужно ловить или в паводок в мутной воде, или когда воды поменьше. А помнишь, как мы ее руками ловили, когда речка почти пересыхала?

– Помню. И много попадалось.

– Смотри, змея!

Черная гадюка выползла на гальку возле берега. Увидев людей, скользнула в воду, переплыла узкую речку и юркнула в кусты.

– Здесь еще медянки есть, красные гадюки.

– Сашку Клопа такая кусала. Нога посинела, опухла, но ничего, все прошло. Дед Бежан лечил какими-то травами.

– Дед Бежан все лечит, говорят, что он и рак может лечить.

– Да, может. Это же он вылечил Владимира Ивановича, когда врачи отказались уже от его лечения.

Клев форели совсем прекратился, собрались ехать домой. Улов был хороший, парни были очень довольны. Недаром съездили на рыбалку. Ехали домой веселые и счастливые. Подъехали к дому. Их дома разделял только забор. Давняя дружба связывала эти две семьи. Дружили деды, дружили отцы, дружили дети. Батрадз взял свою сумку и понес домой. С его двора раздались радостные крики его сестренки Хадизат. Мама Дениса процеживала молоко под навесом летней кухни. Увидев Дениса, заулыбалась.

– Тут отец тебя совсем потерял. Вечером не видел, утром встал, а тебя уже нет. Как рыбалка?

– Мама, хорошо. Вот посмотри, – и Денис раскрыв сумку, показал ее маме.

– Ого, ну молодцы ребята! И Батрадз поймал?

– Вот этого, самого крупного, отдал мне Батрадз. У него было два таких. А я ему форели дал, у меня больше было.

– Молодцы, – еще раз похвалила мама, – у тебя же сегодня выпускной вечер! Ты готов?

– А что мне готовиться? Брюки и рубашку поглажу, вот и все дела. Туфли готовы, вчера начистил.

– А во сколько вечер то начнется?

– В шесть, так сказала нам Марья Ивановна, наша классная.

– До шести еще много времени. Ты есть хочешь?

– Нет, я брал котлеты из холодильника, а Батрадз брал сыр. Мы поели. А ты что с молоком собираешься делать?

– На сливки перепущу.

– А сыр осетинский не хочешь сделать? Батрадз угощал, вкусный, прямо молоком пахнет.

– Давай сделаю. У нашей коровы молоко жирней, еще вкусней получится. Телочка подрастет, что в марте родилась, отдадим соседям. От нашей коровы все телушки хорошее молоко имеют.

У друживших семей все было по-своему. Деньги никогда не брали друг у друга, все просто отдавали. Знали, что все вернется сторицей.

Денис подошел к забору. Хадизат, девочка-подросток, сестра Батрадза, чистила рыбу.

– Да райсом дын хорз, чизг! Кудта да? – по-осетински приветствовал он Хадизат.

Девочка покраснела и засмеялась.

– Денька, ты говоришь по-осетински прямо без акцента. И сам похож на осетина. Спасибо, у меня все хорошо.

– Так живу же рядом с тобой, вот и похож на осетина. Расти скорей, сосватаю тебя.

Хадизат сверкнула глазами на Деньку.

– Нужен ты был мне. Найду лучше!

– Не согласишься – украду. Батрадз поможет. А чего тут воровать, перекинул через забор и все.

Оба залились смехом. Вышел Батрадз.

– Чего хохочете?

– Он меня украсть обещает, когда вырасту.

– Чего воровать? Так отдам. Будешь против, свяжу как барана и в мешок. Вот и все дела!

Парни расхохотались. Хадизат бросила нож, которым чистила рыбу и убежала.

– Пойду поработаю немного, кукурузу нужно дополоть, – сказал Батрадз.

Хадизат снова пришла.

– Во сколько выходим в школу?

– Часов в пять выйдем. Там много людей будет.

– Хадизат, пойдешь с нами?

– Батрадз не разрешит.

– Я приглашаю, брата твоего уговорим.

– Пусть дома сидит, маленькая еще, – подал голос Батрадз.

– Ох, большой! Чуть старше, так большим себя считает.

– Чизг, бира зурыс, – сказал по-осетински Батрадз.

Хадизат сразу замолчала. Таков обычай у кавказцев – не перечить старшим, да еще мужчине.

К обеду пришел отец Дениса, широкоплечий, сильный мужчина лет сорока пяти. Он всегда был немногословен, любил больше слушать, чем говорить.

– Ты куда пропал? – спросил отец, – Ни вечером тебя нет, ни утром.

– Вечером сидели на скамейке с друзьями возле Ремизовых, а утром Батрадз поднял чуть свет, и мы поехали на рыбалку.

– Поймали что-нибудь?

– Неплохо. Посмотри в холодильнике, Маринка уже почистила.

Маринка была младшей сестрой Дениса, она была ровесницей Хадизат. Отец поднялся, пошел в кухню, открыл холодильник, посмотрел улов.

– Молодцы. Хороший усач, да и голавли хорошие. На червя ловили?

– Да, на червя. Самого большого усача дал Батрадз, он двоих таких вытащил.

– Ты вот что, время до выпускного у тебя еще есть. Прорви огурцы в огороде, совсем трава забила их. А огурцы только цветут. Нужно помочь им.

– Хорошо, я это сделаю сейчас.

Денис пошел в огород, бывший на берегу небольшого ручья, и взялся за работу. Было жарко, еще не июльское пекло, но солнце грело довольно сильно. Ведь конец июня. Работал часа два, но огурцы освободил от травы. Грядки стояли чистые от травы, зеленела только огудина огурцов вся в желтых цветочках. Время было около трех часов пополудни. Денис помылся, взял книгу, решил почитать. Но читать у него не вышло, он задремал. Через десять минут сон прошел.

Вечером школа гудела, как растревоженный улей. Пришли учителя, пришли выпускники и их родители, пришли родственники и друзья. Все собрались в спортивном зале, он же был и залом собраний, и концертным залом, и столовой, народу было много, как говорят яблоку негде упасть. Окна зала были открыты, было тепло, но не душно. В воздухе висел гул голосов. Батраз и Денис одетые в черные костюмы с галстуками, стояли недалеко от сцены. Все парни-выпускники были тоже в костюмах и при галстуках, выглядели хотя и по-взрослому, но было видно, что это еще совсем юноши. А вот их одноклассницы-девочки выглядели настоящими взрослыми девушками. В белых и кремовых красивых платьях, сшитых специально к выпускному вечеру, они были сама юность и сама свежесть. От них веяло женственностью и нежностью. Они были сама Молодость!

На сцену вышел директор школы Георгий Захарович Тадеев. Он посмотрел в зал, на выпускников, провел по лицу рукой. Был он уже в годах, за шестьдесят и это был его последний выпуск. После этого он собирался уйти на пенсию. Он думал, как же быстро проходит жизнь. Кажется, недавно она началась и вот уже на финише. Он вспомнил себя, такого же молодого и с миллионами планов на жизнь. Не все удалось сделать, но главное он сделал: он научился учить детей знаниям и добру. Он считал, что это главное в жизни. Были бы заложены в человеке правильные знания, любовь к жизни и добро к людям, а остальное все приложится. Георгий Захарович поднял голову и посмотрел в зал. Затем заговорил.

– Дорогие дети, вы, пожалуйста, не обижайтесь на то, что я вас, уже взрослых, называю детьми, вы для меня и наших учителей всегда останетесь детьми! Дорогие родители, родственники, гости! Мы собрались здесь, чтобы проводить в большую жизнь наших выпускников. Одиннадцать лет мы вместе провели в стенах этой школы. Вместе учились, иногда ссорились, но всегда находили путь к примирению, всегда находили общее друг в друге. Наверное, вас удивит то, что я сказал, что мы вместе учились. Да, я не оговорился. Учителя не только учат детей, они и сами учатся у детей. Такова жизнь. И вы, наши дорогие выпускники, не думайте, что ваша учеба закончилась с окончанием школы. Вся жизнь это учеба. Вы можете спросить своих родителей, и они подтвердят мои слова.

Зал внимательно слушал. При последних словах родители и взрослые гости утвердительно закивали головами, послышались слова: «Да, хорошо сказано… Да, правильно… Век живи, век учись».

– Сегодня вы попрощаетесь со школой. Но помните, что вас всегда здесь ждут и вы сюда можете приходить как домой. Я и наши преподаватели будем всегда вас рады видеть. Ведь мы одна семья, нам нужно это чувствовать, как бы далеко вы ни были отсюда. Школа это гнездо, откуда вылетают выросшие птенцы. И помните, пожалуйста, о школе и о нас, ваших учителях.

Девчонки и женщины при этих словах начали утирать слезы.

– Что я хочу еще вам сказать? Хочу пожелать вам хорошей дороги в жизни. Помните, что в жизни легких дорог нет, но и помните то, что трудные дороги научат вас большему. Куда бы вы ни уехали, знайте, что наше село Предгорное это ваша Малая Родина, это место, где вы получили жизнь. Любите его всегда, оно ведь навсегда останется в вашем сердце. Берегите дружбу, помните, что настоящих друзей жизнь посылает нечасто. Друг иногда роднее брата. Иногда ради друга жертвуют и жизнью… дружба это своего рода родство, родство не по крови, а по духу. Затрону я и любовь. Вы уже взрослые люди и скоро узнаете, что такое серьезная любовь. Если она к вам придет, то берегите ее. Никогда не примешивайте в нее грязь, так поступают только подлые люди. Парни должны знать и помнить, что женщина это высшее существо на Земле, только она после Бога творит жизнь. Девушки должны помнить, что мужчина это лидер во всем, он обязан обеспечивать всем необходимым семью, и девушки должны никогда не подражать мужчинам. Женщина сильна своей слабостью. Так жили наши предки, так же желаю и вам прожить ваши жизни. Пусть Бог даст вам хорошую дорогу. И помните, что достижение цели это прекрасное намерение. Но помните и то, что кем бы вы ни стали, трактористом ли в нашем совхозе или министром, главное для вас чтобы вы были Человеком.

В зале женщины, уже не стесняясь, плакали. Насупились парни и мужчины, опустив голову и думая о словах директора. Выпускникам предстояло еще узнать трудности и загадки жизни, многие же взрослые немало и познали из нее. Директор ушел со сцены под бурные аплодисменты и выкрики: «Да будет так!», «Спасибо!». Люди расступились, прижавшись к стенам, чтобы образовать место для прощального танца выпускников. Этот танец всегда был белым танцем. Из динамиков послышались звуки вальса. Девочки в своих нарядных платьях подошли к парням и пригласили их. К Денису подошла Циала Кочиева, невысокая девушка с большими синими глазами из параллельного класса. У осетин синие глаза не редкость. Денис давно замечал ее ласковые, как лучи утреннего солнца, взгляды, он ей явно нравился. Она молча слегка поклонилась ему и положила свою руку Денису на плечо. Медленно и красиво, в такт вальсу, они закружились по залу. Танцевали все выпускники. Парни были разобраны все. Те из девочек, кому не достался парень, ждали своей очереди. Этот танец нельзя было танцевать с подругами. Но вот потанцевали и они. Вокруг аплодировали родители, друзья, родственники. Затем гости потихоньку начали расходиться. Девушки пошли помогать накрыть столы. И вот в зале, рассевшись за столами, остались только выпускники, классные руководители, завуч и директор. Началось застолье, все было так, как происходит на Кавказе. Застолье было с тостами, нешумное, все относились друг к другу с взаимным уважением. На столах было вино, но пили очень мало, многие девушки совсем не пили. Сидели долго, до полуночи. Шутили, танцевали. Батрадз с Циалой пошли танцевать непременную лезгинку. Были они красивой парой: высокий и широкоплечий Батрадз и маленькая, грациозная, как дикая коза, Циала. Их танец вызвал восторженные аплодисменты. Потом преподаватели и директор, попрощавшись, ушли. Выпускники повалили на улицу. И пошли бродить до утра, как это было принято во всех советских школах. Получилось как-то само собой, что Денис оказался рядом с Циалой. Она молча шла рядом, потупив глаза, но иногда Денис ловил на себе ее быстрый взгляд. Нужно было о чем-то говорить. Но о чем? Денис не знал. Потом разговор пришел сам собой.

– Ты куда после школы? – спросила Циала.

– Не знаю. Поработаю с годик, а там в армию.

– А в институт не думал поступать?

– Сколько я специальностей не перебрал, ничего мне не нравится. А заниматься тем, что не нравится, всю жизнь – это же мучение.

– Да…, – согласилась Циала – а я пойду в педагоги. Очень мне нравятся маленькие дети, люблю с ними возиться, я пойду учиться на учителя начальных классов. Я была прошлым летом в лагере с первоклассниками, так мне очень не хотелось уходить оттуда.

– А где это ты была?

– Здесь, у нас при школе был лагерь. Ребята утром приходили, я с ними и на речку ходила, и в горы недалеко, а потом вечером их родители забирали. Малышам нравилось.

– Счастливая ты, если определилась. А я подожду чуточку, может быть прорежется и для меня что-то. Я не люблю начинать и бросать, я люблю взяться один раз и делать все до конца.

– Ты мужчина, ты так и должен поступать. А вот я… у меня ветерок в голове иногда гуляет, – засмеялась девушка.

Денис улыбнулся. Повеяло прохладой. Циала поежилась.

– Холодно?

– Да, немного.

Денис снял свой пиджак и набросил на плечи Циалы. Она посмотрела на него своими глазищами, которые синели даже в темноте, и он почувствовал, как она прикоснулась плечом к его плечу. Денис не отодвинулся, не отодвинулась и Циала. Им было хорошо так идти вдвоем. Вышли на берег Сунжи, река здесь текла небыстро, о чем-то рассказывая берегам. На берегу было много выпускников, кое-кто купался в ночной воде. Стоял шум, визг, раздавались крики девушек, которых пытались столкнуть в воду парни. Девушки не хотели мочить своих праздничных платьев, а купальников ни у кого не было. Хотя и темно было, девушки стеснялись купаться в белье. Отойдя в сторонку, группа девушек все-таки разделась до белья и с криками залезла в воду. Попробовавшие было прорваться к ним парни были остановлены девичьим заграждением, стоявшим в платьях.

– Сюда нельзя!

– Нам можно!

– Никому нельзя. Будем кусаться.

– Вот дают, как кусаться? Вы что, собаки?

– Нет, мы мышки.

Посмеялись вместе и парни отошли. Кто-то запустил ракету. Все осветилось бело-розовым светом. Купавшиеся девушки присели в воду и завизжали так, что, наверное, слышно было за перевалом. Ракета погасла и купавшиеся вылезли на берег, подождали, пока обсохнут, и оделись. Денис с Циалой так и стояли, Циала прижималась плечом и боком к парню.

– А, вот где они! Затаились и обнимаются! Да еще она его и раздела, содрала с него пиджак и на себя напялила. Нечего прятаться, пошли к нам.

Залина Ганиева, ехида и шутница, вдруг выросла перед ними.

– Нечего парня охмурять, он из нашего класса, – захохотала она, хватая Дениса за руку, – Ну-ка пошли к своим.

– Залина, отстань. А то Васе скажу, – съехидничал тоже Денис.

У Васи и Залины любовь была с детского сада. Родители сперва смеялись. Пятилетнюю Залину мама любила спрашивать при всех родственниках: «Залина, у тебя такая дружба с Васей, ты прямо все время с ним проводишь. И что же дальше будет?» «Замуж за него пойду» – серьезно отвечала девчушка. Присутствующие хохотали. Потом, когда дети подросли, родители насторожились, а потом махнули рукой. «Придется породниться» – полушутя, полусерьезно говорила мама Залины Венера полной, темноглазой маме Василия. «А куда же нам деваться? Они же с детского сада друг за дружкой бегают, не могут жить порознь. Попробуй разбей такое, в жизнь не простят», – смеялась Клава, мама Василия. Залина запросто приходила к другу домой и даже иногда оставалась ночевать. Но в этом случае спала с мамой Василия в одной комнате. Вася помогал родителям Залины, папа у нее был инвалид, без ноги и без руки. Вася косил сено для семьи своей подружки, копал картошку, убирал кукурузу. Они так свыклись друг с другом, что и вправду дня не могли прожить порознь.

– Говори, подумаешь, доносчик. Вася мне все равно ничего не сделает.

– А ты вон какая хитрая, знаешь, что Вася ничего не сделает и пользуешься этим, – засмеялась Циала.

– А что я тебе сделала, что ты на меня как собака на кошку?

– А кто Дениса хотел забрать?

– Ах, вон оно что! Да нужны вы мне были! Побежала я. Пока. Плодитесь и размножайтесь.

Это была ее любимая присказка-поговорка, она ее часто всем говорила. Ребята засмеялись и пошли за ней.

– Шампанское будете? – предложили им парни.

– Я нет, – сказала Циала.

– А я выпью немного.

Денису подали бутылку.

– Что, прямо из горлышка?

– А что, тебе еще и хрустальный фужер дать?

Денис засмеялся и отхлебнул шампанского из бутылки. Вино вспенилось и полилось у него через нос. Денис закашлялся. Парни хохотали. Циала вытирала ему лицо своим платочком, била по спине, чтобы прокашлялся. Наконец все прошло.

– Денис, а может араки дать?

– Не-е-ет. Это не для меня. Сильно крепкая. А вы что, пили?

– Понемногу. Руслан принес бутылку.

– Нет, я не буду. Вот Циала хочет, – снова съехидничал Денис.

– Ты что, Денис? Как ты мог такое сказать? – взвилась девушка.

– Циала, ну зачем ты приняла мои слова всерьез? Это же шутка! Извини, пожалуйста.

– Хорошо, забыли.

И Циала села на бревно, лежащее на берегу. Одноклассники все пошли вверх по реке. Денис сел рядом. Взял ее ладонь в свою руку, обнял за плечи.

– Тебе что-нибудь хочется? – спросил он.

Циала молчала. Потом подняла лицо.

– Хочется, но не скажу чего.

– Я знаю.

– Откуда и что ты знаешь?

– Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал.

Циала закрыла лицо ладонями.

– Правильно?

Она молчала. Тогда Денис взял ее ладони в свои, и осторожно, неумело стал целовать ее лицо. Сперва ухо, потом щеки, а потом почувствовал на своих губах ее губы. Губы девушки пахли парным молоком. Сердца у обоих колотились так, что вот-вот выскочат из груди. Руки сжимали руки друг друга. Происходило то, что могло происходить только у молодых людей в их возрасте. Циала вдруг ойкнула и вся обмякла. Денис обнимал ее за талию.

– Все, хватит, нехорошо, – сказала Циала, и отдалилась от Дениса, – это очень нехорошо!

– А мне кажется, что очень хорошо.

– Тебе кажется. Прямо как коту сметана. Мне стыдно…

Денис хотел обнять ее, но она резко и решительно отстранила его. Встала, накинула пиджак Дениса на плечи и пошла к видневшимся в предрассветном свете домам. Денис шел рядом, оба молчали. Дойдя до дома Циалы, остановились. Обнять и поцеловать ее здесь Денис не решился, не приведи Господь кто-либо увидит! Позора обоим не обобраться. На Кавказе свои обычаи и понятия.

– Денис, спасибо за пиджак. Я пошла. До свидания.

– До свидания.

– Скажи честно, ты не обижаешься?

– Нет, я все понимаю.

– И не думаешь обо мне плохо?

– Что ты, Циала. Как такое тебе могло в голову прийти? Я, наоборот, считаю тебя самой лучшей девушкой на свете.

– Спасибо, – и она, приподнявшись на носках, чмокнула Дениса в щеку. А затем быстро побежала во двор. Щелкнула щеколда на калитке и Циала исчезла. Денис пошел по улице домой. Придя, разделся и лег, как всегда летом, на раскладушке под вишнями, в саду. Долго ворочался, вспоминая происшедшее. Что-то новое открылось ему с Циалой. Грудь распирало прекрасное чувство. Под тихий шум листвы Денис уснул.

Бывшая станица Предгорная, а сейчас село Предгорное, стояла в верхнем течении Сунжи. Выше по течению стоял только хутор Ермоловский, прямо у ущелья, из которого вытекает Сунжа. В этом месте Сунжа небольшая речка, такая же, как сотни горных речек. Берет она начало у горы Лонжа, в отрогах Большого Кавказского хребта, долго течет в заросших ольхой, вербой, буком, перевитых хмелем и диким виноградом берегах, принимая многочисленные притоки. Бурная, вспененная, она, как и все горные реки, катила камни, несла вывороченные с корнем деревья. В половодье превращалась в бешеный поток, увеличиваясь в несколько раз. Никто не рисковал в половодье пересечь ее, это было равно самоубийству. Затем у хутора Ермоловского выходит из ущелья, успокаивается. Течет дальше еще не совсем спокойная, но уже присмеревшея. Пройдя земли Пригородного района Осетии, входит в Ингушские земли, ниже старинной крепости сливается с Назранкой, холодной и быстрой речкой с прозрачной темной водой, и течет дальше до слияния с Ассой, другими реками, в земли Чечни. Благодатная земля, никогда не знавшая покоя, на которой пролито много крови! Верховья реки долго пустовали и там никто не жил. Но вот Россия начала проявлять к Кавказу все усиливающееся внимание. Разобщенные горские племена то оказывали ей сопротивление, то содействовали проникновению ее на Кавказ. Они то воевали с русскими, то входили в их войска. В свое время горская милиция составляла немалую часть русской армии на Кавказе. Русские все больше проникали на Кавказ. Ликвидировав Запорожскую Сечь, Екатерина Вторая казаков переселила на Кубань и Ставрополье. Ими же, и казаками донских и хоперских станиц, были заселены верховья Сунжи и Ассы, от крепости Грозной до крепости Владикавказ, создана Сунженская линия Терского казачьего войска, самого древнего объединения казаков. Самое интересное, что Запорожье заселялось примерно в четырнадцатом веке смешанным населением адыгов и кавказских казаков с Кубани. Впоследствии они перешли на украинский язык, но сохранили многие кавказские традиции. Еще и сейчас на Запорожье можно встретить людей с чисто кавказской внешностью. Казаки никогда не считали себя русскими. Ученые тоже подтверждают это. Так, Гумилев писал, что терские, и другие кавказские казаки, это такие же автохтонные жители Кавказа, как и другие горцы. Об этом же пишет и историк Асов. Прослеживается примерно такой след: в предгорьях Кавказа из скифо-сарматских племен образовался народ, который был предшественником славян и германцев. Этот народ имел мощное государство, воевавшее даже с Древним Египтом и Грецией. Потом под ударами врагов государство распалось. Часть народа отделилась и во главе с вождем Кисеком ушла на Запад, дав начало германским племенам. Другая часть народа осталась жить на Кавказе, в предгорьях и степях. Затем и эта часть народа разделилась. Большая часть ушла на Запад, расселившись до самой Шпрее, и дала начало славянским племенам. Берлин когда-то был глухой лесной славянской деревушкой, а остров Рюген это отраженный в сказках и легендах славян остров Буян. Он же остров Руян. Оставшаяся на северном Кавказе часть расколовшегося народа получила название бродников. Первый Киев стоял в Приэльбрусье, имя Кий было ритуальным именем вождей этого народа. Поднепровье было у этого народа местом, куда ссылались люди, нарушившие обычаи и законы бродников. И все киевские князья помнили о Тмутаракани, прародине на Кавказе, и рвались туда. Бродники, от слова бродить, кочевать, и были предками казаков, как кавказских, так донских и запорожских. Язык был близок к русскому, но и сейчас многие фразы на казачьем диалекте «гуторе» русский не сможет понять. Обычаи и традиции очень отличались от русских и были более близки к обычаям горцев. Недавнее исследования генов донских казаков показало, что они имеют почти такой же генный набор, как и адыги – кабардинцы, черкесы, адыгейцы, абазины. Это говорит, что в древности бродники жили рядом и вместе с зикхами, предками адыгов, активно смешивались с ними. Были ли у казаков вливания беглых с Руси? Конечно, были. Процесс образования народов это непрерывный процесс и казаки не избежали этого. Казаки принимали беглых и никогда не выдавали их. Но всегда в казачьих областях различали, что вот эти казаки по рождению, а вот эти казаки поверстанные, т. е. принятые в казаки. То, что казаки это отдельный народ, признавали и цари России. Каждое казачье войско имело в Москве послов, а все дела с казаками велись через Посольский Приказ, то есть через министерство иностранных дел. Позднее Россия аннулировала казачьи посольства, а казаков сделала своими подданными, обязанными служить ей. Но долго казаки еще в своих песнях пели «…и Москве никогда не кланялись…». Самое самобытное и твердое в своих обычаях было Гребенское казачество, давшее образование Терскому казачьему войску. Гребенское казачество было образовано еще в 1450 году. Но и задолго до образования и объединения гребенских и терских казаков в Терское казачье войско гребенские станицы стояли на правом берегу Терека в горах, потом переселились на левый берег Терека. Это казачество прекрасно описано у Льва Толстого в повести «Казаки». На Кавказе невозможно жить без знания нескольких языков. Межнациональным языком раньше был кумыкский, один из тюркских языков, затем с приходом русских все постепенно перешли на русский язык.

Как только верховья реки Сунжи, пустовавшие до этого, начали заселяться казаками, на них начали предъявлять свои права ингуши, небольшой вайнахский народ, родственный чеченцам. Одновременно с казачьими станицами образовывались и ингушские аулы. С ингушами у казаков было сложно. Ингуши нападали на станицы, угоняли скот, убивали казаков, воровали детей и женщин. Казаки отвечали тем же. Не раз в кровавых стычках казаки и ингуши теряли своих людей, нанося друг другу иногда значительный урон. И тогда казаки приняли решение положить этому конец. Под руководством одного из атаманов, поддерживаемые русской армией, сунженские казаки нанесли сокрушительный удар по ингушам и изгнали их из пределов казачьих земель. В этих боях уже участвовали и осетины, западные соседи сунженских казаков. С осетинами у сунженских казаков сложились хорошие отношения почти сразу. Осетины были православными христианами с присутствием в их религии многих древних черт, неправильно называемых учеными язычеством. Святые рощи, святые горы, ручьи и места у осетин удивительным образом сочетались с православными традициями. Они избрали в свои покровители Уастырджи, Святого Георгия, поклонялись и поклоняются ему, чтят его. В конце ноября у осетин есть великий праздник – Джеоргуба, День Святого Георгия. Это прекрасный праздник и осетины очень любят его. Осетины всегда жили в районе Владикавказа, Дарьялского, Куртатинского, Алагирского и других ущелий, за хребтом, рядом с Грузией, иногда смешанно с ингушами. Но были в непримиримой вражде с ними, не понимая ингушей, их обычаи и их наклонности. Вражда осетин с ингушами очень древняя вражда. Поэтому в стычках казаков с ингушами осетины всегда принимали сторону казаков. Осетины это потомки аланов, тоже порожденных скифско-сарматскими племенами. Аланы имели мощное государство на Северном Кавказе, их следы в виде дольменов остались от Черноморского побережья Каквказа до Чечни. Государство было разгромлено Тамерланом. История могла пойти другим путем, если бы сохранилось это государство. Воинами Тимура аланы-осетины уничтожались с поражающей жестокостью. Вырезались дети, женщины, а мужчины были уничтожены почти поголовно. Аланы вынуждены были уйти из благодатных предгорий в глухие ущелья гор. Только так они могли защититься и сохранить хоть какую-то часть своего народа. В ущельях они смешались с аборигенами, приобрели кавказский вид. Но до сих пор светлые волоса и голубые глаза не редкость у осетин. Еще и сейчас новобрачным на свадьбе иногда желают не только счастья, но и пятерых сыновей и двух голубоглазых девочек. Осетины удивительный народ. Это рыцари Кавказа. У царей России всегда служило десятка полтора генералов – осетин. Это были умные и храбрейшие воины. Осетины участвовали во всех войнах России. Сталин был по отцу осетином. Фамилии Джугашвили у грузин нет, а вот у южных осетин фамилия Джугаев или Дзугаев распространенная фамилия. Рассказывают в Осетии иногда старый анекдот. Действие происходит еще до революции в большом селе Эльхотово. Старый генерал-осетин ушел в отставку. Приехал жить в родное село. Делать было нечего, а жить без дела скучно, хотя генеральская пенсия хорошо обеспечивала его и его семью. Тогда он нанялся пасти коров. В это время в село приехали две молодые миссионерки-англичанки проповедовать свою религию. Сойдя с поезда, они подъехали к селу. Видят, идет пастух, решили его расспросить. Говорили по-английски. Спросили, где располагается сельское начальство? На хорошем английском генерал объяснил им. И спросил, зачем они приехали? Девушки ответили, что они миссионерки. «Ничего у вас не выйдет, – сказал генерал, – мы крепко привержены своей религии и ни один из нас не изменит ей». «Послушай, Мэри, поехали назад. То, что он говорит, похоже на правду. Если здесь даже пастухи прекрасно говорят по-английски, то что тогда говорить о педагогах и инженерах?». Они развернулись и уехали. Таков анекдот, похожий на правду. Еще до переворота 1917 года осетины имели театры, художественные школы, прекрасных писателей и музыкантов. Поэта Коста Хетагурова знают все в Осетии и многие в остальном мире.

Получив небольшую передышку в войне с ингушами, казаки начали искать пути примирения с ними, понимая, что нельзя жить с соседями постоянно в военном напряжении. Ингуши тоже это понимали и пошли навстречу казакам. Еще в 1770 году ингуши приняли подданство России, но это было чисто номинально. Правда, впоследствии они активно участвовали в войне против Шамиля на стороне русских. За что их по сей день не могут простить чеченцы. Хотя многие чеченские роды и сами воевали на стороне русских. Кавказ сложная страна, без понимания Кавказа им управлять невозможно. Казаки и ингуши договорились о мирном соседстве. Это облегчило жизнь и тем, и другим. Начали создаваться дружественные связи, появилось куначество. На принадлежавших сунженским казакам землях, согласно Указа Российских царей, появились ингушские аулы – Бардубас, Акиюрт, Алиюрт и другие. Ингуши до переворота 1917 года платили сунженским казакам за аренду этих земель двести тысяч рублей в год, по тем временам огромные деньги. Ингуши тоже служили в царских войсках, из их числа вышли известные офицеры. С казаками жили уже относительно мирно. Так было до переворота 1917 года, после которого большевики сумели стравить ингушей и казаков, используя старую вражду. В начале 1920 годов началась компания советской власти по расказачиванию. Делалось все, чтобы уничтожить «народ-помещик», как называл казаков Ленин. По ингушским аулам засновали большевистские делегаты, убеждая ингушей разорять казачьи станицы, убеждая их в том, что это ингушская земля. И ингуши поддались на эти убеждения. Старая вражда вспыхнула с новой силой. Запылали казачьи станицы, вновь полились кровь и слезы. Казаки были поголовно разоружены, ингушам же шло оружие и поддержка от большевиков. Первыми были разорены станицы Тарская и хутор Ермоловский, затем и описываемая станица Предгорная. Ингуши вырубали безоружных казаков, насиловали женщин, убивали стариков и детей. За эту «помощь» большевики отблагодарили их от души, выслав ингушей в 1943 году в Казахстан, где большая часть их погибла от непривычного климата, издевательств, холода и болезней. Такая же агитация проводилась и среди осетин, их убеждали захватывать казачьи земли и разорять станицы. Но осетины ответили твердым «нет» и не сожгли ни одного дома, не убили ни одного из казаков или членов их семей. Мало того, они прятали казаков, подбирали их детей-сирот, давали казакам и членам их семей осетинские имена и фамилии, чтобы спрятать их от властей. И это до сих пор помнят сунженские казаки. Сунженские казаки разбрелись по всему Северному Кавказу, основная часть их осела на Ставрополье. На этом мытарства казаков не кончились. Как только ингушей выслали в Казахстан, в их аулы и захваченные когда то казачьи станицы, в их дома начали заселять людей, в основном это были те же сунженские казаки, крестьяне Ставрополья, кубанские казаки, осетины. Притом заселялись люди зачастую силой. Ингушей из Казахстана отпустили в 1956 году. А жившим в их домах людям предложили убраться на все четыре стороны, выдав мизерное пособие на переселение. Снова сунженские казаки оказались в изгоях. И не только они, но все, кто жил в ингушских домах. И потянулись люди кто куда из Ингушетии. Это были, пожалуй, первые беженцы в СССР, никому не нужные, никем ни пригретые. Их родные станицы были давно и плотно заселены осетинами, в основном из-за перевала, с юга. Но осетины и в этот раз приняли казаков, русских, армян, греков: потеснились, помогли построить дома, не обижали, во всем помогали. Так же поступили осетины и в станице Предгорной. Так в бывших казачьих станицах, сделавшихся осетинскими селениями, появились снова казачьи семьи. Их было немного. Называться казаками было опасно, поэтому они называли себя русскими. Шло время. Постепенно умерли старики, прошедшие ад расказачивания, рассеивания, беженства. Дети их помнили эти события и времена, но все с годами притупилось. Казачьи семьи среди осетин окрепли, зацвели. Дети тех и других росли вместе. Многие переселенцы хорошо говорили по-осетински, а осетины всегда знали русский язык. Появились смешанные семьи. Сперва к этому относились настороженно, но по истечении лет двадцати смешанные браки воспринимались уже как само собой разумеющееся. Жизнь брала свое. И часто можно было увидеть осетина с славянской наружностью, но с чистейшим осетинским языком или казака с чисто горским лицом, тонкой талией и походкой горного барса, без акцента говорившего на русском языке.

Батрадз и Денис сидели возле речки и разговаривали. Обсуждали, что делать дальше. Школа позади, впереди обязательная армия. Год впереди. Батрадз сказал, что поедет поступать в горный институт в городе, хочет стать инженером.

– А я не знаю, сообразить не могу, чем заняться.

– Поехали со мной.

– Подумаю. Но горным инженером не хочу быть.

– Иди на управление производством.

– Это другое дело. Опять, просиживать штаны в конторе совсем не хочется.

– Тогда не знаю, что тебе и посоветовать.

Через неделю оба отвезли документы в горный институт, Батрадз на инженерный факультет, Денис на управление производством. Летом работали в совхозе, Денис работал в жатву помощником комбайнера, работа трудная, работали от темна до темна. Помогали дома: пололи кукурузу, окучивали картошку, косили сено, ждали, когда просохнет и потом копнили его. Работа такая была привычна, она неотъемлемая часть сельской жизни, а они выросли в селе. В августе поехали сдавать экзамены в институт. И… оба провалились, недобрали баллы. Пришлось возвращаться домой. Особенно не горевали, но было немного стыдно перед односельчанами. Поступать поехали многие. Кто в ближний город, кое-кто подальше – в Ростов-на-Дону, Москву. Денис встретил Циалу. Она поступила в педагогический институт в Ростове-на-Дону. Была очень довольна, долго и радостно рассказывала Денису об экзаменах, об институте. Они весь вечер пробродили над речкой, сидели на том же бревне, где первый раз в жизни поцеловались. Циала сидела настороженная и пугливая. Денис внимательно посмотрел на нее и она заулыбалась. Он привлек ее к себе и снова нашел ее губы. В этот раз она весь вечер не возражала против поцелуев Дениса. Прижималась к нему, гладила его шею и щеки, потом положила голову ему на грудь. Денис гладил ее волоса, плечи, спину. Чувствовал, что девушке очень хорошо, да и сам был на седьмом небе. Ближе к девяти вечера Циала заторопилась домой. Денис ее понимал. Хотя она теперь считалась взрослой девушкой, она должна была соблюдать приличия. Пошли домой. Денис довел ее к калитке дома и они нехотя расстались. Целоваться не осмелились, по улице еще ходили люди. Денис пошел домой, когда за спиной услышал быстрые шаги.

– Эй, лаппу, фаллау! – по-осетински позвали его.

Денис остановился. К нему подошел папа Циалы.

– Денис, ты хороший парень, я уважаю вашу семью и твоих родителей. Но… меня беспокоит одно – что у тебя с Циалой?

Денису было неловко, он стеснялся отца Циалы и не знал, что отвечать. Стоял, потупив голову. Потом поднял глаза на отца девушки.

– Ничего плохого. Мы просто дружим с ней.

– Денис, но вчера я нашел твое фото на ее столе. Она при упоминании о тебе смущается и краснеет.

– Не бойтесь, дядя Константин, я не заставлю краснеть вас за вашу дочь. Она хороший человек. Скажу прямо, нам вместе хорошо.

– Хороший ответ. Слова мужчины. Что ж, Денис, я не буду тебе больше ничего говорить.

На этом они расстались. Денис пришел домой, поужинал и вышел за ворота. Там была скамейка, врытая в землю. На ней уже сидел Батрадз.

– Завтра за сеном нужно ехать. Поедешь со мной? Возьмем две телеги и сразу все перевезем. А потом за твоим съездим.

– Поеду. Во сколько выедем?

– Я думаю часа в четыре утра. Часа полтора ехать, пока погрузим. Чтобы грузить не по жаре.

– Хорошо. Я там же сплю, в саду. Толкни меня.

Посидели еще немного, поговорили и разошлись спать. Денис еще долго, лежа на своей раскладушке среди деревьев, смотрел на звезды, размышлял. «Каждая звезда это солнце и у каждой звезды могут быть планеты с такими же людьми, как мы. Сколько же населенных миров в космосе, сколько же таких же существ, как мы, должно быть там! Интересно, а у них тоже все так, как у нас? Им так же нравятся девушки, они так же поступают в институты, косят сено, ловят рыбу?» С этими мыслями Денис и заснул крепким мо сном.

Выехали рано, еще не светало. Кони, запряженные в брички попарно, легко шли по дороге. Сенокос был километрах в пятнадцати от Предгорной, за военным стрельбищем. Решили сократить путь и проехать через стрельбище. Для этого нужно было просить военных пропустить их через их территорию. Направились к стрельбищу. Когда выезжали из села, стало светать. Заалела заря с ингушской стороны, затем окрасилась вершина Казбека, вздымающая свою голову над окрестными горами. Когда подъехали к казарме, где размещалась охрана стрельбища, было уже светло. У шлагбаума остановили коней. Денис пошел к часовому, стоявшему за шлагбаумом.

– Доброе утро. Нельзя ли проехать через стрельбище? Мы за сеном едем. А чтобы объехать, нужно сделать лишние километров пять.

– Доброе утро. Я сейчас позвоню дежурному офицеру.

Часовой взял трубку телефона под навесом и куда-то позвонил. Послушал ответ и повернулся к Денису.

– Можете ехать. Сегодня стрельб не будет. Обратно с сеном тоже можете ехать через стрельбище. Офицер позвонит часовому с той стороны и предупредит его.

– Спасибо большое. Это облегчит наше дело.

– В армию скоро?

– На следующий год.

– Желаю к нам попасть. У нас трудновато, но хорошо.

– Сам откуда?

– Из Таганрога. Не очень издалека.

– Ясно, еще раз спасибо.

Часовой открыл шлагбаум и Батрадз с Денисом въехали на стрельбище. Это была огромная пустошь, заросшая прекрасной травой и огражденная оградой из колючей проволоки. «Вот бы выкосить эту траву! Сколько бы сена было» – подумал Денис. Проехали стрельбище. На его противоположной стороне тоже был шлагбаум. Предупрежденный часовой, увидев брички, открыл шлагбаум.

– Доброе утро! Как дела? Пусть ваш день будет хорошим! – приветствовал их часовой, по виду армянин.

– Доброе утро! Спасибо! Пусть и у тебя все будет прекрасно! – ответили парни.

Частный сенокос лежал на большом горном плато, окруженный кудрявыми горами, покрытыми орешником и буковым лесом, бук здесь называли чинарой. Когда приехали на сенокос, солнце уже поднялось, но было еще нежарко. Начали грузить сено. Копны были небольшие, на бричку же грузили много, создавая большой воз с сеном. Загрузились часа через два с половиной. К этому времени и солнце начало припекать. Распрягли коней, пустили их попастись. Сами сели завтракать. Разложили нехитрую снедь: традиционный домашний сыр, сало, хлеб, пучки зелени. Разложили костерок, вскипятили воду и заварили чай из трав, которые набрали вокруг. Травы эти тоже традиционно применяют для заварки, их нужно знать. Плотно поели, легли на траву. Костерок потрескивал, догорая.

– Быстро мы управились, – сказал Батрадз, – устал?

– Нет, чего тут уставать? Трех часов, я думаю, не работали.

– Я сейчас думаю, как будем спускаться по склону. Брички нагружены сильно, кони могут не удержать.

– Можно вырубить из дерева тормоза для колес, но я думаю, что лучше объехать по серпантину. Дальше, но не будет опасности. Но даже по серпантину нужно изготовить тормоза.

Пошли в ближний лес, нашли карагач, крепчайшее, как сталь, дерево и из него вырубили тормоза для колес. Сели передохнуть.

– Смотри, смотри, – Батрадз толкнул Дениса.

Буквально в двадцати метрах от них на поляну вышла косуля и с нею два небольших козленка. За ними вышел козел с рогами. Подошел к козлятам, понюхал их. Косуля-мама боднула его и отогнала от козлят. Парни прилегли и стали наблюдать эту семейную идиллию. Козлята подлезли под маму и отталкивая друг друга, начали сосать молоко. Козел посмотрел немного и ушел. Ветер дул от животных, и они не слышали запаха человека.

– Свистнуть? – сказал Денис.

– Не нужно, козлята маленькие, пусть кушают.

Ребята замолчали, молча наблюдая за зверями. Косуля подождала, пока козлята покушают, и сама начала щипать зеленую траву. Звери отдалялись от парней в сторону ближайшей горы. Там, под этой горой, шумела речка. Иногда парни приезжали сюда за форелью.

На обратном пути выбрали спуск по серпантину. Он был длиннее, но не так крут. Когда подъезжали к крутым участкам спуска, вставляли тормоза в два задних колеса, колеса загоняли на специальные полозья, и тормоза крепко привязывали их к борту брички. Колеса задние после этого не крутились, а телега скользила как на санках. Это всегда облегчало спуск на крутых участках. Спускались медленно, ушло часа полтора, пока преодолели серпантин. Но зато все обошлось благополучно, кони были не уставшие. Сняли полозья и тормоза, поехали к стрельбищу. Солнце уже палило нещадно. Оба парня одели осетинские войлочные белые шляпы. Они отлично предохраняют от жары. Проехали стрельбище, до дома оставалось километров шесть. После обеда въехали в село. Людей на улицах было мало – жарко, кое-кто возился в огородах, поливая грядки. Приехав домой, загнали брички во дворы, к сеновалу соседей, распрягли и отпустили коней на луг пастись, стреножив их. Денис пошел домой. Отец был дома. Увидев Дениса, спросил.

– Наше сено когда собираетесь перевезти?

– Думаю, что сегодня вечером и выедем, переночуем на сенокосе. Поговорю с Батрадзом.

– Главное до дождей нужно успеть. А то и дороги развезет, и сено в копнах нельзя будет трогать.

Хлопнула калитка, это пришел Батрадз.

– Денька, давай вечером выедем за вашим сеном? Лошади отдохнут и поедем. Заночуем там, стрельбище не нужно будет объезжать. А утром рано загрузим и к обеду будем дома.

– С удовольствием. Я так и сказал бате, что сегодня поедем. Загрузим брички и за форелью можно сходить. Едем, конечно.

– Обязательно возьмите ружья. Зверь может быть какой, да и от лихих людей пригодится, – сказал отец Дениса, подходя.

– Хорошо, возьмем. У нас патроны с картечью где?

– Там же, где и ружья, только в ящике под замком. Ключ у меня на полке.

– Ясно.

Пообедав, легли отдохнуть. Мама смыла в доме полы, занавесила окна. В доме стало прохладно. Денис и Батрадз расстелили шерстяное одеяло и легли. Задремали немного. Но долго дремать им не удалось. Сквозь дрему Денис услышал хихиканье Маринки и Хадизат. Потом их шепот. А потом их с Батрадзом окатили из ведра холодной водой. Батрадз вскочил, ничего не понимая, Денис тоже. А снаружи слышался хохот девчонок и топот их ног.

– Вот заразы! – понял Батрадз, – Надрать им уши надо.

– Догонишь их, они, наверное, уже на хребет добежали.

Посмеялись, вышли из дома. Солнце уже склонилось на другую сторону небосвода. Было около четырех часов пополудни. Пошли брать лошадей и готовиться к поездке.

– Деня, я там заготовила вам поужинать и позавтракать. Баранину долго не храните, съешьте сегодня. Молоко не стала наливать, скиснет, жарко очень. Араки налить?

– Можно, на сенокосе можно выпить. Вечером у костра посидим.

Пришла мама Батрадза, стройная и быстрая в движениях Зара, принесла тоже узелок. Обнялась с мамой Дениса, расцеловалась.

– Я им всего наложила, – сказала мама Дениса, – можно было и не нести ничего.

– Ребята они молодые. Есть будут хотеть, не помешает. Не съедят, так домой привезут. Я положила сырые яйца в банку, там сварят и съедят. Варенные могут пропасть. Ты им араки налила, я вижу. Не рано ли им прикладываться к этому зелью?

– Понемногу можно, я думаю. Да они и не пьют много.

Потом женщины затеяли свой женский разговор о доме, о хозяйстве, о детях.

– Телочку когда будете забирать? Она уже большенькая.

– Да можно хоть сегодня. Муж придет, я скажу ему.

– Маринка совсем от рук отбилась. Только хочу что-нибудь заставит сделать, а ее и след уже простыл.

– Хадизат такая же. Что за молодежь растет? С ними нет сладу. Тут она мне недавно рассказывает, что Денис пообещал ее украсть, когда она вырастит, а Батрадз обещал помочь ему. Я смеялась от души. Чего воровать? Сами приведем. Может вы ее сразу заберете? Обменяем на телушку.

– Да мы не против, пусть у нас растет.

Женщины рассмеялись.

Денис и Батрадз собрались, запрягли коней, взяли бурки и часов в пять выехали. Ехали той же дорогой, что и утром. Через стрельбище пропустили их без разговоров. Приехали на сенокос в половине седьмого. Что будет дождь, не было похоже. Они расстелили бурки на копне, положили на них ружья, патроны, распрягли и стреножили лошадей. Солнце клонилось к закату. Пошли насобирали дров, нарубили их и когда начало смеркаться, разожгли костер. Вокруг краснели закатом вершины гор, было тихо и спокойно в природе. Разложили поесть.

– Что, выпьем понемногу? – спросил Батрдз.

– Можно, – ответил Денька.

Налили по небольшому граненому стакану араки, домашней самогонки из кукурузы.

– Долгой жизни нам, – сказал Батрадз, чокнулся с Денисом и выпил. Помотал головой, – ух, крепкая!

– Дай бог, – сказал Денька и тоже выпил.

Хмель закружила голову, стало приятно и хорошо. Тихо потрескивал костер, слышался хруст поедаемой лошадьми травы. Лошади далеко не отходили. Над головой раскинулось звездное небо, огромная луна тихо всходила над горами.

– Интересно, вон сколько звезд над нами, а живут ли возле этих звезд планеты, где есть люди? – спросил Батрадз.

– Я думаю, что живут. Не может быть, чтобы было столько солнц и все впустую. В природе все мудро и никогда ничего нет просто так.

– Встретиться бы с ними…

– И что бы ты делал?

– Как что? Разве не интересно расспросить их об их жизни? Может сейчас во-о-о-н возле той звезды, – Батрадз показал на одну из ярких звезд, – кружится такая же планета, как наша. А на ней два парня поехали за сеном. Разве не интересно?

– А может те парни с рогами или с копытами, а на спине костяные наросты.

– Не думаю. Если есть где-то разумные существа, то они похожи на нас, людей.

– Может быть и так… Да и зачем разумному существу рога? Он же не корова, чтобы от волков обороняться.

Засмеялись. Выпили еще по стакану араки. Воздух стоял чистый, было слышно, как далеко, в каком-то селении лаяли собаки. Это могло быть селение, где жили ребята или ингушский аул, который находился километрах в десяти от сенокоса, за перевалом невысокого Тарского хребта. Было довольно светло от взошедшей луны. В тишине послышались шаги и звуки голосов людей. Батрадз быстро поднялся на копну и принес ружья и патроны. Шаги и голоса приближались. Стали видны силуэты трех человек, которые шли к костру. Было не разобрать, кто это. Но вот люди подошли ближе. Это были три парня примерно такого же возраста, как и Денис с Батрадзом. Говорили на гортанном языке.

– Ингуши, – сказал Денька.

– Да, их язык, я немного понимаю его.

– Я тоже.

Парни подошли к костру.

– Добрый вечер. Пусть ваш отдых будет хорошим, – сказали по-русски подошедшие.

– Добрый вечер, – ответил Денис, – присаживайтесь к нашему костру, будьте гостями.

– Спасибо.

Парни, двое из которых были вооружены охотничьими ружьями, разместились у костра. Батрадз добавил еды на чистое полотенце.

– Поешьте, издалека, наверное, идете?

Гости начали есть сыр с хлебом.

– Мясо тоже можете есть, это не свинина, это баранина.

– Спасибо, – и ингуши начали есть и мясо.

– Араки выпьете?

Парни переглянулись. Ингуши были мусульманами, Коран запрещал спиртное. Но многие ингуши пили.

– Немного можно, – сказал плотный парень.

Батрадз налил им по стакану араки.

– О. Аллах, прости нас за грех. За наших хозяев! – сказал плотный парень и выпил. Выпили и двое других.

Снова принялись за еду. Когда поели, стали говорить о своих заботах.

– Скот у нас потерялся. Две коровы и молодая телушка, год ей. Вот нас и послали искать их. Мы по дороге через перевал прошли, кричали, звали, нет их и не знаем где они.

– Мы не встречали ваших коров. Жаль, конечно. Но я думаю, что найдутся. Нужно посмотреть в Вышинском распадке. Там трава по пояс и скот любит туда ходить. Зверь, думаю, не тронет ваш скот, сейчас лето, зверь сытый.

– А где этот распадок?

– Пойдете по этой речке вверх, там она разбивается на три ручья. Пойдете по правому ручью, после водопада выйдете в этот распадок. Вы из Тимурюрта?

– Да, мы из Тимурюрта.

– Там до вашего села близко, перевалите через гору и выйдете в верховья Камбилеевки. Там сами сообразите. Подождите до утра, заночуете у нас, а утром пойдете.

– Подождем до утра, конечно. Сейчас ночь и болтаться по лесу не очень хочется.

– В Вышинском распадке часто находят потерянный скот. Один раз нашли пять совхозных бычков, они там за лето раскормились, одичали, на людей бросались с рогами.

– Меня Идрис зовут, – сказал плотный парень, – а это мои друзья и соседи Башир и Аслам. Мы все Хамхоевы.

– Меня Батрадз зовут, я осетин, из Калоевых, а это мой друг и сосед Денис Исаев, наш казак, местный. Мы из Предгорной.

– Вот и познакомились, – сказал Аслам, – приятно в дороге встретить хороших людей.

– Спасибо на добром слове, – и Батрадз разлил остатки араки на всех. Все допили ее. Начали размещаться ночевать. Батрадз принес бурки с копны и отдал гостям. Никто возражать не стал, это кавказский обычай – гостям все лучшее.

– Лучше на копне ночевать, – сказал Денис, – а то здесь змей много.

– Да, мы сейчас и пойдем вон на ту большую копну.

Гости взяли бурки и пошли на копну. Батрадз и Денис влезли на свою. Сон пришел быстро. Когда с рассветом проснулись, гостей уже не было. Бурки, плотно скатанные, лежали у костра. Гости ушли, видимо торопились. Что ж, хорошей дороги им. Начали грузить сено. До жары все сено, принадлежавшее семье Дениса, было погружено на брички.

– Рыбачить пойдем?

– Пойдем, нужно форели наловить.

Взяли прихваченные удочки, пошли к речке. На перекатах, за камнями и в ямках форель клевала хорошо. Наловили прилично рыбы, обложили ее травой, чтобы не портилась и пошли к нагруженным бричкам. Взяли пасшихся лошадей, запрягли их и тронулись тем же путем, что и вчера – по серпантину. Так же наладили тормоза на колеса бричек и спустились благополучно к стрельбищу. Проехали стрельбище, перебросившись с часовыми приветствиями и словами.

– Спасибо, что пропустили нас. Этим вы нам помогли неплохо. Приезжайте к нам в село в гости.

– Можно и приехать. А кого спросить?

– Спросите Дениса Исаева и Батрадза Калоева. Мы друзья и соседи, нас все знают в селении.

– Счастливой дороги.

– Счастливо оставаться.

Приехали домой через час, загнали подводы на баз к Денису, подогнали к сеновалу и распрягли лошадей.

– Ты гони лошадей на луг пастись, а я начну разгружать сено и складывать его в скирду, – сказал Батрадз.

Денис верхом, без седла, погнал лошадей на луг, одел им путы и пустил пастись. Когда пришел домой, то увидел, что сено с обеих подвод разгружено и аккуратно сложено в скирду. «Быстро он» – подумал Денис про друга. Выйдя к крыльцу, понял причину быстрой работы: Батрадз сидел на скамейке у плетня с тремя парнями, их одноклассниками, Жорой Сигаевым, Виталиком Дзагоевым и Сосланом Бегаевым. Они и помогли ему в работе.

– Мы вчетвером в момент твое сено заскирдовали, – засмеялся Батрадз.

– Спасибо огромное, что помогли. А то бы мы вдвоем тут часа два возились.

– Не стоит нас благодарить. Слегка размялись, – засмеялись парни.

Парни поступали в институт тоже. Как они рассказали, ездили они в город. Поступали в Сельскохозяйственный институт Сослан и Жора, а Виталик поступал в Институт искусств в Ростове-на Дону. Все трое поступили. Виталик любил рисовать, рисовал хорошо, сочинял неплохие рассказы и стихи. Ему прочили большое будущее в искусстве школьные преподаватели. Денис от души поздравил парней.

– А вот мы с Батрадзом провалились, недобрали балов.

– Ничего, на следующий год доберете. Или в армию пойдете?

– Мы еще не решили.

– В армию идти тоже неплохо, там из вас сделают настоящих мужчин.

– Поживем – увидим.

Ребята посидели еще, поговорили и Виталик, Жора и Сослан ушли. Маринка выскочила от соседей.

– Иди рыбу почисть, лежит в холодильнике.

– Вспомнил! Давно почистила. Тоже мне руководитель нашелся.

– Ты свой язычок прикуси, а то я его укорочу.

– Каким образом?

– А отрежу кончик.

– Не отрежешь. Хадизат, – вдруг закричала она подруге, появившейся у себя во дворе, – здесь меня уже резать хотят.

– Кто? Как резать?

– Кусочек языка отрезать Денис хочет у меня.

– У него наклонности абрека. То он меня украсть обещает, то уже тебе кусочек языка отрезать хочет. Что с ним делать будем? Нужно перевоспитать, а то ничего дельного из него не выйдет. Жалко ведь, сосед и живой человек.

Девчонки откровенно словесно издевались над парнями и хохотали вовсю.

– Брось их, – сказал Батрадз, – это же маленькие женщины. С ними нельзя связываться.

– Да они же в шутку, как и я.

Парни решили отдохнуть, а вечером идти в клуб. Там показывали новую комедию Гайдая.

Циала была сегодня в приподнятом настроении. Все у нее ладилось, в институт она поступила и скоро поедет в большой город учиться. Ростов ей нравился, только не хватало там гор и лесов, которые Циала очень любила. Она часто ездила с отцом в лес, на сенокос, любила поляны, покрытые ковром из цветов, аромат трав, листвы, цветущих деревьев. Она очень любила цветущие весной сады, когда цвели вишни и яблони. А аромат цветущей акации кружил ей голову не хуже араки. Циала очень любила свою малую Родину. Сегодня вечером в клубе будет новый фильм, она собралась пойти туда. Сердце ей подсказывало, что там будет и Денис. Денис… последний год, еще учась в школе, присмотрела она его и он ей нравился, как никто из парней. При виде его сердце ее билось быстро-быстро, иногда его удары отдавались в висках. Когда он говорил с ней, то у нее подгибались колени и дрожали руки. Что это? Неужели любовь? Такая яркая и сладкая! И сейчас, подумав о Денисе, она почувствовала, как сладко заныло сердце. Вспомнила его неумелые, но пьянящие поцелуи на бревне. А ведь они дважды с ним там целовались. Отец заметил ее состояние и ее отношение к Денису, но она не знала, что ее отец даже говорил с Денисом. Фотографию Дениса, которую она нашла на общей фотографии трех парней и, вырезав ее, хранила у себя под подушкой, думая, что никто об этом не знает. Но об этом знал папа, знала мама. Все они по-своему восприняли это, немного посмеиваясь над наивностью Циалы. Но и беспокойство проявляли тоже, не наделала бы глупостей девушка.

Циала подошла к маме, возившейся во дворе.

– Мама, я пойду вечером в кино. Хорошо?

– Хорошо, иди. Но после кино сразу домой. Допоздна по улицам не шатайся.

– Мы может быть с подругами немного погуляем, но я буду дома вовремя.

– Погулять можно, но недолго.

К вечеру Циала оделась и пошла в клуб. К клубу тянулись люди со всего селения. Шла молодежь, шли и зрелые люди. У клуба стояли кучками люди и говорили о чем-то о своем. Циала встретила Залину с Васей.

– Привет, ты тоже в кино? – спросила Залина.

– Да.

– А чего одна?

– Вот вас встретила, буду уже не одна.

– А Денис где? – не стерпев, съехидничала Залина, – Он что, не понимает, что такую красавицу нельзя отпускать одну?

Циала покраснела и засмущалась.

– Не слушай ее, – сказал Вася, – она без подковырок своих жить не может. Пойдем с нами.

– А как у вас дела? – спросила Циала, – Вы поступали куда-нибудь? Я вас ведь со школы не видела.

– Поступали и не поступили мы оба, – сказала Залина, обнимая подругу, – ничего, в следующем году поступим.

– Я ездила в Ростов, поступила в педагогический. Буду работать с маленькими детьми, мне это очень нравится.

– Прекрасно, – сказал Вася и, глянув в сторону, кому-то призывно помахал рукой. Циала посмотрела в ту сторону и почувствовала, как земля у нее под ногами закачалась.

– Ты чего побледнела? – спросила Залина, – Ах, поняла, Денис нарисовался! Ну-ка потри руками щечки, чтобы они румяные были, а то бледная, как смерть. И помни, от этого не умирают.

Залина привлекла к себе Циалу и сама потерла ей щеки. К ним подошли Батрадз с Денисом и со своими младшими сестренками – Маринкой и Хадизат.

– Привет, большой привет всем. Как дела? Ты, Залина, цветешь, как самый лучший цветок в саду, завидую Васе.

– Можно подумать, – хихикнула Залина, прихорашиваясь и тут же съязвила – а Циала красивее меня, на нее даже взрослые мужчины заглядываются. Прямо королева красоты в селении.

Эта похвала явно не понравилась Хадизат, она крепко сжала руку Маринки и глаза ее загорелись недобрым огоньком. Но этого никто не заметил. Все пошли к кассе покупать билеты. Хадизат шла сзади, понурив голову и крепко держа в своей руке руку Маринки. Марина выдернула руку.

– Ты что, Хадизат, раздавишь мне руку. Не думала, что ты такая сильная.

– Извини, не знаю сама, почему так получилось.

Купили у кассы билеты, потом прошли в зал и сели. Денис сидел рядом с Циалой, с другой стороны сидел Батрдз. Начался фильм. Люди с удовольствием смотрели комедию, смеялись, иногда даже вскрикивали.

– Все таки Гайдай талантливый режиссер, – тихо сказал Батрадз.

– Да, – шепнула Циала, – молодец.

После фильма вышли из клуба и побрели по улице. Циала уцепилась за Дениса, шла с ним под руку, часто взглядывая на него. Хадизат быстрым шагом, прихватив Маринку, пошагала домой. Лицо ее было обиженное, в душе тоже была горечь. Что-то недетское шевельнулось в душе. «Вот как бывает» – со слезами подумала она. В темноте ничего не было видно и Маринка просто шла рядом с ней, ничего не замечая.

Августовский вечер лил ароматы спелых яблок, винограда, нес из палисадников запахи цветов. В голову бил аромат турецкого табака, такой, что им нельзя было надышаться. Тихо шумела листва уличных деревьев. Батрадз подал руку Васе и попрощался с Залиной.

– Я домой пошел. Денис, пока, завтра утром увидимся. Вася, всего хорошего вам с Залиной.

– Пока, Батрадз, всего хорошего.

Все разошлись, Денис и Циала остались одни.

– Куда пойдем? – спросил Денька.

– Мне долго нельзя, мама сказала, чтобы я после кино шла домой.

– Немного погуляем все же, как ты считаешь?

– Немного можно.

Пошли по улице в сторону дома Циалы. У дома Невзоровых в густых зарослях сирени стояла скамейка. Ее не было видно с улицы. Пройдя сквозь кусты сирени, сели на скамейку. Денис привлек Циалу к себе. Она сразу потянулась к нему, обняла его за шею, ей было сладко и хорошо в душе. Молодость всегда дает сладость души любому человеку. А если человек влюбляется, то это усиливается во много раз. Они нашли губы друг друга. Слились в долгом поцелуе, который принес им прекрасное удовольствие. Они целовали друг друга, Циала прижималась к Денису, и он своим телом чувствовал ее крепкие груди. Так просидели они какое-то время, лаская друг друга. Циала глянула на часы и ахнула.

– Ой, мне срочно домой. Мы с тобой сидим здесь почти два часа. Мне не хочется волновать родителей.

– Хорошо, пойдем. Я тебя понимаю.

Они встали и пошли к дому Циалы. Денис попрощался с ней у поворота улицы, так как Циала боялась, что кто-либо из родителей будет ждать ее у калитки. Так оно и было. На скамейке у их забора сидела мама.

– Ты куда пропала? После кино все уже давно дома и спят.

– Мы с девочками погуляли, ходили к речке, – неумело соврала Циала, ее мама почувствовала это.

– С Денисом была?

Циала молчала.

– Ну что ты молчишь? С Денисом была?

– Да…, – тихо прошептала Циала.

– Что у тебя с ним?

– Не знаю, нам очень хорошо вдвоем.

– Я тебе вот что скажу. Я сама была молодая, мне тоже нравились парни, но никакой глупости я не сделала. Я очень надеюсь, что и ты не сделаешь ничего плохого. Денис хороший парень, он и мне, и отцу нравится. Но очень прошу тебя – будьте оба осторожны.

– Хорошо…, – опустив голову, еле слышно прошептала Циала.

Циала прошла в дом, умылась, разделась и, счастливая, легла спать. Все обошлось, подумала она, засыпая, это хорошо, что и мама, и отец знают о Денисе. А главное, он им нравится.

Через несколько дней Циала уезжала в Ростов-на-Дону. Автобус шел из города до Ростова. Циала купила билет, собрала вещи. В предотъездные дни виделась с Денисом каждый день. Гуляли, вечером ходили на речку, целовались. Расставаться не хотелось. Накануне отъезда в семье собрали прощальный вечер. Сели за стол. Папа налил всем вина.

– Пришло время проводить нашу Циалу в дальнюю дорогу и в большую жизнь. Большой город, в котором ты будешь жить, таит в себе многие соблазны. Берегись их. Соблазн тем опасен, что он дается легко, но последствия у него всегда очень трудные. Помни, что ты осетинка. Осетины живут во многих городах России и редко среди них есть плохие люди, очень редко. Уважай других, храни честь своего народа и честь родителей, живи с достоинством, помни, что ты вышла из семьи, где подлость и обман никогда не жили. Помни, что все мы любим тебя и всегда будем ждать тебя домой.

Все выпили. Циала пригубила немного вина, пить все не стала. Поужинали, поговорили. Потом все встали из-за стола и Циала с Тамарой, младшей сестренкой, помогли маме убрать стол. После этого Циала попросилась у мамы погулять. Мама разрешила. Денис ждал ее на бревне, у реки, где они всегда встречались. И снова наступили счастливые минуты для обоих, когда объятия и поцелуи перемежались с обещаниями и клятвами. Речка плескалась под берегом, унося в мир их обещания друг другу. Далеко уносила, сперва в Терек, а там Терек нес все Каспию, принимавшему их слова и запоминавшему их. Запоминались их клятвы и горам. Горы это как родители, они всегда на страже своих детей. Расставались с грустью, но так было нужно, оба понимал это. На другой день, ближе к вечеру, папа Циалы проводил ее в город на автобус. Вот автобус тронулся, Циала помахала отцу из окна. Вот выехали из города. В предвечернем свете замелькали селения, хутора. Автобус шел по трассе. Ехать было восемьсот километров. Автобус будет идти всю ночь.

Утром проехали Батайск, затем мост через Дон, въехал в Ростов-на-Дону. Через полчаса приехали на автовокзал. Циакла забрала свои вещи и пошла на такси. Она не знала пока, как добраться до общежития института на городском транспорте и поэтому решила поехать на такси. Такси минут за двадцать доставило ее до общежития. Комендант общежития посмотрел документы, нашел в списке поселяемых Циалу и повел ее в комнату, где ей предстояло жить. Комната была на двоих и в ней уже поселилась девушка. Познакомились. Девушка была из Таганрога, приморского города, ее звали Таней.

– Никогда не видела моря, – сказала Циала.

– Как наступит возможность, так поедем ко мне в гости, искупаемся в море. Еще долго будет жарко и до конца сентября еще можно купаться. Так что искупаешься в море и посмотришь на него.

– Спасибо, Таня. Мне это очень интересно.

Начавшиеся занятия в институте неожиданно были прерваны. Всех отправляли на картошку в колхозы, на месяц. На сборы дали три дня.

– Вот возможность домой съездить, – сказала Таня, – собирайся, повезу тебя к морю.

Быстро собрались и уехали в Таганрог на поезде. Таганрог понравился Циале. Зеленый, в буйстве деревьев и цветников, с красивым парком. Таня жила в частном доме с родителями недалеко от Потемкинской лестницы, спускавшейся к порту и на набережную. Познакомила с мамой, папа Тани был на работе. Пообедали. Мама Тани долго расспрашивала Циалу, откуда она, кто родители, как попала в эти края. Циала подробно отвечала на вопросы, пригласила в гости родителей Тани, сказала, что гостей дома любят и умеют их встречать.

В тот же день, по приезду, пошли на пляж. У Циалы не было купальника, и Таня дала ей свой, они носили один размер. Пошли к Потемкинской лестнице, начинавшейся у памятника Петру Первому, основателю Таганрога. Отсюда, от памятника, открывался прекрасный вид на море. Такого Циала никогда не видела. Это была не вода, это было что-то живое, переливавшееся всеми оттенками синего цвета, от нежно-голубого до фиолетового и эта красота раскинулась до самого горизонта. Впечатление было такое, что эта красота обняла тебя и качает тебя в своих рукой. Такую красоту можно было сравнить только с красотой мамы, когда она маленькую Циалу качала на своих руках. Циала мгновенно и навсегда была поглощена этой красотой. Таня что-то ей говорила, размахивала руками, показывала, но Циала не слышала ее. Она пила душой море и чувствовала, что она и эта красота едины. Наконец она очнулась.

– Назад поедем на «Комете», по морю. Два часа и мы в Ростове.

– А что же ты раньше не сказала? Сюда тоже нужно было ехать по морю.

– Не подумала и не сообразила. Ничего, все наверстаем.

Таня засмеялась и начала спускаться по лестнице. Циала пошла за ней. Спустившись вниз, пошли на пляж. Таня начала раздеваться. Циала застеснялась, у них в селе не было принято девушкам показываться на людях в купальнике. Купальник и нижнее белье это почти одно и то же.

– Ты чего не раздеваешься? – спросила Таня, – Пойдем купаться, вода очень теплая.

«Разденусь, куда деваться?» – подумала Циала и начала раздеваться. Девушки вошли в воду. Вода действительно была теплая и совершенно прозрачная, как в Сунже, когда нет половодья. В воде видны были песок, все камушки, сновавшие мальки рыбы. Зашли в воду по пояс, и Таня поплыла, легко и непринужденно рассекая воду. Циала только смотрела, плавать она почти не умела. В мелкой Сунже плавать не научишься. Но окунулась в воду, немного проплыла по собачьи, разбрызгивая гроздья брызг. Таня заплыла далеко, ее голова была почти не видна. Затем поплыла назад, к берегу. Подплыла к Циале и встала на дно.

– А ты чего не поплыла со мной?

– Таня, я плавать толком не умею. У нас только горные реки, они бурные, сильные, но неглубокие. Я немного только умею.

– Ладно, ничего страшного. Я научу тебя плавать. Будешь как рыба.

– Спасибо.

Девушки полежали на разостланном покрывале, позагорали. Трое подвыпивших парней в купальных шортах подошли к ним.

– Не хотите и нас принять на ваше покрывало?

– Нет, не хотим, – ответила Таня, – идите дальше.

Парни посмеялись, наговорили комплиментов девушкам и ушли.

– Терпеть не могу выпивших, – сказала Таня, – у меня был парень, хороший человек, но часто пил, поэтому я с ним и рассталась. А у тебя есть парень?

Циала рассказала ей о Денисе.

– Русский? – удивилась Таня, – У вас это можно – девушка осетинка и русский парень?

– Можно. Осетины живут с казаками рядом давно, вот и свыклись друг с другом. Немало есть смешанных семей.

– Здорово! – сказала Таня, – Поеду к тебе в гости, найдешь мне осетина.

– Их в Ростове должно быть много, даже мои одноклассники есть.

Помечтали о парнях, пошутили, несколько раз еще зашли в воду, искупались. Солнце совсем склонилось к закату. Таня предложила идти домой.

– Танечка, подожди, хочу посмотреть закат над морем.

– Хорошо, давай посмотрим. Это очень красиво.

Солнце медленно погрузилось в воду. Закат разлился сперва розовым, потом краски загустели, небо стало зелено-красным, облака отражали оттенки цветов заката. Вид заката захватил Циалу. Но вот закат вспыхнул последний раз красной полосой и погас. Над землей медленно разлились сумерки. Циала и Таня собрались и пошли домой. Поднялись по Потемкинской лестнице и уже в сумерках пришли домой к Тане. Во дворе, под виноградной лозой, горела электрическая лампа, стоял стол с ужином, мама Тани и, пришедший с работы папа, ждали их. Познакомили Циалу с папой Тани, его звали Виктор. Это был высокий, немного полноватый мужчина лет под пятьдесят. У Тани был и старший брат, он уже имел свою семью и жил отдельно. Но мамы у них были разные. Первая жена Виктора умерла.

– Вы чего так поздно? – спросила мать Тани.

– Циала попросила показать ей закат над морем. Вот я и показывала ей, – сказала Таня.

– Какое красивое имя Циала, – сказал Виктор, – похоже на русское Алла, но красивее. Означает оно что-то?

– Честно скажу, что не знаю, – улыбнулась Циала.

– Я бывал в Осетии. Служил в Моздоке и когда служил, бывал в Орждоникидзе.

– Я живу недалеко от города, двенадцать километров всего.

– Нравилась мне природа в окрестностях Орджоникидзе, а вид на Казбек просто завораживающий. И люди хорошие, всегда выслушают, помогут. А солдата еще стараются накормит и напоить. Попал я как-то солдатом на осетинский… как это у вас называется?

– Кувд.

– Да, кувд. Было много мяса, кукурузного хлеба и араки. Но нам офицер и старшие на кувде разрешили выпить немного.

– У нас молодежь сама не пьет, а напившийся мужчина опозорит себя на всю жизнь. Хотя в последнее время это уходит.

– Напрасно уходит. Так и должно быть. Спиртное это нехорошая вещь. Держитесь подальше от людей, любящих спиртное. А если есть возможность, то помогите им избавиться от этого.

Девушки молча слушали и ели. Пирог с рыбой был просто объеденье и Циала съела целых два больших куска.

– Ешь, не стесняйся, – потчевала тетя Саша, Танина мама.

– Спасибо большое, больше уж некуда.

После ужина долго сидели, потом пошли в Танину комнату. Таня предложила постель на выбор: на диване или на ее кровати. Циала выбрала диван. Диван раскладывался и превращался в широкую кровать. Расстелили постель и легли. Циала сразу же провалилась в сон.

Через два дня возвращались в Ростов на «Комете». Белоснежное, с синей полосой по бортам и красными трубами, морское судно на подводных крыльях, урча двигателями, пришвартовалось к пассажирскому причалу. Циала и Таня подошли к трапу, вахтенный матрос проверил у них билеты, и они прошли в салон. Места у них были в носовом салоне. Судно постояло еще немного, забрало всех пассажиров, и потом мягко отошло от причала. Сперва прошло малым ходом до выхода из порта, слегка покачиваясь, потом набрало скорость и встало на подводные крылья. Впереди разливалось пространство моря, в салоне не было слышно звуков двигателей. Все напоминало полет в самолете.

– Здорово! А красота то какая! Смелые люди работают на таком судне, – восхитилась Циала.

– Это так хорошо сейчас, потому что нет ветра и нет волы. В шторм идти на таком судне мученье, тебя всю вывернет наизнанку. И скорость не такая. Я раза два попадала в шторм, это дикий ужас.

– Зато сейчас как у Бога в ладошках. Таня, я не знаю, как тебя благодарить за то, что ты мне все показала. Будет что рассказать дома, в Осетии. Вместе расскажем.

– Для меня море привычно, я ведь родилась и выросла на море. Это для тебя в диковинку. А я и с рыбаками в море ходила, ловили рыбу. Ненадолго, на неделю. У меня папа одно время работал на рыболовных небольших судах и брал с собой. Обычно эти суда от шторма прячутся в тихих бухтах, но как-то прихватило нас в море. Я думала, что умру.

– Ты храбрая девушка, что только ты не видела. А я… я видела только наше село, наши горы, леса.

– А что, этого мало? Жить в горах тоже нелегко, я думаю, что там не легче, чем в море. Недаром ведь горцев называют смелыми людьми.

– Спасибо, Таня. Большое спасибо тебе. За все.

Через два часа пришвартовались у набережной Ростова, судно плавно покачивалось на речном течении, крепко привязанное швартовыми к береговым кнехтам. Девушки поднялись по улице вверх, к центру, сели на троллейбус и поехали в общежитие. Усталые, но очень довольные, расположились на отдых в своей комнате.

На картошке работа была нелегкой. Но для Циалы это была привычная работа, она убирала картошку дома каждый год. Многие же, особенно выросшие в городе, не выдерживали. Двое парней сбежало, им показались условия невыносимыми. Начались дожди. Картошку выбирали из размокшей земли, было холодно. Жили в каком-то сарае, половину которого занимали девушки, а половину парни. На наложенном сене был разостлан брезент, на него положены матрасы с серыми простынями и наволочками, это и была постель. Одеяла были старые, ватные, со сбившимися кусками ваты. Они почти не грели в осенние холодные ночи и девушки по ночам собирались вместе, грели друг друга своими телами. У многих появилась простуда, на губах болячки. Кормили плохо, мясо почти не давали. Студенты начали роптать. Наконец поле с картошкой убрали. Прошло сорок дней с начала работ. Приехал председатель колхоза, благодарил за работу и просил остаться еще. Но руководители института настояли на том, что студентов нужно возвращать в аудитории, им предстоит еще пройти положенную за год программу. Подогнали старенькие автобусы и повезли студентов в Ростов. Общежитие показалось раем. Белые простыни, душ, тепло. Снова дали три дня на отдых. Таня поехала к родителям в Таганрог, звала и Циалу, но она решила не ехать, чувствовалась усталость. Прочла все письма от родителей, спала, ела и снова спала. Никуда не ходила. Так закончилась ее эпопея с картошкой. На четвертый день, это была среда, студенты появились в аудиториях, но далеко не все. Многие после картошки заболели, многие не могли прийти в себя. Но занятия начались. Циала жадно впитывала в себя знания, ей нравились преподаватели, их отношение к студентам, их лекции. Общеобразовательные предметы она постигала быстро, на зачетах и экзаменах получала хорошие оценки. Шло время. Молодежь не умеет замыкаться в себе и у Циалы появились новые друзья, она ходила на студенческие вечера, где все веселились. Многие девушки завели себе парней, к Циале тоже не раз подъезжали парни, но она спокойно и без волнений отшивала их. Про нее начали говорить, что она недотрога. Таня поддерживала ее, и сама вела себя так же. «Мое в жизни – один раз и навсегда – говорила Таня, – а минутные увлечения и разовые встречи мне не нужны, из них ничего хорошего не может быть». Циалу не привлекали парни, Денис был ее идеалом. Остальные казались просто ненужными. Она могла поболтать с парнем, обсудить с ним какие-то вопросы, но если парень намеками или напрямую начинал добиваться более близких отношений, то резко обрывала с ним связь. Гриша, высокий и симпатичный парень из Воронежа, как-то сказал ей: «Циала, всю жизнь мечтал я о такой девушке, как ты. Но чувствую, что сердце твое занято и поэтому не хочу тебе мешать». «Занято, Гриша, занято. И ни для кого там места больше нет» – улыбалась Циала и с Гришей они были просто друзьями. Гриша зачастую защищал ее от приставаний, даже раза два дрался. Как-то Циала сказала ему: «Хороший ты человек, Гриша. Ты присмотрись к Тане, моей подруге, она такая же, как и я». Гриша вежливо улыбнулся, но к Тане не спешил присматриваться. С Денисом Циала регулярно переписывалась. Денис писал ей о сельских делах, о том, что скучает по ней и ждет, когда она приедет. Он получил водительские права и работал в совхозе шофером. Писал, что если в майский призыв его не заберут в армию, то он будет снова поступать в институт. Циала отвечала ему яркими, простыми письмами и связывала в душе свою судьбу с судьбой Дениса. Родители писали, что все у них хорошо, работают, ждут домой. Писали, что как-то Денис привез им машину дров, хотели ему заплатить, но он деньги не взял. Шло время. Наступила зима. В Ростове гололед покрывал улицы так, что даже трамваи не ходили. Ближе к Новому Году выпал снег. Стало бело вокруг. После Нового Года началась зимняя сессия. Сдав все зачеты и экзамены, Циала на две недели стала свободна и решила съездить домой. Звала с собой Таню, но Таня не поехала, сказала, что болеет мама и ей нужно помочь. Циала села на поезд до Орджоникидзе и утром следующего дня была в Осетии. В Осетии снега не было, но морозило. К обеду Циала добралась до дома. Родители радостно встретили ее. Начались расспросы, рассказы, радость лилась у всех наружу. Мама напекла пирогов, отец зарезал большого барана, чтобы угостить дочь по обычаям осетин. Пришли соседи, друзья. Вечером долго сидели за столом, говорили. Мужчины отдельно, женщины отдельно. Таков осетинский обычай. Циала рассказала всем о море, как купалась в нем, как любовалась закатом, как прокатилась по морю на судне от Таганрога до Ростова. Все с восхищением слушали. Часам к десяти все разошлись. «А что же Денис, неужели не увижу его сегодня?» – думала Циала. Прошла в свою комнату и села на кровать. «Не придет, поздно уже». Но вдруг в окно стукнул брошенный кем-то камушек. Циала погасила свет и открыла окно. За забором стоял Денис. Циала закрыла окно, оделась и выскользнула из дома. Мама ее заметила это и бросила вслед: «Недолго». Они отошли от дома Циалы, встали у толстого высокого дерева. Циала не выдержала, прильнула к Денису, обняла его за шею, покрыла его лицо поцелуями. Он крепко прижимал ее к себе. По лицу Циалы текли счастливые слезы, Денис целовал ее губы, щеки, шею. Расстегнул у нее пальто, расстегнул свое пальто, и они прижались друг к другу, стали ближе.

– Соскучилась. Больше не могу так.

– Я тоже. Ничего, это не на навек.

– У меня там все мысли и думы только о тебе.

– Я тоже часто о тебе думаю.

– Не поеду в институт. Останусь возле тебя.

– Не делай глупость, Циала. Меня и Батрадза быстрее всего в мае заберут в армию. Так сказал военком в районе.

– Что ж, буду ждать из армии.

– Спасибо. Я надеюсь, что дождешься.

Прогуляли они на улице почти до утра. Уже кричали первые петухи, когда Денис привел девушку к ее дому. Мама ее не спала. Увидев виноватый вид дочери, ничего не сказала, только покачала головой. Циала ушла в свою комнату, легла в постель, но не могла заснуть. Она и сейчас чувствовала объятия Дениса, его поцелуи. Как наяву. У нее сладостно ныло тело, хотелось еще этих объятий, хотелось еще услышать нежные слова Дениса. Заснула чуть ли не с поздним январским рассветом.

На другой день Циала обежала своих подруг. Многие приехали на каникулы, некоторые никуда не уезжали. Забежала к Залине.

– Явилась, не запылилась. Похорошела! Наверное, ростовские парни не забывают тебя, – без легкого ехидства Залина жить не могла.

– Они, может, и не забывают, да только я не обращаю на них внимания. Как ты?

– Все хорошо, вот только Васенька осенью ногу сломал. Но срослось все, сейчас даже не хромает. И родители не хотят отдавать меня за Васю, говорят, что нужно подождать год-второй. Ладно, я им преподнесу сюрприз, быстро согласятся.

– Какой сюрприз?

– Никому пока не говори, Циала. Рассказываю только тебе. Как близкой подруге, – она склонилась к уху Циалы, – знаешь… знаешь… не знаю даже, как это сказать… я… я беременна. У нас с Васей будет ребенок.

Циала ахнула.

– Как же вы это? До свадьбы? Грех то какой!

– Почему грех, Циала? Мы любим друг друга, мы настолько сжились друг с другом, что… Какая разница, когда это случится? До свадьбы или после свадьбы. У нас первый раз произошло все как-то само собой, мы сами ничего не поняли. Главное любить душой, а все эти свадьбы, загсы, это только условности. Над всем стоит Бог и только он вправе судить нас. Но раз он дал нам такую любовь, то судить он нас не будет.

– А Вася знает?

– Да, знает и очень сильно радуется. Сказал, что пошлет своих родителей, чтобы они поговорили с моими.

– Давайте делайте все быстрее. Ты же знаешь наших людей. Сколько сплетен будет за твоей и Васиной спиной. Кстати, вон и твой Вася. Вошел во двор.

Залина быстро побежала навстречу. Открылась дверь, Вася обнял Залину, поцеловал ее. Увидел Циалу.

– О, кого я вижу! – воскликнул он. Расцеловал и Циалу. – Давно приехала?

– Вчера.

– Дениса видела?

– Да, вчера.

– Ну, еще бы ты ждала до сегодня.

Он повернулся к Залине.

– Заличка, я сам решил поговорить с твоими родителями. Хочу рассказать всю правду. Я мужчина и должен отвечать за происшедшее.

– Ой! Стыдно мне будет! Очень стыдно! Я Циале уже сказала…

– Что ж, стыдно не стыдно, а прятаться и врать я не хочу. Выкручиваться тоже не буду.

Уже вечерело, когда пришли родители Залины. Вася подождал некоторое время и прошел в другую комнату к ним. О чем они говорили, Залина с Циалой не слышали. Вася вышел через минут двадцать с потным лицом, но довольный. За ним вышла мама Залины, вся в слезах.

– Мама, прости меня, не плачь, пожалуйста.

– Глупая ты, я от счастья плачу, – сказала Венера, – береги его. Это ж надо, с детского сада он при ней, а она при нем.

Хромая на протезе, вошел отец Залины, Сослан.

– Вася, я всегда знал, что ты хороший человек. Но так, как ты поступил сегодня, даже я не смог поступить бы, хотя всю жизнь ставил честность и порядочность на первое место. И хотя все произошло не по осетинским обычаям, я все принял и понял. По нашим обычаям сватовство должны были начать твои родственники. Скажи отцу и маме, пусть зайдут к нам. Хоть как-то обычай нужно соблюсти.

И к дочери.

– Береги его, это настоящий мужчина. Тебе повезло в твоем счастье.

– Берегу, давно берегу. С детского сада. Я ему там штанишки мокрые помогала менять, – тут же съязвила Залина.

– Господи, хоть бы в такую минуту помолчала, – Венера утерла передником слезы.

– Вася, скажи Клаве и Захару, родителям, пусть зайдут к нам, поговорить нужно, – повторил Сослан.

– Хорошо, я скажу.

– Ты, Циала, будешь свидетелем у них. Ты все знаешь?

– Да, знаю все.

– Молодые они, рановато им семью создавать, но опыт отношений у них, как ни у кого. Это ж надо, с детского сада привязались друг к другу. Вот как Бог им определил. А ты, ехида, смотри, чтобы Васю не задевала. Он тебе теперь и муж, и руководитель. Может и приструнить, если надо.

– У меня ее подколки кроме смеха ничего не вызывают, она же не по злобе. А шутку всегда можно понять, – сказал Василий.

– Ладно, будем считать, что помолвка состоялась. Пойдемте все за стол.

Прошли в зал, Залина с мамой быстро накрыли стол, отец принес араки. Налил всем в стаканы, встал.

– Очень рад вашему счастью. Вы его заслужили. Пусть оно с вами будет всегда. Берегите друг друга. И пусть вас хранит Устыр Хуцау, пусть ведет вас по жизни и помогает.

Все выпили, Залина только подняла стакан, но даже не пригубила. Все поняли ее правильно и никто не настаивал. Отец закусил и вышел. Минут через пять вошел, держа в руках кинжал в серебряных ножнах.

– Бог мне не дал сына раньше, но дал его мне сейчас. Этот кинжал служил моим предкам, пусть служит и тебе, Василий. На этом кинжале нет даже маленького пятнышка бесчестия. Храни его, но если нужно будет, то и вытащи из ножен.

Он подал кинжал Василию. Василий по старому кавказскому обычаю вытащил наполовину кинжал из ножен, поцеловал лезвие и снова вложил его в ножны.

– Можете не беспокоиться, я не уроню чести ваших предков. Если нужно будет, я умру за нашу общую честь.

Отец снов налил. Снова все выпили, кроме Залины. После третьего тоста разошлись.

Свадьбу Залины и Василия гуляли широко, по-кавказски. Жених был в темно-красной черкеске, в белом бешмете, с подаренным кинжалом на поясе, невеста в белом платье с фатой, прикрывала ею лицо. Из-под фаты сияли ее счастливые глаза. Гостей было много, и они все приходили. По осетинскому обычаю гости несли с собой еду и выпивку. Осетинских пирогов было много, а пирог у осетин это не только еда, но и ритуал. Было сказано много хороших слов. Свадьба не была чисто осетинской, это была смесь современности и традиций. Но мужчины сидели в отдельной большой комнате, женщины занимались готовкой блюд для многочисленных гостей, но и себя не забывали, накрыв стол в другой комнате. Приехали гости издалека, даже из Южной Осетии. Жених сидел рядом с невестой, невесту не прятали, как это делают по обычаям. Было много тостов и пожелания счастья. Молодежь веселилась, как могла, в отдельной комнате. Плясали под японский магнитофон лезгинку, плясали современные танцы. Всех покорил знаменитый «Симд», медленный и плавный осетинский танец, даже старики пришли в комнату молодежи посмотреть его. Гуляли два дня. На третий день был заколот молодой бычок и за столом сидели только близкие родственники. Свадьба удалась на славу. Василий забрал Залину жить к себе. Родители молодоженов обсуждали их настоящее, волновались об их будущем. Венера, мама Залины, ничего необычного в этом браке не видела.

– Им это Бог дал. Мы только закрепили желание Бога этой свадьбой. Устыр Хуцау связал их еще в детском саду. Ведь они с малых лет не могут жить друг без друга. Помните, как мы смеялись, когда маленькая Залина собиралась замуж за Василия? Но вот пришло время, и они навсегда вместе.

– Василий настоящий мужчина, я горжусь им, – сказал отец Залины отцу Василия, – когда у них случилось то, что рано или поздно должно было случиться, он не стал прятаться, а пришел ко мне и честно все рассказал. А теперь мы будем ждать внуков. Они скоро будут, Залина уже в положении.

– Я не знал про Залину, – сказал отец Василия, а Клава, его мама, даже ахнула в изумлении, – спасибо тебе, что ты все понял. Ведь из-за таких дел у многих семей рождается вражда.

– Нам нечего враждовать, мы с тобой теперь близкие родственники. И посмотри в мой двор: мои коровы и лошадь сытые, сена на три зимы хватит, в моем доме тепло, дров хватит на зиму с избытком. И все это сделал Василий. Доброте его души нет предела. Разве я смог бы сделать столько с моей одной рукой и одной ногой? Да конечно же нет.

Налили по полному рогу араки себе и в стаканы женщинам.

– Пусть счастье и достаток живут с ними всегда. Пусть они никогда не знают бед. Пусть их дети, а наши внуки, живут и радуются.

Все выпили. Разошлись уже к вечеру.

Циала пробыла дома десять дней. Погуляла на свадьбе подруги, с Денисом виделась каждый день. Но нужно было уезжать на учебу. И она поездом уехала в Ростов.

Батрадз решил сходить на охоту. Пригласил Дениса, но Денис не пошел, нужно было ехать на машине в Моздок по работе. Приближалась весна и нужно было привезти детали для совхозной техники. Батрадз пошел на охоту один. Он пошел по левому хребту узкого и длинного ущелья, в котором рождалась и текла речка Светлая. Хребет этот начинался сразу за селом. Батрадз на всякий случай взял с собой еды на три дня, взял патроны с картечью и пулями. Взял старенькую, но очень надежную, двустволку, повесил на пояс кинжал, который остался еще от деда. Снега в горах и на равнине не было. Стояли теплые бесснежные дни, белые стволы чинара густо покрывали склоны гор, Толстый слой сухих листьев покрывал землю. Было очень тихо. Батрадз шел долго, он хотел дойти до водораздельного хребта. Там всегда было много диких коз. Брачный период у них уже прошел, хотя обычно охотники козочек не трогали, стреляли всегда козлов. Их легко было отличить от козочек. Они крупнее и у них имеются небольшие рога, похожие на оленьи. Раза два далеко, за деревьями, мелькали косули, но для выстрела далеко. На водораздельном хребте, на одном из ручьев, был у Батрадза с Денисом лизун, это место, где они ложили большой кусок каменной соли. Они регулярно подновляли его, принося новые куски. Вот и сейчас Батрадз нес в рюкзаке соляной камень, килограмм на шесть. Там же, на ручье, стояла и маленькая сторожка, по-местному будка, срубленная из чинаровых бревен. В ней всегда были дрова, спички, соль, мука. До будки было еще километров десять. Батрадз немного устал, присел на лежащее бревно отдохнуть. Снял рюкзак, достал термос с чаем из трав, выпил чаю, расслабился. Посидел с полчаса, потом вскинул рюкзак и пошел дальше. Часа через два с половиной подошел к водораздельному хребту и стал подниматься к скале, за которой тек ручей. И вдруг сбоку щелкнул выстрел. Пуля пролетела рядом с головой Батрадза. и впилась в ствол чинара. Стреляли из карабина СКС, это не был выстрел из охотничьего ружья. Батрадз бросился за камень, на землю, снял ружье. Далеко, между деревьев, увидел убегающую фигуру человека. Из охотничьего ружья его не достать, далеко. «Кто и зачем стрелял в меня? – недоумевал Батрадз, – Я ведь никому ничего плохого не сделал. Что это за странность?». Он прикинул, что у стрелявшего один путь – к тропе на водораздельном хребте и решил перехватить его. Быстро дошел до будки, оставил рюкзак, зарядил ружье пулями и быстрым шагом пошел к тропе. Стрелявший был на другой стороне ущелья и у него путь был длиннее. Батрадз минут за десять добрался до тропы и залег за большим камнем. Ждал он недолго. Минут через пятнадцать послышались быстрые шаги, и он увидел подростка, совсем мальчишку, лет четырнадцати, не больше, быстро шедшего по тропе. На плече у него действительно висел карабин СКС, на поясе небольшой кинжал. Подросток прошел в пяти шагах от Батрадза, не заметив его. Батрадз вскочил, направил стволы на подростка.

– Стоять. Руки подними вверх, – громко крикнул по-русски Батрадз.

Подросток остановился как вкопанный и медленно поднял руки.

– Теперь повернись. Делай все медленно. Одно резкое движение и я стреляю.

Подросток медленно повернулся к Батрадзу, лицо его было бледное, как мел. По виду это был ингуш. Батрадз медленно подошел к подростку, не отводя стволов от его груди, сдернул с него карабин и, расстегнув широкий солдатский пояс, снял кинжал.

– Гьалгьай уа? – спросил Батрадз по-ингушски.

– Гьалгьай мон, – ответил подросток.

– Зачем ты хотел убить меня?

Парень опустил голову и молчал.

– Ну, говори. Если ты стрелял в меня, значит ты имел причину.

Парень продолжал молчать.

– Ты из Тимирюрта? – это было ближайшее к хребту ингушское селение.

– Да, – чуть слышно сказал подросток.

– Хамхоева Идриса знаешь?

Парень удивленно взглянул на Батрадза.

– Это мой двоюродный брат.

– А мой друг. Был у меня в гостях летом на сенокосе, они с Баширом и Асламом скот искали. Так зачем ты стрелял в меня?

Парень помолчал, потом заговорил.

– У нас многие мальчишки говорят, что для того, чтобы стать мужчиной, джигитом, нужно убить осетина.

– Ну и дурак же ты! Молокосос! И ты, чтобы стать джигитом, решил убить невинного человека? У тебя мозги есть? Ты хоть думать то умеешь?

Парень снова опустил голову и замолчал.

– Я пойду с тобой. В дом твоих родителей и все расскажу.

Батрадз обыскал парнишку, забрал две полных обоймы к карабину, больше у того оружия не было, закинул карабин и ружье на плечи.

– Иди вперед.

Парень послушно пошел по тропе впереди Батрадза.

До селения было километров пятнадцать. Батрадз прошел уже много, но силы были. Дошли до Темирюрта. Зашли в селение. Люди с удивлением смотрели на Батрадза и парня – подростка.

– Где твой дом?

– Вот этот. А вот здесь живет Идрис.

Батрадз подумал, что неплохо бы прихватить с собой Идриса. Он подошел к его дому и постучал в ворота. Вышел пожилой ингуш.

– Здравствуйте! Да будет мир вашему дому. Идрис дома?

– Да.

– Можно мне его видеть?

– Сейчас позову. Да ты бы зашел.

– Простите, некогда.

Вышел Идрис. Увидел Батрадза, приветствовал его.

– Заходи в гости. Рад тебя видеть.

– Сперва хочу разобраться с ним, – показал Батрадз на подростка.

– Что случилось, Руслан?

Парень снова понурился и молчал.

– Пойдем со мной к его отцу, и ты все узнаешь.

Идрис не стал даже одеваться и пошел в одной рубашке, да и идти было рядом, только улицу пересечь. Прошли к дому, Идрис зашел во двор и постучал в дверь. Вышел средних лет мужчина, жестом пригласил всех в дом. Батрадз снял ружье и карабин, оставил их в прихожей, там же положил на небольшой столик отобранный у подростка кинжал. Рассказал всю историю встречи в горах. Отец подростка, Хасан, схватился за голову.

– Да какой идиот вспомнил этот старый и дурной обычай? Слава Богу, мы как приехали из Казахстана, живем с осетинами в мире, многие осетины нам помогали. Кто тебя, Руслан, такому научил? Ты можешь себе представить, во что могло вылиться твое убийство невинного человека? Хорошо, что оно не случилось, хвала Аллаху. Это же чистой воды дурость. Да как мне теперь людям в глаза смотреть? О, Аллах, Аллах, и зачем ты допустил такое?

– Да, ну и дела, – сказал Идрис, – не знал никогда такого, я обязательно разберусь с этим. Я примерно знаю, кто учит нашу молодежь этому. И поговорю с ними.

– Карабин в прихожей, там же ваш кинжал, а это вот ваши патроны, – и Батрадз выложил две обоймы патронов.

– Ты, Руслан, сделал очень нехороший поступок. А ты, Батрадз, настоящий мужчина. Ты не только не стрелял в него, но и привел его к родителям целым и невредимым. Спасибо тебе.

Мулутхан, мама Руслана, быстро накрыла стол. Хасан тяжело переживал случившееся и то и дело мотал головой, что-то тихонько произнося. Потом пригласил всех к столу. Ингуши помолились и, проведя по лицу руками, вознесли хвалу Аллаху за гостя, за хороший исход случившегося, за еду.

– Богу отдали должное. Отдадим, может быть, должное и людям? – сказал Хасан. Идрис понимающе улыбнулся. Батрадз не понял.

– Выпьем немного?

– Можно, спасибо, – сказал Батрадз.

Мулутхан принесла большую бутылку с аракой, заткнутую початком из кукурузы. Идрис, как младший, налил всем.

– Хвала Аллаху, за гостя и его благородный поступок. Помни, Батрадз, с этого дня ты наш друг и, если понадобится, мы за тебя и твоих близких отдадим даже наши жизни. Приезжайте к нам всегда, когда захотите, мы будем рады видеть тебя и твоих близких.

Все выпили.

– Ты, Руслан, с этого дня должен чтить Батрадза как своего старшего брата. Помни об этом.

Руслан поднялся и приложил руку к сердцу.

Плотно пообедали, посидели, поговорили еще обо всем. Батрадз тоже пригласил в гости Хамхоевых, они обещали навестить их семью. Батрадз собрался идти в будку. Хасан вышел. Принес небольшой красивый кинжал.

– Это тебе, Батрадз.

Кинжал закреплял вновь образовавшуюся дружбу. Батрадз взял его и приложил к груди.

– Спасибо, дядя Хасан.

Попрощался и пошел к выходу. В прихожей взял свое ружье и вышел. Руслан и Идрис проводили его далеко за околицу, на прощанье Идрис вручил ему сумку.

– Мама Руслана собрала тебе поесть. Возьми, не откажись, пожалуйста.

– Ох, эти мамы! Они все видят в нас маленьких. Но их пища святая, передай ей мое спасибо.

Пожали друг другу руки и попрощались. Идти было далеко, через два невысоких хребта, через ручьи. В будку Батрадз пришел поздно, уставший. На небе светила полная луна, освещая тропу. Разжег печь, натопил будку и, завернувшись в шерстяную кошму, лег спать.

Батрадз поспал немного, силой заставил себя проснуться задолго до рассвета. Вскипятил воду и заварил чай. Поел немного сыра с хлебом. Потом одел свою куртку с капюшоном, взял ружье, фонарик, принесенную соль, патроны и пошел к месту, где лежала соль. Здесь у них с Денисом был сделан скрад: выкопали в земле укрытие, накрыли его сушняком и листьями. Сделали это давно. Косули привыкли к этому холмику. Батрадз подошел к лежавшей соли, посветил фонариком – соль была сильно вылизана, значит косули приходят сюда. Выложил рядом принесенную соль и залез в скрад. В скраде было холодно, но теплая куртка грела Батрадза, а кошма, постеленная на толстый слой листьев, не давала холоду проникать от земли. Батрадз зарядил ружье картечью, положил ствол в бойницу. Луны не было, она то ли зашла, то ли ее закрыли облака. Батрадз стал ждать. Лежал долго, переворачиваясь с живота на бока. Перед поздним зимним рассветом увидел мелькнувшую тень, потом еще две. Дикие козы пришли полизать соль. Батраз прикрепил фонарик сбоку стволов ружья. Одел металлическое кольцо, от которого шел медный изолированный провод к фонарю, на указательный палец. Нужно было выбрать козла. Взвел курки и навел ружье на коз, коснулся кольцом скобки спуска. Луч света ударил в коз и очень удачно, прямо по лучу Батрадз увидел крупного козла с рожками на поднятой голове. Батрадз выстрелил. Козел коротко мекнул и перевернулся кверху ногами, две козочки одним прыжком исчезли из вида. Батрадз поставил ружье на предохранитель и подошел к козлу. Он был мертв. Батрадз повесил на плечо ружье, вскинул убитого козла на плечо и пошел к будке. Уже рассвело. Батрадз снял шкуру, разделал козла, набил мясом рюкзак. «Отдохну, – подумал он, – и пойду домой». Подкинул дров в печку, стало тепло. Незаметно задремал. Проснулся часа через два и ахнул. За окном крутила свои водовороты метель. На земле снега еще не было, метель началась недавно. «Нужно идти, если занесет снегом тропу, не выберешься» – подумал Батрадз. Залил водой огонь в печке, вскинул тяжелый рюкзак, ружье повесил на грудь. И вышел в метель. Ветер был не очень сильный, но метель кружила. «Нужно скорее уйти от водораздельного хребта, там будет тише» – решил Батрадз. Через часа полтора ходьбы ветер стал тише, но снег валил крупными хлопьями. Батрадз шел большими шагами. Было тяжело, но он не обращал на это внимание. По лицу начал струиться пот, тонкий свитер под курткой был мокрым от пота. Снег уже лежал на земле, закрывая тропу, но пока не мешал идти. Но вот впереди показалась гора. После которой начнется последний спуск к селу. Батрадз вышел на этот спуск и облегченно вздохнул: теперь он дойдет до дома в любом случае, осталось километра два-три. Впереди замаячили две фигуры, идущие навстречу. Когда люди подошли ближе, Батрадз узнал своего отца и отца Дениса. Оба были с ружьями. Встретились.

– Метель началась, мы решили идти к тебе. Это надолго, снегу навалит много. Давай рюкзак.

Батрадз снял рюкзак и отдал отцу Дениса.

– Все у тебя в порядке? – спросил отец.

– Все в порядке, но интересный случай был. Дома расскажу.

Пошли домой. Придя домой, порубили и разделили мясо.

– Хадизат, – крикнул Батрадз, – где ты?

– Здесь я, книгу читаю.

Хадизат вышла из комнаты.

– Отнеси нашим.

Наши это были соседи.

– Да пусть читает, я буду домой идти и заберу, – сказал отец Дениса.

– Ничего, пусть проветрится, а то станет толстой и ленивой, – пошутил Батрадз.

– Пусть и твои свежего мяса поедят, Вера сварит, – сказал Сослан.

– Сам ты таким будешь, – огрызнулась Хадизат, – и не жалко тебе бедных коз стрелять? Живодер прямо!

– А мясо любишь? Любишь. Так Бог сделал, дал людям право есть животных.

Мама Батрадза уже варила мясо козла, принесла квашенной капусты, поставила вариться картошку. Накрыла стол клеенкой, поставила араку на стол, стаканы. Пошла к печке готовить.

– Есть хочешь? – спросил отец Батрадза.

– Хочу, я только завтракал, еще в будке.

– Садимся за стол.

Сели за стол, выпили араки. Закусили капустой, сыром и хлебом.

– Рассказывай, что там у тебя за случай произошел.

Батрадз подробно рассказал обо всем. У отца Дениса заходили желваки на скулах, отец Батрадза ломал в руках вилку.

– Сволочи, опять нас стравить с ингушами хотят. Ведь он же убить тебя мог!

– Мог. Пуля прошла на ладонь от головы.

– Хорошо, что ты его не убил. Ребенок ведь. Так ты и в Тимурюрте побывал?

– Побывал. Отец его Хасан мне кинжал подарил, звал в гости, обещал приехать сам.

– Дай Бог, пусть приезжает.

Отец Дениса не говорил ни слова. Сидел, опустив голову, потом поднял ее и заговорил.

– Сколько мы с ингушами воевали, сколько зла они нам причинили, но Бог наказал их высылкой и все улеглось. Нет у меня к ним никакой злобы, хотя и отец мой, и дед погибли от их рук. Но ведь есть же какая-то сволочь среди них, которой неймется стравить нас. Хочется этой сволочи крови. Сам он в руки оружие не возьмет, потому что трус, а сколько людей погубит! А по нашим кавказским законам ты имел полное право убить этого щенка. Если щенок поднял руку на человека, это уже не щенок, а волк. Но и вправду хорошо, что ты не убил его. И хорошо, что приобрел друзей среди ингушей. Пусть приезжают к нам. Мы тоже к ним поедем как-нибудь.

Сварилось мясо. Мама Батрадза поставила дымящуюся козлятину на стол, положила испеченные лепешки, принесла приправленную чесноком и подсолнечным маслом картошку. Она слышала рассказ Батрадза и потихоньку от мужа вытирала слезы.

– Ничего, не плачь, все обошлось.

– А если бы убил? А если бы Батрадз его убил? Каково его матери было бы? Она же тоже мать.

– Все живы, все обошлось, да еще друзей новых приобрели.

– Ох, эти друзья… – махнула рукой женщина.

– Нельзя так о людях говорить, не зная их. Плохие люди так бы не поступили. А мальчишке ихнему какая-то сволочь забила мозги дрянью.

– Да я ничего о них не говорю. Все хорошо, когда кончается хорошо.

– Выпей с нами, – позвал ее муж.

– Налей, выпью, сердце колотится. Не могу.

Налили всем, все выпили. Налегли на мясо, картошку.

– Смотри, жирный козел был. И не старый. Мясо мягкое.

– Если налить еще грамм по сто, то и кости вам мягкие покажутся, – сказала вошедшая Хадизат, вся в снегу. Она отнесла мясо соседям и побегала под снегом на улице.

– Ох и грамотная ты стала – взвился ее отец, – много болтаешь! Давай садись к столу, поешь.

Хадизат сняла пальтишко и села к столу, стала есть мясо.

– Да, хороший козлик, вкусный. А все таки жалко.

– А ты не ешь, сиди и жалей.

Пришла Маринка, ее тоже усадили за стол.

– Может вам араки налить? – спросил шутя Батрадз.

– Сам ее пей, – огрызнулась Хадизат.

Все поели, взрослые еще поговорили и разошлись.

Слух о происшедшем в горах быстро облетел село. Отнеслись по-разному, но все хвалили Батрадза за смелость и благородство. К тому, что есть люди, желающие стравить осетин с ингушами, в селе отнеслись очень насторожено. У всех в памяти были еще прошлые стычки и настоящие войны, в которых мало какая семья не потеряла близких. Мужчины говорили об этом, зная, что в случае чего им придется защищать родные дома и семьи. Доставали и покупали оружие. Женщины все понимали. Но пока явных выпадов со стороны ингушей не было.

Денис вернулся из поездки через два дня. Узнав, что случилось с Батрадзом на охоте, он пошел сразу к другу.

– Как это было, Батрадз?

Батрадз рассказал.

– Я бы пристрелил этого щенка.

– Да жалко ведь его, совсем мальчишка. Да и раскаялся он от души. Стрелять нужно тех, кто учит такому молодежь. Хорошо у этого парня отец и мать люди понимающие, а ведь есть наверняка родители, которые приветствуют такое.

– Ну и дела! Чего им нужно? Живем неплохо, не голодаем, так нет, кровь кому-то нужна.

– Ничего, Денис. Все обойдется, все будет хорошо.

– Нужно с их парнями наладить отношения и связи. Тогда, помнишь, Идрис, Башир и Аслам были на сенокосе? Нормальные ребята.

– Я виделся с Идрисом, а это Руслан, стрелявший в меня, его двоюродный брат. С Идрисом я и ходил к отцу Руслана.

– Нужно нам находить с ними взаимное понимание, иначе эти нелюди, что так жаждут столкнуть нас, добьются своего.

– Согласен. Родители Руслана собираются приехать к нам. Идрис обещал приехать тоже.

– Отлично. Вот и поговорим. Я думаю, что Идрис приедет не один.

– Я тоже так думаю.

Близилась весна. Выпавший глубокий снег вскоре растаял. Горы, правда, стояли в снегу, белея вершинами, а в долинах потекли ручьи, кое-где показалась на пригорках зеленая трава. В один из выходных перед домом Батрадза остановилось двое «Жигулей», из одной вышли Хасан, Мулутхан, Руслан и две девушки – сетры Руслана. Из другой машины вылезли Идрис, двое незнакомых парней и Башир. Гостей хозяева встретили как полагается. Познакомились, парней звали Зелим и Масуд. Хозяева напекли осетинских пирогов, наготовили много всего. Сели за длинный стол в большой комнате. Хадизат и Маринка забрали девушек к себе, Мулутхан пошла на кухню помогать Заре, маме Батрадза. Пришли Денис и Дмитрий с Верой.