Печатается по: Трайнин А. Н. Общее учение о составе преступления. М.: Госюриздат, 1957. С. 61–307.
А. Пионтковский, Укрепление социалистической законности и основные вопросы учения о составе преступления. В вышедшей в 1955 г. работе «Понятие преступления в советском уголовном праве», Госюриздат, 1955, проф. А. А. Герцензон правильно пишет: «Проф. А. А. Пионтковский в упомянутой статье рассматривает понятие преступления, содержащееся в ст. 6 УК РСФСР, лишь как общую политическую характеристику преступления по советскому уголовному праву, а понятие состава преступления – как правовую характеристику преступления. С таким разграничением этих понятий нельзя согласиться. Статья 6 УК РСФСР содержит не только политическую, но и юридическую характеристику преступления, ибо общественная опасность – это не только политическая, но и юридическая характеристика преступления. Все институты общей и особенной части советского уголовного законодательства основаны, в конечном счете, на критерии общественной опасности. С другой стороны, общее понятие состава преступления не может быть сведено лишь к юридической характеристике, а всегда содержит и характеристику политическую» (стр. 47).
СУ РСФСР 1917 г., № 3, ст. 33.
См. постановление СТО 15 апреля 1921 г. (СУ РСФСР 1921 г. № 34, ст. 184).
«Правда», 13 марта 1951 г.
Так и Lekschas правильно отмечает: «В уголовном праве необходимо проводить различие между составом преступления и преступлением». (“Die Kausalitat bei der verbrecherischen Handlung”, 1952, S. 49).
«Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР, 1944 год», Юриздат, 1948, стр. 36. – В статье «Некоторые вопросы учения о составе преступления в советском уголовном праве» (Киев, Юридический сборник 1950 г., № 4) автор, М. С. Брайнин, соглашается с тем, что вменяемость и возраст не являются элементами состава преступления. К сожалению, собственные воззрения автора неясны. Так, М. С. Брайнин признает: «Возраст и вменяемость сами по себе не являются элементами состава преступления», – казалось бы, позиция ясная. Однако автор добавляет тут же: «…но они являются необходимыми условиями субъекта преступления». Далее эти «условия субъекта» оказываются какими-то «несамостоятельными» элементами состава (стр. 54).
Так, T. В. Церетели и В. Г. Макашвили в статье «Состав преступления как основание уголовной ответственности» пишут: «Признание общественной опасности и противоправности признаками состава, стоящими в одном ряду с другими его признаками… могло бы привести к неправильному выводу, что следует в каждом отдельном случае особо доказывать наличие этих признаков… Такая конструкция, – правильно отмечают авторы, – …не соответствует значению состава преступления и отнюдь не может способствовать укреплению социалистической законности» («Советское государство и право», 1954 г., № 5, стр. 71).
Об исключительных случаях отпадения общественной опасности действия или субъекта, несмотря на наличие всех элементов состава, см. ниже – «Состав преступления, примечание к ст. 6 и статья 8 УК» (стр. 318 и сл.).
В. М. Чхиквадзе, Понятие и значение состава преступления («Советское государство и право», 1955 г., № 4, стр. 59).
“Die Schuld als subjective Seite der verbrecherischen Handlung”, 1955, S. 7.
“Zum Aufbau der Verbrechenslehre unserer demokratischen Strafrechtswissenschaft”, 1952, S. 14.
Здесь термин «покушение», конечно, неточен: покушение – понятие с точным уголовно-правовым содержанием: самоубийство – не преступление, и на него не может быть покушения; здесь следовало бы говорить о попытке к самоубийству.
Как это устанавливало, например, дореволюционное законодательство, различая кражу на сумму до 300 руб., подсудную мировому суду, и кражу на сумму выше 300 руб., подсудную окружному суду с участием присяжных заседателей.
Равным образом и в определении по делу С. и Ю. 1955 года Судебная коллегия отвергла наличие мелкого хищения в действиях билетного кассира Ю. и контролера С., присвоивших путем использования своего служебного положения 416 р. 25 к. и покушавшихся присвоить еще 638 р. 25 к.
Глубоко правильно указывает проф. Н. Н. Полянский в вышедшей недавно монографии. «Только проникнутая социалистическим правосознанием деятельность судьи будет по праву называться социалистическим правосудием» («Вопросы теории советского уголовного процесса», изд. МГУ, 1956, стр. 176).
Архив народного суда 2-го участка Шахтинского района г. Караганды за 1952 г. (цитировано по диссертации Сергиевского «Уголовная ответственность за нарушение техники безопасности в угольной промышленности», 1956, стр. 98).
«Уголовное право. Общая часть». Юриздат, 1948, стр. 284.
Так и болгарский профессор Долапчиев различает «абстрактные» составы, «объективные» и «субъективные» составы («Наказательно право», 1945, стр. 55).
Проф. А. Ф. Кистяковский, Элементарный учебник общего уголовного права, 1875, стр. 59–60; Н. С. Таганцев, Уголовное право. Общая часть, вып. II, 1888, стр. 382; Л. Г. Белогриц-Котляревский, Учебник русского уголовного права. Общая часть, 1903, стр. 105; И. И. Пусторослев, Русское уголовное право, 1912, стр. 193.
«Учебник уголовного права» проф. Немировского, изданный в 1919 году, также различает «общий и особенный» составы преступлений и, кроме того, «объективный и субъективный составы» (стр. 68).
Весьма своеобразное решение вопроса об «усеченных» составах стремится дать проф Н. Д. Дурманов в вышедшей в 1955 г. работе «Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву». Действительно, проф. Н. Д. Дурманов признает, что «термин усеченные составы весьма неточен». Поэтому «вместо усеченных составов лучше говорить о составах, в которых момент окончания преступления перенесен на более раннюю стадию, когда виновный еще не закончил действий, выражающихся в посягательстве на объект» (стр. 43). Говоря о том, что такого рода составом является бандитизм, автор полагает, что организация банды и вступление в банду по существу является только приготовлением к нападениям» (стр. 44). Здесь уголовно-правовое понятие – приготовления, как определенная законом стадия совершения преступления, смешано с приготовительными действиями в обычном житейском смысле. В результате такого мнения оказывается, что в то время, как закон (ст. 593 УК РСФСР) рассматривает организацию банды и вступление в банду как оконченное преступление, проф. Н. Д. Дурманов считает их «по существу приготовлением». В действительности ни терминологически, ни по существу усеченных составов не существует.
В плане настоящей работы мы не касаемся вопросов системы Общей и Особенной частей, требующих специального исследования.
В известной мере, – так как отнюдь не вся система Особенной части построена по степени общественной опасности. Так, воинские преступления, занимающие в действующем Уголовном кодексе последнее место, конечно, не являются менее общественно опасными, чем, например, преступления против порядка управления или должностные преступления. Но посягательствам на Советское государство, конечно, отводится первое место ввиду особой опасности этих преступлений.
В данном случае целесообразно пользоваться термином «основной». «Простой» состав непосредственно характеризует его конструкцию (см. ниже стр. 105).
Нельзя в этих случаях говорить о едином составе, распадающемся на три вида: здесь три состава, поскольку различны элементы состава, характеризующие составы, – основной, более опасный и менее опасный. Едино здесь преступление – убийство, телесные повреждения и т. д. И здесь выступает различие между понятиями «состав» и «преступление»: преступление одно – убийство, но оно предусмотрено в форме нескольких составов (ст. 136. 137, 138 и 139 УК РСФСР). Это положение имеет весьма существенное значение при разрешении проблемы соучастия (см. ниже, стр. 275).
Именно потому соответствующие диспозиции закона и носят название бланкетных, что элементы состава в них описаны бланкетно.
Согласно ст. 166 Таможенного кодекса СССР квалифицированной контрабандой является:
«а) перемещение грузов помимо таможенных учреждений с помощью специально для этой цели предназначенных перевозочных средств;
б) сокрытие контрабандных грузов в помещениях, особо для их сокрытия приспособленных;
в) контрабанда, связанная с подделкой таможенных документов или прикрытием груза документами, относящимися к другому грузу;
г) участие в организации, специально занимающейся контрабандой;
д) совершение контрабанды вооруженными лицами;
е) совершение контрабанды должностным лицом, непосредственно связанным с таможенным лицом, имевшим возможность использовать для целей контрабанды свое служебное положение;
ж) контрабанда, совершенная более двух раз в течение трех лет, а также хранение, перевозка или торговля заведомо контрабандными грузами в виде промысла;
з) контрабанда взрывчатых веществ и оружия, воинского снаряжения, воздушных судов, телеграфного и радиотелеграфного имущества и вывоз аннулированных ценных бумаг;
и) занятие в виде промысла незаконным вывозом и ввозом, пересылкой и переводом за границу и из-за границы валютных и фондовых ценностей».
Это целая серия преступных действий, объединенных одним понятием – квалифицированная контрабанда.
О специальных субъектах см. ниже, стр. 190.
Само собой понятно, что сочетание двух форм вины мыслимо лишь в сложных составах описанного типа: этим они и сложны. В других случаях формой вины может быть или умысел, или неосторожность: мешанина из умысла и неосторожности недопустима. С полным основанием поэтому Судебная коллегия Верховного Суда СССР в определении от 10 октября 1945 г. по делу А. нашла: «А. признан виновным в том, что он, работая заведующим фермой колхоза, халатно относился к своим обязанностям и вследствие этого допустил недостачу 102 кг масла и двух голов крупного рогатого скота». В приговоре народного суда указано: «Из числящихся за ним 102 кг масла по устному распоряжению отпустил 70 кг бывшему председателю сельсовета В., а 32 кг масла присвоил, что и сам подтвердил. Таким образом, колхозу причинил ущерб в денежном выражении в сумме 42 577 руб. Однако в действиях А. не было присвоения, а он проявил бесхозяйственность». Таким образом, приговор народного суда содержит в себе противоречия. С одной стороны, указывается на присвоение А. масла и незаконную выдачу масла председателю сельсовета, а, с другой стороны, в приговоре утверждается, что недостача масла произошла вследствие халатности обвиняемого, причем не указано, в чем же именно выразилась эта халатность.
Умышленного причинения ущерба здесь быть не может: умышленное причинение крушения образует состав диверсий или умышленного нарушения или повреждения железнодорожных и иных путей сообщения» и т. д. (ст. 5936 УК РСФСР).
Нельзя согласиться с утверждением проф. Н. Д. Дурманова, что «при нанесении тяжких телесных повреждений, причинивших смерть, деяние в целом должно считаться умышленным» («Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву», Госюриздат, 1955. стр. 121).
«Уголовное право. Общая часть», Юриздат, 1948, стр. 283.
Так, в «Элементарном учебнике общего уголовного права» проф. Кистяковского, изданном три четверти века тому назад, мы находим те же четыре основных элемента: «Существенно необходимые элементы, из которых слагается состав преступления как родовое понятие, – писал проф. Кистяковский в 1875 г., – следующие: а) субъект преступления, или совершитель преступления, б) объект, или предмет, над которым совершается преступление, в) отношение воли субъекта к преступному действию, или выраженная его деятельность (т. е. субъективная сторона. – А. Т.), самое действие и его следствие, или внешняя деятельность субъекта и ее результаты (т. е. объективная сторона. – А. Т.)». Все, что изменили авторы указанного учебника уголовного права в четырехчленном делении Кистяковского, – это расстановку членов: в советском учебнике на первое место выдвинуты объект и объективная сторона.
В статье доцента Брайнина «Некоторые вопросы учения о составе преступления в советском уголовном праве» (Киевский университет, «Юридический сборник», 1950 г., № 4, стр. 53) верно отмечается, что «объект не является элементом состава преступления». Однако, далее, объект оказывается в трактовке автора каким-то загадочным «компонентом» состава.
«Советское уголовное право. Общая часть», Госюриздат, 1952, стр. 167.
Видный криминалист Германской Демократической Республики Лекшас правильно различает объект преступлений, объективную сторону преступления, субъекта преступления и субъективную сторону преступления («Zum Aufbau der Verdrechenslehre…», 1952, S. 25). Следует отметить, что в изданном в 1955 г. «Курсе особенной части советского уголовного права» А. А. Пионтковского и В. Д. Меньшагина ошибка, допущенная учебниками общей части, существенно исправлена. Отказавшись от смешения понятий преступления и состава преступления, автор соответственного раздела проф. А. А. Пионтковский пишет: «При анализе каждого состава преступления необходимо выяснение: а) объекта преступления, б) объективной стороны преступления, в) субъективной стороны преступления и г) субъекта преступления» (стр. 40). Однако, отдавая дань прежней путанице, автор тут же в явном противоречии с собственным утверждением добавляет: «Уяснение содержания этих признаков отдельных составов (курсив мой. – А. Т.) преступлений должно быть дано в связи с уяснением характера общественной опасности того или иного преступления и социально-политических задач борьбы с этими преступлениями, в связи с уяснением служебной роли соответствующих норм социалистического уголовного права».
М. М. Исаев, Б. С. Утевский, М. М. Гродзинский, Законодательство по уголовному праву и процессу в период войны, Юриздат, 1943, стр. 5.
Н. И. Загородников, Значение объекта преступления при определении меры наказания по советскому уголовному праву («Труды Военно-юридической академии», 1949, вып. X, стр. 8). Так и Лекшас: «Где нет объекта преступления, там не может быть преступления» (“Zura Aufbau der Verbrechenslehre unserer Demokratischen strafrechts wissenschaft”, 1952, S. 77).
Так, и ст. 5 «Руководящих начал» 1919 года устанавливала, что «преступление есть нарушение порядка общественных отношений, охраняемого уголовным законом».
См. «Уголовное право. Общая часть», Юриздат, 1939, стр. 165; «Советское уголовное право», учебник для юридических школ, Юриздат, 1940, стр. 48; Я А. Герцензон, Уголовное право. Общая часть, ВЮА, 1948. стр. 287.
«Уголовное право. Общая часть», Юриздат, 1948, стр. 291.
См. «Советское уголовное право. Общая часть», Госюриздат, 1952, стр. 175.
«Советское уголовное право. Общая часть», Госюриздат, 1952, стр. 176.
К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. I, стр. 249.
Поэтому с полным основанием Густав Ян в статье «Некоторые вопросы состава диверсии и саботажа» (Журнал “Staat und Recht”, 1956 г., февраль, стр. 81) видит отличие хозяйственных преступлений от диверсии и саботажа в том, что хозяйственные преступления не посягают непосредственно на основы социалистического строительства.
Б. С. Никифоров, Об объекте преступления, «Советское государство и право», 1948 г., № 9.
Интересное положение выдвигает Б. С. Никифоров, рассматривающий в качестве объекта хищения социалистической и личной собственности порядок распределения материальных благ в социалистическом государстве: «Если принадлежность имущества к той или другой форме собственности в СССР определяет различную политическую характеристику посягательства на это имущество (хищение государственного, общественного или личного имущества), то характер этих преступлений как посягательства на порядок распределения материальных благ позволяет рассматривать их в качестве однородных преступлений (хищение имущества, не принадлежащего виновному). Нельзя при этом, однако, упускать из виду глубокой грани, лежащей между социалистической собственностью как одной из экономических основ социалистического государства и личной собственностью граждан» (Б. С. Никифоров, Борьба с мошенническими посягательствами на социалистическую и личную собственность по советскому уголовному нраву, Институт права Академии наук СССР, 1952, стр. 4–5).
Конечно, если лицо с умыслом убить наносит тяжкое телесное повреждение, оно отвечает за покушение на убийство.
Исключение в этом отношении образуют контрреволюционные преступления: любое действие (бездействие) при любых условиях становится контрреволюционным преступлением, если оно совершается с контрреволюционным умыслом.
К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 120.
«Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда, 1925 год», вып. 1, стр. 154.
Из этого исходит и уголовное законодательство стран народной демократии. Так, ст. 2 болгарского Уголовного кодекса 1951 г. определяет преступление как «всякое общественно опасное деяние (действие или бездействие), совершенное виновно и объявленное законом наказуемым».
Правильно указывает Лекшас: «Марксизм признает единство объективного и субъективного в действии, не отрицая их противоположности. Марксистское понятие действия есть диалектическое единство» (“Zum Aufbau der Verbrechenslehre…”, 1952, S. 13).
Этот момент приобретает решающее значение при разграничении приготовления и покушения (см. ниже «Состав преступления, приготовление и покушение», стр. 295).
«Судебная практика Верховного Суда СССР», 1945, вып. VII.
Достаточно отметить следующий факт: учебник общей части советского уголовного права (издание 1952 г.) выделяет особо действие и причинную связь, но в нем совершенно отсутствует анализ понятия последствий преступления; тем самым остается невыясненным, с чем же причинная связь связывает действие, что оно причиняет.
Это различение проводится и многими буржуазными авторами. «По характеру своего состава преступления делятся на материальные и формальные. Состав формальных преступлений предполагает лишь совершение или несовершение субъектом указанных в законе действий… Состав материальных преступлений предполагает наступление определенного внешнего результата, в причинении которого они и заключаются». (Познышев, Основные начала науки уголовного права, 1912, стр. 134); Видаль, Cours, 1928, стр. 130; Белинг, Die Lehre Verbrehen, 1906, стр. 203–204 и другие.
См. «Уголовное право. Общая часть», Юриздат, 1943, стр. 116–117. —Те же положения повторяются и в четвертом издании учебника 1948 г. и в издании 1952 г. (стр. 184–185).
Проф. Н. Д. Дурманов утверждает, что «при конструкции составов преступлений без включения в них последствий состав преступления будет налицо и тогда, когда ни малейшего ущерба объекту не причинено (курсив мой. – А. Т.)». Однако допустить, что закон карает действия, не причиняющие «ни малейшего ущерба» объекту, значит допустить назначение законодателем наказания за безвредные действия («Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву», Госюриздат, 1955, стр. 40).
«Уголовное право. Особенная часть», Юриздат, 1939, стр. 240. – В издании 1952 г. авторы учебника не ссылаются на оскорбление как образец «формального» преступления.
Н. Д. Дурманов. Понятие преступления, М.; Л., 1948, стр. 57.
Здесь поэтому возникает особая ситуация – покушение на негодный объект.
См. «Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР, 1941 год», Юриздат, 1948.
Интересна в этом отношении ч. 2 ст. 1 Уголовного кодекса Румынской Народной Республики: «Общественно опасным считается всякое действие или бездействие, нарушающее экономическое, общественное или политическое устройство Румынской Народной Республики, или угрожающее безопасности, или нарушающее правопорядок, установленный народом, возглавляемым рабочим классом».
Прага, 1951, стр. 72–73.
Отвергается различение «формальных» и «материальных» преступлений и в румынской литературе (см. статью Данча «Причинная связь в уголовном праве», “Justitia Nouva”, 1954, № 6).
«Уголовное право. Общая часть», Юриздат, 1948, стр. 303.
Там же.
Противопоставление необходимого и случайного причинения как основание для решения вопросов о причинной связи в социалистическом уголовном праве подверглось основательной критике в статье В. Н. Кудрявцева «К вопросу о причинной связи в уголовном праве» («Советское государство и право», 1950 г., № 1). В учебнике общей части (изд. 1952 г.) автор не пытается прямо отождествлять casus в смысле уголовного права со случайным в смысле материалистической диалектики. К сожалению, точка зрения автора остается по этому вопросу невыявленной ввиду неопределенности изложения его взглядов.