Избранные труды - читать онлайн

Глава четвертая Понятие преступления и состав преступления

Понятие преступления и понятие состава преступления по своему содержанию и своему правовому значению весьма близки друг другу. Поэтому их нельзя механически расчленять. Они, однако, не тождественны. Их поэтому нельзя и смешивать. В интересах правильного построения системы социалистического уголовного права, и, следовательно, в интересах укрепления социалистической законности необходимо установить подлинное соотношение двух этих важнейших уголовно-правовых понятий – понятия преступления и понятия состава преступления. При решении этой важной задачи необходимо, прежде всего, отвергнуть попытку искать грань между понятиями преступления и состава преступления в расчленении их политического и правового значения. Так, на страницах журнала «Советское государство и право» (1954 г. № 6)[2] было высказано мнение, что ст. 6 УК РСФСР, дающая определение преступления, служит «лишь общей политической характеристикой преступления», а состав преступления – его «правовым понятием».

Таким образом, проводится как бы разделение компетенций «самого» преступления и его состава: политическая характеристика преступления дана в ст. 6 УК РСФСР, а его правовое понятие определяется составом. Такое расчленение преступления и его состава – глубоко ошибочно.

Согласно ст. 6 УК РСФСР преступлением является всякое действие или бездействие, направленное против Советского строя или нарушающее правопорядок, установленный рабоче-крестьянской властью на переходный к коммунистическому строю период времени.

Состав преступления, как подробно было развито выше, есть совокупность всех объективных и субъективных признаков (элементов), которые определяют конкретные общественно опасные для социалистического государства действия (бездействие) в качестве преступления.

Таковы общие родовые определения, с одной стороны, преступления, с другой – состава преступления. Соответственно определяются и их виды.

Конкретизированным видом преступления является клевета, кража, убийство и т. д. Конкретизированным видом состава преступления является совокупность элементов, характеризующих клевету, кражу, убийство и другие виды составов. Составы, таким образом, раскрывают в конкретных фактических признаках содержание отдельных видов преступлений.

В общем учении о преступлении необходимо исследовать вопросы объекта и объективную сторону, субъекта и субъективную сторону. Соответственно в общем учении о составе преступления необходимо различать элементы, характеризующие объект, объективную сторону, субъекты и субъективную сторону преступления.

В некоторых случаях различное содержание понятий преступления и состава преступления выступает в самом законе с особой четкостью. Так, убийство как виновное причинение смерти едино, но составы убийства различны (ст. 136, 137, 138, 139 УК). Так, с другой стороны, один состав – хищение социалистической собственности, предусмотренное Указом от 4 июня 1947 г., – охватывает ряд преступлений: кражу, растрату, корыстное злоупотребление властью (не во всех случаях), мошенничество, причинившее ущерб государству, и др.

Различие понятий «преступление» и «состав преступления» отчетливо выступает и при определении ответственности соучастников: соучастие неизменно предполагает ответственность за одно и то же преступление, но не всегда за один и тот же состав.

Конечно, каждая правовая норма имеет политическое значение; правовое значение каждой нормы в силу этого лишь возрастает. Бесспорно, далее, что ст. 6 УК РСФСР, дающая материальное определение преступления, имеет большое политическое значение. Но в приведенном выше утверждении содержится другое: ст. 6 УК РСФСР будто бы является «лишь общей политической характеристикой преступления». Такое утверждение отрывает политическую оценку от правовой и тем самым искажает соотношение политического и правового начал в советском уголовном законодательстве; это утверждение находится в прямом противоречии с общими тенденциями советского уголовного законодательства и неоднократно выраженной волей советского законодателя.

Глубокая специфика социалистического уголовного права, его подлинный демократизм находят выражение в том, что в тексте закона нередко сочетались и сочетаются, с одной стороны, элементы, характеризующие состав преступления, с другой – признаки, относящиеся к его политической характеристике и тем самым раскрывающие смысл закона и его мотивы.

Уже в первых актах Советской власти политическая оценка преступных действий сопутствует установлению за них уголовной ответственности. Так, в обращении Совета Народных Комиссаров к Военно-революционному комитету 15 ноября 1917 г. «О борьбе со спекуляцией» было указано: «Продовольственная разруха, порожденная войной, бесхозяйственностью, обостряется до последней степени спекулянтами, мародерами и их пособниками на железных дорогах, в пароходствах, транспортных конторах и пр…

…Все лица, виновные в такого рода действиях, подлежат по специальным постановлениям Военно-Революционного комитета немедленному аресту и заключению в тюрьмах Кронштадта, впредь до предания военно-революционному суду.

Все народные организации должны быть привлечены к борьбе с продовольственными хищниками»[3].

Таким образом, Декрет 15 ноября 1917 г. не только устанавливал уголовную ответственность за спекуляцию, но давал общеполитическую и хозяйственную оценку этого преступления.

Изданный позднее, в 1921 г., Закон «Об усилении наказания за проезд на паровозах и тормозных площадках лиц, не имеющих на то права»[4], указывал:

«Ввиду крайне тяжелого положения нашего транспорта, все усиливающегося наплыва безбилетных пассажиров и провоза незаконного количества клади не только в вагонах, но и на тормозных площадках и даже паровозах – применить особо суровые репрессии в отношении тех граждан, кои нарушают существующие железнодорожные правила, проезжают на тормозных площадках товарных вагонов и паровозах, а также и к тем должностным лицам, которые своим бездействием способствуют развитию этого пагубного для транспорта явления».

Здесь также закон говорит не только об уголовной ответственности, но и в обоснование закона – об общем «крайне тяжелом положении транспорта».

В приведенных актах политическая оценка преступных действий, против которых закон направлен, дана в общем введении к закону.

В законодательных актах, относящихся к более позднему времени и к последним годам, тенденция сочетания уголовно-правовой квалификации с политической характеристикой не ослабляется, она лишь выражается в новых формах: из общего введения к закону эта характеристика переходит в диспозицию и даже в санкцию закона.

Так, новая редакция ст. 128-в УК РСФСР на основании постановления ЦИК и СНК СССР 25 июля 1934 г. устанавливает, что «обвешивание и обмеривание покупателей, пользование при продаже неверными весами» и т. д. «караются как обворовывание потребителя и обман Советского государства». Признаки «обворовывания потребителя» и «обман Советского государства» не включены в диспозицию закона; они не могут поэтому рассматриваться как элементы состава преступления, предусмотренного ст. 128-в (этого значения закон и не склонен им придавать.) Но поучительно, что указанные признаки – «обворовывание потребителя» и «обман государства» – уже непосредственно даны в самой уголовно-правовой норме: они начинают собой вторую, санкционирующую, часть этой нормы.

Этот факт – внесение политической оценки в определения закона, – естественно, оказывает определенное влияние на понимание значения и смысла ст. 128-в УК РСФСР. Так, вопрос о том, может ли колхозник, продающий свою продукцию на рынке и при этом обвешивающий покупателей, отвечать по ст. 128-в УК РСФСР, должен решаться на основании именно этих указаний – «обман государства» и «обворовывание потребителя»; обман государства в данном случае предполагает преступные действия со стороны его органов, то есть должностных лиц. Колхозник – частное лицо по ст. 128-в УК РСФСР отвечать не может: он должен отвечать в общем порядке по ч. 1 ст. 169 УК РСФСР за мошенничество.

Дальнейшее развитие этого процесса усиления роли признаков, относящихся к политической характеристике, можно отметить – и это особенно определяет важность этого процесса – в Указе Президиума Верховного Совета СССР от 10 июля 1940 г.: «За выпуск недоброкачественной продукции директора, главные инженеры и начальники отделов технического контроля промышленных предприятий караются как за противогосударственное преступление, равносильное вредительству, тюремным заключением сроком от 5 до 8 лет». Как видно из приведенного текста, в Указе от 10 июля 1940 г. самая конструкция уголовно-правовой нормы своеобразна; в ней нет обычного, характерного для всех постановлений Особенной части Уголовного кодекса четкого деления нормы на диспозицию и санкцию. И в эту единую норму, норму новой конструкции, непосредственно включена политическая характеристика – определение выпуска недоброкачественной продукции «как противогосударственного преступления, равносильного вредительству». Закон, конечно, не имеет в виду в уголовно-правовом смысле рассматривать выпуск недоброкачественной продукции как вредительство; вредительство как контрреволюционное преступление предусмотрено специальной нормой – ст. 58⁷ УК РСФСР. Мысль законодателя, очевидно, заключается в том, что в политическом и народнохозяйственном отношениях выпуск недоброкачественной продукции равносилен вредительству. Здесь, таким образом, в одной норме, с одной стороны, уголовно-правовая квалификация, содержащая перечень элементов состава выпуска недоброкачественной продукции, с другой – политическая характеристика, приравнивающая выпуск недоброкачественной продукции к вредительству.

26 мая 1947 г. был издан исторический Указ Президиума Верховного Совета СССР об отмене смертной казни в мирное время.

Указ от 26 мая 1947 г. не только содержит правовые нормы, но он вместе с тем дает, – в чем проявляется одна из замечательных особенностей социалистической демократии, – и политическое обоснование нового акта. Вводная часть его указывает:

«Историческая победа советского народа над врагом показала не только возросшую мощь Советского государства, но и, прежде всего, исключительную преданность Советской родине и Советскому правительству всего населения Советского Союза.

Вместе с тем международная обстановка за истекший период после капитуляции Германии и Японии показывает, что дело мира можно считать обеспеченным на длительное время, несмотря на попытки агрессивных элементов спровоцировать войну.

Учитывая эти обстоятельства и идя навстречу пожеланиям профессиональных союзов рабочих и служащих и других авторитетных организаций, выражающих мнение широких общественных кругов, – Президиум Верховного Совета СССР считает, что применение смертной казни больше не вызывается необходимостью в условиях мирного времени».

Здесь с полной отчетливостью выступают глубокие основания акта 26 мая: «исключительная преданность Советской родине и Советскому Правительству всего населения Советского Союза», явившаяся выражением морально-политического единства советского народа, и возросшая мощь Советского государства, одержавшего историческую победу над врагом и содействовавшего обеспечению мира на длительное время. Нерушимо извне и монолитно внутри развивается советская держава, занятая великим мирным трудом – строительством коммунистического общества – и верная бессмертным идеям Ленина. Три положения, следующие за вводной частью Указа от 26 мая, непосредственно решают правовые вопросы, связанные с отменой смертной казни. Такова же конструкция принятого 12 марта 1951 г. и имеющего всемирно-историческое значение Закона о защите мира. Первая, вводная, часть содержит общеполитические и правовые соображения, обосновывающие принятие нового закона.

«Верховный Совет Союза Советских Социалистических Республик, – говорится в Законе, – руководствуясь высокими принципами советской миролюбивой политики, преследующей цели укрепления мира и дружественных отношений между народами, признает, что совесть и правосознание народов, перенесших на протяжении жизни одного поколения бедствия двух мировых войн, не могут мириться с безнаказанностью ведущейся агрессивными кругами некоторых государств пропаганды войны, и солидаризируется с призывом Второго Всемирного конгресса сторонников мира, выразившего волю всего передового человечества в отношении запрещения и осуждения преступной военной пропаганды»[5].

В самой норме, квалифицирующей пропаганду войны как «тягчайшее преступление против человечества», содержится обоснование такой квалификации: «Считать, – говорит ст. 1 нового Закона, – что пропаганда войны, в какой бы форме она ни велась, подрывает дело мира, создает угрозу новой войны и является ввиду этого тягчайшим преступлением против человечества».

Сочетание в юридической норме специальной уголовно-правовой квалификации с общеполитической характеристикой не перестает быть значительным и весьма характерным явлением. Здесь, в сфере уголовного законодательства, находят выражение основные принципы социалистической демократии: вводя новые нормы, закон вместе с тем апеллирует к политическому сознанию трудящихся, указывая на большой вред совершенных преступлений, и мобилизует общественность и органы власти на энергичную борьбу с этими преступлениями.

Утверждение, что одна из самых значительных норм Уголовного кодекса – ст. 6 УК – является лишь общей политической характеристикой преступления, оказывается, таким образом, в противоречии с общими принципами построения советских законов. Это утверждение неизбежно ставит в весьма затруднительное положение судебную практику.

Действительно, хороню известно, что советский суд, прекращая дела о действиях явно малозначительных, неизменно ссылается и должен ссылаться на примечание к ст. 6 УК РСФСР как на предусмотренное законом основание такого прекращения. Но если ст. 6 УК РСФСР имеет значение «лишь общей политической характеристики» преступления, то названные действия суда по прекращении дела оказываются лишенными правового основания. Иного вывода сделать нельзя; можно допустить другое: может быть, не вся ст. 6 УК РСФСР является «лишь общей политической характеристикой» преступления, а только основной текст – определение преступления. Но тогда возникает новая трудность: в таком случае оказывается, что примечание к норме (ст. 6 УК РСФСР) имеет правовое значение, а самая норма – «лишь общая политическая характеристика».

Далее, в неразрывной связи с материальным определением преступления, данным в ст. 6 УК РСФСР, находится множество норм УК – ст. 8, 16, 17, 19, 51 УК РСФСР и другие.

Если ст. 6 УК РСФСР является «лишь политической характеристикой», то какова природа и судьба этих органически связанных с ней правовых норм? Эти нормы, определяющие весьма важные положения социалистического уголовного права, оказываются также лишенными общего правового основания, данного законодателем в ст. 6 УК РСФСР. Поэтому объявление материального определения преступления, данного в ст. 6 УК РСФСР и соответствующих статьях уголовных кодексов других союзных республик, «лишь общей политической характеристикой» преступления способно вести не к укреплению, а, напротив, к ослаблению социалистической законности.

Материальное определение преступления, данное советским законодателем в ст. 6 УК РСФСР, имеет огромное и правовое, и политическое значение. Поэтому самостоятельного и полноценного рассмотрения требует как учение о составе преступления, так и учение о преступлении. Они должны образовать самостоятельную, полноценную часть курса общей части советского уголовного права[6].

Смешение понятий преступления и состава преступления, как и попытки искусственно расширить учение о составе преступления за счет учения о преступлении, одинаково наносят ущерб как изучению проблем преступления, так и анализу понятия состава преступления и его громадной роли как основания уголовной ответственности. От того, что это смешение и эти попытки порой объявляются связанными с задачами укрепления законности, они не становятся более убедительными. Напротив, в плане борьбы за социалистическую законность эти попытки являются особо неудачными; недооценка, а тем более отрицание, правового значения за ст. 6 УК РСФСР, дающей материальное определение преступления, способны вести к переоценке значения в социалистическом уголовном праве формально-юридических критериев.

Необходимо учесть и другое. Недооценка значения материального определения преступления, данного в ст. 6 УК РСФСР, приводит к недооценке принципиальной грани, отделяющей социалистическое уголовное право от буржуазного.

Действительно, глубокая противоположность социалистического уголовного права буржуазному уголовному праву находит свое выражение в противоположном понимании преступного: уголовное законодательство капиталистических стран определяет преступление лишь формально как действие, влекущее за собой наказание. Противоположная конструкция понятий преступного имеет решающее значение для всей системы и всех институтов, с одной стороны, буржуазного, с другой – социалистического уголовного права.

Действительно, в неразрывной органической связи с формальным определением преступления в буржуазных уголовных кодексах, начиная с французского Кодекса 1810 г. и кончая швейцарским Уложением 1937 г., находится формальное расчленение преступлений на две-три группы (преступление, проступок, нарушение). Этот формализм проникает и в конструкцию отдельных институтов: соучастия (разграничение ответственности соучастников по формальному признаку – исполнитель, пособник), стадий совершения преступления (установление формальных граней приготовления и покушения) и других.

Социалистическое уголовное право рассматривает преступление в его исторической изменчивости и в связи с системой господствующих общественных отношений. В соответствии с этим оно дает материальное определение преступления. Это новое, материальное, определение преступления не является изолированным в системе социалистического уголовного права; напротив, оно определяет структуру и содержание таких основных институтов и понятий советского уголовного права, как соучастие, приготовление, покушение, виновность, и других.

Действующий советский закон последовательно осуществляет эту зависимость. Так, если обязательным материальным признаком наказуемого деяния является его общественная опасность, то отпадение этого признака исключает наказуемость деяния, хотя формально оно и остается предусмотренным в качестве наказуемого действия. На этом принципе основано имеющее глубокое значение примечание к ст. 6 УК РСФСР: «Не является преступлением действие, которое хотя формально и подпадает под признаки какой-либо статьи Особенной части настоящего Кодекса, но в силу явной малозначительности и отсутствия вредных последствий лишено характера общественно опасного». На том же принципе построена и ст. 8 УК РСФСР, предусматривающая неприменение наказания, «если конкретное действие, являвшееся в момент совершения его согласно ст. 6 настоящего Кодекса преступлением», или лицо, совершившее это действие, к моменту расследования или рассмотрения дела судом перестали быть общественно опасными.

Материальная оценка преступления находит, далее, выражение и в конструкции отдельных институтов социалистического уголовного права. Советский закон предоставляет суду право наказывать соучастников в зависимости от конкретной оценки степени общественной опасности отдельных соучастников и их участия в преступлении. На той же материальной оценке конкретных явлений построена в социалистическом уголовном праве и ответственность за приготовление и покушение.

Советский закон и советский суд, конечно, не игнорируют и не должны игнорировать значение различных стадий совершения преступления и, в частности, стадии приготовления. Более того, советский закон дает специальное определение приготовления как действия, выражающегося «в приискании или приспособлении орудий, средств и создании условий преступления…» (ч. 1 ст. 19 УК РСФСР).

Таким образом, учет стадий совершения преступления прямо предписывается советским законом. Но путь социалистического правосудия, диктуемый материальным определением преступления в разрешении этого вопроса, – это путь, основанный не на формальном разграничении приготовления и покушения, а на реальной оценке преступления, на учете всех обстоятельств дела, действий и личности виновного.

Исходя из материальной оценки явлений и опираясь на материальное определение преступления, действующий закон устраняет из судебной практики извилистый путь схоластических разграничений; ст. 19 УК РСФСР предписывает суду при определении наказания за подготовительную деятельность «руководствоваться степенью опасности лица, совершившего покушение или приготовление, подготовленности преступления и близостью наступления его последствий, а также рассмотрением причин, в силу которых преступление не было доведено до конца».

Материальное определение преступления, выраженное в ст. 6 УК РСФСР, лежит и в основе определения советским законодателем важнейшего элемента состава, характеризующего субъективную сторону преступления, – умысла. Действительно, советский закон определяет умысел не формально, как предвидение и желание последствий, предусмотренных уголовным законом; закон в ст. 10 УК РСФСР определяет умысел как предвидение общественно опасного характера последствий и желание этих последствий.

С материальным определением преступления связано и право суда снизить наказание ниже минимума, указанного в законе (ст. 51 УК РСФСР), и ряд других норм Общей части Уголовного кодекса.

Наконец, материальное определение преступления, данное в ст. 6 УК РСФСР, имеет исключительное значение для всей Особенной части Уголовного кодекса: ст. 6 дает родовое определение преступления; нормы Особенной части определяют виды этих преступлений.

Таким образом, правовое и политическое значение материального определения преступления, данного в ст. 6 УК РСФСР, в системе социалистического уголовного законодательства весьма велико.

Понятие состава преступления не может строиться ни на отрыве от материального определения преступления, данного в ст. 6 УК РСФСР, ни на смешении этих понятий.

Оба понятия – преступление и состав преступления – исполнены глубокого политического и правового значения.

Глава пятая Понятие элемента состава преступления

Каждое преступление представляет собой некоторое единство в качестве конкретного посягательства на Советскую власть, социалистический правопорядок или права и интересы личности. При анализе преступных действий, при оценке их общественной опасности и разработке мер борьбы с преступностью это единство преступления необходимо постоянно иметь в виду. Вместе с тем для правильного применения уголовных законов, для решения важнейших вопросов уголовного правосудия, – совершено ли преступление и какое именно, – необходимо тщательное изучение элементов состава каждого преступления.

Прежде чем перейти к решению сложной задачи – анализа и систематики элементов состава преступления, – необходимо ее ограничить: необходимо показать, какого рода обстоятельства, несмотря на их безусловную необходимость для наступления уголовной ответственности, не могут считаться элементами состава. Должны быть отмечены две группы таких обстоятельств: 1) обстоятельства, характеризующие самого субъекта, и 2) обстоятельства, характеризующие его действие. Обратимся к анализу первой группы.

Не может, конечно, вызывать сомнений, что субъектом преступления может быть лишь вменяемое физическое лицо. Где нет вменяемости, не может возникнуть самого вопроса об уголовной ответственности, следовательно, и самого вопроса о составе преступления. Именно поэтому вменяемость не есть элемент состава преступления и не является основанием уголовной ответственности; вменяемость – необходимое субъективное условие, субъективная предпосылка уголовной ответственности: уголовный закон карает преступника не за то, что он психически здоров, а при условии, что он психически здоров. Это условие предусмотрено в Общей части Уголовного кодекса как основной и неизменный принцип уголовного правосудия, и ему нет и не может быть места в Особенной части, посвященной описанию конкретных составов преступления. Именно поэтому с полным основанием ни одна из диспозиций уголовных законов СССР, содержащих описание элементов составов, не упоминает о вменяемости. Именно поэтому вопрос о невменяемости может возникнуть до разрешения вопроса о наличии любого состава преступления – убийства, хищения, оскорбления и т. д. Вменяемость идет впереди состава, постоянно оставаясь вне его.

Положение, что вменяемость, не образуя элемента состава, является условием признания виновным и назначения наказания, находит полное подтверждение и в судебной практике. Весьма существенным в этом отношении является постановление Пленума Верховного Суда СССР от 13 июля 1944 г. по делу Д. В этом глубоко содержательном постановлении Верховный Суд указывает: «Согласно ст. 9 УК РСФСР и ст. 3 Закона о судоустройстве наказание является одновременно мерой карательного и исправительного характера, применяемой к лицу, признанному виновным в совершении того или иного преступления. Наказание не может быть применено к лицу, которое не признано виновным. Одним из обязательных условий признания виновности является вменяемость обвиняемого. Поэтому к лицу невменяемому не может быть применено наказание». И далее: «Неправильно также указание коллегии, что мера медицинского характера избирается только приговором суда. Наоборот, решение суда о применении меры медицинского характера не может именоваться приговором, так как, согласно п. 9 ст. 23 УПК РСФСР, приговором называется решение суда о виновности или невиновности обвиняемого. В данном случае решение суда не может быть решением о виновности, так как лицо невменяемое ни при каких условиях не может быть признано виновным. Решение это, однако, не может считаться и решением о невиновности. Невиновность по закону признается в трех случаях: а) когда лицо не совершило инкриминируемых действий; б) когда сами эти действия не содержат состава преступления; в) когда не доказано совершение преступных действий. Только при наличии одного из указанных условий вменяемый признается невиновным. Что же касается невменяемого, то освобождение его от наказания имеет место по основаниям, которые не подходят ни под одно из указанных оснований невиновности, поскольку невменяемый не отвечает за свои действия и в том случае, если они доказаны и объективно содержат преступление. Поэтому как виновными, так и невиновными могут быть признаны только лица вменяемые»[7]. Таким образом, Пленум Верховного Суда СССР с полной отчетливостью признает вменяемость «одним из обязательных условий признания виновности», лежащим за пределами состава.

К субъективным условиям ответственности должно быть отнесено и другое, характеризующее субъекта обстоятельство – возраст. Согласно закону несовершеннолетние привлекаются к уголовной ответственности, начиная с 14-летнего возраста. Следовательно, наступление 14 лет – необходимое условие уголовной ответственности.

По определенному кругу деликтов (кража, убийство, телесные повреждения и др.) возраст, обусловливающий уголовную ответственность, Законом 7 апреля 1935 г. снижен до 12 лет. Возраст до 12 лет поэтому всегда и безусловно исключает уголовную ответственность.

Таким образом, вменяемость и возраст (общий – 14 лет, а по специальному кругу деликтов – 12 лет) – необходимые субъективные условия уголовной ответственности.

Каждое преступное действие отмечено длинным рядом фактических признаков. Например, гр-н А. без шапки, с фонарем в руках, пройдя вечером по улице, встретил гр-на Б. и вырвал у него из рук серый кожаный портфель. Разнородными являются и черты, характеризующие преступника: гр-н А., блондин, среднего роста, 35 лет, немного прихрамывающий, вырвал из рук прохожего портфель. Разнородна, наконец, и обстановка преступления: портфель вырван ночью, зимой, в городе, в праздничный день и т. д.

Состав преступления, несмотря на его конкретность, всегда носит обобщенный характер, охватывая не индивидуальные, а типичные черты. Поэтому между фактическими признаками, характеризующими данное преступление, и элементами его состава не может быть ни тождества, ни сплошного совпадения. Напротив, можно всегда и заранее признать, что из обширного, по существу необъятного, круга фактических признаков в элементы состава включаются лишь немногие, часто весьма ограниченные, законом отобранные признаки. Отбор из массы фактических признаков элементов состава – этот важнейший для формирования состава и, следовательно, важнейший для всей системы уголовного законодательства процесс – естественно, не может совершаться случайно, бессистемно: отбор элементов состава должен производиться и производится советским законодателем при помощи определенных критериев; эти критерии определяются уголовно-правовым значением состава преступления в целом.

Каждое преступление общественно опасно. Следовательно, состав каждого преступления должен представлять собой перечень такого рода фактических признаков, которые, с точки зрения советского законодателя, в совокупности своей устанавливают общественно опасный характер данного действия; так, если кража, согласно ст. 1 Указа от 4 июня 1947 г. «Об усилении охраны личной собственности граждан», есть тайное или открытое похищение личного имущества граждан, то, следовательно, действие, отмеченное этими признаками: 1) тайное или открытое, 2) похищение, 3) личного имущества граждан – общественно опасно. Так, если клевета, согласно ст. 161 УК РСФСР, есть распространение заведомо ложных, позорящих другое лицо сведений, то, следовательно, действие, отмеченное этими признаками: 1) распространение, 2) заведомо ложных, 3) порочащих, 4) другое лицо, 5) сведений, – общеопасно.

Таким образом, первое и основное требование, которому должны отвечать признаки, возводимые законодателем в элементы состава, заключается в том, что в своей совокупности они должны непременно представлять общественно опасное для социалистического государства деяние. Не общественно опасное деяние не может образовать состава преступления.

Другой критерий, при помощи которого законодателем производится отбор элементов состава, связан с составом как основанием для применения определенного наказания.

Нельзя упускать из виду, что с составом, описанным в диспозиции, неразрывно связано наказание, описанное в санкции: за определенным преступлением следует определенное (в основном) наказание. Выражая эту вторую функцию состава, связанную с мерой наказания, закон возводит в элементы состава признаки, устанавливающие не только наличие общественной опасности, но и ее степень.

Так, например, определяя кражу, закон не ограничивается общей формулой – «кража есть тайное или открытое похищение имущества», а вводит в некоторые диспозиции дополнительные признаки – элементы состава, свидетельствующие о большей или меньшей опасности данного вида кражи. Так, Указ от 4 июня 1947 г. предусматривает признаки, повышающие общественную опасность хищения (повторность, групповое хищение, хищение в крупных размерах).

Отсюда следует, что во всех случаях общественная опасность деяния является основным, определяющим существо каждого состава преступления, свойством. Как указано выше – в определении понятия состава преступления – лишь общественно опасное действие может образовать состав преступления. Отсюда же непосредственно следует, что общественная опасность не может являться одним из отдельных элементов состава.

Действительно, как указано выше, по критерию общественной опасности советский законодатель выделяет определенную совокупность фактических признаков в качестве элементов состава преступления: не будь оно, описанное в законе при помощи элементов состава действие (бездействие), общественно опасным для социалистического государства, советский закон не устанавливал бы за него наказания. Но именно поэтому общественная опасность не может быть снижена до роли одного из элементов состава. Общественная опасность имеет неизмеримо большое значение, чем значение одного из элементов состава, ибо запечатленная в совокупности всех элементов состава она представляет собой уголовно-правовую характеристику действия (бездействия) в целом.

Иное понимание общественной опасности, попытки считать ее, наряду с другими элементами, одним из элементов состава преступления, – неизбежно ведут к недооценке значения общественной опасности, к искажению ее политического значения и уголовно-правовой природы.

Так, учебник общей части уголовного права (изд. 1952 г.) рассматривает понятие общественной опасности в группе элементов, характеризующих объективную сторону преступления[8]. Но совершенно очевидно, что не только объективными свойствами преступного действия, но и субъективными признаками, характеризующими преступника, определяется общественная опасность преступления. Достаточно отметить, что согласно ст. 8 УК действие теряет характер общественно опасного, если лицо к моменту судебного разбирательства дела перестало быть общественно опасным. Включение общественной опасности в элементы, характеризующие объективную сторону, таким образом, существенно сужает значение общественной опасности и, следовательно, явно ведет к ее недооценке.

Необходимо отметить, что отнесение учебником общественной опасности к элементам состава, характеризующим объективную сторону, находится в полном противоречии с тем определением состава преступления, которое дано на стр. 163 того же учебника. Действительно, учебник, следуя приведенной нами еще в монографии (изд. 1951 г.) формуле, определяет состав преступления как «совокупность признаков, характеризующих по советскому уголовному законодательству определенное деяние как преступление, то есть как деяние, опасное для основ советского строя или социалистического правопорядка».

Совершенно очевидно, что здесь в общем определении состава преступления об общественно опасном характере деяния учебник говорит отнюдь не в рамках «совокупности признаков». Напротив, именно совокупность признаков и согласно учебнику определяет деяние как общественно опасное. Таким образом, пытаясь рассматривать общественную опасность лишь как элемент состава, характеризующий объективную сторону преступления, автор соответственного раздела оказывается в противоречии с самим собой.

Далее необходимо учесть следующее. По поводу каждого из элементов состава преступления возможны споры сторон. Так, защита может доказывать, что товары скупались подсудимым без «цели наживы», являющейся элементом состава спекуляции, или что не было «распространения» позорящих другое лицо сведений, являющегося необходимым элементом клеветы, – обвинение, естественно, может утверждать противоположное. Но так как общественная опасность не является одним из элементов состава, то отсюда неизбежен важный вывод: нельзя доказывать, что наказуемые законом действия (например, спекуляция) не являются общественно опасными действиями. Дело в том, что доказательство наличия в действиях лица всех элементов предусмотренного законом состава преступления есть тем самым и доказательство общественной опасности этих действий. Напротив, доказывание или требование доказывания наличия в действиях виновного, помимо описанных в законе элементов состава, еще одного дополнительного «элемента» – общественной опасности – означало бы ревизию положений законодателя, признавшего данную совокупность элементов состава общественно опасной.

Поэтому нет и не может быть при рассмотрении конкретного дела спора о том, являются ли «вообще» тайное похищение чужого имущества, убийство, хранение оружия, самоуправство и другие преступления, предусмотренные советскими уголовными законами, действиями общественно опасными.

Законом предусмотрены исключительные случаи, когда при наличии специальных условий, перечисленных в примечании к ст. 6 УК РСФСР, может встать вопрос об отсутствии общественной опасности в данном конкретном случае; однако в этих исключительных случаях вопрос встает не о наличии или отсутствии общественной опасности как одного из элементов состава преступления, а о наличии или отсутствии общественной опасности как необходимого свойства совокупности элементов каждого состава преступления.

Если же встать на иную точку зрения, если допустить, что общественная опасность является одним из элементов состава, то потеряло бы всякое значение и всякий смысл примечание к ст. 6 УК РСФСР, так как при отсутствии любого элемента состава и, следовательно, при отсутствии общественной опасности (если ее рассматривать в качестве элемента состава) дело должно быть прекращено на общем основании (п. 5 ст. 4 УПК), а вовсе не на исключительных основаниях, указанных в примечании к ст. 6.

Замечания, сделанные выше по поводу общественной опасности действия, в полной мере определяют и значение противоправности этого действия.

По существу, санкционирующая часть каждой нормы Особенной части могла бы начаться с признания действия, описанного в диспозиции, общественно опасным, противоправным и наказуемым. Так, например, ст. 161 УК РСФСР, раскрытая во всем ее содержании, могла бы быть изложена следующим образом: распространение заведомо ложных, порочащих другое лицо сведений признается действием общественно опасным, противоправным и наказуемым. В такой развернутой характеристике, конечно, надобности нет, поскольку, как отмечено выше, наказуемость деяния предполагает его общественную опасность и противоправность.

Поэтому доказательство наличия в действии виновного всех элементов предусмотренного законом состава есть, по общему правилу, и доказательство общественной опасности, противоправности этого действия и его наказуемости[9]. Доказывание же или требование доказывания наличия в каждом случае в действиях виновного, помимо описанных в законе элементов состава, еще общественной опасности и противоправности означало бы доказывание факта, признанного законом, который именно потому и предусмотрел определенные элементы состава, что считает их совокупность выражением общественной опасности деяния и, следовательно, его противоправности.

Так, проф. В. М. Чхиквадзе указывает, что «общественная опасность и противоправность не являются отдельными признаками состава, а характеризуют все признаки состава в их совокупности»[10].

Один из видных криминалистов Германской Демократической Республики Lekschas в 1955 г. писал: «Только совокупностью всех элементов может быть определено существо каждого конкретного преступления»[11]. И ранее Lekschas в том же смысле указывал: «Общественная опасность есть единство всех фактических данных»[12].

В некоторых случаях в законе содержится прямое указание на недозволенность действия, на отсутствие разрешения и тому подобные признаки, характеризующие противоправность. Так, ч. 4 ст. 182 УК РСФСР предусматривает «изготовление, хранение, сбыт и ношение кинжалов, финских ножей и т. п. холодного оружия без разрешения НКВД в установленном порядке». В этом конкретном случае указание на противоправность (отсутствие разрешения) есть, конечно, элемент состава, предусмотренного ч. 4 ст. 182 УК РСФСР, но это именно есть та конкретная форма противоправности, которая отличается от противоправности как одной из общих предпосылок уголовной ответственности. Аналогична ст. 91 УК, карающая «участие в выборах в Советы и их съезды лица, не имеющего на то права». Согласно прямому указанию закона неправомерность участия в выборах, конечно, один из элементов состава преступления, предусмотренного ст. 91 УК РСФСР.

Равным образом в Уголовном кодексе могут быть отмечены нормы, в которых диспозиция как будто прямо содержит указание на общественную опасность как элемент состава преступления. Так, ч. 2 ст. 175 УК РСФСР говорит об умышленном истреблении или повреждении имущества общеопасным способом. Здесь, в ч. 2 ст. 175 УК РСФСР, общеопасный способ – бесспорно, элемент состава. Общественно опасным является всякое умышленное истребление или повреждение имущества, хотя бы и не совершенное общеопасным способом, как это прямо установлено ч. 1 ст. 175 УК РСФСР. Общеопасный способ – лишь дополнительный конкретный признак, характеризующий объективную сторону этого преступления и, конечно, являющийся элементом его состава.

К элементам состава, наконец, не могут быть также отнесены содержащиеся иногда в диспозиции условия наказуемости. Так, ст. 131 УК РСФСР карает неисполнение обязательств по договору, заключенному с государственным и общественным учреждением или предприятием, если при рассмотрении дела в порядке гражданского судопроизводства обнаружен злонамеренный характер неисполнения.

Таково же значение условия уголовной ответственности за содействие или подговор к самоубийству несовершеннолетнего или лица, заведомо не способного понимать свойства или значения им совершаемого или руководить своими поступками, «если самоубийство или покушение на него последовали» (ч. 2 ст. 141 УК РСФСР).

Именно потому, что условие, «если самоубийство или покушение[13] на него последовали», не является элементом состава, не может быть вопроса об ответственности за покушение на подговор, если самоубийство или покушение на него не последовали.

Аналогично ст. 60 УК РСФСР карает неплатеж в установленный срок налогов и сборов по обязательному окладному страхованию, несмотря на наличие к тому возможности «в случае применения мер взыскания в виде описи имущества или продажи описанного имущества с торгов, хотя бы один раз в предыдущем или текущем году». Наступление уголовной ответственности за неплатеж налогов, таким образом, возможно лишь при условии предварительного применения мер взыскания, указанных в ст. 60 УК РСФСР.

Закон здесь указывает условия применения наказания, а не признаки, характеризующие элементы состава преступления. Эти указания конкретных условий наказуемости деяния в такой же мере не являются элементами состава, как не является элементом состава изнасилования или оскорбления требование наличия для привлечения к уголовной ответственности виновного жалобы потерпевшего.

Наконец, не являются элементами состава преступления содержащиеся в некоторых нормах Уголовного кодекса указания на отсутствие состава иного преступления.

Так, например, в диспозиции ст. 59^3д УК РСФСР – «нарушение правил о международных полетах при отсутствии признаков измены Родине или иных контрреволюционных преступлений» – слова «при отсутствии и т. д.» к элементам состава, конечно, отнесены быть не могут.

Следовательно, для понимания природы элементов состава преступления необходимо иметь в виду следующее: элементами состава преступления являются те признаки, которым закон придает уголовно-правовое значение и поэтому вводит в диспозицию норм Особенной части. Все эти признаки составлены законодателем таким образом, что в совокупности они образуют общественно опасное наказуемое действие. Так, кражу закон определяет при помощи трех признаков (элементов): 1) тайное или открытое, 2) похищение, 3) личного имущества граждан; клевету – при помощи пяти признаков: 1) распространение, 2) заведомо, 3) ложных, 4) позорящих другое лицо, 5) измышлений и т. д.

Таким образом, элементом состава является каждый из фактических признаков, совокупность которых определяет наличие и степень общественной опасности для социалистического государства, предусмотренного советским законом преступления.

Давая описание конкретных составов преступлений при помощи образующих эти составы элементов, советский законодатель в ряде случаев дает особое определение этих элементов. Такого рода определения имеют место и в Общей, и в Особенной частях Уголовного кодекса. Так, ст. 10 УК РСФСР, определяя умысел и неосторожность, говорит: «Действовали умышленно, т. е. предвидели общественно опасный характер последствий своих действий, желали этих последствий или сознательно допускали их наступление». Иного рода определения в Общей части Уголовного кодекса даются в другой редакции. Так, ст. 42 УК РСФСР говорит: «Штраф есть денежное взыскание, налагаемое судом в пределах, установленных законом». В Особенной части Уголовного кодекса закон также в ряде случаев дает особые определения некоторых этих элементов.

Так, ст. 58¹ УК РСФСР говорит: «Измена родине, т. е. действия, совершаемые гражданами СССР в ущерб военной мощи СССР, его государственной независимости или неприкосновенности его территории…» и т. д. Статья 59³ УК РСФСР, определяя бандитизм, указывает: «Бандитизм, т. е. организация вооруженных банд и участие в них и в организуемых ими нападениях» и т. д. Статья 113 УК РСФСР устанавливает: «Дискредитирование власти, т. е. совершение должностным лицом действий, хотя бы и не связанных с его служебными обязанностями, но явно подрывающих в глазах трудящихся достоинство и авторитет тех органов власти, представителем которых данное должностное лицо является».

Аналогичны ст. 109 УК РСФСР (злоупотребление властью), 110 УК РСФСР (превышение власти), 111 УК РСФСР (бездействие власти) и др.

Однако особые определения чаще всего даются понятиям, имеющим специфическое правовое значение: например, вменяемости, умыслу, неосторожности и т. п. Душевная болезнь, холодный расчет, легкомысленная самоуверенность – явления повседневной жизни. Но вменяемость, умысел, неосторожность – уголовно-правовые понятия. Они поэтому, естественно, требуют особых законодательных определений.

В огромном большинстве случаев законодатель идет и должен идти иным путем; не давая специальных определений, закон описывает элементы состава, исходя из того, что выраженные в общеупотребляемых словах понятия достаточно ясны и доступны самому широкому кругу советских граждан. Это – понятие и термины, заимствованные из обыденной жизни и сохранившие в законе то непосредственное значение, которое им присуще в быту. Так, закон говорит о ревности (ст. 136 УК РСФСР), корыстной цели (ст. 120, 136 и др. УК РСФСР), душевном волнении (ст. 138 УК РСФСР), нигде не раскрывая их содержания, как не определяет закон, что такое «недра земли» (ст. 87 УК РСФСР), «рыба-сырец» (ст. 99¹ УК РСФСР), «истязание» (ч. 2 ст. 142 УК РСФСР) и т. п.

Уголовный кодекс превратился бы в толковый словарь, если бы законодатель счел возможным стать на путь разъяснений всех или большинства используемых им слов и понятий. Элементы состава поэтому, естественно, описываются в законе при помощи обычных терминов и слов. Если некоторые из них нуждаются в истолковании, дать это толкование – задача судебной практики и теории уголовного права.

Среди указанных в законе элементов состава нет «избранных», нет элементов более и менее важных, главных и второстепенных. Для наличия состава конкретного преступления необходимо наличие всех образующих его элементов. Отсутствие любого элемента ведет к отсутствию данного составам в каком бы звене, следовательно, ни произошел разрыв, цепь рассыпается. В этом (и только в этом) смысле все элементы одного и того же состава преступления равны; они равно необходимы для наличия конкретного состава преступления.

Элементы состава, таким образом, образуют грань, отделяющую преступное и наказуемое от неприступного и ненаказуемого. Эта особенность элементов состава преступления, бесспорно, придает им значение некоторых не только реальных, но и формальных граней, лежащих на пути к возбуждению уголовного преследования и применения наказания: доказано наличие элементов состава – уголовное преследование обоснованно, отсутствует хотя бы один из элементов состава – уголовное преследование исключается.

Было бы, однако, глубоким заблуждением на этом основании делать вывод, что здесь при оценке элементов состава социалистическое правосудие в какой-либо мере порывает с материальной конструкцией преступления и материальной – в условиях конкретной обстановки – оценкой преступления. Напротив, как при анализе общественно опасного деяния в целом, так и при анализе отдельных его элементов социалистическое правосудие неизменно исходит из оценки действия в его реальном жизненном содержании.

Только реальная жизненная оценка отдельных элементов состава преступления обеспечивает правильное понимание состава в целом.

Вопрос о материальной оценке элементов состава преступления заслуживает самостоятельного рассмотрения; оно непосредственно связано с материальным определением преступления.

Глава шестая Понятие преступления и элементы состава преступления

Интересы правильной квалификации преступных действий, квалификации, играющей весьма значительную роль в деле укрепления социалистической законности, требуют верного понимания и четкого анализа отдельных элементов состава преступления.

Состав преступления, как подробно было развито выше, слагается из отдельных элементов, образующих в совокупности общественно опасное преступное действие. Как без наличия состава не может быть речи о преступлении, так без наличия требуемых законом элементов не может быть речи о составе. Правильное понимание элементов состава есть поэтому необходимое условие правильной квалификации преступных действий и, следовательно, необходимое условие борьбы за укрепление социалистической законности.

Законность ни коим образом не может быть противопоставлена целесообразности. Поэтому недопустимо отступление от указаний закона и, следовательно, от описанных в законе элементов состава преступления во имя так называемой «целесообразности». Высшая целесообразность находит свое выражение в исполнении советских законов, в укреплении социалистической законности.

Вместе с тем необходимо учесть следующее. Материалистическая диалектика обязывает к изучению и оценке явлений в конкретных условиях места и времени. Этому требованию марксистской методологии, положенному в основу всех научных дисциплин и теоретических исследований, в полной мере должна отвечать и деятельность государственных органов, в том числе и органов социалистического правосудия.

Конечно, определения уголовного закона должны быть в величайшей степени ясны и точны: чем точнее в законе описаны элементы состава преступления, тем легче и лучше исполнять закон. Но точность составов и конкретность его элементов отнюдь не требуют включения в закон указаний, заранее формально связывающих судью в такой мере, что он оказывается лишенным права и возможности учитывать конкретные особенности каждого дела.

В огромном большинстве случаев фактические признаки преступления – элементы его состава («покупка» и «продажа», «заведомо ложные измышления», «уничтожение и повреждения» и т. д.) четко указаны в законе, и задача суда заключается лишь в проверке и установлении того, имел ли место в действительности предусмотренный законом факт. В более сложных случаях суд при решении этого вопроса – вопроса факта – прибегает к помощи экспертизы.

Наряду с этим, однако, среди элементов состава, при помощи которых законодатель описывает конкретные преступные деяния, имеются и такие, содержание которых закон намеренно определяет в более общей форме. К такого рода элементам состава могут быть отнесены, например, такие предусмотренные законом признаки, как «тяжкие» последствия, «крупный» ущерб, «злостность» и т. п. Эти указания закона в системе социалистического уголовного права исполнены глубокого смысла: они непосредственно связаны с общими требованиями марксистской методологии – требованиями материалистической диалектики – оценивать явления в конкретных условиях места и времени. Поэтому раскрывать содержание таких элементов необходимо лишь на основе учета всех обстоятельств конкретного дела, которые законодатель предусматривает лишь в общей форме с тем, чтобы судья мог установить их наличие или отсутствие на конкретном материале рассматриваемого дела.

Советский закон не только предоставляет право суду в этих случаях решить вопрос о наличии или отсутствии того или иного элемента состава путем оценки всех обстоятельств дела, но и вооружает его для этой цели весьма важным орудием – ст. 6 УК РСФСР.

Принципиальной политической и правовой основой для материальной оценки отдельных элементов состава преступления служит материальное определение советским законом того общего понятия, раскрытию которого служат элементы состава, – понятия преступления.

Об этом говорит закон, об этом говорит судебная практика.

Указ Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г., направленный к охране социалистической собственности, повышает уголовную ответственность за крупное хищение социалистического имущества: наличие хищения в «крупных размерах», – как известно, существенно меняет квалификацию хищения и повышает его наказуемость.

Однако при всем значении этого элемента состава – крупного хищения – Указ от 4 июня 1947 г. не устанавливает его формальных граней (хищение на сумму свыше 10 тысяч или 20 тысяч и т. п.), как не приводит и Указ об ответственности за мелкие хищения государственного и общественного имущества от 10 января 1955 г. формальных граней мелкого хищения (до 100 руб., до 1000 руб. и т. п.)[14]. Советский закон не дает цифрового уточнения суммы похищенного, ибо одной цифрой похищенного, при всем ее значении, еще не всегда определяется степень общественной опасности содеянного, образующей существо каждого преступления. И в этом отнюдь не проявляется разное понимание закона и еще менее разная законность – калужская и рязанская; напротив, именно в этом проявляется единое применение закона, основанное на материальной оценке явлений, диктуемой материальным определением преступления. В этом нет своеволия судьи и в этом не только его право – в этом и его обязанность, предусмотренная законом: закон не раскрывает в цифрах значения «крупного» именно для того, чтобы суд это сделал на основе всесторонней оценки конкретного материала.

В этом отношении весьма показательно определение Транспортной коллегии Верховного Суда СССР от 25 октября 1955 г. по делу В. и Г. Они были осуждены Новосибирским линейным судом по Указу от 4 июня 1947 г. за то, что, работая шоферами ремонтно-восстановительного поезда на станции Издревая Томской железной дороги, 28 февраля 1955 г. по сговору между собой похитили из гаража шесть рулонов толя, вывезли толь на автомашине, закрепленной за Г., и продали его за 100 руб., а вырученные деньги израсходовали на спиртные напитки.

Г., помимо этого, используя в корыстных целях закрепленную за ним автомашину, вывез на ней шлак и продал его за 80 руб.

Главный транспортный прокурор внес протест, в котором указывал на неправильность применения к В. и Г. ст. 2 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. и считал возможным действия осужденных квалифицировать как мелкое хищение государственного имущества. Однако Транспортная коллегия Верховного Суда с протестом прокурора не согласилась. В своем определении по делу Г. и В. Транспортная коллегия указала:

«Ознакомившись с делом, Коллегия считает, что протест Главного транспортного прокурора не подлежит удовлетворению. В протесте ставится вопрос об изменении квалификации преступления осужденных только исходя из стоимости похищенного толя, без учета других обстоятельств совершенного преступления. Такую постановку вопроса нельзя признать правильной.

По делу установлено, что Г. и В. совершили хищение толя по предварительному сговору, заранее подготовив грузовую автомашину, на которой они вывезли кровельный толь. Хотя стоимость похищенного толя и составляет 172 р. 50 к., однако хищение такого количества строительного материала нельзя признать мелким, наказуемым по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 10 января 1955 г.».

Таким образом, Верховный Суд при квалификации хищения считает неправильным исходить только из стоимости похищенного «без учета других обстоятельств совершенного преступления». Это указание Транспортной коллегии Верховного Суда в полной мере основано на требованиях закона[15].

Вынося приговор, суд руководствуется на основе ст. 45 УК РСФСР:

«а) указаниями Общей части настоящего Кодекса;

б) пределами, указанными в статье Особенной части, предусматривающей данный вид преступления;

в) своим социалистическим правосознанием, исходя из учета общественной опасности совершенного преступления, обстоятельств дела и личности совершившего преступление»[16].

Закон предписывает суду в п. «в» ст. 45 не в общей форме руководствоваться своим «социалистическим правосознанием», а исходить «из учета общественной опасности совершенного преступления, обстоятельств дела и личности совершившего преступления». Следовательно, социалистическое правосознание – не «усмотрение» буржуазного судьи, творящего классовое правосудие: социалистическое правосознание должно покоиться на реальных фактах, на учете всех обстоятельств дела.

В этих законом предписанных пределах советский судья может и должен производить материальную оценку элементов состава преступления в конкретных условиях места, времени и всей обстановки совершенного преступления. Судебная практика идет именно этим путем.

В этом плане заслуживает особого внимания судебная практика по применению Указа от 10 июля 1940 г. «Об ответственности за выпуск недоброкачественной или некомплектной продукции и за несоблюдение обязательных стандартов промышленными предприятиями». Указ, как известно, вводит три элемента состава, характеризующие и ограничивающие круг субъектов, могущих нести ответственность за выпуск недоброкачественной продукции: эту ответственность по прямому указанию закона могут нести лишь директор предприятия, главный инженер, начальник ОТК. Верховный Суд с полным основанием неоднократно отмечал, что круг лиц, указанных в законе, не может подлежать распространительному толкованию. Так, в определении Уголовно-судебной коллегии от 18 декабря 1940 г. указано:

«К. признан виновным в том, что, работая на маслозаводе мастером-лаборантом, он в июле месяце 1940 года выпустил 179 кг сливочного масла с нарушением установленного стандарта (с пониженной жирностью).

Приговор подлежит отмене по следующим основаниям.

Указ от 10 июля 1940 г. к К. применен неправильно, так как в числе перечисленных в Указе должностных лиц, ответственных за выпуск недоброкачественной и некомплектной продукции, не указана та категория работников, к числу которой относится К.; поэтому он по Указу от 10 июля 1940 г. не мог быть осужден».

Таким образом, Верховный Суд с полным основанием не считает возможным привлекать к ответственности за выпуск недоброкачественной продукции лиц, не перечисленных в Указе от 10 июля 1940 г.; тем поучительнее, что в самом понимании названных категорий должностных лиц (директор, главный инженер, начальник ОТК) Верховный Суд исходит всецело не из формальных номенклатурных показателей, а из материальной оценки фактически исполняемых лицом обязанностей.

Формальное толкование элементов состава, характеризующих субъекта выпуска недоброкачественной продукции, было отвергнуто постановлением Пленума Верховного Суда СССР от 30 сентября 1949 г., указавшего:

«Некоторые же суды, неправильно и формально толкуя закон, полагают, что Указ от 10 июля 1940 г. не распространяется на тех руководящих работников предприятий, которые, выполняя по существу указанные функции, носят иное должностное наименование. Исходя из такой ошибочной точки зрения, суды не применяют Указа в тех случаях, когда, например, руководитель предприятия именуется не директором, а начальником; когда предприятием руководит председатель промысловой артели; когда на предприятии функции главного инженера выполняет технорук или заведующий производством; или когда под иным наименованием выступает должностное лицо, фактически выполняющее обязанности начальника отдела технического контроля. Такая неправильная практика, основанная на формальном толковании закона без учета его политического содержания, ведет к необоснованному освобождению от ответственности лиц, виновных в выпуске недоброкачественной продукции».

В связи с этим Пленум Верховного Суда СССР дал судам руководящее указание, в котором предложил судам привлекать к ответственности по Указу от 10 июля 1940 г. не только директоров, главных инженеров и начальников отдела технического контроля, виновных в выпуске недоброкачественной продукции, но «также лиц иных должностных наименований, фактически выполняющих функции указанных должностных лиц».

Таким образом, согласно постановлению Пленума Верховного Суда, лица, формально не занимающие должности директора, главного инженера или начальника ОТК и, следовательно, формально не отвечающие признакам, характеризующим круг субъектов, могущих нести ответственность по Указу от 10 июля 1940 г., тем не менее, подлежат этой ответственности, ибо, не именуемые директорами, главными инженерами или начальниками ОТК, они фактически исполняют обязанности этих лиц. С другой стороны, суд не находит состава преступления в действиях лиц, которые формально хотя и состоят в соответственной должности, но фактически обязанностей по этой должности не исполняют.

Так, народный суд 2-го участка Шахтинского района г. Караганды в июле 1952 г. вынес оправдательный приговор по делу Л., начальника вентиляции шахты.

Л. обвинялся в том, что в нарушение своих прямых обязанностей не контролировал работу и качество обслуживания вентилятора в скиповом стволе, чем были созданы условия для устойчивости и концентрации газа метана, приведшие 1 апреля 1952 г. к его вспышке.

Суд установил, что Л. с 16 марта 1952 г. по 1 апреля 1952 г. (включительно) выполнял другую работу, а именно, был отозван в стройуправление для разработки шахстрой-финплана. Его же трудовые функции как начальника вентиляции шахты исполняли начальник шахты и начальники участков, которые должны были руководить и контролировать работу вентиляционной системы шахты.

Ясно, что при таких обстоятельствах Л. не должен отвечать за нарушение пыле-газового режима на шахте, повлекшее вспышку газа метана, ибо к этому нарушению он фактически не причастен[17]. В этом материальном понимании указаний закона нельзя усматривать распространительного или ограничительного толкования: здесь не расширяется и не суживается, а раскрывается подлинный смысл закона. Эти указания Верховного Суда имеют глубокое принципиальное значение и должны в полной мере учитываться теорией и судебной практикой в интересах укрепления социалистической законности.

С другой стороны, вызывает серьезные сомнения толкование Пленумом Верховного Суда понятия «выпуск». Действительно, в постановлении Пленума от 30 сентября 1949 г. указано судам, что «под выпуском продукции следует понимать как сдачу продукции заказчикам, так и случаи, когда продукция прошла отдел технического контроля и окончательно оформлена к сдаче». С таким расширяющим требование законом «выпуска» продукции согласиться нельзя. Указание закона четко и ясно: необходим выпуск недоброкачественной продукции, иначе нет состава ст. 128-а. И столь же ясно, что пока продукция находится на предприятии, она не выпущена.

Заслуживает также внимания правильное понимание состава ст. 156 УК РСФСР, предусматривающей ответственность за оставление в опасности. Статья 156 УК РСФСР устанавливает ответственность за оставление в опасности при наличии двух условий: 1) возможности помочь и 2) обязанности помочь. Первое условие не вызывает затруднений. Суд без труда установит, была ли возможность помочь пострадавшему. Сложнее второе условие: в каких случаях лицо обязано помочь. Не может вызвать сомнений, что эта обязанность имеет место во всех случаях, когда особые взаимоотношения или профессия ставят одно лицо в положение обязанного иметь заботу о другом (врач, проводник, няня и т. п.). Сложнее положение, когда этих особых взаимоотношений не существует. Можно ли в общей форме утверждать, что обязанность в смысле ст. 156 УК РСФСР немыслима вне этих взаимоотношений? Обратимся к следующим примерам.

Двое товарищей А и Б едут по уединенной дороге на велосипедах из колхоза в город. По дороге один по неосторожности налетает на дерево и падает. При падении получает тяжелое увечье – перелом ноги и ранение головы. Его попутчик Б торопится в город; оставив А без помощи лежать на месте аварии, Б уезжает. Имеется ли в действиях Б состав оставления в опасности, предусмотренный ст. 156 УК РСФСР? Б не проводник, не нянька и не врач. У него поэтому нет специальной правовой обязанности помогать А. Но нужно ли отсюда сделать вывод, что в конкретной обстановке поездки и падения А не лежит обязанность (не только моральная, но и правовая) помочь А? Материальное понимание обязанности как элемента состава преступления, предусмотренного ст. 156 УК РСФСР, обосновывает положительное решение этого вопроса: обязанность может возникать и из конкретных обстоятельств дела, из конкретных действий лица. Обратимся к другому примеру: А и Б, прекрасные пловцы, на лодке выезжают на середину реки и замечают тонущего человека, зовущего на помощь. Они имеют полную возможность помочь утопающему. Но они – не работники спасательной станции. Могут ли они на этом основании быть признаны свободными от обязанности в смысле ст. 156 УК РСФСР помочь утопающему? Кажется обоснованным и здесь материальное понимание обязанности, возникающей и обоснованной особыми обстоятельствами конкретного дела. Социалистическое правосознание советского судьи, решающего вопросы поведения и ответственности советских граждан, то есть граждан – товарищей, казалось бы, должно источник обязанности видеть не только в специально принятых на себя лицом обязательствах, но и в отдельных, конечно, ограниченных случаях, и в особой создавшейся обстановке.

Таким образом, не только при анализе и оценке преступления необходимо исходить из его материального содержания как общественно опасного действия. Этот важнейший принцип социалистического правосудия должен учитываться и при анализе и оценке состава преступления и его отдельных элементов; к пониманию состава преступления в целом и пониманию его отдельных элементов должен быть один и тот же подход, диктуемый понятием преступления как общественно опасного действия.

Необходимо отметить, что в одном из важных актов последнего времени – Указе Президиума Верховного Совета Союза ССР от 17 сентября 1955 г. «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.», в п. 7, предусмотрена также в общей форме ответственность советских граждан, находящихся за границей, за «тяжкие преступления против Советского государства», причем разрешение вопроса о том, какие преступные действия против Советского государства являются «тяжкими», предоставлено законом суду.

Глава седьмая Классификация составов преступления

Состав преступления – понятие родовое. Как всякое родовое понятие состав преступления может распадаться и распадается на отдельные виды. Правильная классификация составов преступления – одно из важнейших условий правильного решения всей проблемы о составе преступления и один из ценных путей к правильному применению закона.

Для правильного решения вопросов классификации составов преступления необходимо, прежде всего, отвергнуть различение объективного и субъективного составов. Такое различение находится в полном и явном противоречии с учением о составе преступления как о совокупности всех – и субъективных, и объективных – элементов преступного действия. Правильно указывает проф. А. А. Герцензон, что «состав преступления в советском уголовном праве включает в себя как объективные, так и субъективные признаки в их неразрывной связи и взаимодействии»[18]. При этом понимании различение субъективного и объективного состава является не формой классификации составов, а попыткой расчленить, расколоть единое понятие состава на два отдельных состава – объективный и субъективный[19]. В действительности можно говорить о субъективных и объективных элементах состава, но двух составов – субъективного и объективного – в одном преступлении быть не может: одному конкретному преступлению всегда соответствует единый состав.

Неправильным является также различение общего и специального состава. Ошибочное различение общего и специального состава проводилось почти всеми дореволюционными криминалистами– авторами учебников уголовного права. Такого различения придерживались проф. Кистяковский, Таганцев, Белогриц-Котляревский, Пусторослев и др.[20]

В действительности при анализе состава преступления задача заключается не в установлении его общих или специальных элементов. Состав один и не может быть расчленен на два состава – общий и специальный. Там, где имеется состав преступления, неизменно встает вопрос об уголовной ответственности и наказании. Содержатся ли эти черты в том, что ряд авторов называет «общим» или «абстрактным» составом, в отличие от состава конкретного или специального? Общий состав уголовной ответственности за собой не влечет и влечь не может.

Представляя собой совокупность элементов конкретного преступления, состав не может ни в одном своем «роде» или «виде» быть общим. Состав преступления всегда реален, всегда конкретен.

В действительности за термином «общий» (или «абстрактный») состав скрывается не классификация составов, не отдельные виды составов преступления, а совершенно иное – общее понятие состава: подобно тому, как преступление может быть определено в общей форме как общественно опасное, противоправное и виновное действие и в конкретной форме – как кража, убийство и т. д., так и состав преступления может быть определен в общей форме как совокупность элементов преступного действия и в конкретной – как совокупность элементов убийства, кражи и т. д. И подобно тому, как неверно было бы утверждение, что преступление бывает двух родов – общее и специальное, – столь же ошибочно утверждать, что составы бывают двух родов – общий и специальный, или абстрактный. Здесь, таким образом, смещены два различных понятия: понятие общего состава и общее понятие состава преступления.

Если в отмеченном выше различении субъективного и объективного составов преступления выражаются попытки искусственного расчленения единого понятия состава, то в различении общего и специального состава делается попытка искусственно расчленить конкретный состав путем выделения из него общего состава. Так как состав преступления и един, и конкретен, то обе отмеченные попытки классификации составов преступления классификации составов вообще собой не представляют и представлять не могут.

Отсюда необходимо сделать следующий вывод: предметом классификации должны и могут служить лишь составы преступлений в их единственно мыслимой форме – в форме составов конкретных преступных деяний.

Необходимо отметить и другое. Порой делается попытка из общей массы составов выделить особую группу так называемых «усеченных» составов. В качестве примера деликта с усеченным составом фигурирует обычно ст. 154 УК РСФСР, карающая самое склонение к сожительству лица, материально или по службе зависимого, хотя бы сожительство и не имело места. Выделение «усеченных составов» основано на явном недоразумении и способно вести к серьезным ошибкам судебной практики. Состав всегда един и всегда «полон» теми конкретными элементами, из которых он по закону слагается. Отсутствует один из этих элементов – нет состава; имеются все элементы – имеется всегда «весь», «полный» состав. Половинчатого, частичного, «усеченного» состава быть не может. Совершенно также решается вопрос о конструкции ст. 154 УК РСФСР; если доказано: 1) склонение, 2) к вступлению в половую связь, 3) лица, материально или по службе зависимого, то имеется полностью «весь», а не усеченный состав. Если какого-либо из названных трех элементов нет, – нет и состава.

Говоря об усеченном составе, авторы, видимо, стремятся лишь подчеркнуть, что для состава ст. 154 УК РСФСР нет необходимости в фактическом вступлении в половую связь. Но это ясно из самого текста закона, описывающего состав этого преступления.

Если же следовать приведенному различию и признавать «усеченными» все те составы, которые, по мнению некоторых теоретиков, не содержат всех элементов состава, то пришлось бы объявить усеченным составом и «угрозу», предусмотренную ст. 731 УК РСФСР, и даже злоупотребление властью, которое могло привести, но не привело к вредным результатам, и многое другое. Столь же лишено основания мнение, будто существуют «усеченные» составы в том смысле, что отсутствует не последствие, а какой-то иной элемент состава, кажущийся авторам для данного состава нужным.

Далее, предположение о существовании «усеченных» составов логически предполагает существование какой-то средней нормы составов, ниже которой, очевидно, и опускается так называемый «усеченный состав», а с другой стороны, и существование, так сказать, «переполненных» составов, в которых количество элементов превышает «норму». Однако хорошо известно, что никаких средних «нормальных» составов не существует и существовать не может: как не существуют и составы с «переполнением» элементов. Состав преступления таков, каким он описан в законе[21].

Можно отыскать значительное количество оснований для классификации. Некоторые из них в известной мере не лишены интереса. Так, например, можно различать составы, предполагающие умышленную вину, и составы, элементом которых является вина неосторожная; или составы, предполагающие положительный акт, и составы, элементом которых является бездействие. Однако такого рода «классификация» на деле выражалась бы или в простом перечне статей, предусматривающих те или иные составы, или в механической группировке составов по указанным признакам (составы, требующие умысла, составы, требующие неосторожности, и т. д.). Между тем задача классификации – вскрыть и рассмотреть некоторые существенные черты, характеризующие определенные группы явлений в интересах их лучшего понимания.

В уголовных кодексах капиталистических стран принято делить все составы преступлений на две или три группы. Так, французский Уголовный кодекс 1810 г. различает три вида преступления: преступление, проступок и нарушение; швейцарский Уголовный кодекс 1937 г. – два вида: преступления и проступки. Русское дореволюционное Уголовное Уложение 1903 г. различало три вида наказуемых деяний: тяжкие преступления, преступления и проступки. Проникнутое в интересах осуществления классового правосудия формализмом (формальное определение преступления, формальные грани приготовления и покушения, формальное разграничение ответственности соучастников) буржуазное законодательство ввело двойное и тройное деление преступления по формальному признаку – по санкции, угрожающей за те или иные группы преступлений. Так, Уголовное Уложение 1903 г. к тяжким преступлениям относило преступные деяния, за которые в законе определены как высшее наказание – смертная казнь, каторга или ссылка на поселение; к преступлениям – преступные деяния, за которые в законе определены как высшее наказание – заключение в исправительном доме, крепости или тюрьме, и, наконец, к проступкам – преступные деяния, за которые в законе определены как высшее наказание – арест или денежная пеня. В известной мере, конечно, деление всех преступных деяний на тяжкие преступления, преступления и проступки отражало большую или меньшую опасность для господствующих классов преступных деяний, отнесенных к категории тяжких преступлений. Но какой бы то ни было классификации и составов преступлений здесь усмотреть нельзя: здесь лишь формально разграничены – по признаку санкций – отдельные группы преступных деяний. Всецело покоящиеся на материальном понимании преступления и материальной конструкции всех институтов уголовного права советское уголовное право последовательно не знает деления преступных деяний на тяжкие, менее тяжкие и проступки.

Как известно, все составы преступлений описаны и собраны в Особенной части. В связи с этим одной из важнейших задач является классификация составов как основа надлежащего построения системы Особенной части.

Другие виды классификации должны быть построены на учете конкретных черт составов, характеризующих, с одной стороны, их общественную опасность, с другой – их юридическую структуру. Таким образом, необходимо различить три вида классификации составов: 1) классификация составов как основание для построения системы Особенной части[22] Уголовного кодекса, 2) классификация составов по степени общественной опасности охватываемых ими преступных действий и 3) классификация составов по их юридической структуре.

Классификация составов преступления как основание для построения Особенной части по существу представляет собой в известной мере[23] одновременно и классификацию составов по степени их общественной опасности: на первом месте предусмотрены наиболее общественно опасные государственные преступления, на втором – преступления против социалистической собственности и социалистической системы хозяйства и т. д. В настоящем разделе речь идет об ином – речь идет о различении отдельных более или менее опасных видов состава одного и того же преступления, например, убийства, телесных повреждений и т. д.

При классификации составов одного и того же преступления по степени их общественной опасности необходимо различать три их вида: 1) основной[24] состав, 2) состав более общественно опасный, 3) состав менее общественно опасный[25].

Действующее законодательство содержит много норм, могущих иллюстрировать это деление. Так, Уголовный кодекс предусматривает умышленное убийство в основной ст. 137 УК РСФСР; менее опасный вид умышленного убийства – убийства, совершенного в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, – в ст. 138 УК РСФСР; более опасный вид – ст. 136 УК РСФСР – убийство корыстное, из ревности, убийство общеопасным способом и др. Злоупотребление властью, превышение власти, бездействие власти и халатное отношение к исполнению служебных обязанностей: основные составы ст. 109–111 УК РСФСР, менее опасный вид этих преступлений – ч. 2 ст. 112, более опасный – ч. 1 ст. 112 УК РСФСР. Умышленные легкие телесные повреждения закон предусматривает в качестве основного состава в ч. 2 ст. 143 УК РСФСР, менее опасного вида – в ст. 144 и более опасного – в ч. 1 ст. 143 УК РСФСР.

Не все составы распадаются на указанные три вида. Многие составы не знают этих подразделений вовсе (например, ст. 128-в и др.). Очень многие составы распадаются по степени опасности на два вида – основной и более опасный (к составам последнего рода относятся ст. 74 УК РСФСР – хулиганство, ст. 128 УК РСФСР – бесхозяйственность, ст. 153 УК РСФСР – изнасилование, ст. 164 УК РСФСР – покупка заведомо краденого) или на основной и менее опасный вид (к такого рода составам относится, например, ст. 120 УК РСФСР – должностной подлог). В других случаях Уголовный кодекс предусматривает несколько видов менее опасных составов. Так, Уголовный кодекс знал два состава менее опасных видов кражи– пп. «а» и «б» ст. 162 УК РСФСР, ныне поглощенные Указом от 4 июня 1947 г.

При построении системы Особенной части Уголовного кодекса встает частный вопрос о построении отдельных частей той или иной статьи Кодекса. Действующий Уголовный кодекс не придерживается единой системы при конструкции отдельных частей. Так, в ст. 142 УК РСФСР и других статьях вторые части представляют собой более общественно опасные действия (тяжкие телесные повреждения, повлекшие за собой смерть). Статья 120 УК РСФСР, наоборот, во второй части предусматривает менее опасный вид подлога – бескорыстный подлог.

Правильной кажется система, при которой закон от менее опасных составов переходит к более опасным. Следовательно, вторые и последующие части должны предусматривать нарастающие по общественной опасности деяния.

Такова именно и конструкция Указа от 4 июня 1947 г. об уголовной ответственности за хищение социалистической и личной собственности и Указа от 10 января 1955 г.: в них более общественно опасные виды хищения предусмотрены во вторых частях.

В ряде случаев закон не выделяет специальных составов большей или меньшей общественной опасности, а в общей форме говорит о составах и санкциях при наличии смягчающих или отягчающих обстоятельств. Так, ст. 59⁸ УК РСФСР предусматривает возможность смягчения наказания за подделку и сбыт фальшивых денег «при смягчающих обстоятельствах». В других случаях Уголовный кодекс говорит, напротив, о повышении наказания «при особо отягчающих обстоятельствах». Таковы ст. 58¹¹ (контрреволюционный саботаж), 59³ (бандитизм), 59² (массовые беспорядки), 59³⁶ (разрушение или повреждение путей сообщения), 59^3г (нарушение работниками гражданской авиации служебных обязанностей), ст. 59⁶ (отказ или уклонение в условиях военного времени от внесения налогов), ст. 59⁷ (пропаганда или агитация, направленные к возбуждению национальной или религиозной розни), ст. 59⁹ (квалифицированная контрабанда) и другие статьи УК РСФСР. Особенность конструкций составов со ссылкой на смягчающие или отягчающие признаки даны не конкретно (например, при наличии промысла, как это имеет место в ст. 164 УК РСФСР), а в общей форме: установление конкретного содержания смягчающих или отягчающих обстоятельств всецело предоставлено суду. В этих именно случаях законодатель не выделяет более или менее опасного вида состава в самостоятельную норму, а ограничивается ссылкой на смягчающие или отягчающие обстоятельства в санкции.

Весьма сложной, но вместе с тем весьма важной для понимания природы составов преступления в социалистическом уголовном праве является классификация составов по их конструкции. Законодатель при конструкции состава, – и это особенно важно учесть при разработке нового Уголовного кодекса, – пользуется различными методами. Чтобы систематически изучить эти методы и тем самым обеспечить правильное применение советского закона, необходимо прежде всего различать составы: 1) простые и 2) сложные.

Далее внутри групп простых и сложных составов необходимо различать подгруппы, отличающиеся каждая своими специфическими чертами.

Среди составов простых необходимо различать составы: 1) описательные и 2) бланкетные.

Язык закона всегда должен быть скупым, сжатым и точным. Эти требования находят свое прямое выражение в конструкции простых описательных составов: элементы таких составов описаны законом, но описаны с максимальной сжатостью и четкостью. Образцом простого описательного состава может служить состав незаконного лишения свободы, определенный ст. 147 УК РСФСР как «насильственное незаконное лишение кого-либо свободы», или состав клеветы, определенный ст. 161 УК РСФСР как «распространение заведомо ложных, позорящих другое лицо сведений». Возможны, конечно, трудности в понимании и истолковании элементов простого состава: так, например, требует внимательного анализа элемент «злостность» в простом описательном составе ст. 158 УК РСФСР – злостный неплатеж алиментов. Но эти трудности связаны не с законодательной структурой состава, а с неясностью употребленного законом термина или понятия (в ст. 158 УК РСФСР понятие «злостный»).

В конструкции всех описательных составов путь законодателя один: в самой уголовно-правовой норме содержатся элементы, характеризующие тот или иной состав. Иным путем идет законодатель в конструкции составов бланкетных.

Отличие бланкетных составов от описательных заключается в том, что в нормах, содержащих описание бланкетных составов, закон не дает определения преступления, а ограничивается ссылкой на другие нормы. Примерами бланкетных составов по действующему советскому законодательству могут служить ст. 105 УК РСФСР, устанавливающая уголовную ответственность за нарушение правил о торговле, ст. 59⁹ и 83 УК РСФСР, карающие контрабанду, ст. 59¹¹

УК РСФСР, предусматривающая нарушение монополий внешней торговли, ст. 100 УК РСФСР – нарушение акцизных правил или правил об особом патентном сборе, ст. 75³, 181 УК РСФСР и некоторые другие.

Поскольку бланкетные нормы не определяют состава преступления, это определение следует искать в тех законах и правилах, на которые ссылается бланкетная норма[26].

Так, при определении состава ст. 105 УК РСФСР необходимо исходить из содержания законов и правил, регулирующих торговую деятельность, при разрешении вопроса о наличии состава контрабанды – из определения этого преступления, данного в Таможенном кодексе СССР, и т. д. В приведенных примерах бланкетный характер имеет весь описанный в диспозиции состав. В других случаях бланкетным является не весь состав, а лишь отдельные его элементы: примерами таких составов может служить ст. 86 УК РСФСР, карающая «производство рыбного, звериного и других водных добывающих промыслов в морях, реках и озерах, имеющих общегосударственное значение, без надлежащего на то разрешения, либо в запретное время, либо в недозволенных местах и недозволенными орудиями, способами и приемами» (разрядка моя. – А. Т.).

Как видно из приведенного текста, значительное число элементов состава преступления, предусмотренного ст. 86 УК РСФСР, непосредственно описано законом; к этим элементам относятся: 1) производство добывающих промыслов, рыбного, звериного и других водных промыслов, 2) в морях, реках и озерах, имеющих общегосударственное значение. Но закон (ст. 86) не указывает, какое именно время, какие места и какие орудия являются «запретными». Ответ на эти вопросы и, следовательно, содержание этих элементов состава следует искать в специальных правилах, регулирующих производство рыбного, звериного и других водных добывающих промыслов. Таким образом, бланкетные составы разнообразны, в некоторых из них бланкетным является весь состав, в других – отдельные его элементы.

Разумеется, и бланкетные составы по содержанию своему порой очень сложны, поскольку они отсылают к другим нормам. Так, например, определение квалифицированной контрабанды, содержащееся в ст. 166 Таможенного кодекса СССР, довольно сложно[27]. Но здесь сложность определяется не структурой состава в диспозиции уголовного закона (ст. 59⁹ УК РСФСР), а редакцией этого закона (ст. 166 Таможенного кодекса СССР), на который в диспозиции содержится ссылка.

Простые составы порой выступают в законе соединенными в одной диспозиции. Так, в ст. 111 УК РСФСР соединены два простых состава – бездействие власти и халатность; в ст. 158 УК РСФСР – злостный неплатеж средств на содержание детей, а равно оставление родителями детей до их совершеннолетия без всякой поддержки.

Особенности соединенных составов практически выражаются в том, что для обоснования уголовной ответственности в этих случаях достаточно наличия любого из составов, указанных в диспозиции соответственной статьи Уголовного кодекса, например, халатности или бездействия, предусмотренных ст. 111 УК РСФСР.

Сложные описательные составы весьма часто встречаются в законе. Их анализ вместе с тем представляет наибольшие трудности, поскольку словесное выражение законодательной мысли в них осложнено рядом привходящих моментов. В интересах более тщательного изучения составов более сложной законодательной конструкции необходимо и среди них различать несколько групп.

Сюда относятся: а) альтернативные составы, б) составы с двумя действиями, в) составы с двумя формами вины, г) составы с двумя объектами. Обратимся к анализу первой группы – альтернативных составов.

Как подробнее было развито выше, для наличия состава каждого преступления необходимо наличие всех без исключения элементов, образующих по закону данный состав. Практическая важность различения особой группы альтернативных составов заключается в том, что здесь для обоснования уголовной ответственности нужно наличие не всех названных в законе элементов состава, а одних или других. Так, для наличия состава шпионажа, согласно ст. 586 УК РСФСР, достаточно или передачи, или похищения, или собирания с целью передачи сведений, являющихся по своему содержанию специально охраняемой государственной тайной. Аналогично ст. 78 УК РСФСР карает похищение, или повреждение, или сокрытие, или уничтожение официальных или частных документов из государственных учреждений, ст. 149 УК РСФСР – похищение, ил и сокрытие, или подмен чужого ребенка.

Альтернативные составы в тексте закона не всегда находят редакционное выражение в прямом указании – «или». Так, ст. 79¹ УК РСФСР устанавливает: «Хищнический убой и умышленное изувечение скота, а также подстрекательство к этому других лиц с целью подрыва коллективизации сельского хозяйства и воспрепятствования его подъему» караются лишением свободы с высылкой или без таковой. Здесь также по существу состав альтернативный: для ответственности по ст. 79¹ УК РСФСР достаточны хищнический убой, или умышленное изувечение скота, или подстрекательство к этому других лиц, хотя в тексте диспозиции указания «или» нет.

В приведенных случаях альтернативным является элемент состава, выражающийся в определенном действии – похищении, хранении, убое и т. д. В ряде других случаев альтернативным является наступление того или иного последствия. Так, ч. 1 ст. 59^3в УК РСФСР предусматривает в качестве элемента состава наступление одного из следующих последствий: повреждение подвижного состава или его уничтожение, или несчастные случаи с людьми, или несвоевременная отправка поездов и судов, или скопление на местах выгрузки порожняка, или простой вагонов и судов.

Альтернативными, наконец, могут быть не только действие и последствие, но и иные элементы состава. Так, в ч. 2 ст. 175 УК РСФСР альтернативно сконструированы: способ действия (путем поджога, затопления или каким-либо иным общеопасным способом); в ч. 2 ст. 58¹⁰ УК РСФСР обстановка преступления (при массовых волнениях или в военной обстановке, или в местностях, объявленных на военном положении); в ст. 149 УК РСФСР мотив преступления (с корыстной целью или из мести, или иных личных видов).

Наконец, альтернативно может быть указан и субъект преступления в тех случаях, когда речь идет о круге специальных субъектов[28]. Так, согласно ст. 95 УК РСФСР за ложное показание несут уголовную ответственность свидетель, эксперт или переводчик, по ст. 130 УК РСФСР за расточение государственного или общественного имущества – арендатор или уполномоченный юридического лица.

Необходимо также отметить, что в ряде случаев, особенно когда речь идет о составах более опасных преступлений, в качестве элементов, квалифицирующих ответственность, могут альтернативно фигурировать признаки различного значения, признаки, характеризующие объективную или субъективную сторону состава. Так, Указ от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственной и общественной собственности» повышает уголовную ответственность, если хищение социалистической собственности совершено группой или повторно, или в крупных размерах.

Во всех случаях, когда речь идет об альтернативных составах, для наличия состава преступления достаточно одного – любого из альтернативно указанных элементов. Так, для состава ст. 78 УК РСФСР достаточно любого из предусмотренных законом действий – повреждения или сокрытия, или уничтожения официальных документов.

Другую группу сложных описательных составов образуют составы, предусматривающие совершение не одного определенного действия и не альтернативно одного или другого действия, а совершение двух или более действий.

Известны случаи, когда преступления слагаются из нескольких актов, например, нанесение побоев, предусмотренное ст. 146 УК РСФСР. При классификации сложных составов преступления по признаку множественности действий речь идет о другом. Здесь отдельный акт, отдельное действие не образует состава (как, например, образует растрату или кражу каждый отдельный акт растраты или кражи); только совокупность предусмотренных законом действий, обычно по содержанию разнородных, способна образовать соответственный состав. Примером такого типа составов может служить ст. 107 УК РСФСР, карающая скупку и перепродажу частным лицам в целях наживы предметов широкого потребления или сельскохозяйственных продуктов. Для оконченного состава ст. 107 УК РСФСР недостаточна скупка или продажа: только сочетание обоих действий, обоих элементов – скупки и перепродажи – может при наличии других элементов образовать состав ст. 107 УК РСФСР.

Близкой по конструкции к этой группе составов является ч. 2 ст. 110 УК РСФСР, предусматривающая превышение власти, сопряженное с насилием против отдельных граждан. Здесь также для ответственности необходимо наличие обоих действий – превышения власти и насилия. Особенность ч. 2 ст. 110 УК РСФСР заключается лишь в том, что первое действие, согласно ч. 1 ст. 110 УК РСФСР, образует самостоятельный состав.

В составах с двумя действиями своеобразно решается вопрос о стадиях совершения преступления. Как известно, в составах обычного типа, характеризующихся наличием одного действия, вопросы приготовления, покушения и оконченного преступления решаются применительно к характеру и степени осуществления этого действия. Иное положение возникает в составах с двумя действиями: здесь одно оконченное действие может являться приготовлением к совершению соответственного преступления. Это положение можно иллюстрировать практикой применения ст. 107 УК РСФСР.

Как было отмечено выше, состав ст. 107 УК РСФСР предполагает наличие двух действий: 1) скупки и 2) перепродажи. Законченное первое действие – скупка – при отсутствии второго действия – перепродажи – при наличии всех других элементов состава, предусмотренного ст. 107 УК РСФСР, дает основание говорить об ответственности за приготовление к спекуляции по ст. 19 и 107 УК РСФСР.

По общему правилу, вина (умысел или неосторожность) в каждом составе всегда едина и единственна. В огромном большинстве случаев положение действительно таково: так, состав ст. 136 УК РСФСР (убийство) предполагает прямой умысел, состав ст. 128 УК РСФСР (бесхозяйственность) – неосторожную вину и т. д. Однако в некоторых составах – в этом именно их большая сложность– может быть отмечено наличие не одной формы вины, а двух: неосторожности плюс неосторожность или умысла плюс неосторожность. Эти составы немногочисленны в Уголовном кодексе, но они играют весьма значительную роль в судебной практике и требуют надлежащего анализа.

К этой группе состава должна быть отнесена, прежде всего, ст. 59^3в УК РСФСР. Состав, предусмотренный ст. 59^3в УК РСФСР, и логически, и фактически раскалывается на две части, как бы на две стадии: нарушение работниками транспорта трудовой дисциплины и наступление особо предусмотренных в законе последствий (крушение поезда, несчастные случаи с людьми и др.). Соответственно раскалываются и формы вины: вина в отношении нарушения дисциплины на транспорте и вина в отношении наступивших или возможных последствий[29]. Обратимся к следующим примерам.

Машинист Иванов видел, что семафор закрыт, и, тем не менее, не остановил поезда в надежде, что все обойдется благополучно. Однако произошло столкновение, и два вагона были разбиты. В этом примере умышленное нарушение трудовой дисциплины (намеренный проезд при закрытом семафоре) сочетается с неосторожным причинением вредных последствий (разбитые вагоны). Другой вариант: машинист, не осмотревшись надлежащим образом, не заметил, что семафор закрыт, поезда не остановил, и наступили те же вредные последствия. В этом втором случае неосторожное нарушение трудовой дисциплины сочетается с неосторожным причинением вредного результата. Таким образом, состав ст. 59^3в УК РСФСР при наступлении вредных последствий непременно предполагает две формы вины: умысел плюс неосторожность или неосторожность плюс неосторожность[30].

В приведенных примерах непосредственно и немедленно вслед за нарушением трудовой дисциплины наступают вредные последствия; однако такая последовательность отнюдь не характерна для составов, содержащих две формы вины. Напротив, в этих случаях действие и последствия – нарушение трудовой дисциплины на транспорте и ущерб транспорту – чаще всего разорваны во времени и в пространстве: например, плохой ремонт был произведен в январе 1940 г. в Серпухове, а крушение имело место в ноябре 1940 г. в Казани.

Социалистическому уголовному праву чуждо объективное вменение – вменение без вины. Однако редакция некоторых статей Уголовного кодекса может ошибочно служить поводом к недооценке этого важнейшего принципа социалистического уголовного правосудия. Учет конструкции сложных составов, элементами которых являются две формы вины, устраняет это недоразумение. Для иллюстрации этого положения обратимся к ст. 142 УК РСФСР.

Статья 142 УК РСФСР предусматривает умышленное тяжкое телесное повреждение. Часть 2 ст. 142 УК РСФСР повышает наказание, «если от такого повреждения последовала смерть». Закон при этом особо не упоминает о необходимости виновного причинения смерти лицом, умышленно нанесшим тяжкое телесное повреждение. Однако совершенно очевидно, что здесь при установлении ответственности за смерть, как и во всех случаях уголовной ответственности, необходима в силу ст. 10 УК РСФСР вина, необходимо виновное причинение смерти. Полную ясность в это положение и вносит учет того, что ч. 2 ст. 142 УК РСФСР представляет собой также сложный состав – состав с двумя формами вины: умышленное тяжелое телесное повреждение плюс неосторожное причинение смерти[31]. Отсюда практический вывод: если на стороне Иванова, умышленно нанесшего тяжкое телесное повреждение, нет неосторожного причинения смерти (Иванов умышленно нанес Петровой тяжкое телесное повреждение; по дороге в больницу карета скорой помощи столкнулась с грузовой машиной, и Петрова была убита), действия Иванова следует квалифицировать по ч. I ст. 142 УК РСФСР.

Совершенно такова же конструкция ч. 1 ст. 112 УК РСФСР: с одной стороны, действие (бездействие) – выразилось в превышении власти (бездействии власти) или халатном отношении к служебным обязанностям (здесь форма вины – умысел или неосторожность), с другой стороны, – развал центрального аппарата (форма вины – неосторожность). Таким образом, различение сложных составов содействует более правильному применению советских законов и, следовательно, укреплению социалистической законности.

Как будет развито ниже, объект посягательства получает различное родовое или видовое выражение в зависимости от того, идет ли речь об определенном роде посягательств (например, преступлении против личности), или конкретном их виде (например, оскорблении). В сложных составах, для которых характерно наличие двух объектов, положение иное: в них одно конкретное посягательство одновременно бьет по двум объектам, и в соответствии с этим один конкретный состав предполагает наличие двух разнородных объектов.

В качестве иллюстрации можно сослаться, прежде всего, на ст. 128-в УК РСФСР. Объектами в составе преступления, предусмотренного ст. 128-а УК РСФСР – обмеривания и обвешивания, являются, с одной стороны, интересы потребителей, с другой – интересы государства. Конечно, в социалистическом праве нет и не может быть противопоставления общегосударственных и индивидуальных интересов. Равным образом, бесспорно, что в некоторой мере каждое преступление есть посягательство на интересы государства. Однако особенность ст. 128-в УК РСФСР, определяющая сложную конструкцию ее состава, заключается именно в том, что здесь закон прямо указывает два объекта, «обворовывание потребителей и обман государства».

Эта особенность в конструкции состава преступления, предусмотренного ст. 128-в УК РСФСР, имеет большое значение для судебной практики. Обратимся к следующему примеру.

Колхозник Иванов, продавая на рынке ему лично принадлежащие овощи, обвешивал покупателей. В этом случае, бесспорно, имеется «обворовывание потребителей»; следовательно, имеется ущерб, нанесенный первому объекту, предусмотренному ст. 128-в УК РСФСР. Однако ст. 128-в УК РСФСР говорит об обворовывании потребителей и обмане государства. Так как колхозник Иванов являлся частным лицом, а не служащим государственной или общественной организации, то в его действиях обмана государства нет. В таком случае и квалифицировать преступление Иванова по ст. 128-в нельзя: в его действиях имеется состав мошенничества, предусмотренного ст. 169 УК РСФСР.

В этом же плане заслуживает внимания состав хулиганства, в котором также могут быть установлены два объекта. Так, постановление Пленума Верховного Суда СССР от 4 мая 1939 г. по вопросу о составе хулиганства указало: «Не допускать необоснованной квалификации как хулиганства таких действий, которые представляют собой преступления, предусмотренные другими статьями Уголовного кодекса. Нанесение побоев, тяжких или легких телесных повреждений, оскорбление должны квалифицироваться по соответствующим статьям той главы Уголовного кодекса, которая предусматривает преступления против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности (гл. VI УК РСФСР и соответствующие главы уголовных кодексов других союзных республик). Квалификация подобных действий по ст. 74 УК РСФСР может иметь место лишь в том случае, когда установлено, что эти действия совершены именно из озорства, в целях проявления явного неуважения к обществу, а не тогда, когда в их основе лежали мотивы, связанные с личными взаимоотношениями обвиняемого с потерпевшим».

Таким образом, Пленум Верховного Суда СССР с полным основанием и полной определенностью устанавливает, что для хулиганства недостаточно посягательства на личность; личность – лишь один из объектов, и только при наличии также и другого объекта, при одновременном причинении ущерба общественному правопорядку действия виновного надлежит квалифицировать как хулиганство по ст. 74 УК РСФСР.

Следовательно, учет особенностей конструкции некоторых составов, выражающихся в том, что в качестве элементов состава выступают не один, а два объекта, имеет непосредственное значение для судебной практики!

Сложные составы с двумя объектами не единичны в социалистическом уголовном праве. К таким составам, помимо хулиганства, обмеривания и обвешивания, должны быть отнесены разбой и вымогательство, объектами которых являются личность и имущество. Особенности этих составов могут привести к изменению системы распределения составов по отдельным главам Особенной части.

Таким образом, может быть намечена следующая классификация составов преступления:

Глава восьмая Классификация элементов состава преступления