Стоя перед политической картой мира, Язир Салафи видел не лоскутное одеяло государств прошлого, а пятна крови. Каждая страна истекала своим цветом. Оттенки красного, зеленого и желтого марали безупречность меридианов и параллелей, стекали по их тонким черным прутьям. От бывших Норвегии и Канады до мыса Доброй надежды и Патагонии – сплошные кровь, желчь и дерьмо.
Он обвел пальцем Сирию, проскользнул по северной границе Ирака, задержался на Персии. Нашел круглое бельмо, подписанное как «Тегеран». Столица. Мертвый город. Кровь Ирана – составитель карты придал ей неаппетитный коричневато-серый оттенок – навеки застыла в старых границах. Когда-то с родиной Язира считались. Дары земли и оружие помогали защищать плоды революции Хомейни. Когда они утратили значение? Кто прозевал судьбоносный момент?
Язир подцепил ногтем полоску скотча, удерживавшую карту на стене, и одним движением сорвал. Окровавленный мир полетел на пол. Останься у Язира зажигалка, он непременно сжег бы карту, но настоящие сигареты давно кончились, а вместе с ними исчезла и надобность в огне. Пламя-кормилец отправилось на помойку вслед за опустевшей пачкой.
Сунув в зубы блестящий стержень электронного вейп-стимулятора, Язир выпустил в воздух клубы ароматного пара. Рот наполнился сладковатой слюной. Говорили, что у миксов ощущения гораздо ярче, но Язиру хватало и простого утоления жажды дыма. От последней (и единственной допустимой) привычки так просто не отказываются.
Окна школы выходили во двор. Чтобы увидеть финальную точку долгого путешествия, Язиру пришлось подниматься на крышу. Его люди деловито вытаскивали из классов парты и стулья, заменяя их спальными мешками. При двери на чердак дежурил сын.
Язир назвал сына Шахидом, Мучеником. Шестнадцать лет назад, когда Шахид Салафи появился на свет, Иран еще держал оборону от волн беженцев-арабов, но всем было ясно, что поражение неизбежно. Арабы с одной стороны, Китай с другой, а в сетевом пространстве над истерзанной страной – корпорации, положившие глаз на персидские территории. У Шахида, сына военного и внука военного, не было иного пути, кроме мученического.
Отец и сын вышли в синий сумрак. Дневная жара спала, и огни Старой Москвы переняли власть у небесных светил. В ночи гигантский город оживал. Загорались неоновые вывески, улицы и проспекты наполнялись электромобилями, открывались бары, рынки, магазины-развалы и офисы китайских и американских корпораций. Язиру не было дела до Старой Москвы. Его цель, его химера маячила в просвете между двумя соседними многоэтажными домами. Небоскребы Ядра не меркли никогда, даже под солнцем, беспощадно выжигавшим землю в дневные часы. В темноте же они были прекрасны. Десятки шпилей, пронзавших небо, переливались всеми мыслимыми и немыслимыми цветами. Бегущие строки на русском, английском, арабском и китайском – каждый знак высотой в несколько этажей – приглашали воспользоваться услугами корпораций: приобрести имплант, чтобы встать в очередь на трансгражданство, или пополнить сетевой баланс.
Ядро Москвы было крупнейшим в Европе и ключевым для хищных китайских сетевых дельцов. Именно отсюда они распространяли незримые длани по Европе. Три высотных доминанты Ядра принадлежали самым влиятельным компаниям Поднебесной. «Ятсен», «Цзэдун» и «Цы Си» контролировались Партией и оставляли далеко позади частные корпорации.
– Которая из них, отец?
– Вон та, – Язир вытянул палец в сторону «Ятсен-Билдинг».
Шахид кивнул. Обсуждать было больше нечего.
– Когда?
– Завтра. Послезавтра. Дадим братьям отдохнуть.
– Оттянем агонию, – слишком по-взрослому возразил Шахид, поворачивая лицо к отцу. Овальный экран, заменявший юноше левый глаз, наполнился цифрами и иероглифами. Импланты, вживленные в мозг, считывали информацию, выбрасываемую в пространство «Ятсеном».
Правота Шахида обезоруживала. В тот день, когда Язир скомандует атаку, погибнут все бойцы. Нападение на корпорацию – смертный приговор, который с радостью приведут в исполнение полицейские-«ангелы» и миксы «Ятсена».
– Агония – для неверных, – сказал Язир, щелкая вейп-стимулятором. Электронное устройство помигало лампочками, сигнализируя о внесении в память образца слюны последнего пользователя, и перешло в режим ожидания.
– И для меня.
– Не надо об этом.
– Как прикажешь, отец.
Подозревать сына в неверии Язир начал давно. Война за выживание, взрастившая целое поколение отступников, отразилась и на Шахиде. Дети росли, зная, что «ангелы» служат вовсе не Аллаху, а огненным мечам предпочитают пулеметы и отравляющий газ, что трупы правоверных устилают все магистрали страны, а потери безбожников сводятся к единицам, что священная Мекка стерта с лица земли, а ответственные за ее разрушение до сих пор не нашли воздаяния. Благодатная почва взрастила небывалое количество еретических сект. Чистота тела, за которую столь рьяно боролся Язир Салафи, потеряла смысл в глазах многих мусульман, позволивших изуродовать плоть имплантами. Каждого из оскверненных ждал ад, но ад в тварной жизни пугал куда сильнее.
– Не хочу, чтобы расставание прошло… вот так, – промолвил после долгой паузы Шахид. – Мы прекрасно знаем, что не увидимся в раю и если я прав, и если ты прав. Мои импланты – мой выбор и моя жертва, отец.
Он слишком быстро вырос и одряхлел, подумал Язир. Уставший от жизни в шестнадцать лет, маленький старик с пустотой вместо сердца, медицинской сталью, вживленной в плоть, и вычислительной машиной, заменившей чувства… родная плоть и кровь.
– Что бы ты ни думал, я горжусь тобой.
Шахид тяжело вздохнул, посмотрел на «Ятсен-Билдинг», повернувшись к отцу профилем и тем самым скрыв биомеханическое уродство.
– Рад, что ты способен хотя бы на это.
Ослепляющее око солнца разверзлось прямо над шпилем башни. Испепеляющие лучи ласкали гладкие стены здания, заставляя кондиционеры в серверных работать на пределе возможностей. Возле одного из истерично сотрясавшихся вентиляторов застыл, прицепившись к тонированному стеклу, ангел. Повернув голову, он заглянул бы внутрь небоскреба, увидел бы суетливых китайских клерков, русских сетевых воротил, пришедших на поклон ко всемогущим сатрапам-управляющим «Ятсена», и бесправных, низведенных до рабского положения беженцев, нашедших спасение от голодной смерти в имплантировании. Китайцы не брезговали рыскать по Старой Москве, выбирая среди миксов наиболее крепких. Такие становились чернорабочими или операторами серверов. Самых везучих подключали к компьютерам напрямую, сливая сознание с сетью и замещая плотские потребности блаженным забытьем, а после – безболезненной смертью.
Ангел проверил состояние батарей. 80%, а до конца смены всего ничего. День прошел тихо, хотя почти каждый летний день не приносил стражам порядка особых проблем. Температура в полдень достигала пятидесяти пяти градусов, долгое нахождение под солнцем грозило болезненным ожогом, а в перспективе – раком кожи.
Нижние ярусы Ядра пустовали. По средним перемещались электромобили; ангел чувствовал, как сеть переключает магнитные потоки, чтобы не допустить столкновений. Его резервный поток был открыт. Закрыв естественный глаз, ангел мог с помощью импланта увидеть в воздухе плотную сетку. Составлявшие ее голубоватые линии означали направления, доступные для полета. Сейчас их было довольно много. Вечером и ночью, когда на пост заступит больше ангелов, а электромобили и прохожие займут собственные линии, для маневра останется не так много возможностей.
Ангел сорвался с наблюдательного поста. Сенсоры рассчитали траекторию, передав данные в сеть. За спиной раскрылись широкие крылья, запищали выстраиваемые скоростные линии. Полет прошел быстро. Ангел пронзил воздух, спланировав в магнитных потоках в строгом соответствии с запущенным в работу маршрутом, и приземлился на крышу ятсеновского общежития.
– Территория проверена на 99,9%, – сообщил в наушнике женский голос. Вспомогательный модуль ACM12 не считался искусственным интеллектом. В отличие от автономных программ, населявших сеть, ACM12 не работал без подключения к имплантам и следовал заложенным алгоритмам с максимальной точностью. В остальном его возможности ограничивались лишь рангом ангела.
99,9% практически не оставляли вероятности правонарушений. ACM12 фиксировали не только хакерские налеты или сбои в сети, но и самые банальные грабежи, убийства и вандализм. Показания тысяч камер агрегировались в краткий отчет и выводились в наушник ангела. Модуль ошибался редко. Обмануть камеры или провести скрытую атаку на сеть Ядра выходило и того реже.
– Доложить присутствие на улицах, – приказал ангел.
– Один объект. Дистанция сто двадцать метров.
Сто двадцать, подсчитал ангел, это практически под ним, совсем рядом с общежитием. Кому не сидится дома в такую жару?
– Вывести траекторию!
Он спикировал со стометровой высоты. У нижнего яруса магнитный поток мягко затормозил громоздкий корпус ангела, не дав разбиться об асфальт. Расправив крылья, ангел опустился перед прохожим.
Потенциальный нарушитель (кому же еще слоняться по Ядру днем?) прятался под слоями ткани. Из-под цветастых шарфов, скрывавших лицо, выглядывал только один глаз. Сканеры ангела показывали полное отсутствие запрещенных металлов. Медицинская сталь, сплавы мягких металлов, служивших для связи имплантов с нервной системой, олово для спайки. Де-юре чист. Но ангел не привык слепо следовать инструкциям. Само появление на улице днем служило веской причиной для подозрения.
– Предъявите документы!
Подозреваемый развел руки, показывая, что не понимает русского. Ангел повторил на английском и китайском. Безрезультатно. Четвертым популярным языком на просторах Старой Москвы был арабский – на нем говорили беженцы-мусульмане – но в Ядре его использование сводилось разве что к первичному обучению новоприбывших рабочих-миксов. «Чистых» мусульман, отказавшихся от имплантации по религиозным соображениям, в Ядро не пускали. Сеть фиксировала граждан центральной части мегаполиса по имплантам, а охранные системы уничтожали любого «чистого».
– Документы! – потребовал ангел на арабском.
– Ах да, прошу извинить!
Беженец поклонился и вытянул руку, зашипев от боли, когда солнце лизнуло смуглую кожу. Ангел положил палец на запястье подозреваемого, нащупывая магнитный считывающий имплант. Запустил в автономную систему бота ACM12 и долей секунды спустя получил отклик. Шахид Салафи. Иран. 16 лет. Импланты серые, без нотификации правительства и авторизации корпораций. Что и неудивительно, при такой-то фамилии.
– Цель посещения Ядра?
– Я ищу работу, господин, – униженно пробормотал Салафи. Он боялся, это было очевидно. Ангел понимал, что скорее всего является первым представителем органов городской охраны, которого видит беженец. Микс высочайшей категории: два центнера плоти и стали, две головы – каждая с синхронизированным под общие процессы мозгом, бронированный корпус, обшитые металлом белоснежные крылья, бронзовый гербовый орел на груди… чудовище, призванное внушать ужас одним своим видом.
– В такое время офисы по приему закрыты.
ACM12 пискнула в наушнике, но ангел уже знал, что юноша представляет собой приоритетную для исследования особь. Шахид Салафи попятился, готовясь пуститься в бегство, но страж Ядра предупреждающе погрозил пальцем.
– Пожалуй, вам стоит пройти со мной, – сказал ангел.
Каждый из миксов подключен к сети и потому несвободен. Хакеры-самоучки и бунтари городят защитные системы, которые не представляют стоящих загадок для специалистов корпораций. Даже примитивные охранные сканеры способны вычислить до девяноста пяти процентов запрещенных программ, связывающих личные сетевые протоколы миксов с серыми и черными серверами. Блок корпоративных и государственных поисковых процессов возможен, но нарушитель, способный его поставить, должен быть настоящим гением. По большей части подобные гении уже работали на «Ятсен», «Цы Си» или одну из американских корпораций, а те, кого не смогли сманить с черного пути деньгами и привилегиями трансгражданства, либо ушли в добровольное отшельничество, либо бесследно исчезли.
Шахид Салафи не походил на гения. Среди программ, запущенных на личных машинах, угнездившихся в его плоти, ангел распознал немало бесполезных и вирусных. Мальчишка не умел чиститься, наплевательски относился к сокрытию сетевой информации и по всей очевидности пользовался только жалкими крохами преимуществ подключения. Передавая Шахида офицеру службы безопасности «Ятсена», здоровенному бритому наголо китайцу с биомеханическими протезами вместо рук, ангел знал, что на улицу парня больше не выпустят. Даже если он сдаст отца, печально известного террориста, год за годом наносившего корпорации болезненные уколы, приговор китайцы не изменят. За участие в группе Салафи полагалась смерть.
Мальчишка сдался на милость «Ятсена» не просто так. Чтобы понять это, не требовалось много ума. У него был коварный план. Иранские хакеры могли разработать супервирус, который подослали в логово врага на двух ногах. В конце концов, Язир Салафи мог послать под именем сына смертника, начиненного не идентифицируемым ACM12 взрывчатым веществом. Ангел полагал, что последний вариант наиболее правдоподобен. Устраивая точечные взрывы, неуловимый иранец отправил на тот свет не одного ятсеновского функционера. Если подобное произойдет и в Москве, никто не заплачет, рассудил ангел. В «Ятсен-Билдинг» его полномочия как представителя российской власти завершались. Шахид Салафи стал проблемой ненавистной многим корпорации.
В мире, где сознание и компьютерный алгоритм слились воедино, главенствует логика. Все процессы Ядра – от перемещений в магнитных потоках до расчетов между стоматологом и пациентом – фиксируются и хранятся в файлах мощнейших серверов, где проходят тщательнейший двойной анализ.
Но любая, даже самая совершенная система, подвержена сбоям. Для «Ятсена» таким сбоем стал Язир Салафи. Для самого Салафи – сын. Или это было только видимостью?
Чэнь Далун встретил мальчишку лично и тут же велел сотруднику службы безопасности исчезнуть. От юного Салафи изрядно попахивало, и пожилой китаец приложил к носу рукав – жест, подсказанный генетической памятью, привычный поколениям мандаринов и придворных красавиц, заслонявшихся от зловония шелком цветастых халатов. Естественно, шелковую одежду Чэнь себе позволить не мог: насекомые, выделявшие драгоценную нить, вымирали. Их осталось так мало, что на халат из натурального шелка ушло бы месячное жалование шеф-интеррогатора московского отделения.
Марать Шахидом Салафи стул шеф-интеррогатор не стал. Угнездив свое худое тело в слишком широком и глубоком кресле, он жестом приказал допрашиваему стоять. Тот опустил голову, спрятал руки и подбородок в складках грязного балахона и не шевелился, пока в комнату не ввели переводчика. Чэнь отвратил лицо от Салафи и подставил морщинистую щеку проникавшему сквозь покрытое темной пленкой окно солнцу. К старости его стало тянуть к теплу. Металлические детали охлаждали тело, морозя в жилах ленивую кровь.
– Спроси у него, не готов ли он к сотрудничеству, но предупреди, что приговор в его отношении вынесен, и он может лишь облегчить тяготы казни, но не отменить ее.
Переводчик забубнил на арабском, но Салафи сразу же перебил его и начал быстро и горячо шептать что-то Чэню. Китаец не понимал ни слова, а переводчик не мог ввернуть в словесный поток мальчишки ни реплики.
– Он не готов рассказать о планах отца и не просит снисхождения, – опомнился переводчик, когда Салафи наконец замолчал. – Говорит, что устал и не хочет ничего, кроме забвения. Ругает вас и всю корпорацию самыми низкими словами.
– Запрети ему говорить, – устало ответил шеф-интеррогатор.
И интуиция, и опыт подсказывали Чэню, что мальчишка блефует. Забвение он мог обеспечить себе и сам, просто отключив разом все импланты. Шахид Салафи являлся ловушкой, но Чэнь не понимал, каким образом может в нее попасться и что за этим последует. Подумав, он нашел выход: сломать все правила затеянной Салафи игры прямо сейчас, в дебюте.
– Отведи его в камеру и отключи сеть, – сказал Чэнь, нажав на кнопку вызова охраны.
Судя по лицу мальчишки, решение было верным. Салафи никак не ожидал, что его даже не будут выслушивать. Естественный глаз испуганно округлился, рот изогнулся дугой, словно у капризного младенца. Он еще пытался что-то выкрикнуть, пока два микса с кистевыми имплантами вытаскивали его из кабинета, но в коридоре сдался и замолчал. Выведя на линзу изображения с камер, установленных на пути к лабораторным камерам, Чэнь Далун ждал, не появится ли на щеке Салафи слеза, но так и не дождался. Юный террорист быстро взял себя в руки и погрузился в апатию, чем вызвал у шеф-интеррогатора еще большие подозрения.
Чэнь набрал управляющую.
– Предлагаю уничтожить, – сказал он.
Ей не потребовалось пояснять, о ком шла речь. Управляющая знала все и всегда.
– Завтра. Я попросила доктора Сю снять показания с его устройств.
– Используйте отсоединенный контур.
– Я не вчера родилась, мастер Чэнь, – отрубила управляющая. Переговорный аппарат пискнул, связь прервалась.
– Как и Язир Салафи, – вздохнул шеф-интеррогатор, зная, что эти слова уйдут в пустоту.
* * *
Свадьбы до последнего дня свободы игрались по старым обычаям. Мужчины пировали за отдельным столом, бросая жадные взгляды на половину, отведенную женщинам. Жители общины Салафи соблюдали тонкий баланс между исконным целомудрием и всепоглощающей жаждой жить, получая от ускользающих дней, отмеренных наступлением врагов, грешные прелести. Язир слышал, что священники Тегерана и других больших городов бессильны перед охватившим обреченное государство развратом. Мародеры, грабившие брошенные магазины, и мужья, без утайки изменявшие супругам с женами соседей или шлюхами, были лишь предвестниками тотальной духовной нищеты. Чем ближе подбирались передовые отряды «Ятсена» и чем тоньше становились артиллерийские линии, сдерживавшие арабов, тем больше трупов скапливалось на улицах еще не охваченных войной городов. Персы с охотой вырезали друг друга, стремясь напоследок испробовать все, что было недоступно в мирной жизни. Именно поэтому Язир и придумал для сподвижников маленькие, но приятные поблажки. Сорвавшись в пучину безумия, они поставили бы под угрозу его авторитет.
Никто не умел говорить так красиво и вдохновенно, как Язир Салафи. На последней свадьбе он занял внимание гостей на добрых полчаса. Благословения супругам перемежались речами о предстоящих тяготах, тонкие шутки – глубокими, печальными фразами, моментально гасившими расцветавшие на устах улыбки. Некоторые гости уже изрядно захмелели. Вино – еще одно дозволение Салафи, оставшегося чистым перед Аллахом и не прикасавшимся к алкоголю – притупило чувства людей, но ослабило их разум перед натиском оратора. Язир безраздельно владел ими, и бросая об пол опустевший бокал, пожиная крики, полные обожания, он верил в успех, пил одну лишь воду, но все равно пьянел.
Та свадьба запомнилась еще и потому, что спустя пять дней Лайла родила Шахида. А еще через неделю Язир приказал сняться с места. Он повел общину на север.
Все шло хорошо, пока не появились первые «ангелы». Россия – вернее, то, что скрывалось под ее маской, – оберегала рубежи. Не свои, разумеется, но границы соседских стран, превращенных в буферную зону для грядущего арабо-африканского вторжения. Преследуемые сошедшим с ума солнцем беженцы допускались в северные страны ничтожными порциями, те же, кому выпала незавидная судьба отказников, выживали, как могли. На границе Ирана с Азербайджаном правил хаос. Порубежные земли были завалены трупами. Русские, азербайджанские и турецкие «ангелы» вкупе с любезно предоставленными «Ятсеном», «Цы Си» и «Цзэдуном» отрядами элитных миксов держали оборону от самых расторопных персов, сообразивших, что лишь на севере можно найти спасение.
Явившись на контрольный пост, Язир долго унижался перед одним из миксов, который в конце концов дал разрешение на проход сотни человек.
– Обязательным условием является имплантирование, – сказал микс.
На это Язир пойти не мог. Среди фетв кровавых дней, больше всего напоминавших попытки тонущего противостоять девятому валу, он выделял лишь одну. Сохранение тела в чистоте стало в его сознании ключом ко спасению души.
– Никто из моих людей не пойдет на это.
– Тогда вам крышка, – бесцеремонно ответил пограничник, заросший черной щетиной по самые глаза турок.
– Ради Аллаха, имейте милосердие! Со мной идут женщины и дети. За Кавказом всем найдется место. Вы же верующий?
– Конечно. Но вы шиит, Салафи; нам есть, что припомнить.
– А вы мните себя суннитом? Вы душегуб, вот вы кто! – взорвался Язир.
– Как будет угодно, – пограничник поскреб жирную щеку и начал выгрызать из-под ногтя грязь. – Но власть здесь у меня, а не у вас. Захочу – пропущу вас, не захочу – оставлю на растерзание саудитским псам. Знаете, шейхи их не бросили. Ни собак, ни соколов. Кормят человечиной.
– Я пойду к китайцам.
– А кто вас пропустит?
– Вы обязаны!
– Ошибаетесь, Салафи. Но могу и передумать. Ненадолго и за разумную плату.
Это было неприкрытое вымогательство, и в былые годы Язир пошел бы жаловаться на наглого турка, но в военное время, перед лицом краха и смерти, приходилось играть по чужим правилам.
– Сколько?
Чистых беженцев транспортировали тайно. Погруженная в кибернетическую дрему с помощью шлемов виртуальной реальности сотня мужчин, женщин и детей нашла временное пристанище в вагоне отправляющегося на север запломбированного ятсеновского вагона. Составы китайских корпораций не останавливались и не досматривались: недоверие к могущественному соседу могло дорого обойтись России. Дороги Язир не помнил. Он лег на койку рядом с ложем Лайлы и крошечной капсулой Шахида, позволил подсоединить к вискам смазанные чем-то холодным и липким сенсоры и переместился в мир сети, обширный и порочный.
В сети Язир практически бездействовал. Дьявольские соблазны, поджидавшие там, были так же противны ему, как и идея о смешении плоти со сталью. Найдя в Google полную версию Корана с комментариями средневековых мудрецов, он восполнил от источника веры и нашел, что даже мир, отдавшийся во власть цифр и схем, не потерял прелести, если подходить его осмыслению правильно.
Покой, к которому он почти привык, сменился неожиданным сбоем в программе. Строчки, связанные в священные слова, погасли. Язир снял шлем и обнаружил, что находится не в вагоне. Вскочив с ложа, он осмотрелся. Белые стены, столы с медицинскими инструментами и стойкий запах спирта не оставляли сомнений: Язир находился в больнице. Иранец ощупал свое тело: нет ли где швов, означавших хирургическое вмешательство – и с облегчением выдохнул, убедившись, что остался чист.
Взяв со стола скальпель, Язир дернул неожиданно легко поддавшуюся дверь. Он определенно находился в здании: для поезда коридор был слишком длинным. Затворив дверь, иранец прочитал табличку на ней: «Язир Салафи. Подопытный 1». Под латинскими буквами чернели иероглифы – его имя на чужом языке. Отчаяние и страх наполнили сердце. Ринувшись вдоль точно таких же дверей, иранец видел на них имена друзей: тех, кого он вывел из горящей Персии лишь для того, чтобы отдать в лапы китайцев.
Палату Лайлы и Шахида пронумеровали пятидесятым номером, словно стремились разделить супругов рядом бездушных чисел. Дверь была заперта, но Язир ударил в нее ногой и бил, пока внутри не щелкнул замок. Сквозь образовавшуюся щелку иранец увидел лицо китайца и не долго думая полоснул по нему лезвием. Врач заорал. Новый пинок Язира вырвал из стены цепочку и поверг китайца на пол. Злость и отчаяния придали новых сил. Язир ворвался в операционную, добавив хирургу каблуком в висок. Черноволосая голова с глухим стуком впечаталась в металлический пол и уже не поднялась.
Лайла лежала на операционном столе со вскрытой грудью. Кислородная маска запотела от тяжелого дыхания, из разверстой раны торчали провода, под ребрами виднелись уже вживленные импланты. Над женой стоял второй хирург в форменном ятсеновском белом халате с алыми иероглифами; он сжимал щипцы. В попытке защититься от гнева иранца врач бросил свое нелепое оружие, но попал в плечо, а спустя секунду получил смертельную рану. Скальпель с легкостью вскрыл горло китайца, на лицо и одежду Язира хлынул красный поток. Булькая и хрипя, хирург попытался вцепиться в лицо убийцы, но тот отшвырнул конвульсирующее тело в сторону. В коридоре завизжала сирена. Время истекало.
– Прости, любимая, – сказал Язир. Поцеловал жену в лоб, сдернул с ее лица маску и вырвал из вен трубки с питательным раствором. Колыбель Шахида по счастью была в той же палате. Схватив сына, Язир бросился по коридору к стене возле своей комнаты, туда, где видел единственное окно. Вышиб его плечом и вывалился на асфальт, разбив лицо. Из носа брызнула кровь, из глаз – слезы. На его счастье на улице был день, так что китайцы оставались в помещениях. Под вой сирен и предостерегающие крики ятсеновских охранников Язир побежал, не разбирая дороги и почти ничего не видя. Споткнулся, упал, поранив Шахида. Сын заплакал.
– Стой!
Язир стиснул зубы.
– Стой, сдохнешь!
– Не дождетесь, – прорычал иранец. Сквозь слипшиеся веки он различил среди заливавших землю огненным дождем солнечных лучей забор с открытыми воротами, а за ним – силуэты зданий. Язир поднялся и побежал туда. За спиной раздался выстрел, но прицелиться под солнцем было ничуть не легче, чем в кромешной тьме, и пуля прошла мимо. Язир вырвался.
Задыхающиеся от жары южнорусские поселения наполовину обезлюдели, поэтому ни единого дня со времени побега Язир не провел без крыши над головой. Найдя подходящее укрытие, он забирался внутрь, ложился так, чтобы его не заприметили с улицы, но всегда на первом этаже, и засыпал. Маленького Шахида он кормил, чем придется: иногда воровал в магазинах козье молоко, вытеснившее с прилавков ставшее редкостью коровье, иногда – размятыми в руках фруктами, которые собирал по дороге, а однажды, когда добыть еды не вышло, – собственной кровью. В крупных городах порой находилась работа, за которую он просил не деньги, а пищу, но пребывая в уверенности, что «Ятсен» объявил награду за его выдачу, иранец не злоупотреблял предложениями.
Государство оставило провинцию на произвол судьбы. Ангелов задействовали либо в столице, либо на границах, так что за порядком на юге следили, в основном, мелкие сетевые корпорации полубандитского типа, либо вездесущие китайцы. Опекали далеко не всех. Сил, средств и желания хватало на местное население, с которого можно было собрать хотя бы минимальную дань за пользование сетью. А беженцы-мусульмане, которых удерживал на месте страх перед Москвой, становились легкой добычей красноречивого Язира.
Наметанный глаз выделял среди изгоев самых отчаянных или отчаявшихся, дальше следовали приглашение разделить хлеб, понимающие кивки во время жалоб на нелегкую судьбу, собственный рассказ-проповедь, заканчивавшийся неизменным выводом о каре, посланной разгневанным Всевышним, и расставание, в большинстве случаев недолгое. Вера давала людям минимальную надежду на достойную жизнь, и они цеплялись за нее с почти звериной жадностью. Обычно не проходило и двух дней, как очередной беженец присоединялся к быстро крепчавшей группе Салафи.
И чем больше последователей вливалось в ее ряды, тем ближе она подбиралась к Москве. В столице Язир совершил первое нападение – в одиночку, поручив Шахида на случай провала жене одного из сподвижников. Провала не последовало: агент «Ятсена», курировавший дела корпорации в Старой Москве, даже не понял, что произошло, когда найденная в оговоренном месте сумка разлетелась градом свинцовых обрезков и крупной охотничьей дроби. Подойдя к смертельно раненому врагу, иранец засунул в карман иссеченного взрывом пиджака письмо, которое начертал на сигаретной пачке. Война была официально объявлена.
* * *
В жизни Чэня Далуна даже в молодости было не так много радостей. Трудясь на благо семьи (не своей: высшим чинам корпораций запрещалось иметь жен и детей), он заработал лишь больную спину и полное разочарование в людях. Сестра не общалась с Чэнем, несмотря на то, что половину жалования он по доброй воле отдавал ей. Для добрых отношений с коллегами интеррогатор был слишком жесток и холоден. Перед начальством и Партией он никогда не лебезил, поэтому перевод в Россию не стал неожиданностью. Покидая Китай, Чэнь надеялся на лучшее, но глубоко ошибся. К отчаянной тоске по родному Гуанчжоу в Москве прибавились проблемы со здоровьем. Старея, Чэнь терял хватку, и ожидание одинокого заката пугало его сильнее смерти.
– О чем задумались, мастер Чэнь?
Госпожа управляющая не показывалась на глаза подчиненным, но могла нарушить тишину во вживленном в левое ухо динамике в любой момент. Старик вздрогнул. Ответ состоял в том, что около получаса он вообще не следил за тем, что происходит в экспериментальной палате доктора Сю. Если происходящее начинало раздражать или волновать Чэня, он отключался от внешнего мира и погружался в созданную по личному заказу сетевую реальность.
В виртуальном мире, границы которого шеф-интеррогатор пересекал все чаще и чаще, он служил императору Поднебесной. Император – сложный, непредсказуемый, но бесконечно милостивый алгоритм в обличье прекрасного юноши – обращался к пожилому мандарину за разными советами и с вежливой улыбкой выслушивал разглагольствования Чэня по тому или иному поводу. Выговорившись, мандарин отправлялся бродить по сетевой копии императорской резиденции, где все подчинялось его представлениям о прекрасном. Сливы здесь никогда не опадали, рыбы в искусственных прудах послушно подплывали, чтобы пощипать беззубыми ртами опущенные в воду пальцы, а слуги и чиновники говорили исключительно вежливым шепотом исключительно правильные вещи.
– Простите.
– Принято, мастер Чэнь, – железным голосом сказала управляющая. Шеф-интеррогатор знал, что она ищет ему замену. В Гуанчжоу уже наверняка подбирали подходящую кандидатуру. Да плевать!
Он встал с кресла, заложил руки за спину и подошел к стеклу, отделявшую наблюдательную комнату от лаборатории. Шахид Салафи уже не кричал проклятия и не дергался. Доктор Сю копался в разведенной стальными скобами грудной клетке юного иранца, вытягивая импланты и подключая их один за другим к консолям, взламывавшим примитивные защитные протоколы и считывавшие информацию. Шахид смотрел в потолок, широко открыв рот. Чтобы добрать до имплантов, встроенных в череп, Сю сломал ему нижнюю челюсть.
– А это что такое?
Доктор повернул голову жертвы, и Шахид уставился на Чэня окровавленной дырой, оставшейся на месте выдранного со всеми проводами и микросхемами глазного импланта. Сквозь нее шеф-интеррогатор мог видеть мозг юноши. Сю поочередно отключал от центральной нервной системы Шахида Салафи устройство за устройством, при этом не давая ему умереть. Остановка функций мозга могла уничтожить важные данные. Чэнь представил боль, которую иранец испытывает даже будучи накачанным наркотиками и анальгетиками, и его замутило. Полчаса назад он рассказывал виртуальному императору о милосердии.
– Сю на связи, – прошипел хирург. – Госпожа управляющая?
– Слушаю, доктор.
– Все импланты извлечены и проверены. Разрешите открыть контур для изучения.
– Разрешаю.
– Убейте его уже, – сказал Чэнь. – Что вам до этого тела?
– А что вам? Сам умрет. – Сю позволил себе усмешку. Он обладал характером рептилии: чувства, страдания и переживания других, особенно подопытных, абсолютно не трогали его.
– Госпожа управляющая!
– Выполните просьбу, доктор.
Сю щелкнул складным скальпелем, но Чэнь не стал смотреть на расправу. Он поднялся в свой кабинет и принялся изучать сведения, вытащенные с жестких дисков устройств Салафи. Переговариваясь с техническими специалистами, он выстраивал на бумаге схему имплантов, пытаясь понять, каким образом Язир Салафи планировал использовать сына в Ядре.
Работа шеф-интеррогатора – это не только допросы живых, но и кропотливейший труд на десятками моделей имплантов. Зачастую устройства, вживленные в тела, могут рассказать больше, чем смертный язык. Быть интеррогатором – значит быть психологом, палачом, аналитиком и программистом в одном лице, уметь сопоставлять факты и находить обоснования использованию того или иного импланта. Допросы техники в свое время вознесли Чэня Далуна в элиту «Ятсена». Не утрать он жесткость переговорщика, ему до сих пор не было бы цены.
– Госпожа управляющая!
– Мастер Чэнь.
– Я знаю, что он пытался сделать, – шеф-интеррогатор сделал многозначительную паузу, чтобы подчеркнуть важность сведений.
– Не красуйтесь, – сказала управляющая. – Что вы выяснили?
– Шахид был миксом. Его послали сюда отключить защитные протоколы, чтобы провести «чистых» в Ядро.
– Надо же…
– Он был близок. Не задержи его ангел, все могло случиться, госпожа управляющая. Над ним не дилетанты работали. Хакерские программы, замаскированные под не вычищенные вирусы, в наличие. Помните тот случай с упавшим сегментом сети в «Цы Си»? Тут было то же самое.
Управляющая помолчала, и Чэнь подумал, что она слишком несерьезно относится к миновавшей угрозе.
– Знаете что, мастер Чэнь? Мы пошлем Язиру сигнал, что у Шахида получилось. Вы же можете это сделать?
– Конечно.
– Тогда приступайте. Вот какую весть мы ему отправим…
АСМ12 уловила угрозу за несколько минут до общей тревоги. Отцепившись от стены «Ятсен-Билдинг», ангел выбрал магнитный поток и полетел на сигнал. Перед глазами замелькали строчки со статьями нарушений. Несанкционированное проникновение группы людей без имплантов. Запрещенные металлы. Ношение оружия. Каждое из подобных преступлений каралось смертью.
Утро разогнало с улиц всех прохожих, и отряд шел по пустым переулкам между жилых небоскребов. Разглядеть преступников иначе как с воздуха было невозможно, но неужели они рассчитывали на то, что их не засекут охранные системы Ядра?
Молнией пронесшись над крышами зданий, ангел нырнул в переулок. АСМ12 в это время уже отправляла координаты другим дежурным. Скоро они будут на месте. Пока же…
Его заметили слишком поздно. Ангел обрушился прямо в середину строя мужчин, одетых так же, как задержанный Шахид Салафи, в тряпье. Смяв своим весом сразу двух террористов, ангел схватил третьего за голову и с легкостью раздавил череп. Опомнившиеся террористы начали доставать из-под складок своих нелепых плащей автоматы. Просчитать их действия было легко. Вычислив подходящий магнитный поток, ангел подпрыгнул и перелетел за спины вооруженных террористов. Прежде чем они успели развернуться, он пустил в ход пулеметы.
Свинцовый шквал скосил ближайших врагов. В узком переулке прятаться было негде, пули находили жертв, прошивая тела насквозь, отскакивая от стен домов, с бряцаньем отлетая от металлических частей автоматов. Отстреливаясь в ответ, террористы лишь приближали свой конец: АСМ12 наводила пулеметы на тех, в ком видела наибольшую угрозу.
– Угроза перегрева!
– Отключить пулеметы, – велел ангел.
Перегрев оружия грозил вывести из строя ряд других систем. Он вновь поднялся в магнитном потоке и завис над террористами. Выпущенные ими пули царапали обшивку, не нанося урона. Врагов оставалось всего семеро. Легкая добыча даже для безоружного ангела. Он развернулся в воздухе и спикировал вниз, схватив двоих террористов. Поднявшись на магнитном потоке до уровня крыш, ангел отпустил врагов. Резко опустился на землю, ударил кулаком еще одного, да так, что тот оставил вмятину на стене. Еще трое продолжали стрелять до последнего. Он убил их голыми руками. Последний из стрелявших пятился от ангела, пытаясь трясущимися от страха руками вытащить из автомата опустевший рожок. Ангел выбил оружие, положил ладонь на голову террориста и свернул ему шею.
Потом повернулся к оставшемуся в живых врагу. Тот снял шарф, открыв заросшее курчавой черной бородой лицо с крупными чертами. Глаза террориста были на удивление добрыми и наивными. Именно таким Язир Салафи выглядел на карточке в базе особо опасных преступников.
Язир привык к расставаниям. Война с корпорацией – тяжелейшее бремя. Каждый месяц, каждую неделю отряд Салафи терял бойцов, при этом восполнять ряды становилось все сложнее. Китайцы выигрывали, а многим из террористов было что терять. Перед последним штурмом иранец приказал бойцам отослать прочь семьи. На это пошли далеко не все, и с Язиром остались лишь самые отчаянные, преданные и фанатичные последователи. Теперь не осталось и их. Иранец посмотрел на «ангела», застывшего над трупом Али. Чудовище не пыталось напасть на Язира, но обе головы смотрели прямо на него.
– Как так? – прошептал Язир. – Шахид же открыл пути. Нас не должны были заметить.
– Их заметили, но вы чисты, – ответил «ангел». – Вы смогли бы пройти.
– Пройти?
– Вас же ждут.
«Ангел» подумал.
– А я укажу вам путь.
Лобби «Ятсен-Билдинг» пустовало, но Чэнь Далун знал, что охранные системы не дадут Язиру Салафи нанести чему-либо или кому-либо вреда. Несмотря на то, что управляющая выбрала для последней беседы с опасным террористом именно его, шеф-интеррогатор не испытывал страха. Каждая история когда-нибудь подходит к концу. Историю Язира Салафи завершит он.
Иранец вошел в парадные двери, мягко затворившиеся за его спиной. Солнце вступало в законные права, залив улицу ослепляющим светом и скрыв лицо Салафи в тени.
– Добрый день, – поздоровался Чэнь на русском. Салафи не мог не знать этого языка.
Вместо ответа иранец рывком распахнул куртку, срывая пуговицы и обнажая обмотанную лентами со взрывчаткой грудь. По всей видимости он надел на себя весь оставшийся в его распоряжении запас. Чэнь прикинул, какие разрушения мог бы причинить взрыв. Обрушить здание – вряд ли, но случись Салафи проникнуть в серверную, ущерб стал бы невосполним. «Цы Си» и «Цзэдун» растащили бы ослабевшего без хранившихся на центральных жестких дисках данных конкурента с эффективностью голодных стервятников.
– Это угроза, Салафи?
– Это месть, узкоглазый. Что вы сделали с Шахидом?
– Мы его убили, – спокойно ответил Чэнь. – Но ты и сам это понял.
Шеф-интеррогатор вздохнул.
– Наивно полагать, что мы оставляем подобных вам в живых. Один раз мы уже сделали подобную ошибку и больше не повторим.
– О чем ты? – Салафи сделал шаг вперед, вытянул вперед левую руку с зажатым детонатором.
– Тогда, в Краснодаре. Мы дали тебе убежать. Плохая идея. Госпожа управляющая не проконсультировалась со мной, допустила ошибку. Я рекомендовал бы уничтожить тебя при побеге.
– Блеф, – прорычал Салафи, подбираясь еще ближе. – У вас не было шансов меня задержать! Я расправлялся с вами за то, что вы сделали с моими родными, с моей женой…
– И с тобой, – перебил Чэнь.
Иранец остановился.
– Я чист.
– Чист для машин, разве не это сказал тебе ангел? Знаешь, им запрещено убивать миксов. Заложенные программы ориентированы только на арест. И тем более он не стал бы уродовать шедевр, коим являешься ты.
Палец Салафи скользнул по кнопке.
– Первую операцию проводят на подопытном номер один, Салафи, разве ты не умеешь считать? Специалисты постарались на славу. Вживление без трепанации, через нёбо прямо в мозг. Полный симбиоз органики и искусственного интеллекта. На месте покойных докторов Ляня и Ли я бы гордился тобой.
– Так я… микс?
– Уникальный в своем роде. К сожалению, религиозность сделал тебя неуправляемым. Госпожа управляющая хотела посмотреть, как ты поведешь себя на свободе и получила то, что получила. Что получили все мы.
Сорвавшись с места, Язир вырос перед Чэнем, схватил его за грудки и прижал к стойке секретаря. Старик захрипел. «Остановить его?» – спросила управляющая. Чэнь прошептал: «Нет».
– Ты врешь, это не может быть правдой! – заорал Салафи.
– Если я вру, попробуй нажать на кнопку, – предложил Чэнь, стараясь унять дрожь в голосе. Вспышка иранца напугала его, но не настолько, чтобы испортить самое сладкое.
Террорист поднял руку с детонатором, поднес к самому лицу шеф-интеррогатора и положил палец на кнопку. В тот же момент системы «Ятсена» сработали. Здесь, в самом сердце западного филиала, сетевые программы блокировали любую разработку, созданную руками «ятсеновских» мастеров.
– Знаешь, что я думаю? – металлические пальцы Чэня Далуна с легкостью разжали хватку Салафи. Старик вырвал из рук террориста детонатор и положил на стойку. – Ты должен быть счастлив, если еще веришь в чистоту. Вы с сыном увидитесь после смерти. Не совсем в раю, но все же.
Он развернулся и пошел в сторону лифтов. Три кабины, набитые специалистами службы охраны, уже спускались вниз.
Салафи молчал. Он думал о сыне и чистоте.