Я о тебе, моя святая Русь,
Сыновним сердцем истово пекусь.
Ты иногда мне кажешься слепой,
А иногда всевидящей и здравой,
И если вдруг уходишь ты в запой,
Так только при бессилии державы.
Ты положила множество веков
На отыскание вольности и счастья,
Но до сих пор не скинула оков,
Давно одетых на твои запястья.
Не знаю я, в каких ещё краях
Так святы воля, равенство и братство,
И так презренны званья и богатства,
Добытые на горе и кровях.
Презренна месть, и не в почёте лесть,
Осмеяны и скаредность, и скупость,
Обжорство, и напыщенность, и тупость,
А святы совесть, доброта и честь.
2002 г.
Не люблю я, когда отрывают меня
От работы, что радостно спорится,
Не люблю, когда солнце средь ясного дня
За холодною тучею скроется.
Не люблю я,
когда пристально смотрят в глаза,
Ждут ответа, их сердцу угодного,
Не люблю, когда сытые телеса
Призывают любить их голодного.
Не люблю, когда фарисейской слезой
Окропляется гроб всенародно,
Не люблю, когда бродит по миру босой,
Говоря, что так богу угодно.
Не люблю мимикрию, как подлую суть.
Ярым был коммунистом,
вдруг стал демократом,
Не люблю, когда блеклый и пагубный путь
Завершают победным парадом.
2000 г.
Эта жизнь и всеядна
И склерозом больна,
Ну, забывчива – ладно,
Почему ж холодна?
Почему же меня,
Как нещадный вампир,
От прожорства слюня,
Поглощает мой мир?
Почему же я ей
В противленье не смог
По душе и уму
Указать на порог.
2000 г.
Не хлебный Ташкент,
А Москва буржуазная,
Как манна небесная,
Тянет детей,
Где сытая жизнь
И веселие праздное,
И столько соблазнов,
И столько затей.
В товарных вагонах,
В ночных электричках,
Родителей нищих
Навеки презрев,
В Москву убегают
Они без налички,
Пивною рекламой,
Себя перегрев.
Вокзалы, подвалы,
И тьма переходов,
Скамейки аллей,
Милицейский загон,
Для наших детей
От огромных доходов
Прописан в России
Лояльный закон.
Тасуются дети
По грязным базарам,
Не евши, не спавши,
С глазами совы,
Кто моет машины
Разъевшимся барам,
Кто ящики грузит
Во чрево Москвы.
Москва – не детсад
И не Дом пионеров,
Москва – мегополис,
Москва – высота!
В ней к Богу зовёт
По велению мэра
Огромнейший монстр —
Спаситель Христа.
1996 г.
О, свежа моя память, свежа,
Оттого мне сегодня так больно.
Пролегла отчужденья межа
По России моей хлебосольной.
По России, где тысячи вёрст
Растянулись от края до края.
Не поднять нам ни праздничный тост,
Не проститься, когда умираем.
Остаётся от родственных уз
Только льготный, ночной, по дешёвке,
Как хрусталик от порванных бус,
Новогодний звоночек в хрущёвке.
1 января 1999 г.
Я всё переживу:
Забывчивость родни,
Предательство друзей,
Обиды одиночества.
Я смерть не позову,
Хотя считаю дни,
И я не стану злей,
Хотя порой так хочется.
Зачем повсюду зло,
Не в меру чистоган,
Побольше бы урвать
Богатства и свободы,
Бить доллару челом
И класть в постель наган,
От скуки пировать
До тошноты, до рвоты?
Но в том ли жизни суть
Иль в том её величье,
Чтоб пакостить и жрать,
Всё под себя гребя,
Выпячивая грудь,
Где неуёмность бычья
Способна всех предать,
Чтоб выпятить себя?
Нет, то не для меня,
Я знаю чувство нормы:
Достаток нужен мне,
Чтоб свой устроить быт,
Но рядом есть свинья,
Всегда ей мало корма,
Так хочется свинье
Ещё жирнее быть.
2000 г.
Покорствуя, ты строил жизнь свою,
Просил богов, чтоб были благосклонны,
Подобострастно, как ползущий вьюн
Их мраморные обвивал колонны.
Ты умолял их отпустить грехи
И никогда не крыл всевышних матом,
Писал им оды, посвящал стихи,
Но оставался в их глазах приматом.
Трудился ты, как проклятый Сизиф,
Чтоб только угодить всевышней власти,
И падалью питался ты, как гриф,
А всё считал, что поглощаешь сласти.
И гнев растёт, и оторопь берёт,
Когда таким я вижу мой народ.
1996 г
Всё так сложно и так бестолково,
Что никак не могу я понять,
Почему справедливое слово
Так стремятся в России распять?
Почему обнищавших и сирых
По России сегодня не счесть,