Не прощаю себе слабостей,
Лёгких взлётов не ищу,
И не пью вино для храбрости,
Но бывает, что грущу.
Погрущу – и снова весел я.
Чу, мгновение! Замри!
Ощущаю равновесие
Неустойчивой земли.
Ах, когда бы те мгновения
Вместе все соединить,
Я б создал стихотворение
То, что стоит заучить!
1965 г.
Драгоценная находка —
Долгожданный, первый снег
У коня на рыжей холке,
На копне и на стерне,
На покинутой скворечне,
На колодце – журавле,
На улыбчивой, на здешней,
Удивительной земле.
Первый снег
Всегда, как праздник,
Как обновка на Руси!
Самый первый
Так и дразнит,
Так заманчиво хрустит!
Токсово, ноябрь 1965 г.
Зима бесснежная, что девица безбровая,
Нескладная, невзрачная на вид,
И небосклон не доеной коровою
Над крышами промёрзшими навис.
И прячутся берёзки оголённые
За голытьбу осиновых ветвей,
И лишь стоят, по-летнему зелёные,
Ухоженные маковки церквей.
Болшево, январь 1975 г.
На Яузе подлёдный лов,
Чернеют спины рыбаков
На белом, маленьком квадрате
Среди пологих берегов.
И я вот здесь.
Не рыбки ради.,
Не с блажью милых чудаков,
Рисую в тоненькой тетради
Я этих самых рыбаков.
Они, как дети. Вот один,
Вполне солидный гражданин,
Присел на корточках у лунки
И смотрит, как другой рыбак
В ту лунку опустил пятак.
Пятак остался на рисунке.
«Ты это, парень, для чего ж?» —
Спросил солидный, рот разинув,
А парень, резко вздёрнул спину,
И на блесне запрыгал ёрш.
И буйным смехом окатил
Под снегом спящую долину.
Я белозубый смех схватил
И – утеплил им всю картину.
Март 1973 г.
Кто по не хоженному снегу
Проложит самый первый след,
Навеки породнится с небом
И проживёт до сотни лет.
Я ощутил, я понял это,
Когда в обнимочку со мной
Шагал мороз с ядрёным ветром
По первопутку, по прямой.
Как будто бы на поле брани
Каким-то чудом уцелел,
Как будто после жаркой бани
Ложишься в чистую постель.
В душе такое обновленье.
Что познаёшь, как дважды два,
Шестого чувства обретенье
И неземного естества.
О. снега чистого кристалл!
Тобой пленённый в декабре я,
Намного лучше, чище стал,
Богаче, искренней, добрее!
Ноябрь 1980 г.
Лучами тёплыми прижаты
Снега последние лежат.
Зиме вручает ультиматум
Скворец – весенний дипломат.
На вешалке забыта шуба
И тёплый головной убор.
Подрос заметно возле клуба
Ненужный никому забор.
Уже никто дрова не колет,
Уже обходятся без дров.
И слышен в почерневшем поле
Весёлый рокот тракторов.
Да на прогалинах прогретых
Петух вовсю гоняет кур,
Да у курильщиков отпетых
Опять на солнце перекур.
И на лихом велосипеде,
Под горку спуск, на горку взлёт,
Наш почтальон колхозный Федя
Открытки майские везёт.
Май 1965 г.
Что может быть на свете лучше,
Чем в ожидании ухи
Прилечь к костру
И слушать, слушать
Твои негромкие стихи,
Услышать в них о ясном небе,
Где зарождается весна,
О свежеиспечённом хлебе,
О чарке доброго вина,
О нашем необъятном крае.
(И как о нём в стихах не петь!)
Закат, где быстро загораясь,
Никак не может догореть.
Где по утрам играют росы
В живом сплетении листвы,
А ночь в нём небо купоросит
До непроглядной синевы.
Где песня жаворонка ломка,
Как ветка высохшей ольхи.
И хорошо, когда негромко
Звучат о Родине стихи.
Август 1968 г.
Гроза всегда, как неожиданность.
Гроза лиха, но не беда.
Исторгнет резкий запах жимолость,
Акация и лебеда.
Мгновенно солнце в тучах скроется,
И станет страшно и темно.
Всё переменится, расстроится,
Перекосится шар земной.
Помчится в бешеном канкане,
Запляшет по дорогам пыль
И скроет лес на дальнем плане,
И небыль обернётся в быль.
И всё земное вдруг пригнётся
И станет маленьким, как гном,
И грозным рыком огрызнётся
Уже приблизившийся гром.
Располосует небо ярость
Холодным огненным мечом,
И загорится нижний ярус
Под чёрной тучей кумачом.
И плюхнет жирной каплей в постность
И в чёрствость высохшей земли,
И дождь начнёт многоголосно
Стучат вблизи, шуметь вдали,
Забьёт по трубам водосточным,
Помчится уличной рекой
Такой весёлый, тёплый, сочный,
Необходимейший такой!
Июнь 1981 г.
Плотные туманы октября
Всё окрест надёжно оседлали,
Яркая корона фонаря
Потускнела в предрассветной дали.
От людского глаза затаясь,
За туманом спряталась деревня.
Выплывают из небытия
Сонные, притихшие деревья.
Невелик и осторожен шаг,
Неизвестность манит и волнует.
Словно в детстве замерла душа
Перед дверью, что ведёт в парную.
Октябрь 1979 г.
А лето что? Лишь вдох и выдох.
Уже заметно сентябрит,
И лист опавший первым выдал.,
Что скоро осень загрустит.
И мы стремимся удержать
Его, как гостья дорогого,
А он уходит в гуде жатв,
В красивых свадьбах, в кровле крова.
И в городах, и на селе
Кипит работа споро, зримо,
Чтобы в достатке и тепле
Прожить неласковую зиму.
Ну, а пока ещё тепло,
Ещё поля и лес зелёны.
Опять же город и село
Природой вещей вдохновенны.
Грибная милая пора!
Душевных сил заряд надёжный,
Есть вдохновение пера,
Есть путь к прекрасному несложный.
Я в эту пору мыслью чист,
Душой богат, натурой целен.
Природа, жизнь, тетрадный лист,
Кисть и мольберт – и всё при деле.
Август 1977 г.
Наш край заметно приуныл,
В нём поселилась грусть,
Холодным отблеском луны
Оцинковало Русь.
Замолк весёлый перезвон
Кокетливых осин,
И гонит осень, гонит вон
По небу птичий клин.
Заухал в тальнике глухарь,
Предугадав отстрел,
И поле затянула хмарь,
И горизонт осел.
И ветер озверелый рвёт
На старой крыше жесть,
И нет в октаве светлых нот,
А грустных в ней не счесть.
Октябрь 1988 г.
Вырастают в небе тучи
Выше древних гор,
Только смотрит солнца лучик
На меня в упор.
И стою я недвижимый,
Просветлённый весь,
Что не только горы Крыма —
Я на свете есть.
Крым 1968 г.
Улетают птицы от ненастья.
От земли, где холодно и серо,
И никто их задержать не властен,
Разве только выстрел браконьера.
Крепко спят перед полётом птицы,
Сон в пути далёком скоротечен,
Лишь одной израненной не спится
Птице, перехваченной картечью.
В облака она глядит ночные,
За далёкий путь их провожает.
Видно, не встречать теперь весны ей,
Нового не тронуть урожая.
В неба голубеющий проём
Скоро, скоро стая унесётся,
Птица же с простреленным крылом
На земле навечно остаётся.
Ждать, когда её зима угробит,
Иль тоска по небу и по воли?
Из последних сил – навстречу дроби
И ядром о скошенное поле.
Осень 1965 г.
Уж снова лето под Москвой
Сменила призрачная осень,
Дождь сиротливый и кривой
Душевного участья просит
И создаёт в душе замес
Тебе несвойственного рода.
Как быстро движется к зиме
Неторопливая природа!
К чему теперь о лете охать,
Искать в потерянном резон?
Берёзок жиденькая охра
Размалевала горизонт.
И жалкой зелени лоскутик,
И дач покинутый уют
Так обнажаются по сути.
Что бренность жизни выдают.
По блажи или по привычке
В субботу, лишь открыв глаза,
Спешу в свободной электричке
Катить в осенние леса.
Считать безлюдные платформы,
И в наш быстротекущий век,
Вдруг находить в пределах нормы,
Что жизнь замедлила свой бег,
И ты минуты счастья ловишь.
В медлительности октябрей
Лишь жажда жизни и любовь лишь
В тебе становятся острей.
Октябрь 1970 г.
Люблю смотреть в ночное небо,
Терять и снова находить
Звезду, с которою хотел бы
Всё в долгой жизни разделить.
О. счастлив, счастлив человек,
Нашедший звёздочку такую,
Что с ней смеётся и тоскует,
И борется и движет век.
Гори сильней, моя звезда,
Нелёгкий путь мой освещая,
Тебе я многое прощаю,
И лишь неверность – никогда.
1970 г
Не ведаю я мелких чувств с тобой,
Как парусник в неугомонном море,
Я вижу в необъятном твоём взоре
Заветный берег в зыби голубой.
1975 г.
О, женщины особый запах,
О, гамма чувственных духов,
Вместили Юг, Восток и Запад,
И негу северных снегов,
Лазурь небес и звёзд мерцанье,
И моря ласковый прибой,
И неизвестность мирозданья
И удивление собой,
И наши жертвы и дерзанья,
И наши подвиги и труд,
И затаённость, и признанье,
И блажь, и боль, и самосуд.
Души влюблённой обнажённость,
Безумство ревности слепой,
Святой мечты незавершённость,
И самый первый сердца сбой.
Ленинград 1965 г.
Обильный и пушистый снег
Покрыл ноябрьскую землю,
Его я радостно приемлю
Как детский, лучезарный смех.
Он силы жизни воскресил,
Очистил от рутины тело,
И всё во мне, искрясь, запело
И вырвалось от взрыва сил.
Он в сердце вскрыл тоски нарыв,
Восстановил в душе надежду
На долгожданный и на нежный
Любимой женщины порыв.
Мне кажется, что я сейчас
Могу не только сдвинуть горы —
Снежинок хрупкие узоры
Могу собрать в букет для вас.
Ноябрь 1970 г.
Дождь всё идёт, и нет ему конца,
Парк опустел ободранный, как липка,
И с твоего прекрасного лица
Исчезла лучезарная улыбка.
Так помоги мне, Ариадны нить,
Вернуть весну и лето откровений,
И от дождей и от ветров осенних
Мою любовь надёжно защитить.
Ноябрь 1974 г.
Отчего на душе полегчало,
Отчего просветлел я умом,
Не весны ль долгожданной начало
Душу мне согревает теплом?
Не от этих ли солнечных бликов
На столе на моём, на окне.
Иль что ты доверительно близко
За спиной наклонилась ко мне?
Май 1980 г.
Я полон ненависти к тем,
Кто за притворными речами
Змеёй ползёт к Прекрасной даме,
Чтоб умертвить её затем.
Май 1980 г.
Я таких улыбок не встречал.
До чего же светлая улыбка!
Светится, как золотая рыбка,
В солнечных играющих лучах.
Я такого взгляда не встречал.
Сколько жизни, сколько счастья сразу!
Я теперь подобен скалолазу,
Что стоит у недоступных скал.
Моё сердце гулко говорит:
«Покорить, во что бы то ни стало!»
Покорить, однако, можно скалы….
Как же красоту мне покорить?
1994 г.
Когда нам трудно,
Кто поддержкой нам,
Кто в нашей жизни радость и основа,
И кто нас понимает с полуслова?
Сначала мама, а потом жена.
Кто верит в нас,
Кто балует, кто судит,
Кто при разлуках не находит сна,
Кто по утрам разнежившихся будит?
Сначала мама, а потом жена.
А мы – мужчины.
Путь у нас тернистый —
От детских игр до мировой войны,
И каждый раз пред нами образ чистый,
Сначала мамы, а потом жены.
1977 г.
Накурился, и нету мочи
Пару слов тебе написать.
Коротки белорусские ночи
И узка в казарме кровать.
Не люблю я стандартных отписок,
Лучше я промолчу и усну.
Вьётся змейкою реченька Плисса,
Заползая в Березину.
Не забыла ль меня, москвичка?
Я и думать о том не берусь.
Чиркнет в полночи бодрости спичка
И приблизит к Москве Беларусь.
Надо спать. Сон у нас, как награда.
Очень рано побудку трубят.
Улыбнись мне заочно. Так надо,
Надо так. Не могу без тебя.
На учениях, 1987 г.
Не обману надежд твоих,
Слова любви не растрезвоню,
Лишь поцелуй пошлю в погоню
И этот откровенный стих.
Прими молчанье наперёд,
Как долгожданное признанье,
Не скороспелый и не ранний,
А полностью созревший плод.
Для писем не найду я слов,
Слова любви не прописные,
Ни ценные, ни заказные
Не сохранят их тайный зов.
Они, подобием огня,
Воспламенят однажды душу,
Твоё спокойствие нарушат,
И ты не сможешь без меня.
1983 г.
Кто не пленён был августом российским
С нежарким солнцем, с лёгким ветерком?
Ты для меня, по сути, самый близкий,
Мой добрый август, мой любимый дом.
Люблю тебя за простоту мирскую,
За хлопоты уборочной страды,
За сдержанность по истине мужскую,
За ласку женскую, за сочные плоды,
За человечность, мудрость, изобилье,
За радость каждодневного труда,
За то, что птицам расправляешь крылья,
И к сёлам приближаешь города.
Что твой настрой, спокойный и достойный,
Не терпит боли, грубости и зла,
В мирском труде удерживает войны,
Как бешеную лошадь удила.
Август 1975 г.
Пришла весна. Пора на дачу.
Я благодарен так весне,
Я жизнь свою переиначу,
Весна необходима мне!
Я сердцем очерствел за зиму,
Рукой заметно ослабел,
Но вот весна пришла – и зримо
Душою я помолодел,
Сменю я скрипы авторучки
На звон пилы, рубанка всхлип,
На шелест, тихий и могучий,
Цветущих деревенских лип.
Почую лёгкость топорища
И удаль молодецких сил.
Я здесь хозяин, а не лишний
На светлом пиршестве Руси.
И так с утра до поздней ночи,
Под визг пилы, под птичий гам,
Как безымянный русский Зодчий
Воздвигну православный храм.
Не храм, конечно, дом построю,
Чтоб был он светел и высок,
Чтоб стал мне храмом он порою
В хитросплетениях дорог,
Чтоб охладил в горячке душу,
Чтоб при унынье ободрил,
Ничей покой бы не нарушил
И мой покой бы охранил.
Апрель 1981 г.
Когда небо полыхнёт от синьки,
Когда зелень вырвется окрест,
Бабушки и женщины в косынках
К небу вознесут молитвы крест.
Выстрелят от напряженья почки,
По земле пойдёт весенний гуд,
И девчата в траурных платочках
Свечи поминальные зажгут.
Забинтует поле боя раны
Йодистой весеннею травой,
Ордена оденут ветераны
И замрут с открытой головой.
От Курил далёких и до Бреста,
И по всей огромнейшей стране
Заиграют Реквием оркестры
В память о погибших на войне.
Будет солнце яростно и жарко
Выжигать из памяти войну,
Подниму я за Победу чарку
И отца и маму помяну.
9 мая 1990 г.
Лишь солнце сядет за калиткой,
Лишит деревню позолот,
Как бабка Фролиха улиткой
К скамейке милой поползёт
Вечерней радуясь прохладе,
Посадит на скамейку зад,
Глаза усталые приладит
На солнце красного закат.
Положит руки на подоле,
Настроит к разговорам слух,
Чтоб посидеть вот так, подоле,
В святой компании старух
И рядом с дедом Никодимом,
Теперь единственным в селе,
Что их окуривает дымом
И не лежит ещё в земле.
И до чего ж согласны речи,
И до чего ж приятно им,
Как Никодим во всём перечит.
На то и нужен Никодим!
А без него какие байки!?
И вечер будто не таков.
Без мужиков немеют бабки,
Хотя с войны без мужиков.
1974 г.
Снова осень явилась в Россию,
Пригорюнились лес и река,
В светлых каплях холодных росинок
Отражаясь, плывут облака.
Настороженно смолкла природа
В ожиданье ненастной поры,
На холодном лице небосвода
Ярко красятся губы зари.
Обросли кружева паутинок
Бриллиантовой пылью росы,
От неистовых криков утиных
Предвещаньем ненастья грозит.
Я бреду по холодному полю,
Я по сникшему лесу бреду
И глубинной душевною болью
Ощущаю России беду.
Я не знаю причины тревоги.
От чего мне тревожно сейчас,
Будто все покровители Боги
Навсегда отвернулись от нас?
Октябрь 1993 г.
Как выразить словами сердца боль,
Как описать увиденное всеми,
Кто предал нас, и мы, какое племя,
Где наши корни, где же жизни соль?
В какое время мы теперь живём?
Мы – дикари, мы – нелюди, мы – твари,
Коль в пьяном, необузданном угаре
Сестёр и братьев беспощадно бьём!
Им вышибаем души и мозги,
Размазываем их по парапету,
И потому вовек прощенья нету
Ни для элиты, ни для мелюзги.
4 октября 1993 г.
Природа замерла в предчувствии весны,
Приметным стало обнищанье снега,
Глаза земли с мольбой вознесены
На проблески нахмуренного неба.
Тоскливость от усталости мирской
И развращённость изначальных истин
Раскрашены всего одним мазком
Весны-красны размашистою кистью.
Воспрянь, восстань, любимая страна,
Отбрось, отвергни затхлость и затменье,
Вдохни свободы, ведь грядёт весна,
А с нею нашей жизни обновленье.
Вослед весне все тучи разнеси,
Не пожалей ни крови, и ни пота,
Чтоб наконец-то на святой Руси
Явилась настоящая Свобода!
Март 1997 г.
О, самый первый день весны,
Собор из радости и солнца,
Из света, бьющего в оконца
Пастозной кистью белизны.
Как круто солнышко взяло!
И повернули к солнцу лица
И многоликая столица,
И одноликое село.
О, солнца тёплые лучи!
Вы нашей жизни изначалье.
Вас этим утром повстречал я
И грех оставил я в ночи.
При солнце утреннего взлёта
Я к горизонту выхожу
И благородство Дон-Кихота
В себе невольно нахожу.
1983 г.
Апреля солнечные блики
В моём скучающем окне
Ещё случайны и безлики,
Но так необходимы мне.
Ведь скоро май, лучи со звоном
Зимы темницу сокрушат,
Покинет заточенья зону
Моя мятежная душа
И обвенчается с мажором,
Достойным счастья и любви,
И я окину светлым взором
Просторы русские мои.
Прими меня, моя Россия,
В свои просторы замани,
В твои сады,
В дожди босые.
Вот явь моя, вот сны мои!
Мытищи, 1995 г.
Заря по утреннему саду
Весёлым росчерком бежит.
Я на скамейке старой сяду
И буду словом ворожить,
Коснусь заветного несмело,
Мечту легонько обниму,
Ни обещанием, ни смехом,
Ни словом их не обману.
Они поверят мне, я знаю,
Они разумны и просты,
И понесу я их, как знамя
На баррикады доброты.
Июнь 1988 г.
Всё удивительное рядом.
Вглядись внимательнее в жизнь
И майским яблоневым садом,
Как белым солнцем, обожгись.
Забудь на миг, что стал ты взрослым,
Что стал солидным и с баском,
И безмятежно утром росным
Пройдись по полю босиком.
Не бойся, что отхватишь лишку,
Что люди могут не понять,
И разбуди в себе мальчишку,
Футбол готового гонять
С утра до вечера глухого
Без отдыха и без еды.
И в этом нету, право слово,
Ни малой, ни большой беды,
А есть большое счастье детства…
Май 1989 г.
Верни мне веру, ветер вешний,
Я без неё слепой,
Качаюсь я засохшей вишней,
Необязательный и лишний,
Пустой.
Земля весенняя, вдохни
Всё буйство молодого сада,
Необходимость мне верни
И непосредственность весны.
Мне больше ничего не надо.
Май 1997 г.
Не лягу спать, пока не запишу
Я этих строк, что растерзали душу.
Нет, я ещё по жизни не спешу,
Ещё меня бессонница не душит.
И всё же, что я в жизни совершил,
Какую строчку написал в наследство?
Скорей стихи вытягивал из жил
Или впадал, как и другие, в детство.
А ведь в мои года уже пора
Не мельтешить, душой остепениться,
Не сдерживать решительность пера
И дать душе теплом испепелиться.
22 августа 1977 г.
Едва весёлыми лучами
По утру вспыхнет небосвод,
Тепло повеет над полями
И пчёл повыгонит из сот,
И новый день разгонит дрёму
Всего, что видится окрест,
И позовёт меня из дома
Проснувшийся по утру лес.
Из дымки выплывет опушка
И лес откроет за собой.
С утра вдруг вздумает кукушка
Гадать над чьей-нибудь судьбой.
Гласит народное преданье:
Мол, только зародится свет,
Считай года по кукованью,
Кукушка скажет, сколько лет
Тебе прожить на белом свете,
Его безудержно любя.
Никто не верит в байки эти,
Но все считают про себя.
И я не верю, но считаю,
Кукушку глупую моля.
А вдруг замолкнет, вдруг устанет,
И жизнь закончится моя.
Лето 1974 г.
Осень слов не понимает,
Осень думы признаёт.
Ты оставь слова для мая,
Май придёт – тебя поймёт.
А пока взгрустни немного,
Молча песню подожди,
Впереди лишь синь-дорога,
Да безмолвные дожди.
Посмотри, как листья вбиты
В грязь дорожную дождём,
И пойми земли обиды,
Если ты понять рождён.
Если сердце болью ранит
Плач осеннего леска,
Если изморозью ранней
Серебрится у виска.
Ленинград 1968 г.
Прояснит, отдохнёт душа
С приходом осени печальной,
И мысли станут, не спеша,
Стремиться к сути изначальной,
К той самой сути бытия,
К той самой жизни во Вселенной,
В которой, все – и он, и я
Присутствуем частицей тленной.
С природою соотносясь,
Я возрастом вступаю в осень,
Биологическая связь
Сравнения с природой просит.
Сравнившись с ней, я понял вдруг,
Что мне осталось жить немного,
Что скоро мой замкнётся круг
По воле времени и Бога,
Что опадёт последний лист
С последним вымолвленным слогом.
И я, надеюсь, буду чист
Перед людьми, и перед Богом.
Февраль 1997 г.
Порывы ветра снег разносит
С полей открытых в небеса,
Метель бежит в пространстве просек
И бьётся мордою в леса.
Куртины, рощи и дубравы.
Спасти я боженьку молю
От вседозволенной забавы
Зимы-злодейки во хмелю.
Чтобы весне-красне под силу
Окрест всё зеленью объять.
И уж потом мою могилу
В земле податливой копать.
Февраль 1986 г.
Миг утешенья – только слабость
В твоём нацеленном пути,
Пускай лишь слабый отзвук славы,
Но предназначено будить
В твоей душе сознанье веры,
Зажечь погасший огонёк
И расшатавшиеся нервы
Связать до времени в клубок.
Кто, что источник утешенья:
Улыбка ль женщины простой,
Забытой песни воскрешенье,
Или открывшийся простор,
Иль друга крепкое пожатье,
Тепло в заснеженной избе?
Всё, как погожий месяц к жатве,
Всё в утешение тебе.
И ты душой обетованной
И просветленным вновь умом
Поймёшь, что ты не гость незваный,
Не неожиданный, как гром,
Не дом пустой, готовый к сносу,
И не покинутый ковчег,
И не репей, залипший в косу,
А нужный людям человек.
1985 г.
Черкизово в снегу,
И снега скрип,
И лёгкого морозца нетерпенье,
Как ликованья праздничного крик,
Его перу давали вдохновенье.
Врывался в дом,
Скорей, скорей к перу!
И рассыпал мгновенно
Бисер строчек,
Чтоб первым встретить
Солнце по утру,
Чтобы последним
Распрощаться с ночью.
Как он спешил
Безудержно творить,
Не оставляя времени для точки,
Чтобы потом
России подарить
Поэзии немеркнущие строчки!
Черкизово в снегу,
В снегу порог,
Встаёт заря устало из-за речки,
И Дмитрий Кедрин,
Отложив перо,
Щекой прижался
К выстуженной печке.
27 ноября 1974 г.
В душе разорвана струна,
Сегодня пустозвонен весь я,
И равнодушная луна
Глазеет тупо с поднебесья
И я ей вторю пустотой,
Такой бездушной и безликой,
Такой дешёвой и простой,
Довольный песней невеликой.
Июнь 1977 г.
Лишь в августе стремлюсь я стать поэтом,
Лишь в августе парю в полёте птичьем,
Я преклоняюсь перед мудрым летом,
Перед его красою и величьем.
Мне так близка родного лета зрелость,
И ничего не может быть чудесней,
Нет ни минуты, чтоб в душе не пелось,
И нет ни дня, чтоб я не встретил песней.
Август 1988 г.
Как осень чувства обостряет
И дум тревожит глубину,
Неизгладимая, простая,
Люблю тебя, тебя одну!
Устойчива на небе синь,
Так благодатно и погоже,
Что нет милее и дороже
Тобой написанных картин.
Давно уж скошена трава,
Стога, как пирамиды, встали,
Тяжёлые тетерева
Людей таиться перестали.
Под солнцем выгорает лес,
Аукающий и манящий,
Там Акулины и Маняши
Перекликаются окрест.
Пегас мой – сивая лошадка
Парит натруженной спиной,
Воз сена, вздыбленный и шаткий —
Парнас обжитый и родной.
И я – неизданный поэт,
Лежу, как Бог, на стоге сена,
Пусть говорят: – несовременно,
Зато прекрасно. Спору нет.
Сентябрь 1975 г.
Пролетели года,
И, как видно, впустую,
Потому, что я делал
Не то и не так,
Потому в пятьдесят
Всей душой протестую,
И сжимается сердце
В бессильный кулак.
Сколько ж мне суждено
Видеть чудо рассвета,
Может, год, может, два
Может двадцать ещё,
Но я верю, что я
Неизбывного рода,
Хоть безбожник и грешник,
Но я же крещён.
Не по библии жил,
Но заветы христовы
Жили в сердце моём
И в горячей душе.
Жизнь сбивала меня,
Но я снова и снова
Воскресал и вставал
На любом рубеже.
Мне лишь Друг, а не враг
Мне лишь Бог, а не леший,
Лишь Поэт, а не маг,
Начертали мне даль.
Я не всадник лихой,
Я обычный, я пеший,
Пацифист и романтик,
Сочинитель и враль.
И считаю – я прав,
Потому и свободен,
Не стремлюсь я к высотам,
К славе я не стремлюсь,
Современен, конечно,
И всё ж старомоден,
Не играю по нотам,
Но сфальшивить боюсь.
22 августа 1987 г.