Мелькают дни, недели, годы, меняя страны и народы.
Уходит вера в «измы», классы и сверхзамученные расы.
И появляется апатия к таким словам, как «демократия».
История как карусели: те вдруг упали, те взлетели,
Но вот прошел всего лишь год – и все опять наоборот.
И мы в сумбурном мире мнений, учений, мыслей и сомнений,
Науки, техники, прогресса не проявляем интереса
К знакомым нам и незнакомым живущим рядом насекомым.
Прошло уже немало дней, с тех пор как дедушка Корней
Нам рассказал, набравшись духу, про тараканище и муху.
И мы продолжим изучение их дальнейших приключений.
А пока о них поведаем слегка.
Вот муравьи, их жизнь – работа. Трудились до седьмого пота,
«Решенья претворяли в жизнь» и строили социализм.
Вот пчелы – высоко взлетали, творили и изобретали
И двигали вперед прогресс за очень низкий интерес.
Творя искусство и науку, не забывали «божью руку».
А если руку забывали, рукой прихлопнуты бывали.
А кто жужжал – терял кормушку и тихо попадал в «психушку».
А вот жуки и тараканы бывали сыты, чаще пьяны,
И лезли вверх: все выше, выше, иногда до самой крыши.
Жужжали мухи – чаще в ноту, хоть иногда и без охоты.
А кто с мелодии сбивался, тот без работы оставался.
А продолжал жужжать – увы, лишиться мог и головы.
А комары глотали водку и под гитару рвали глотку.
Жукам, букашкам, прочей твари пускали кровь и рожу драли.
Паук не гнул особо спину, а плел тихонько паутину.
С властями жить старался в мире, в своей запрятавшись квартире.
Спал мягко и питался сладко и денег не жалел на взятки.
А осы, оводы наглели, ловились часто и сидели
И, воровской считаясь знатью, учили комаров понятиям.
Стрекозы дрались за порядок и почти не брали взяток.
Стрекозы в органах служили, шмелей и комаров ловили,
Следили также очень строго, чтоб не жужжали слишком много.
И не всегда им сытно елось, а все же многого хотелось,
И вскоре стали понимать: совсем не плохо взятки брать.
И если сядет вдруг не тот, не оскудеет наш народ.
Но много насекомых есть, и здесь их всех не перечесть.
Всяк жил как мог: кто лез, кто дрался, кто за цитатами спасался,
Кто тихо прятался за дверью, кто свято верил, кто не верил.
Но многие, заткнувши глотку, все мысли заливали водкой.
Живя под догмами учений без лишних умозаключений
Теперь забудем про «бывало» и поглядим на то, что «стало».
Стараясь, веря и надеясь, страна жила одной идеей.
Поддерживал в народе бред очередной правитель-дед.
Последний, слушая жену, куда-то вёл свою страну.
Хотел порядок – не хватило ему ни смелости, ни силы.
Тогда без шума и без брани три соправителя собрались.
Не спрашивая мненья «чурок», решили поменять структуру.
Свой интерес не позабыли, страну ж изрядно сократили.
.............................................................................................
Прошли года, убрав из жизни неясный призрак коммунизма.
И замаячили понятия: «свобода», «право», «демократия».
Ушла мораль, а ей на смену нашли в религии замену.
Молиться стали и креститься (и лишний повод, чтоб напиться).
А честь и совесть где-то, как-то тихонько тлеют как де-факто.
В противовес ушедшим «измам» как глупостям и архаизмам.
И как знаменье перемены ненужным терминам на смену
Понятья «рэкет», «был на зоне», «убийца», «жулик», «вор в законе»
Как дань текущему моменту сейчас звучат как комплименты.
Язык, которым всяк гордился, наполовину изменился.
В быту, в газетах и на сцене все больше «ботают по фене».
И по причине неизвестной вставляют «как бы» повсеместно.
Как бы ушел, как бы напился, как бы нашел, как бы женился,
Как бы люблю, как бы ревную и просто как бы существую.
Немало переняли слов из иностранных языков.
Среди других внедрений важных полиция и суд присяжных,
А также перенять готовы всех видов конкурсы и шоу.
С преступностью совсем беда. Сидит, хотя и не всегда,
Совсем не тот, кто враг порядка, а кто не приготовил взятку.
И кто не понял, что синоним «слуга закона» – «вор в законе».
И часто воры настоящие бывают даже власть держащие.
Прекрасно можно их понять, в стране ведь есть что воровать.
Сейчас в стране, замечу кстати, легальных очень много партий.
А также выборов система работает по странной схеме.
Правитель раньше назначается, а после он же избирается;
И хоть назначен за глаза, народ привычно будет «за».
Но неожиданно для всех поднялся вдруг на самый верх
Один невзрачный мужичок – с приятным голоском жучок.
Навёл он свой порядок в нации, забив мозги дезинформацией.
И крепко ротики зажали тем, кто не в такт ему жужжали.
Страну решительно и сразу он сырьевою сделал базой.
Доходами с продаж обманом он набивал свои карманы.
И, заглушая кровь и боль, без меры лился алкоголь.
Своих друзей он обожал. Помог им накопить деньжат.
К врагам был строг и их в эфире он призывал «мочить в сортире».
А в дополнение всем бедам он развязал войну с соседом.
Теперь страна ни с кем не дружит, пугает атомным оружием.
Восторг в стране: «Не будем охать. И хорошо, что всем нам плохо».
Народ поднял его до неба, не замечая, как ни странно,
Что зрелища заместо хлеба и очень впереди туманно.
Питалась ложью детвора, отцы оружьем потрясали,
Кричали самочки «Ура!» и в воздух лифчики бросали.
Но многие из насекомых, покинув близких и знакомых,
В поисках земного рая умчались из родного края.
Кто от проблем с текущим строем, другие непокорным роем
Хотели, званые, незваные, достичь «земли обетованной».
Но, не учтя разгона силы, ее случайно проскочили.
И вот негаданно, нежданно, но стали жить за океаном.
Кто жаждал новых развлечений, кто был непризнанный как гений.
Законы преступив на месте, спасался кто-то от ареста,
И многих гнала на край света так надоевшая анкета,
Где принадлежность к некой нации всегда вела к дискриминации.
Кого-то (что за чудеса) сооблазнила «колбаса».
Промчались месяцы и годы, и через труд, через невзгоды,
Но как-то наша эмиграция прошла период адаптации.
Кто вверх полез, кто опустился, а кто чего-то там добился.
Кто денег заработал много, кто для детей открыл дорогу,
Но и немало между тем, кто кем-то был, а стал никем.
И далее в рассказе этом я нарисую ряд портретов:
Жить может сам, а может парой, в квартире новой или в старой.
Он любит выпить, кушать всласть и где-то что-нибудь украсть.
Легка, воздушна и прелестна… Она летит весенней песней.
В улыбках лица расцветают, к ее ногам цветы бросают,
Восторг, наряды, деньги, лесть… чтобы затем вернее съесть.
С улыбкой нежной любит кушать жуков, и бабочек, и мушек.
Ткет паутину сладких слов, затем прыжок – клиент готов.
Трудился до изнеможенья он за почет и уваженье.
Теперь опять одни труды, но ради денег и еды.
Привык работать он везде и overtime и night и day,
И ждать, подохнет он когда от непосильного труда.
Жужжат открыто и свободно среди своих и всенародно.
У многих дикция, амбиция, у некоторых эрудиция.
Где воду льют, где правду режут, чего не знают – там «добрешут».
И любят как родную маму ее величество рекламу.
Чтобы набить полнее глотку, он кровь сосёт, как пьяный водку.
Разбух, но всё же вновь и вновь он пьёт у подчинённых кровь.
Пристроенный и безработный, всегда весёлый, беззаботный.
Поел, поспал – и вот опять готов он прыгать и скакать.
А трутень спит, не ищет славу, а любит velfer и халяву.
Ему бы лишь нектар сосать и ждать тихонько SSI.
Считает, у нее отныне home attendant как рабыня
И что дарована ей власть пить кровь и издеваться всласть.
....................................................................................................
Средь иммигрантов много что-то великих ультрапатриотов.
Все речи строят на контрастах: «Там было плохо, здесь – прекрасно».
В них ненависть ко всем пылает, кто их восторг не разделяет.
На деле лишь крадут безбожно везде, где им украсть возможно.
Конечно, есть немало прочих: ученых, медиков, рабочих…
Но, что поделаешь, друзья, всех описать не в силах я.
Но постарался, тем не менее, свои поведать наблюдения.
Кому-то замысел мой ясен, со мною кто-то не согласен.
Возможно, кто-то возмущался, а кто-то просто посмеялся.
Мне ваше мненье не известно. Надеюсь, было интересно.
Традиционный процесс совместного поглощения алкоголя имеет обязательный атрибут беседы: «Ты меня уважаешь?».
Я уж готов. Я робкий. Глянь на бутылок рать!
Я собираю пробки – душу мою затыкать.
Сергей Есенин
Прохожий добрый, меня послушай. Тебе открою свою я душу.
Терплю я муки, терплю невзгоды. А человек я и царь природы.
Везде презренье и униженья. Мне нужно капельку уваженья.
Подай на бутылку, накипело, Богом зачтется доброе дело.
А мы с друзьями пойдём в пивнушку. Возьмём по пиву и по чекушке.
Выпьем по кружке, а дальше сам знаешь…
Мы спросим друг дружку: «Ты меня уважаешь?»
Хотя бы в пивнушке мы всё-таки будем «Уважаемые люди».
Тружусь я честно, в труде зверею, Никто не хвалит и не согреет.
Только и слышишь: «Что за скотина, мятый костюм, на морде щетина.
Опять с похмелья опухла рожа, уволю к чёрту, живи как можешь.
Ты мне, бездельник, сердце не трогай, не то без денег протянешь ноги».
Зато с друзьями пойдём в пивнушку. Возьмём по пиву и по чекушке.
Выпьем по кружке, а дальше сам знаешь…
Мы спросим друг дружку: «Ты меня уважаешь?»
Хотя бы в пивнушке мы всё-таки будем «Уважаемые люди».
Когда домой приношу получку, то получаю одну лишь взбучку.
«И это деньги? Пьяная рожа. Твоя бутылка стоит дороже».
Теща встревает: «Я говорила, кому ты молодость подарила,
Свои таланты, душу бесценную и красоту свою несравненную».
Что делать? Снова пойдём в пивнушку.
Возьмём по пиву и по чекушке.
Выпьем по кружке, а дальше сам знаешь…
Мы спросим друг дружку: «Ты меня уважаешь?»
Хотя бы в пивнушке мы всё-таки будем «Уважаемые люди».
Дочка гуляет с каким-то бандитом и говорит совершенно открыто:
«Плюну я на твое воспитание, твое высшее образование.
Хоть не услышу я умные речи, зато всегда он меня обеспечит.
Пусть с приговором валялся на нарах, зато мы скоро летим на Канары».
Куда деваться? Опять в пивнушку.
Возьмём по пиву и по чекушке.
Выпьем по кружке, а дальше сам знаешь…
Мы спросим друг дружку: «Ты меня уважаешь?»
Хотя бы в пивнушке мы всё-таки будем «Уважаемые люди».
Правильно Мальтус предупреждал:
Тесно стало на свете.
Плюнул – и сразу в кого-то попал, Столько людей на планете.
Столько народу, какая напасть.
Нервы нужны стальные.
Просто ну никуда не попасть,
Очереди сплошные.
А я не желаю кого-то ждать,
Вспыльчивый я и нервный.
Нахрапом приходится лезть, нажимать.
Хочу я везде быть первым.
Телом и голосом давишь народ.
Способ испытанный, верный.
А ну, пропускайте меня вперёд.
Я человек нервный.
Толкну кой-кого, а не надо мешать.
Толчок вам пойдёт на пользу.
Я, кстати, и голос могу повышать,
И матом удачно пользуюсь.
И дама вступает: «Мужчина, вы хам».
Интеллигентка гордая.
А я децибелами бью по ушам,
Горлом беру за горло.
Верзила грозит мне: «Сейчас в морду дам».
Смотрите, какой обидчивый.
А я, может быть, даже вовсе не хам,
Просто немного вспыльчивый.
Ишь, современным леченьем и спортом
Жизнь продлевают людям.
А если ещё запретят аборты…
Господи, что ж это будет?
Историю жуткую мне рассказали, в ужасе дыбом поднялись волосы,
Какой-то хам на каком-то вокзале посмел на собаку повысить голос.
Против такого кощунства поднялись возмущения волны,
И за свою бесчувственность и грубость наказан виновный.
Почёт животным и уважение, а грубиянов нужно учить.
Сдержать эмоции нет терпения? На человека давай кричи.
Кричать полезно, себя возвышаешь, кого-то унизить способ верный.
А также лёгкие развиваешь и успокаиваешь нервы.
Но надо знать, на кого кричать, и быть внимательным очень нужно.
Не то полицию могут позвать, а могут и применить оружие.
Амбал здоровый опасен тоже. И ты его старайся не трогать.
А то возьмёт да и треснет по роже, да так, что ещё и протянешь ноги.
На подчинённых кричать охота? Здесь можешь себя совсем не сдерживать.
Боится он потерять работу, да и другие его не поддержат.
Хорош эмигрант, коль не слишком гордый.
Только смотри, чтобы был он белый.
Он в суд не подаст и не двинет по морде.
Кричать на такого ты можешь смело.
Кричи на больных, пожилых и убогих. Этих ни капли не опасайся.
Кроме того, их достаточно много, кричи, оскорбляй их и наслаждайся.
В себе эмоции не держи. Не в моде вежливость и культура.
Кричи, ори, вопи и визжи. Свою злобно-хамскую тешь натуру.
Исчезли иллюзии, всё суета, тревога о будущем душу гложет.
Быть может, мир спасёт красота, если саму её не уничтожат.
Природа творит идеал красоты, гармонию форм, обострение чувства.
Её повторить – это только мечты.
К ней только приблизиться может искусство.
Пусть гений художника может слегка включить наши чувства и воображение.
Но не передаст он полёт мотылька во всей полноте красоты и движения.
Чарующей музыки звуки прекрасные,
Глубокие, нежные и манящие.
Но слышали вы объяснения страстные влюблённого дерева речке журчащей?
Коньяк совершенный в подвалах хранится, чтоб солнечной силой и страстью налиться.
Но всё же ему никогда не сравниться с холодной в горах родниковой водицей.
Венец совершенства, прекрасный и вечный, Бога, земли и природы создание —Это прелестная милая женщина. Она квинтэссенция мироздания.
Загажены воздух, моря и реки, мусор и газы, леса вырубаем,
Но этого мало для человека, теперь мы женщину уничтожаем.
Прелесть, естественность, женственность – к чёрту,
Что творишь, ты всесильная мода?
Ты должна красоту подчёркивать, а не лепить из женщин уродов.
Губы проколоты, волосы – пакля, брюки в дырках, косметика только
Вместо лица – красота, не так ли? И тело, покрытое татуировкой.
Где же ты, нежная? Где же ты, милая? Тебя воспевал не один поэт.
Грубая, злобная, голос хриплый от водки, мата и сигарет.
И ходит обкуренное и замученное, татуировками изувеченное,
В рваных штанах огородное чучело, то, что было когда-то женщиной.
Исчезли иллюзии, всё суета, только что мы поделать можем?
Могла бы мир спасти красота, если мы её не уничтожим.
Чтобы верней уничтожить друг друга,
Себя в бою защитить и сберечь,
Брали когда-то копьё и меч
И надевали кольчугу.
В новую эру убийства шагнули.
В противника целится пистолет.
И надевают бронежилет,
Чтоб защититься от пули.
Но грязная сплетня давит и душит.
От сплетни разящей защиты нет.
И не спасает бронежилет,
Сплетня нацелена в душу.
Сплетня – оружие злобных и лживых.
Грязью марает умы и сердца.
И не отмоешься до конца,
Сплетня не смоется мылом.
Сплетня – способ надёжный и скорый.
Даже любимые сплетням верят.
Ты и сам не вполне уверен,
Кто распустил наговоры.
Сплетня для подлого очень удобна.
Всюду для сплетни открыты двери.
Ведь не правде обычно верят,
Верят правдоподобию.
Время очистит от сплетен и козней.
Верю, не сразу и понемногу,
Но проложит правда дорогу.
Хоть часто бывает поздно.
Non est remedium adversus sycophantae morsum.
(Против злословия клеветника нет лекарства.)
Аристофан
Бывает, сплетник ранить злом не хочет.
Желанье сплетни как в заду заноза.
Для сплетни фактов хватит малой дозы:
Подслушать, подглядеть в дверной замочек.
Затем доврать, досочинять, додумать,
Слегка правдоподобием приправить
И в уши влить готовую отраву
Соседу, другу, зятю, свату, куму.
Но клеветник разит прицельно, злобно,
И факты подбирать ему не нужно.
Он жертву лицемерием окружит,
Отравит клеветой змее подобно.
В сердца доверчивые проникая,
Вгрызаясь в души, словно в кожу клещи,
Он губит тех, и на кого клевещет,
И тех, кому он душу отравляет.
Предатель часто просто слабый или трус.
Героем стать не смог, не каждому дано.
На сердце у него лежит тяжелый груз,
На жизни вечное проклятое пятно.
Другой – легко порхает вроде мотылька.
В нём жизнь журчит, течёт, как в ручейке вода.
Нектар достанет он из каждого цветка,
Себя любимого порадует всегда.
Удобства любит он, комфорт и развлеченья.
И с безразличным выражением лица.
Своих родителей предаст без огорченья.
Ни мать не пожалеет, ни отца.
Есть третий, предает сознательно и злобно,
Но выглядеть не хочет подлецом.
Предаст он потому, что так ему удобно.
Пытается при этом сохранить лицо.
Он должен оправдать поступок гадкий, мерзкий.
Применит лицемерие и клевету.
В надуманных грехах всех обвиняя дерзко,
Он ханжеством души прикроет пустоту.
Измена и предательство неизлечимы.
Кто предавал уже, предаст ещё не раз.
Своим поступкам он всегда найдёт причину,
Мораль, честь, совесть для такого не указ.
Но время пролетит. И кто-нибудь презренный
Его предаст так, как он предал когда-то.
Поймёт ли он, что он своей былой изменой
В том, что случилось, лично виноватый.
Причинами мнимыми раздражаясь,
Злится любимая, родная, чужая.
Упрёки обидные, слушать их гадко.
Не ангел, без крыльев я, есть недостатки.
Но сплетни чужие не повод для ссоры,
Ведь мы пережили и радость, и горе.
Но всё умирает на этой планете,
И страсти сгорают, и выросли дети.
Но в жизни главное, уж поверь мне, —
Понимание и уважение.
Непонимание ссоры кормит,
Хоть мы не лани и мы не кони.
Но всё так банально, и как тут помочь.
Ведь ты идеальная мамина дочь.
Не будь упрямой, как ни печально,
И твоя мама не идеальна.
Неприязнь понять, ну куда ещё проще?
Тебе она – мать, ну а мне она – тёща.
Голодному корочка хлеба снится,
Гурману – разных блюд изобилие.
Но привезли из Италии пиццу.
Простую лепёшку сыром покрыли.
Сегодня в пицце начинки разные:
Зелёные овощи или томат,
Яйцо с колбасой аппетит наш дразнит,
Грибы, или брокколи, или шпинат.
Любят богатые, кушают бедные.
Кушают с содою или без.
Хотя и знают, что пицца вредная —
Тяжесть в желудке и лишний вес.
Полдень в городе, время обеднее.
Взывает голодный желудок к столу.
Время ли зимнее, время ли летнее.
Пиццу найдёшь ты на каждом углу.
Босс угостить подчинённых стремится.
Меню угадать не нужно таланта.
Что привезут? Ну конечно же пиццу.
Какие могут быть варианты?
Детские праздники, милые лица.
Утро иль вечер, обед или ужин.
Чем угостить их? Конечно же пиццей.
Вкусно и дёшево. Что ещё нужно?
Дама фигурой своею гордится.
Диета строжайшая, чтоб не толстела.
Но принесли ей огромную пиццу.
Думала, мучилась – всё-таки съела.
Пицца зовёт и манит, завлекает.
Всюду пиццерий реклама сверкает.
Словно как тромбы забили артерии,
Улицы наши забили пиццерии.
Вечером вышел, чего-то не спится.
Глянул на небо: о ужас, она.
В небе сияет огромная пицца.
Тьфу, померещилось. Это луна.
Любят богатые, кушают бедные.
Кушают с содою или без.
Хотя и знают, что пицца вредная —
Тяжесть в желудке и лишний вес.
Есть разные вкусы и разные нравы.
Культура, знания, увлечения.
Но есть прекрасное слово «халява».
Непреодолимо к халяве влечение.
Есть много нуждающегося народа
Но от Америки и до Европы
Помогут им добрые и филантропы,
И это прекрасно и благородно.
Но как-то я встретил миллионера.
Сидел он на «велфере», хоть не калека.
Для всех знакомых служил он примером
И был уважаемым человеком.
Сидеть на «велфере» – что тут приятного?
Мало, хлопотно и унизительно.
Но всё же его получаешь бесплатно.
И это, конечно, важнее значительно.
На презентации тянутся дружно.
Ведь там бесплатное угощение.
Может быть, вредное, может, ненужное.
Какое всё это имеет значение?
Раздача ненужная так привлекательна.
За нею огромную очередь выстоишь.
Ведь ты же её получаешь бесплатно.
А там потихоньку куда-нибудь выбросишь.
Какое прекрасное слово «бесплатно»,
За всем бесплатным мы тянемся дружно.
И так это здорово, так нам приятно,
Что даже и воровать не нужно.
Я ни в коей мере не хочу обидеть замечательных врачей, чей самоотверженный труд спасает жизнь и здоровье многим людям. Но, к сожалению, всё чаще попадаются такие, как я описал.
Я направляю режим больных к их выгоде
сообразно с моими силами и моим разумением,
воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости
Клятва Гиппократа
Жил старый доктор Гиппократ, лечил людей, трудился много
И не хотел других наград, как только вылечить больного.
И завещал он всем врачам к больным внимательными быть.
Своим леченьем сгоряча больным ни в чём не навредить.
Но доброго врача заветы сожрала медленная лета.
Стареют люди и болеют, испытывают боли сильные,
Но над лечением довлеют соображенья меркантильные.
Запомни это хорошо, что, подчиняясь целям новым,
Раз ты к врачу уже пришёл, оттуда не уйдёшь здоровым.
Пусть доктор сват твой или шурин – не главное лечить болезни.
Какая у тебя страховка, ему гораздо интересней.
Он подберёт тебе леченье не то, которое поможет
Или доставит облегченье, а то, которое дороже.
И будешь долго принимать ты супермощное лекарство.
И постепенно умирать от медицинского коварства.
И хоть медицинский уход для людей по-прежнему важен и нужен,
Но слово «доктор» внушает теперь не надежду, а страх и ужас.
Заботы и проблемы не дают скучать.
В них окунаешься, словно ложка в чай.
Большие и малые, лёгкие и сложные.
Спешат и мелькают, как на скачках лошади.
Новые письма ежедневно тащит злобный почтовый беременный ящик.
Но с надеждой смотрим беспокойным взглядом.
Наш спаситель добрый – вот он, рядом.
Не собака верная, не друг и не слон.
Сложный, современный домашний телефон.
Набираю номер – и пошла реклама о том, что компания хорошая самая.
Проблемы душат, дышать не дают, но рекламу слушаю пятнадцать минут.
Но вот пошли вопросы, требует ответа, что же вы просите: это или это.
Вариантов много, терзают душу.
Ничего подобного мне не нужно.
«Отвечайте внятно, нужно или нет?»
Говорю: «Нет». – «Непонятно, повторите ответ».
Что я хочу, объясняю напрасно:
«Мне нужен представитель, ну что вам не ясно?»
«Ждите представителя», – слышу ответ.
«Звонок Ваш нас радует». Меня что-то нет.
Вдруг голос людской. Я от счастья дрожу.
«Вам нужен другой, я Вас перевожу».
Четвёртый отправил. Хочу закричать:
«В футбол я играл, но не в роли мяча!»
Но вот наконец получаю награду.
Меня переслали туда, куда надо.
Ответы на все получаю вопросы.
Как хорошо, что я трубку не бросил.
Как много проблем накопила мне старость.
Но жалко мне времени. Мало осталось.
Я был доверчивым всю жизнь и вынужден сознаться в этом.
Я даже верил в коммунизм. И тем, кто клялся партбилетом.
Я на субботниках пахал. До извращения был честен.
По жёнам близких не вздыхал, не применял ни лжи, ни лести.
Взрослел, наверное, умнел, стал принимать грехи чужие.
Перебороть себя сумел, чуть приспособился, прижился.
Я понял, криминал не зло, имей лишь только много денег.
И воровать не «западло» и «ботать» научись «по фене».
Я осознал, хоть нелегко, все нравы нынешнего века.
Слыхал, был даже Иваньков принципиальным человеком.
Родители – отживший хлам, коль денег много не имеют.
Пошлите их ко всем чертям и пусть себе тихонько тлеют.
Мораль и совесть – прямо в гроб. По нравственности справьте тризну.
Их закопайте глубже, чтоб вам не мешали в новой жизни.
С делягами схожусь я плохо, не научился клеветать.
Люблю отца, не брошу тёщу, хоть не всегда я с ними ладил.
Не сдам в приют, хоть это проще. И хоть с трудом их быт наладил.
Я рядом близких не имею, зад никому не стал лизать.
И то, что хорошо умею, не в силах часто показать.
Я разучился верить людям. От близких в сердце острый нож.
Но лицемерить я не буду, хоть слышал злобное: «Ты врёшь».
Но всё равно придёт весна. Отчаиваться мне нельзя.
Ведь есть отец, сестра, жена и где-то далеко друзья.
Не собираюсь горько охать. Жизнь новая уже давно.
И может, всё не так уж плохо, лишь мне понять не суждено.
(отклик на книгу Бориса Талиса «С Америкой на ты»)
Я слышал, кое-кто старался достичь в Америке мечты,
Он до мечты своей добрался и стал с Америкой «на ты».
Я тоже здорово старался, не поднимая головы,
Но очень долго оставался в стране лишь «шепотом», «на вы».
С Союза высшее имея, годичный колледж здесь нашёл.
Но потерял я гранты, время и веру в помощь земляков.
Поверил я, что колледж дружно поможет мне в трудоустройстве,
Но получил диплом ненужный и полное души расстройство.
Вперёд с дурацкой верой глядя,
Бесплатно вкалывал «на дядю».
С другими лохами в шеренге
В маркетинг вкладывал я деньги.
На трасе как-то был безвинно
Сбит государственной машиной.
Не понимал простых я истин,
Юрист наставил бескорыстно:
Зачем себя напрасно мучишь?
Правдивый рапорт не получишь.
Конечно, если бы в дороге
Тебе отбили руки, ноги
Или ты умер от увечий,
Тогда дружище мы б, конечно,
Взялись за дело, раскрутили
И много денег получили.
А так зачем нам ссора с копом,
И потому катись ты в…
Всяко бывало, не надо киснуть,
Скоро закончится жизни повесть.
Умный не тот, кто логически мыслит,
Умный, кто не имеет совести.
Но в общем-то в жизни не так всё и плохо,
И я в ней неплохо устроился.
Быть может, я не был законченным лохом,
А может, спасали способности.
А в чём же мораль? Про мораль забудь,
Каждый сам, конечно, решает,
Но если возьмёшь её в жизненный путь,
Она не раз тебе помешает.
Будь смелым и верным, правдивым и честным —
Учили нас в детстве нудно,
Но в жизни это совсем неуместно,
Глупее придумать трудно.
Смешно вас учить, дорогие лохи,
Вы слушали маму и папу.
Дела ваши были и будут плохи,
Молча сосите лапу.
Давайте лучше прославим дружно
Подлого и равнодушного,
Да здравствует наглый, жестокий и лживый
Настоящий хозяин жизни!
Я не за то, чтобы преследовали представителей однополой любви, но я против всякой рекламы этого отклонения и пропаганды его чуть ли не как достоинства. Однополые браки уничтожают институт полноценной семьи, основы человеческого общества с отцом, матерью и детьми. Опошляется и разрушается самое прекрасное чувство: любовь между мужчиной и женщиной. Физиологически природой заложены в мужчине потребность защищать женщину, семью, страну: в женщине – материнская безмерная любовь, стремление к красоте и уюту. Гадкая лицемерная пропаганда убивает моральные и нравственные начала цивилизованного человека.
Давайте бороться за разные вольности,
Смело обществу крикнем хором:
«Ко всем чертям мораль и условности,
Давайте восславим Содом и Гоморру».
Средства массовой информации
Давно смакуют всякие нежности:
Мужчины сношаются в полной прострации
И женщина женщине лижет промежности.
Любовь и нравственность – мир их праху,
Показывай всё, где там стыд, где там срам.
Главное – деньги, а деньги не пахнут,
И пусть всё катится в тартарарам.
Забудьте условности и приличия,
Бесполые и двуполые личности.
Закон разрешил однополые браки,
Пора разрешить браки с кошкой, с собакой.
Забудет новый Петрарка Лауру,
Свои стихи посвятит он Тимуру.
Страсть неземная к красавице Жанне
Под поезд бросает Каренину Анну.
Хилый и вялый, нежный и томный
Новый мужчина женоподобный.
Могучая, грубая, резкая, злобная
Новая женщина мужеподобная.
Последний нравственности оплот,
Семья муж с женой и детьми уж не модная.
К чертям культуру, дикость вперёд,
Скорей к состоянию полуживотному.
Свобода секса растёт и славится,
Как жить – для себя теперь каждый решает.
Ну пусть он маньяк, но ему так нравится,
И пусть ему никто не мешает,
А там педофил с малолетками нежится,
Ну раз ему хочется, пусть он потешится.
И женщина в страсти подставит …
Своей любимой большой собаке.
В себе звериную пестуй натуру,
Сотрём в порошок государства и классы,
Долой остатки всякой культуры.
Вперёд, дружок, назад в пампасы!
Facebook открыт для всякой чуши.
Глаза здесь вянут, а не уши.
Как полуграмотный снобизм, подпитываемый амбицией,
Очередной вещает «Изм» и выдаёт за эрудицию.
Когда к реальности глухи, не зная истинной причины,
Вновь промываются мозги, забитые наполовину.
Мороз, но надо выходить. Гори
Оно огнём, бессовестное «надо».
Нью-йоркский ветер, чёрт его бери,
Он дует сразу спереди и сзади.
Вдруг сквозь туман, как привидение из гроба,
Ко мне подходит бруклинский автобус.
За ним немедленно другой, конечно, будет.
Он неизбежен, словно насморк при простуде.
Они всегда вдвоём, как фрак и дирижёр.
Хотя мне кажется, что это перебор.
Приветствую тебя, американское мещанство
Жуликоватых выходцев из бывшего Союза
С немереным апломбом, эгоизмом, хамством,
Успешно набивающих свой кошелёк и пузо.
К американским присосавшихся кормушкам
Миллионеров, получающих пособия годами.
И возвышающих себя заносчивых старушек,
Своих хомоаттендантов делая рабами.
И вас, кому куражиться охота,
Почувствовавших лёгких денег власть.
Америки великих патриотов,
Всегда её готовых обокрасть.
В раннем детстве спал я в чемодане.
Воспитатели мои – друзья.
Деньги в жизни для меня не главное,
Хоть понимаю, что без них нельзя.
С лошадью мне не пришлось общаться.
Но катался в детстве на козе.
Часто уезжая, не прощался.
Брал в дорогу книги и друзей.
Хоть под гитару петь я не умею,
От свободы я бываю пьян.
У меня в роду одни евреи,
Я в душе немножечко цыган.
Я не мог угодничать начальству.
Не даёт Жинжеровых порода.
Для меня помочь кому-то – счастье.
Улицу люблю, друзей, природу.
Нелюбовь начальства не помеха.
Я упрям, талантлив был и смел.
Часто добивался я успеха,
Но копить я деньги не умел.
В жизни были разные моменты,
Называли даже хулиган.
У меня родня – интеллигенты.
Я же рос как уличный пацан.
Целый год политики нам врали.
Чтоб свой на шее затянуть хомут.
Консерваторы и либералы.
Только я не верю никому.
Консерваторы и либералы.
Я давно не верю никому.