Я с опаской приблизилась.
– Почему это может разозлить драконов?
– Садись, охотница. Закатай левый рукав платья. А я пока все расскажу, – Гррахара вздохнула.
Сухие узловатые пальцы споро вынимали из тряпичных кармашков пузырьки и палочки. Стоило откупорить первую же бутылочку, и в воздухе запахло чем-то сладким.
– Кровь Рроака в тебе чую лишь я.
– Почему?
– Потому что старая и талантливая, – хмыкнула Гррахара, глянув на меня украдкой. Однако уже через мгновение заговорила хмуро, с нескрываемым неодобрением: – Мы не делимся кровью с чужаками. Даже со своими редко. Это… слишком личное.
Она поджала губы. Помолчала недолго и продолжила:
– Обычно так поступают, когда хотят связать судьбы. В какой-то мере между тобой и Рроаком именно это и произошло: он связан с тобой клятвой, ты с ним – кровью. Сам Первопредок вынуждает вас быть вместе. Пока никто об этом не знает, кроме меня и Берготта. Но теперь…
Обмакнув палочку в алую жидкость, она чиркнула мокрым кончиком по угольку. Вздохнула тяжело и снова посмотрела на меня. На этот раз пристально, будто выискивая на моем лице ответ на вопрос, который так и не осмелилась задать.
– Теперь о вашей связи узнают все. Каждый дракон Северных Гнезд почувствует, что ты принадлежишь Рроаку. А он, – Гррахара поморщилась, – принадлежит тебе.
– Принадлежит? – повторила я растерянно. И тут же вскрикнула, когда меня укололи окрашенным концом палочки. – Что вы творите?
– Терпи, охотница. Так надо. И не дергайся ты! Больнее будет.
За первым уколом последовал еще один. Потом еще. И еще. Я морщилась, шипела, пыталась высвободить руку из цепких пальцев и вскрикивала.
– Расслабься, охотница!
Гррахара действовала уверенно. Обмакивала палочку то в один пузырек, то в другой, терла об угольки, укалывала и снова опускала острый кончик в цветную жидкость. Иногда останавливалась и стирала с кожи выступившие капли крови.
– А Рроаку вы тоже сделаете… такое? Ай!
– Уже, – буркнула Гррахара, не поднимая головы. Потом все же посмотрела на меня и добавила, не скрывая усмешки: – Ты долго спишь, охотница. Видимо, в вашем Ордене не принято просыпаться на рассвете.
Я вскинулась. Хотела было вскочить, но Гррахара удержала меня на месте. Пусть драконица и выглядит старой, сил в ней явно побольше, чем в любом из братьев Ордена.
– Мы тоже встаем с первыми лучами! Без понятия, почему здесь все изменилось, но охотники не лежебоки!
– Знаю. В Гнездах ты чувствуешь себя не так, как на равнинах: все же воздух тут другой, да и небо давит меньше.
Я прищурилась:
– То есть вы все понимаете, но продолжаете смеяться надо мной?
– Разумеется, – старуха кивнула и широко улыбнулась. – Должна у меня остаться хоть какая-то радость? Брось, охотница. Не стоит топорщить шипы на каждый выпад. Да, ты среди тех, кого привыкла видеть врагами. Но узрей и другое – мы не желаем тебе зла.
Перед мысленным взором встало лицо Берготта. В ушах далеким эхом прозвучали его угрозы.
Не желают зла? Вот уж не сказала бы!
Однако вслух возражать не стала. Вместо этого взглянула на свое запястье. Каждый укол палочки впечатывал в кожу цвет, рождая рисунок. Еще непонятный, но уже вызывающий интерес.
– Что это будет?
– Крыло Первопредка. Левое у тебя, правое у Рроака. Вы нужны друг другу так же, как оба крыла нужны дракону для полета.
– А как об этом узнают остальные жители Северных Гнезд? Рисунок ведь будет скрыт под одеждой.
– Не всегда. Если ты закатаешь рукава, его увидят. Но, в отличие от людей, для нас зрение не главный орган чувств. Обоняние, – крючковатый палец коснулся кончика моего носа, – вот чему дракон доверяет больше всего. А у этих красок есть запах. Особенный, который используется только для таких рисунков. У каждой пары цвет свой. У вас – красный с золотом, как у ящера Рроака. Сильные цвета – сильные запахи. Никто не ошибется. Никто, – повторила Гррахара со вздохом.
Я всмотрелась в морщинистое лицо. И впервые увидела на нем не только недовольство, но и… страх?
– Чего вы боитесь?
– Тебя, охотница. Людские сердца слишком ненадежны, а память слишком коротка. Связать себя с человеком – дикость для любого из драконов. Для Рроака же это почти безумие. Но он пошел на это. Ради тебя.
– Почему?
На этот раз Гррахара не спешила с ответом. Наносила палочкой рисунок и все бросала на меня задумчивые взгляды. Наконец, когда я уже решила, что она не ответит, драконица заговорила:
– Пламенноволосая притягивает внимание. Переодев тебя в наши одежды, Рроак надеялся помочь своему народу примириться с присутствием человека. Но некоторых это ввело в искушение…
– Например, Берготта?
– Например, его, – кивнула Гррахара. – Он хороший дракон. Верный сын Северных Гнезд. Но он… давно укрыт тенью. И эта тень тяготит его. Боюсь, он может решиться на глупость. Поэтому, пожалуйста, держись от него подальше. Не искушай Берготта пламенем своих волос.
Гррахара посмотрела с такой искренней просьбой, почти мольбой, что я не посмела возразить. Но мысленно костерила Берготта на чем свет стоит.
Что это за дракон вообще? Почему он не может оставить меня в покое? Сначала его долг перед Гнездами свел нас вместе. Потом гнев Рроака испугал его и зародил нелепую уверенность, что мне по силам отменить грядущий суд. А теперь еще и это?!
Проклятье!
Как я должна действовать, чтобы не ошибиться и не запутаться в порядках драконов? Как понять, кого слушать? Рроака? Гррахару? Себя? А если я сама не знаю, что делать, – как быть тогда?
Если Гррахара поделилась с Рроаком переживаниями насчет Берготта и его интереса ко мне, станет невозможно убедить Рроака отменить суд, не вызвав при этом подозрения. Почему вообще эти драконы решили скинуть свои проблемы на плечи охотницы, не прошедшей нового рождения?
Гнев и растерянность полыхали в душе, словно поленья, объятые пламенем. Я с трудом дождалась, когда Гррахара закончит рисунок. Едва она обмотала мое запястье чистой повязкой и вернула манжету на место, я выскочила на улицу. Даже жилетку не застегнула.
Плевать на непогоду, на холод, покусывающий за щеки, и на ветер, треплющий мои косы. Я просто хочу убраться отсюда. Пусть не обратно в Орден, но хотя бы дойти до края Северных Гнезд – до границы очерченной Рроаком территории, где моя кровь остается спокойной.
Удивительно, но на улицах было шумно. Судя по всему, непогода в горах не редкость и драконы давно к ней привыкли. Я шла, не обращая внимания на их взгляды. Пальцы от напряжения то сжимались в кулаки, то расслаблялись, чтобы тут же сжаться еще сильнее.
Перейдя пятый по счету мост, я остановилась. Огляделась и устало опустилась на скамейку. Подставила лицо ветру и мелкому снегу, закрыла глаза.
Почему я так боюсь, что Берготт откроет Рроаку память? Потому что меня посчитают шпионкой? Или потому, что не хочу, чтобы Рроак увидел грязные фантазии своего двоюродного брата? Не знаю. Но надеюсь выяснить это уже скоро.
Детский смех прозвучал неожиданно близко. Я открыла глаза, огляделась и почти сразу заметила их – драконят, которых вчера вспугнула на игровой площадке. Они бежали, хохоча и шикая друг на друга, словно заговорщики. Явно ведь задумали какую-то шалость!
Ноги сами понесли меня следом. Нет, я помню требование Рроака – держаться от детей подальше – и не собираюсь нарушать данное слово. Но хочется понаблюдать за ними хотя бы издали. Почувствовать их радость и беззаботность, отвлечься. Никто не узнает, что я пошла за ними. Я все-таки охотница и умею оставаться незамеченной.
Мысленно я проговаривала эти слова снова и снова, убеждая себя, успокаивая совесть. И совсем скоро перестала чувствовать ее уколы.
Я петляла за детьми, отставая почти на улицу – так, чтобы они не заметили моего присутствия. Куда мы шли, не задумывалась: вряд ли дети покинут Северные Гнезда. А значит, переживать не о чем.
Мы миновали еще два моста. Проплутали узкими переулками, обогнули пик скалы и оказались в горной чаше, скрытой от ветров высокими каменными боками. Непогода тут почти не ощущалась. Метель превратилась в слабый снегопад.
Дети кинулись к старому, заметно покосившемуся от времени дому с черными проемами вместо окон. В крыше видны прорехи, стены изрезаны трещинами, а у крыльца не хватает перил. И все же, глядя на дом, я улыбнулась – вспомнила, как давным-давно, еще в детстве, вместе с сестрами и братьями по дайгенору лазила в заброшенное крыло цитадели.
Отцы каждый раз ругались, поймав нас за опасным делом. Напоминали, что неспроста двери заколочены, а окна крест-накрест забиты досками. Но разве ж нас это останавливало? Словно мышата, мы пробирались через щели, а потом учились двигаться бесшумно, как истинные охотники. Когда кто-нибудь оступался и с грохотом падал, задевая старые тумбы или поломанные стулья, все мы хохотали. Причем так громко, будто вмиг забывали, что собирались не издавать ни звука. Переставали притворяться воинами и становились теми, кем и являлись – детьми, которым еще рано взрослеть.
В груди болезненно заныло.
У драконов, получается, даже шалости как у нас? Так в чем тогда наше отличие? Неужели все эти годы мы убивали не диких зверей, а кого-то очень на нас похожих?
Сколько себя помню, я гордилась тем, что отцы выбрали меня. Назвали охотницей, вручили дайгенор, дали цель в жизни. А теперь… теперь я не понимаю, на чьей стороне правда. И есть ли она вообще, эта правда?
Я проводила детей долгим взглядом, дождалась, пока они скроются в доме, и лишь после этого осторожно перешла к большому валуну. За ним меня не видно, но сам он стоит довольно близко к дому. Если прислушаться, можно даже уловить отголоски чужого веселья.
Детей не было долго. Устав стоять, я опустилась на снег, подтянула колени к груди и уткнулась в них подбородком. Спряталась меж свесившимися косами от мира и собственных сомнений. Их слишком много в последние дни. И они слишком тяжелые, чтобы совладать с ними мгновенно.
Не знаю, сколько я так просидела. В себя пришла от громкого визга – уже совсем не веселого. Вскочила на ноги и выглянула из-за валуна.
Дом загорелся, будто тюк соломы от упавшей искры. Заполыхал в один миг, загудел яростным пламенем и затрещал старым деревом. Дети выбегали, толкаясь и крича; жилетки некоторых дымились. Их стягивали, бросали на снег, топтали. И все оборачивались ко входу.
Почему дети не убегают подальше? Дом же старый, от такого пламени он может обрушиться в любой миг. Стоять так близко – опасно. Неужели они не понимают?
Или…
Великие боги! Неужели выбежали не все?
Сколько их зашло в дом? Девять? Десять? Не помню!
Я рывком обернулась. Каменная чаша надежно укрывает это место от ветра и непогоды, но из-за нее же драконы не сразу увидят дым. А когда они прилетят, уже может быть слишком поздно. Боги, что делать? Я не могу бездействовать! Но Рроак запретил приближаться к детям…
Грохот, с которым обрушилась часть крыши, отозвался во мне дрожью. Вспомнилось, как падала другая крыша, пожираемая огнем. И как я задыхалась от дыма и гари. Как металась, ничего не видя, как спотыкалась и падала.
Нет. Я не обреку детей на то же самое.
Мысли пронеслись стремительно, за один удар сердца. Я выбежала из своего укрытия.
Плевать, что подумает Рроак! Плевать, что я человек, а они – драконы. Сейчас они лишь дети в ловушке огня. И я не оставлю их.
Я оказалась рядом с детьми в секунду.
– Кто остался внутри? Сколько?
Они молчали. Глядели на меня с испугом, вцепились друг в друга, но не убегали. Видимо, не хотели оставлять своего.
– Сколько?! – прикрикнула я.
Сейчас нет времени быть с ними мягкой. Каждая секунда на счету.
– Один, – буркнула темноволосая девочка.
Стоящий рядом мальчик ткнул ее локтем в бок, будто напоминая, что с человеком разговаривать не следует. Но девочка лишь шикнула на него и снова посмотрела на меня.
– Молчун не говорит. Вы не услышите его криков. Он либо выйдет сам, либо…
Я не дослушала. Что бы она ни собиралась сказать, это уже неважно. Молчун либо выйдет сам, либо я его вынесу. Только так. Другой правды у этой истории быть не может. Я не позволю ребенку погибнуть в огне.
Сердце билось где-то в горле. Давний страх подкрался со спины, скользнул холодными руками мне на грудь. Обнял, будто возлюбленный, и крепко сжал, как бессердечный мучитель.
Я на бегу сорвала повязку, которой Гррахара перемотала рисунок, наклонилась, зачерпнула снега и сжала в кулаке. Этого не хватит, чтобы пропитать ткань, но все же лучше, чем ничего.
– Молчун! – выкрикнула я, забегая в облако дыма.
Закашлялась, прижала влажную повязку к носу и рту.
– Молчун! Постучи! Урони что-нибудь! Дай понять, где искать тебя!
Я не знаю планировку дома. Но если предположить, что все драконьи дома похожи, то сейчас я в гостиной. А дети, скорее всего, были на втором этаже. По крайней мере, мы, будучи маленькими, всегда стремились забраться повыше. Боги, пусть в этом мы с драконами тоже окажемся похожи!
Пошатываясь и отмахиваясь от дыма, я поспешила к лестнице. Сзади что-то грохнуло. Слева обжигающим языком взметнулось пламя. Я закричала – уже не в попытках дозваться ребенка, а от страха. Почти забытый, он креп с каждой секундой. Заставлял ощущать себя не взрослой охотницей, а напуганной девочкой.
– Молчун!
Я закашлялась. Тряпка высохла, перестала спасать от дыма.
– Молчун!
Вход в первую комнату закрывала дверь. Ручка наверняка давно раскалилась. Пришлось навалиться плечом. Потом еще раз и еще. Проклятые драконьи двери! Почему они такие крепкие?! Или ее перекосило от жара?
Зажмурившись, я кинулась на дверь в четвертый раз. Не устояла на ногах, когда та рывком распахнулась, и упала. Почти прижалась носом к полу, попыталась разобрать очертания предметов – понять, есть ли среди них силуэт ребенка.
– Молчун!!!
В соседней комнате что-то грохнуло. Не знаю, упала ли балка, или это был ответ на мой зов, но я поспешила туда. Выбежала в коридор. Закричала, уворачиваясь от падающих кусков крыши. Влетела во вторую комнату и вдруг сразу поняла, где он. Под шкафом. Тяжеленная махина опрокинулась и накрыла собой ребенка. Боги, прошу, пусть с ним все будет в порядке!
– Держись, я рядом!
Откинув тряпку, обеими руками вцепилась в край шкафа и попыталась перевернуть его. Кожа горела от жара. Дым забивался в грудь, щипал глаза. Страх пожирал душу. Кажется, я заплакала. Не знаю. Возможно, всему причиной сильная резь в глазах. А может, то были слезы отчаяния.
По языку протянулся металлический привкус – это побежала кровь из прокушенной губы. Мышцы тянуло. Ноги подрагивали. Все нутро скрутило узлом.
Ну же! Ну давай!
Я не смогла полностью поднять шкаф – только оторвать его от пола. Но этого хватило, чтобы оттуда, отталкиваясь локтями и кашляя, вылез мальчик. Даже беглого осмотра хватило, чтобы понять: правая нога сломана. Не знаю уж, из-за дверцы или еще чего – это мы выясним потом. Сейчас надо выбираться.
Когда Молчун вылез полностью, я разжала пальцы, и шкаф с грохотом упал. С потолка сорвалось несколько горящих деревяшек. Одна упала мне на ногу. Я вскрикнула, сбросила ее, откуда-то найдя силы, и повернулась к Молчуну.
– Ты должен держаться за меня изо всех сил! – выкрикнула, стараясь, чтобы он расслышал меня за ревом пламени.
Не дожидаясь кивка, подхватила ребенка, прижала к себе, накрыв его голову рукой, и побежала к выходу. Молчун обнял меня за шею, уткнулся в нее носом. Здоровую ногу закинул мне на талию, тоже пытаясь держаться.
Я не оглядывалась. Даже когда грохот за спиной стал почти оглушающим, продолжила бежать, смотря только вперед, уворачиваясь от вспышек пламени и падающих кусков дерева. Мы почти добрались до выхода, как вдруг прямо перед нами с протяжным треском упала горящая балка. Я взвизгнула, отскочила и стала судорожно озираться.
Окно! Тут должно быть окно! Кажется, вон там.
Не раздумывая кинулась к проему. Чуть не заплакала, поняв, что не ошиблась. И замерла, оказавшись рядом.
Окно слишком маленькое для взрослого человека. А сейчас еще и раскаленное, я не пролезу точно. Но Молчуна вытолкнуть смогу.
– Отпускай меня, – приказала я. – Отпускай! – прикрикнула, не дождавшись от мальчишки реакции. – Молчун, не бойся, все будет в порядке. Ты пролезешь в окно, окажешься в безопасности. Ну же!
Однако, вместо того чтобы отпустить, мальчик вцепился в меня еще сильнее.
– Молчун! – я почти заплакала от отчаяния.
Он мотнул головой. Всего раз, но очень уверенно. И сжал руки на моей шее, почти душа.
– Да что же ты творишь?!
Поняв, что страх не дает ему отцепиться от меня, снова кинулась к выходу. Может, получится обойти ту балку? Вдруг за дымом и пламенем я не увидела прохода?
Новый грохот заставил испуганно вздрогнуть и метнуться в сторону – подумала, еще одна балка вот-вот обрушится. Но тут услышала приказ:
– Кинара! Сюда!
Рроак! Рроак здесь!
Я кинулась на его голос, как мотылек на свет. В несколько ударов сердца добежала до проломленной в стене дыры и прыгнула. Вот так – не думая, не спрашивая, не сомневаясь. Просто прыгнула навстречу, зная: он поймает.
И он поймал.