РУБЦОВ
– Что-то тебя быстро развезло. – Подполковник встряхнул Найденова, больно схватив его за плечо. Майор уставился на него и не сразу сообразил, чем они тут занимаются.
– Ну-ка, еще по кружке. О деле поговорить надо.
– Может, хватит?
– Привыкай, – жестко отчеканил подполковник и выпил.
Банка с кильками была пуста. Найденов выпил и занюхал хлебом. Но совершенно неожиданно почувствовал себя легко и трезво. Рубцов заметил перемену в его состоянии и одобрительно подтвердил:
– Видишь, лучше стало. Всегда слушайся старших по званию. Они больше тебя выпили и знают. А теперь напрягись и гляди. – Рубцов достал карту Анголы, вытащил фломастер и, приосанившись, принялся объяснять: – Вот здесь, справа, всю территорию занимает Национальный парк, и тянется он вот так, до Мавинга, а дальше сворачивает к Джамбе…
– Там штаб генерала Савимби?
– Да, можно сказать, столица УНИТА. Но не пугайся, штурмовать их, к сожалению, пока приказа нет. Жаль. Вообще, должен тебе сказать, что ситуация в Анголе меня до печенок раздражает. Столько лет воюют, и ничего не получается. Разве это война? Тут постреляли, там постреляли и заседают. Бесконечный военный совет. Дали бы мне роту проверенных мужиков – я бы за неделю закончил всю эту ерунду. Не веришь? Воевать научить невозможно. Это должно быть в крови. Мы, русские, умеем, потому что все наши предки воевали, год за годом, век за веком. Вот у нас и развился талант. Итальянцы, скажем, поют, евреи бизнесом занимаются, французы – любовью, японцы технологию создают, а мы воюем. Даже когда не с кем, все равно воюем… сами с собой. У меня талант, и он ничем не хуже таланта, скажем, какого-нибудь поэта или артиста, или даже ученого, потому что и он от Бога. Когда иду в бой, чувствую такой прилив энергии, такой кураж, что нет силы, которая могла бы меня остановить. И сквозь эти джунгли мы пройдем, как нож сквозь масло. Знаешь, почему мы в Афгане завязли? Потому что в Москве никак не могли решить, до какого предела нужно воевать. А уж те, кто там был, поверь, способны любого противника на уши поставить. Вот бы мне такую роту… Ладно, слушай дальше. Значит, вот тут, на северо-запад от Мавинга, находится крепость, старый форт. В затертые времена еще португальцы строили. Этот форт прикрывает дорогу на Джамбу. По ней идет обеспечение войск УНИТА. Когда наши генералы задумывали операцию, вызвали меня и спрашивают, сколько нужно войск, чтобы атаковать форт? Прикинул, повертел карты, спрашиваю, неужели до этого ни разу не пробовали отбить крепость? Пробовали – говорят в два голоса и Панов, и Саблин. Но ничего не получалось. Неприступен. К тому же там сосредоточены силы ПВО УНИТА. Сбивают вертолеты, как кокосы. Я покумекал и ставлю вопрос иначе: так зачем же еще раз рисковать? Людей на смерть посылать? Они хоть и не наши, но тоже люди. Ну, Саблин моментально вскипел. И прямо матом на меня. Стою, выслушиваю. Генерал… имеет право. А сам понимаю, что вбили они себе в голову захватить крепость, и хоть умри, подай им ее на тарелочке. Воспользовался моментом, когда у Саблина перехватило дыхание, и спокойно спрашиваю: «А как она защищена с тыла?» Оказывается, не знают. И не придают этому значения. Осталось только удивляться и разводить руками. Саблин важно заявляет, что движение возможно исключительно по дороге, так как с тыла форт защищен джунглями Национального парка. По решению ЮНЕСКО он взят под охрану, и на его территории запрещено вести военные действия. Не поверишь – от неожиданности я чуть не матюкнулся: «Как не ведутся? Что же это за война такая?» Саблин уперся, словно буйвол в мешок с отрубями, мотает головой – не ведутся, и все тут. Там всякие племена живут, флора, понимаешь ли, фауна… короче, заповедник. Представьте, говорит, это у них как заповедник Беловежская Пуща. Ну и что? У нас-то социализм победил, а у них в самом разгаре. Значит, не до парков пока. И потом – пойди в Москве, погляди, что с нашим Парком культуры имени Горького сделали. Загадили. Ну, не одни иностранцы, наши тоже постарались. Но на свое, значит, плевать, а ихнее обходи стороной? Тут Панов вмешался. А должен тебе доложить, Панов – мужик скользкий, но ушлый. Он здесь пристроился накрепко. Связи везде. Он с ихним министерством обороны запросто. Чувствуется, есть там общие интересы. Но про что достоверно не знаю, говорить не буду. Тут хитрость в том, что Панов вес имеет, а Саблин всего лишь должность. Панов, значит, и говорит: «А если через парк?» Тогда, говорю, другое дело, товарищ генерал! Выходим в тыл, и вопросов нет. А чтобы не было шума с их парком, постараемся гарнизон выбить без потерь. Тихо, ночью, одним ударом. Пусть после доказывают. Кто занимает форт, тот и прав. И что случится с парком, если мы по нему прогуляемся? Саблин думал, думал, потом махнул рукой: «Делайте, что хотите. Ответственность за операцию несет Панов. Занимайтесь разработкой совместно с ангольской стороной». И ушел. Мне Панов подмигнул, мол, молодец подполковник, верно оценил ситуацию.
Рубцов налил еще по полкружки и закончил:
– Так что теперь мы главные. Понял? Покажем им кузькину мать!
Найденов слушал подполковника с недоумением. В военном училище в Уамбо он спокойно преподавал и представить себе не мог, что где-то в Луанде в советской миссии разрабатываются какие-то боевые операции. Ему казалось, что Ангола тихая страна, где стычки с противоборствующей группировкой происходят редко и носят совершенно внутренний характер. Конечно, понимал, что наши советники занимаются разработкой стратегических планов обороны и защиты государства. Но чтобы так… Он с удивлением спросил:
– А мы какое отношение имеем ко всему этому? Неужели воевать начнем?
– Как это воевать? Мы не имеем права брать оружие в руки. Только совет и обслуживание техники. Ты будешь устанавливать связь, а я… – Рубцов как-то странно и задумчиво улыбнулся, – осуществлять общее руководство и наблюдение. Саблин перед отлетом в Москву предупредил лично меня, чтобы в районе боев ни одного советского специалиста не было.
– Что, здесь останемся?
– Ну, ты, мужик, размечтался. Полетим в Менонгу, в штаб Южного фронта. Там военным советником полковник Стреляный сидит. Вот с кем пить – одно удовольствие. Возьмет литр на грудь, а потом интересуется, не выпить ли по маленькой. Ладно, посвятил тебя, ввел в курс, имеем право выпить.
– Может, я пропущу? – воспротивился Найденов.
– Да тут на донышке. Давай кружку.
Чокнувшись с металлическим звоном и глядя в глаза друг другу, они выпили.
– Молодец, – похвалил его Рубцов, – всегда смотри в глаза, когда пьешь. В этом достоинство и уважение к товарищу. А теперь скажи честно – неужели не хочется с «калашниковым» да по джунглям? И одним махом накрыть этот хренов форт!
– Странное предложение. Сколько служу в армии, воевать никогда не тянуло. Зачем? Я ведь служил в Багдаде. Замечательный город. Спокойный, мирный. Все уважают Хусейна, слушаются его. Никаких партизан, группировок. Я там тянул связь в его загородный дворец. Так и надеялся просидеть в тишине. Вдруг приказ из Москвы – отозвать всех специалистов. Никто ничего не объяснил. Предписание выдали – и в самолет. Потом уже в Москве добился, чтобы отправили дослужить сюда.
– Значит, не хочешь? Зря. Кто ж, кроме нас, воевать их научит? – с сожалением вздохнул подполковник. Ему было искренне жаль этих ангольских солдат, которых вооружают и русские, и кубинцы, и американцы, и китайцы, а они, владея отличной техникой, друг дружку победить не могут.
– Мне, как и тебе, наплевать на свару между ФАЛЛА и УНИТА, но коль идет война, значит, нужен победитель. Иначе – бессмысленное кровопролитие. Вся надежда, получается, на нас.
Рубцов замолчал и, заложив руки за голову, уставился в потолок. Найденов не хотел продолжать столь неожиданную для него тему. Но отпустившее внутренне напряжение снова дало знать о себе. А вдруг и вправду подполковник собирается ввязаться в штурм форта и Панов, чтобы не разбираться с майором, а может, даже с согласия Советова специально посылает его под пули? Догадка легла тяжестью на затылок. Оказывается, как просто можно решить, казалось бы, трудный конфликт. Тамаре сообщат, что погиб при исполнении служебных обязанностей, возможно, даже какую-нибудь медаль перешлют, и не нужно будет травмировать ее сообщением о романе с португальской девушкой. Раз нет мужа, значит, и романа никакого не было. Найденов с ненавистью посмотрел на подполковника, словно он был одним из придумщиков пакостной затеи.
Подполковник, не глядя на Найденова, принялся рассуждать о своем неизбежном будущем:
– Не представляю себе, что можно всю жизнь носить погоны и в конце чинно уйти в отставку. Какой же ты тогда военный? Выходит, не получился. Все равно что летчик. Учился, учился, а в небо не взлетел. Защитником Родины у нас каждый с рождения становится. Помнишь, Высоцкий пел: «Ведь у нас такой народ, если Родина в опасности, значит, всем идти на фронт». Но такой профессии – защитник Родины – нет! Все равно что любитель среди профессионалов. А настоящий военный живет для боя, для победы.