Василий вернулся, когда уже стемнело и пляж был залит серебристым лунным светом. К этому времени мое душевное состояние достигло стадии психоза. Я металась по берегу, то молясь, то представляя себе всякие ужасы. Я клялась господу, что, если с ними все хорошо, я всегда буду искренне любить и Аню, и Павла и никогда не стану спорить с мужем, только бы они наконец вернулись!
Есть или зажечь костер мы тоже были не в состоянии. Денис и Вероника то пытались успокоить меня, то сами впадали в отчаяние, и тогда уже мне приходилось изобретать какие-то утешительные доводы.
Когда некое темное пятно оказалось неясным силуэтом, мы, все как один, кинулись с надеждой и облегчением навстречу ему. Это был Василий. Один.
– Что?!
– Что с ними?!
– Где Анька с Пашкой?
– Что случилось?! Да говори же ты!
– Я их не нашел, – бесцветным голосом сказал Василий и пошел дальше, не останавливаясь, словно был механической куклой, у которой не кончился завод.
– То есть как?! Ты же обошел весь остров! Да почему же ты молчишь?! – Мы втроем семенили за ним по песку, вопросительно заглядывая ему в глаза.
Он остановился, обернулся, и я увидела его совершенно серое от горя и ужаса лицо.
– Их нет, ни их – ни одежды, ни вещей, ничего! Я не знаю, что случилось!
О господи! Я обняла мужа так крепко, как только смогла, прижав к своей груди его голову. Денис и Вероника стояли молча, не зная, что сказать или сделать. Кошмарность произошедшего наползала на нас с неотвратимостью селевого потока. Пока мы метались по пляжу, неопределенность ситуации все же давала нам какую-то надежду, что ничего страшного не случилось, так все это, просто недоразумение… Но теперь нам стало по-настоящему страшно. Что могло с ними случиться на этом пустынном безлюдном острове? Что мы скажем их матери? Как переживет это Василий? Почему мы так долго их не искали? Это бездействие будет мучить нас до конца дней.
Я оторвалась от мужа, обнимая и поддерживая его, и повела к шалашу. Усадив его на песок, я отправила ребят разводить костер, достала заранее зажаренную рыбу, остатки фруктов.
– Надо поесть, – вложила я еду в руки Василия. Он продолжил сидеть все так же безучастно, глядя в темноту невидящими глазами.
Тогда я начала очищать рыбу и маленькими кусочками класть ему в рот. Он жевал, не чувствуя и не понимая, что делает, автоматически. Выпил воды. Он не шевелился и не говорил ни слова, пугая меня этим оцепенением. Ребята сидели в стороне у костра притихшие и подавленные, боясь издать лишний звук, чтобы не нарушить скорбное молчание, нависшее, казалось, над всем островом.
Что-то холодное капнуло мне на грудь. Дождь? – недоуменно подумала я. Нет, оказалось, что я плачу. Слезы катились по моим щекам, а я даже не заметила этого. Надо что-то сделать, чтобы вывести Василия из этого жуткого состояния, пусть он лучше выплачется, выкричится, сломает что-нибудь, лишь бы ожил! Кажется, у нас еще оставался коньяк…
Тяжело встав с места, я пошла за бутылкой, вылила в кружку все, что в ней было, получилось почти до краев, и подала Василию. Поднесла кружку к самым его губам и почти влила напиток ему в рот. Коньяк, видимо, обжег ему внутренности и тем самым привел в чувство.
– Что мне делать?! Что я скажу их матери?! Как мне теперь жить?! – закричал, почти завыл он.
Я сидела рядом и молча гладила его по спине. Чем я могла утешить его? Только винить себя за легкомыслие и равнодушие – вот и все, что мне оставалось. Стала бы я ждать до вечера, если бы так надолго пропали мои дети? Как я могла быть такой эгоисткой? Да, они не любят меня, да и за что, собственно, им любить женщину, занявшую место их матери? Пусть и по прошествии стольких лет после развода, но это – их родители, и они всегда будут желать их примирения. Они даже наверняка ненавидели меня, но я должна была заботиться о них, потому что они – дети, пусть и чужие, но оставленные на мое попечение, я отвечала за них.
– Это я виновата. Надо было сразу идти их искать. Во всем виновата я!
– Ты здесь ни при чем. Это я! Это мои дети, почему же я сидел тут столько времени? Жрал рыбу и ничего не делал! Я даже вспомнил о них не сразу. Как мне теперь жить?
– Постойте, – крикнула, вскакивая, Вероника. – Ты говорил, что ничего не нашел, ни одежды, ни обуви?
– И что?
– Да то самое! Подумайте хорошенько! Их нигде нет. Куда они могли деться? Улететь? Сбежать? Только утонуть. Но вряд ли они решили утопиться. Что они, Тристан и Изольда, чтобы вместе покончить жизнь самоубийством? Нет! Утонуть они могли только случайно.
Мы с Василием слушали, боясь лишний раз вздохнуть.
– Так вот. Если они пошли купаться, то, уж наверное, разделись бы. У Ани был длинный сарафан, в таком не поплаваешь. Павлу тоже незачем лезть в воду в рубашке и шортах. Они должны были раздеться. И вряд ли спрятали бы вещи в кустах, это на необитаемом-то острове! Но на пляже вещей не оказалось. Вывод: их не было на берегу. Они где-то в чаще! Ведь ты не успел прочесать весь остров?
– Нет.
– Я не знаю, что с ними могло случиться, но хоронить их еще рано.
– Точно! Ну, Вероника! Ну, голова! – Василий вскочил с места, подбежал к Веронике, поднял ее и закружил в приступе восторга.
Я чуть с ума не сошел от горя! – ошалев от вернувшейся надежды, радовался муж. – Все, срочно надо сделать факелы и отправляться на поиски.
Я хотела было ляпнуть, что лучше сначала отдохнуть, но, вспомнив, что я чувствовала еще пять минут назад, прикусила язык.
Василий и Денис сделали из веток и намотанных на них салфеток – слава салфеткам – подобие факелов, смочив их остатками алкоголя.
– Разделимся, – скомандовал взбодрившийся отец. – Мы с Вероникой – направо, вы с Денисом – налево.
– Надо взять с собой на всякий случай воду, – тормознула его я. – Вдруг понадобится?
После минутной задержки мы двинулись в путь.
Мы бродили по острову всю ночь. Сначала осторожно, стараясь не отставать друг от друга ни на шаг, потом, со временем, от однообразия – все смелее. Чувствуя себя в этих тропических дебрях бесконечно одинокими, мы стали разбредаться в разные стороны, то встречаясь, то вновь расходясь. Время шло. Мы обшарили бо́льшую часть острова. От усталости и безнадежности наступило какое-то бессмысленное отупение.
Всем, кроме Василия, стало ясно, что нам их не найти. Я не знала, что с ними произошло, но на острове их не было. Думать, что же случилось с ребятами, не получалось. Ноги заплетались от бесконечных блужданий, глаза закрывались сами собой.
– Все. Надо возвращаться. Денис, идем обратно.
– А как же Павел, Анька?
– Их нет здесь.
– Ну так пойдем дальше.
– Их нет на острове.
– Почему? Откуда ты знаешь?!
– Денис! Их нет на острове! Я не знаю, что случилось, но на острове их нет! Пойдем обратно на стоянку.
Он все не хотел сдвинуться с места.
– Мам, я не понимаю! Как это – их нет?
– Уплыли, украли их, я не знаю! Я не могу сейчас думать. Просто ничего не соображаю. Пойдем, – я потянула его за руку.
– А остальные? Василий, Вероника?
– Я не знаю, как сказать ему об этом. Веронику мы позовем, когда встретим.
…Мы вновь сидели на песке. И наступил новый рассвет. Сначала серо-молочный, потом желтая бледная полоса растеклась вдоль горизонта и разлилась по всему небу, принеся с собой все оттенки оранжевого – от бледного, несмелого, до яркого, сочного, который тут же превратился в пламенеющий пурпур, и наконец, как апофеоз этого буйства красок, на небе появилось солнце, озарив подзвездные просторы светом жизни, тепла и радости.
Но мы не видели всего этого великолепия. Понуро опустив головы, усталые и чумазые, мы с ужасом ждали, когда вернется Василий. Искали слова, с которыми обратимся к нему, и понимали, что все они слишком пусты и легковесны.
– Ты думаешь, они утонули? – нарушила молчание Вероника.
– Нет.
– А где же они?
– Я не знаю. Может, ночью они встали зачем-то – не спалось им, не знаю, – и пошли пройтись по берегу. Увидели лодку, побежали, закричали, их увидели… Подобрали ребят и поплыли за помощью. А нас они не разбудили, потому что в лодке больше не было места.
– Или они просто кинули нас, – медленно, как бы осмысливая произносимые ею слова, сказала моя дочь.
– Да нет, что ты!
– Нет? Тебе показалось, что они нас искренне любят? Или они были рады, когда мы получали подарки? Или покупка яхты вызвала у них бурю восторга? А может, они мечтали, чтобы Василий усыновил меня и Дениса? А потом поделил наследство на пять частей?
– Вероника! Какое наследство? Как тебе не стыдно! – Я просто задохнулась от ужаса.
– Мама! Раскрой глаза! Вспомни их обоих. Только без розовых очков. Как они себя вели с момента появления в нашем доме?
И я задумалась. Сначала – свадьба. Сдержанные молодые люди, хорошо воспитанные. Вели себя безупречно корректно. Искренне поздравили отца. Василий даже сказал, что на других его свадьбах они никогда не бывали. Я так растрогалась! С умилением вспоминала наше скромное торжество. Но вот что-то неприятно меня царапнуло… что это было? Взгляд. Мы сидим за столом, кричат «Горько», мы встаем, я оглядываюсь на гостей и встречаюсь взглядом с Павлом… одна секунда, я перевела взгляд на следующего гостя, но потом вновь взглянула на Павла. Нет. Наверное, мне показалось. Не могла такая лютая, неприкрытая ненависть так быстро смениться вежливым спокойствием.
Мы встречаем их в аэропорту. Приветствия, объятия, поцелуи. Садимся в машину, едем домой. Василий рассказывает о ближайших планах на отдых и радостно сообщает: «Мы Веронике купили машину, так что вы будете самостоятельно передвигаться по городу. Клубы, дискотеки. Как, народ, возьмете новых родственников в компанию?» – радостно вопрошает он Дениса с Вероникой, а те рады стараться, полны энтузиазма. Но опять я бросаю взгляд на Павла, и мне кажется, что он готов разорвать на части и новых родственников, и отца. И через секунду все эти эмоции вновь скрываются за маской вежливого спокойствия.
Мне стало не по себе. А сцена на яхте, в день нашего первого визита? А ревнивое отношение к малейшим проявлениям внимания со стороны Василия к любому из нас – ко мне, к Веронике, Денису? Ощущение постоянной, непроходящей обиды на отца. Желание компенсировать его отсутствие для сестры. Эта гипертрофированная опека в сочетании с умелыми манипуляциями с ее стороны. А Аня – та еще штучка! До прибытия на остров она производила впечатление аморфного, безвредного, несколько избалованного существа, но при этом совершенно добродушного, а что оказалось? Она ненавидит нас всех. Во всяком случае, меня и Веронику.
Ужас! А если они и правда нас бросили здесь умирать?! Отец? Ну, судя по всему, к нему они тоже теплых чувств не испытывают. А в версии о дележе наследства явно есть здравое зерно.
Во-первых, они убирают потенциальных конкурентов, а во-вторых, получают весь капитал, сейчас же, немедленно и полностью.
Однажды мы уже чуть не лишились жизни из-за этого проклятого капитала, и снова здорóво? Нет, этого не может быть! В тот раз нас хотел убить совершенно чужой человек. Но чтобы родные дети Ползунова?! Нет. Это абсурд! Мы просто переутомились. Бессонная ночь, недоедание, нервы…
Абсурд… Но куда-то же они делись? Чем больше я отгоняла от себя эти мысли, тем настойчивее они лезли в голову, подкрепляясь все новыми фактами и доводами.
– Ну что, доперло? – бесцеремонно обратилась ко мне Вероника.
– Доперло, – ответил за меня Денис. – Вопрос, как об этом сказать Василию. Он же с ума сойдет, да он просто не поверит.
– Не надо ему говорить, скажем, что они поплыли за помощью или что их подобрали, а за нами вернуться отказались. Надо что-то придумать.
Мы вновь погрузились в молчание.
– А если они все же утонули? – через какое-то время спросил Денис.
И нас в который раз начали мучить прежние сомнения.
Василий появился, когда солнце уже стояло высоко. Вероника и Денис к тому времени уже наловили и пожарили рыбу. Мы кое-как перекусили, и они задремали, сломленные усталостью. Я продолжала сидеть под тентом, время от времени проваливаясь в тяжелую сонную одурь.
Он шел по берегу, еле волоча ноги. Рухнул у костра и замер с пустыми, ничего не видящими глазами. Через минуту Василий сказал бесцветным голосом:
– Их нигде нет.
– Да. Их нет на острове. Но я думаю, их могли подобрать ночью какие-нибудь рыбаки, и они поплыли за помощью. Нам могло просто не оказаться достаточно места.
– Нет. Это было бы слишком хорошо. Но я не верю. Нет, – произнес он после долгой паузы. И зарыдал.
Это было ужасно! Мы многое пережили вместе, но я никогда не видела такого отчаяния, даже когда он сам был в полушаге от смерти. А самое нелепое, я даже не знала, как его утешить, да и чем можно утешить человека, потерявшего за один день обоих детей? Немыслимо даже представить себя в подобной ситуации.
Не знаю, сколько прошло времени. Час? Два?.. Постепенно он затих и забылся тяжелым неглубоким сном. Я сидела рядом и тихонько гладила его широкие расслабленные плечи, боясь оторваться от него хотя бы на миг, боясь, что его снова накроет волна безграничного горя.
Солнце светило так же ярко, как всегда, но день почему-то казался серым, промозглым. Ребята, проснувшись, натянули над нами скатерть, чтобы нас не спалило солнце. Над островом стояла безжизненная тишина, нарушаемая только шелестом пальм и мерным, однообразным рокотом моря. Вдали, по самой кромке горизонта, прошло несколько судов, но так далеко, что было бессмысленно дергаться, пытаясь привлечь к себе их внимание. Где-то далеко шла обыденная жизнь. Люди работали, ходили в рестораны, катались на автомобилях, каруселях, сидели в кино. Горевали и радовались, и никому не было дела, что здесь, на острове, сидят четыре покинутых всеми и придавленных горем человека. Мысли мои стали пронзительно-жалостными, слезы, до этого медленно, беззвучно стекавшие по щекам, брызнули из глаз. Стоп! Стоп! Нечего распускаться! Придумала тоже «плач Ярославны»!
Сколько мы сидим на этом проклятом острове? Всего-то четвертый день! А чувство такое, что прошла вечность. И что за невезуха такая? Только жизнь наладилась, и личная и общественная, так нет, нате вам! Не одно, так другое. И что, прикажете теперь сидеть на этом злосчастном острове до самой старости? Ну уж нет! Если корабли не идут к этому острову, значит, мы пойдем к кораблям!
Хватит валять дурака! Пора браться за дело!
Я резко вскочила, задев коленом Василия, тот застонал во сне, но не проснулся.
– Эй, вы! – бодро позвала я детей шепотом.
– Ты нам? – несколько ошарашенные моим припадком, не поняли детки.
– Вам, а кому же еще? Будем строить плот! Сейчас, немедленно!
– Мать, ты, часом, не спятила? – развязно поинтересовался Денис.
– Еще раз позволишь себе такой тон – останешься на острове до конца своих дней, – холодно и жестко заявила я.
– Похоже, она не шутит, – поднимаясь на ноги, шепнула ему сестра.
– Нам надо добраться до морских путей. Вон они, проходят по линии горизонта. Если и дальше сидеть здесь, нас никогда не найдут. Не знаю, как вас, а меня от этого Эдема с пальмами уже тошнит!
– Ну, похоже, мамуля закусила удила, и у нас появился реальный шанс отсюда выбраться! – энергично потирая руки, возвестил Денис.
– О’кей. Что надо делать? – сухо спросила Вероника.
– Думаю, для начала нам понадобятся жерди для плота. Дальше неплохо бы придумать, как мы их свяжем. Ну, вот и все. А теперь – за работу. Ах да! Надо с собой приготовить провизию в дорогу. Хорошо бы достать кокосы, – мечтательно проговорила я.
– А что их доставать, я целую кучу видел в зарослях. Валяются себе, никого не трогают.
– Правда? Что ж ты молчал?
– А кто меня спрашивал? Мы вчера Пашку с Анькой искали, не до того было.
– Значит, вы их соберете.
– А сначала-то что делать? – вопросила дочь.
– Сначала жерди.
– Пошли, – потянул ее за руку Денис.
Пока они работали ножами, я лазила по кустам, пытаясь придумать, чем бы связать плот. Исцарапавшись какими-то колючками и ничего не найдя, я пошла сменить Веронику.
До вечера мы возились с будущим плавсредством. Вымотанные, мы приползли на пляж. Василий продолжал спать. Вот и хорошо, подумала я. Во сне, по крайней мере, его не мучает чувство собственной вины и горечь потери.
Мы искупались, смыв с себя грязь, пот и усталость, пообедали уже опротивевшей всем мелкой костлявой рыбешкой и вытянулись на песке.
– Когда я вернусь к людям, придется остричься наголо, вон какой ужас на голове творится! – с досадой подняла Вероника свою гриву некогда шелковистых, ухоженных волос, теперь больше похожих на пук мочала.
– Да уж, хорошо, что у меня сейчас стрижка, – с облегчением констатировала я.
– Я бы на твоем месте не очень-то радовалась, – злобно заметила дочь. – Твоя прическа больше смахивает на старое воронье гнездо.
Я ощупала руками голову. Точно, так и есть. Сходство усилили несколько веточек и листочков, которые я извлекла из прически.
– Мрак, – сухо констатировала я. – Подстрижемся обе.
– Вот именно, – довольно согласилась Вероника.
– Слышь, Ник, а может, тебе татушку на весь череп сделать, раз такой случай выпал? – невинно предложил Денис.
– Мне это вряд ли пойдет, лучше маме.
За этими шутками-прибаутками мы не заметили, как мрачное подавленное состояние оставило нас, теперь мы сидели на песке, беззаботно болтая и подшучивая друг над другом.
– Кто хочет кокосового молока? – спросил Денис, поднимаясь на ноги.
– Мы!
– Ждите, сейчас будет.
Через пять минут он вернулся, неся в охапке пять увесистых кокосов.
Он бодро шагал по песочку, легкомысленно насвистывая, когда рот его вдруг открылся, а закрыться-то и забыл! Он выронил кокосы и помчался к воде, вбежав в море, наклонился и выловил что-то из воды, у самого берега. Выражение лица, с которым он разглядывал этот предмет, заставило нас вскочить и кинуться к нему. Денис держал в руках яркий пляжный шлепанец.
– Это Анин, – растерянно протянул он его нам.
Вероника зажала рот рукой и испуганно оглянулась на Василия. Слава тебе господи, он спал.
– Что делать? – шепотом спросила я.
– Спрятать! – постучала себе по макушке Вероника.
– Точно! Лучше я ее закопаю, пока он спит, – Денис спрятал тапку в шорты, тихонько взял возле навеса салатную ложку и быстро зашагал к зарослям.
– Думаешь, мы правильно поступаем? – задумчиво спросила я дочь.
– Да. Шлепанец еще ничего не доказывает, а с него и так этих стрессов достаточно, – Вероника кивнула на спавшего отчима. – Представляешь, как он будет убиваться над ним, если увидит?
– Ладно, наверное, вы правы.
Василий протяжно простонал во сне и сел, еще не открыв глаза. Потянулся, разлепил ясные очи и бессмысленно посмотрел на нас.
– Сколько времени?
– Понятия не имею. У тебя есть часы?
– Ах да. А где Денис? – Он рассеянно посмотрел по сторонам.
– Сейчас придет.
– А-а, – понимающе протянул он. – Долго я спал?
– Не знаю, целый день почти.
– Что это вы тут за лесозаготовки устроили?
– Будем плот строить, надо с острова выбираться.
– Твоя идея? – Он взглянул на меня.
– Да.
– Узнаю характер! И как успехи?
– Супер, через четыре дня планирую закончить.
– Ну-ну! – А где… – начал было Василий и вдруг осекся, вспомнив ужасные события последних суток.
– Как только доберемся до людей, сразу же пойдем в полицию, – четко сказала я.
– Ну конечно! Их найдут, вот увидишь, – заговорила с энтузиазмом Вероника.
– Да, – вяло согласился он.
Вернулся Денис. Пока они с Вероникой возились с кокосами, я накормила упиравшегося Василия.
– Ты и так отощал, хочешь довести себя до дистрофии? Не выйдет!
Ругаясь и препираясь со мной, он таки съел свою скромную порцию провизии.
Дети между тем тоже «весело» проводили время.
– Говорю же тебе, так ты его не откроешь.
– Да, а как?
– Рубить надо, с размаху!
– Дура ты набитая! Так весь сок вытечет!
– Сам дурак!
– Лучше принеси мне камень или доску потолще.
– Зачем? Мозги хочешь на место вправить?
– Не умничай! Используем как разделочную доску.
– Совсем ку-ку? Где я тебе тут камни достану?
– Не мое дело, иди в море поищи. Хоть какая-то польза от тебя будет!
– Дай сюда, я сама все сделаю!
Они дружно вцепились в один и тот же кокос, хотя рядом валялись еще четыре никому не нужных, бесхозных ореха.
– Отвали!
– Сам отвали!
– Это я его нашел!
– Молодец! А я его съем!
– Отдай, тебе говорят! – Денис провел мастерскую подножку, но не тут-то было! Вероника, падая, обхватила его ногами за колени, и они вместе рухнули на песок.
– Люблю семейный отдых, бодрит как ничто другое, – встряхнулся Василий. – Денис, ну кто так дерется? Неужто ты с девчонкой не справишься? Вероника! Швыряй его, помнишь, я тебе прием показывал? Давай, не тушуйся!
Нет, пора кончать это побоище. Я встала, набрала в ведерко из-под шампанского воды и вылила на деток.
– Вот вам по кокосу, дерзайте. Я пошла спать! Вторые сутки без отдыха.
Договорив, я рухнула на песок и уснула без всяких сновидений.
Утро меня разнообразием не порадовало. Солнце шпарило вовсю. На небе – ни облачка. Море сияет первозданной лазурью. Пора строить плот.
– Семейство! Подъем! – громким командным голосом заорала я.
– А? Что? Ты что, совсем спятила, так орать?! – пришел в себя первым Василий.
– Кто рано встает, тому бог подает, – назидательно процитировала я.
– На фиг в такую рань будить? – очнулся Денис.
– Да уж, мамуля в своем репертуаре, – высказалась, переворачиваясь на другой бок, Вероника.
– А ну, всем подъем! Живо! Плот надо строить.
– Думаю, лучше встать, все равно она не отстанет, – тяжело вздохнул муж.
Лениво потягиваясь и бросая на меня недобрые взгляды, коллектив поднялся и поплелся мыться. Я взяла острогу и пошла в море, добывать завтрак. Улов оказался вполне приличным. Попались две крупные рыбешки, такие нам еще не встречались. Не мудрствуя лукаво, я почистила рыбу и бросила ее в кастрюлю. Через сорок минут мои относительно сытые и довольные родственники заступили на трудовую вахту.
Мужики пошли валить деревья, я – рубить сучья, а Вероника – заготавливать провиант в дорогу. Солнце поднималось все выше, жара становилась все сильнее. Еще полчасика поработаем, и все, сиеста. Продолжим вечером, подумала я. Спину ломит так, что разогнусь я, наверное, только завтра. Так я размышляла, орудуя ножом. И вдруг раздался странный, сначала негромкий, а потом уже – истошный крик Вероники.