Последний, кто будет улетать, не забудьте выключить свет в аэропорту.
Прибалтика – стремительно пустеющий регион. Любые разговоры об эффективности модели развития балтийских стран опровергаются неоспоримым фактом: из этих стран массово уезжают люди. Подобных темпов эмиграции эта часть побережья Балтийского моря ещё не видела: население Литвы, Латвии и Эстонии тает на глазах, растекаясь тонким слоем по Евросоюзу. Едва ли можно считать успешными страны, из которых мечтает уехать абсолютное большинство молодежи и уже уехали сотни тысяч человек.
По данным последней советской переписи населения, в 1989 году в Прибалтике проживало почти 8 миллионов человек. По данным статистических служб Литвы, Латвии и Эстонии, сейчас на той же территории проживает 6,1 миллиона человек.
То есть за последние 25 лет Прибалтика потеряла примерно два миллиона жителей. Население региона сократилось почти на четверть! Это беспрецедентный показатель для современной Европы: в одном из регионов ЕС происходит настоящая демографическая катастрофа – население Литвы, Латвии и Эстонии сокращается в масштабах, которые ставят под сомнение будущее этих стран.
Для внешнего мира трагедия Прибалтики не заметна – ему до нее вообще особого дела нет. Но для самих Литвы, Латвии и Эстонии ситуация от этого не менее драматична: речь идет ни больше ни меньше как о национальной катастрофе. Государства Прибалтики лишаются человеческого капитала: при продолжении нынешних темпов процесса сокращения населения (а этот процесс и не думает останавливаться) у них в долгосрочной перспективе вместо населения останется одна лишь территория.
В мировой истории такие демографические катастрофы в такой короткий срок вызывались войнами, эпидемиями и потерями территорий. Но «три прибалтийские сестры» вышли из СССР практически бескровно, за независимость не воевали, всю территорию сохранили, а из массовых эпидемий в Европе к концу XX века остался только грипп. Тем не менее по итогам двух десятилетий независимости Литва потеряла миллион жителей – было 3,7 миллионов населения, стало – 2,7 миллионов – минус 27% населения. Численность населения Латвии недавно «преодолела психологически важную отметку»: в 2014 году Центральное статистическое управление признало, что жителей страны уже меньше 2 миллионов человек. На момент провозглашения независимости в Латвии жили 2,7 миллионов человек, значит, поражение в численности составило 26% населения. Не так драматически, но тоже сократилось население Эстонии: было полтора миллиона жителей, стало 1,3 миллиона – то есть страна потеряла 13%.
Прибалтика никогда не была плотно заселенным регионом, но и таких темпов сокращения численности там тоже никогда не было. Плотность населения в регионе сейчас составляет 39 человек на квадратный километр – по этому показателю балтийские страны идут во второй сотне государств мира, а в Европе менее заселены только соседи по Балтийскому региону – страны Скандинавии.
Кстати, как раз в Скандинавии XIX веке население сокращалось со скоростью, сравнимой с прибалтийской, и это также было связано с эмиграцией и невозможностью нормально жить на родине. Но эту аналогию лучше не развивать – сказанное вовсе не означает, что страны Балтии по итогам своего нынешнего развития станут жить как шведы и норвежцы. Ирландцы, итальянцы, шведы, португальцы и прочие народы уезжали в Америку в условиях и под влиянием демографического бума, охватившего Европу в XIX веке. Латыши, литовцы и эстонцы бегут из своих стран в условиях, когда смертность там стабильно превышает рождаемость, а власти по идейным соображениям не хотят заниматься социальной политикой. В результате происходят вымирание прибалтийских народов и эмиграция, вызываемая в том числе социальной политикой: чужие страны – Великобритания, Ирландия, – в отличие от родных, демократически избранных лидеров, сразу по прибытии предоставляют латышу/литовцу «социальный пакет» (подробнее см. главу VII).
В сухом остатке: на территории 175 тысяч квадратных километров обитает 6,1 миллиона человек, и население продолжает убывать. На юге с Прибалтикой граничит 38-миллионная Польша, на востоке – 142-миллионная Россия, на севере – быстрее всех среди государств Балтийского региона растущая Скандинавия.
По подсчетам латвийского демографа Петериса Звидриньша, по итогам прошлого десятилетия среди стран региона Балтийского моря численность населения выросла только в Скандинавии (и существенно выросла: 8,3% в Норвегии, 5,4% – в Швеции, 3,5% – в Финляндии), что связано в первую очередь с иммиграцией, во вторую – с особым отношением скандинавских государств к социальной политике. А рекордсменами сокращения населения оказались Латвия и Литва, что связано в первую очередь с эмиграцией, во вторую – с игнорированием балтийскими государствами социальной политики [1].
Когда-то успешный, растущий и развивающийся регион, сейчас Прибалтика превращается в пустырь на окраине Европейского союза, со всех сторон окруженный более успешными соседями.
Эти соседи продолжают развиваться: при всех различиях в развитии Норвегии и Белоруссии, России и Финляндии, Швеции и Польши, эти страны объединяет то, что история в них не остановилась. Можно ли сказать то же самое о Литве, Латвии и Эстонии? Первое впечатление, которое возникает от знакомства с ними, – это ощущение остановившегося времени. От поездок по Латгалии (восточной Латвии) у путешественников возникают ассоциации со взрывом нейтронной бомбы: города, здания, улицы остались, а людей нет. Такие ассоциации неудивительны: в Даугавпилсе жило 130 тысяч человек, сейчас – 90 тысяч, в Резекне – 43 тысячи, сейчас – 32 тысячи. В Лиепае жило 114 тысяч, теперь – 80, в Екабпилсе соответственно 31 и 24 тысячи.
Согласно результатам последней переписи, 21% жилищ в Латвии пустует.
«Самый русский» город Эстонии – Нарва, в 1989 году насчитывал 81 тысячу жителей, спустя четверть века – 62 тысячи. В «самом эстонском» городе Эстонии – Тарту – четверть века назад жили 114 тысяч человек, теперь – 92 тысячи. В Каунасе, одном из двух важнейших городов литовской истории, жило 423 тысячи, теперь живет 300 тысяч, в Клайпеде было 207 тысяч, стало – 157 тысяч. И речь ещё идет об относительно крупных городах, что уж говорить о поселках городского типа и сельской местности – наполовину пустых, депрессивных, начисто лишившихся молодежи? Абсолютное большинство населения там даже не живет, а доживает свой век, ничего нового от жизни не ожидая.
Можно возразить, что описанная картина провинциального упадка типична не только для Прибалтики – ещё более депрессивные картины с заброшенными деревнями и полупустыми городами можно увидеть в соседних Псковской и Ленинградской областях России. Это правда, но только в Литве, Латвии и Эстонии деградация распространяется не на условную провинцию, а на всю страну. В странах Балтии нет «точек роста», в которых концентрируется всё активное, трудоспособное население, в которые стремятся перебраться из родной глухомани. В Прибалтике глухоманью считают свои страны в целом, и внутренняя миграция там никакой значимости не имеет. Из Псковской области хотят уехать в Санкт-Петербург или Москву – Россия, таким образом, ничего не теряет. Из Прибалтики «валят» в Лондон, Дублин, Норвегию, Финляндию – тем самым Литва, Латвия и Эстония неуклонно теряют человеческий потенциал.
О том, что депопуляция в регионе – недуг общегосударственный, ясно свидетельствует статистика по столицам. Прибалтийские столицы в численности теряют точно так же, как глубинка. Во время провозглашения независимости Эстонии в Таллине жило 482 тысячи человек, сейчас – 395 тысяч. В Вильнюсе за четверть века население снизилось с 583 до 523 тысяч. В 1989 году в Риге проживало 915 тысяч человек – вместе с пригородами это был город-миллионник. Теперь в столице Латвии живет 700 тысяч человек.
«В центре Риги, конечно, хорошо: там очень культурно, в ресторанах вкусно кормят, никто не хамит, всё спокойно общаются на русском языке, если туристы из России или Украины. Но это туристы – они приезжают и уезжают. А местные сидят по домам, денег у них нет, поэтому еду и обслуживание в ресторанах они оценить не могут. И ощущение застывшей жизни, увядания какого-то, конечно, чувствуется, – рассказывает бывшая жительница Латвии, переехавшая в Калининград. – Здесь я постоянно вижу молодых мам и пап с колясками – для Латвии это зрелище непривычное… Я сейчас туда приезжаю, так потом даже фотографии в Facebook специально выкладываю, потому что я в центре города могу находиться в выходной день и видеть на улицах три человека и две машины»[2].
За минувшие два с половиной десятилетия балтийские государства потеряли самое главное – человеческий потенциал.
За два постсоветских десятилетия их население уменьшилось настолько же, насколько оно увеличилось за четыре десятилетия в составе СССР. К началу Второй мировой войны в независимых Литве, Латвии и Эстонии проживало столько же народу, сколько живет в них сейчас. При всех реально имевших место репрессиях сталинского режима, в гипертрофированной форме расписываемых ныне прибалтийскими политиками, по итогам советского периода истории титульные нации Литвы, Латвии и Эстонии были многочисленны как никогда. По итогам двух десятилетий существования провозглашенных во имя их сохранения и процветания национальных государств, литовцы, латыши и эстонцы отказываются жить в своих странах и эмигрируют – происходит неуклонное вымирание титульных наций балтийских стран.
Едва ли можно назвать историей успеха то, что три государства, у которых в момент перехода в «самостоятельное плавание» были все стартовые данные, необходимые для успешного развития, в итоге откатились до показателей первой половины прошлого века по численности населения. «Страны Балтии, часто представляющиеся в западной прессе как смелые экономические реформаторы и образцы „новой Европы“, как представляется, самая быстро вымирающая область во всём мире, – пишет экономический обозреватель Forbes Марк Адоманис. – Так что в следующий раз, когда вы слышите, как „Балтией“ оправдывают ту или иную консервативную экономическую политику, имейте в виду, что в течение последних двух десятилетий численность их населения рухнула с исторически беспрецедентной скоростью»[3].
Главная причина феноменального обезлюдения Прибалтики – повальная эмиграция населения из региона. Из стран Балтии не просто уезжают – из них бегут: этот процесс начался с момента провозглашения независимости и не прекратился до сих пор. Для современной Европы, в которую всё больше иммигрируют из Азии и Африки, подобные темпы эмиграции отдают XIX веком и совершенно нетипичны. Прибалтика не только обгоняет Болгарию и Румынию в качестве лидера европейской эмиграции – происходящие там процессы опустения территории находятся за гранью любых тенденций, имеющих место в Европе.
Литва
По официальным данным Департамента статистики Литвы, с 1990-го по 2010 год из страны уехало 615 тысяч человек – это пятая часть населения страны. В среднем в год из Литвы эмигрировали по 30 тысяч человек, к середине 2000-х поток эмигрантов было замедлился, однако с началом экономического кризиса 2008 года началась уже массовая эвакуация населения. Согласно тому же Департаменту статистики, в 2011 году из Литвы уехали 54 тысячи человек, в 2012 – 41 тысяча, в 2013 – 39 тысяч. Если сложить эти цифры с данными за предыдущие 20 лет, то получится, что за четверть века Литву покинули 750 тысяч человек, и это только официальные цифры – далеко не все уезжающие декларируют свой отъезд из Литвы.
Реальные цифры эмиграции приближаются к миллиону.
Пик эмиграции – он же и пик кризиса: рекордные 84 тысячи жителей эмигрировали из Литовской республики в 2010 году. Тяжелое экономическое положение и отсутствие в Литве рабочих мест называются главными причинами литовской эмиграции во всех международных отчетах, посвященных этой проблеме.
«Большинство эмигрантов покидают Литву после потери работы. Например, 85% лиц, декларировавших свой отъезд в 2010 году, указали, что до отъезда они были безработными в течение года и более. Этот фактор отталкивания усиливает такой аспект притяжения, как заработная плата в основных странах назначения эмигрантов. С точки зрения покупательной способности она в два-три раза выше, чем в Литве. С точки зрения современных цен (то есть без учета стоимости проживания в странах назначения) заработная плата может в шесть раз превышать среднюю зарплату в Литве», – говорится в докладе 2011 года Вильнюсского бюро Международной организации по миграции[4].
В том же докладе отмечается «необходимо учитывать и другие социально-экономические факторы, например, чувство социальной незащищенности, недостаток справедливости, неудовлетворительное отношение работодателей к работникам, лучшие перспективы карьеры за границей». Трагическое состояние социальной сферы в Литве подтверждают и в ЕС. Согласно «Eurostat», в 2013 году 32,5% населения Литвы жили в риске материальной отчужденности, то есть на грани депривации – психического состояния, вызванного лишением человека средств для удовлетворения необходимых жизненных потребностей. Согласно ему же, 54% литовцев жалуются на состояние здоровья – это один из худших показателей в Европе.
При таких показателях, да в условиях, когда страна входит в ЕС и границы открыты, неудивительно, что люди массово бегут из Литвы.
«Данные показывают, что высококвалифицированные работники умственного труда, высококвалифицированные рабочие составляют почти 40% эмиграционного потока. Как следствие, в некоторых сферах рынка труда уже ощущается дефицит ученых, инженеров, медицинских работников и IT-специалистов. Эта „утечка мозгов“ вызывает всё большее беспокойство в Литве» – говорилось в «Обзоре международной миграции» Организации экономического сотрудничества и развития за 2007 год. «Безработица, особенно среди молодежи (35,1% в 2010 году и 32,9% в 2011 году) может частично объяснить рост доли эмигрантов в возрасте от 20 до 34 лет с докризисного уровня в 47% в 2008 году до 56% в 2011 году. С непропорционально высокой долей эмиграции молодых людей и демографическим дисбалансом связана ожидаемая в будущем нехватка рабочей силы», – сказано в аналогичном докладе ОЭСР за 2013 год[5].
То есть международные эксперты последовательно диагностировали все эти годы, что из Литвы разъезжаются все возможности для её развития в будущем: научно-технические работники, квалифицированные специалисты, молодежь. Половина литовской эмиграции – люди со средним профессиональным и высшим образованием. Больше половины (52%) уехавших – женщины. Чаще всего уезжают молодые люди, не успевшие обзавестись семьей, однако устойчивая тенденция последних нескольких лет – эмиграция целыми семьями. Или, как вариант, детей оставляют со старшими родственниками или остающимся родителем с расчетом на то, чтобы через несколько лет, после обустройства на новом месте, всё равно их вывезти. Говорить о временном характере трудовой миграции в виду этого становится совсем глупо. Традиционная семья по-литовски – это всё чаще дедушка с бабушкой, к которым дети отправляют на лето внуков из Лондона. О том, что дети или внуки, когда вырастут, будут жить в Литве, естественно, и речи не ведется. Будущего у страны, живущей подобным образом, нет.
Латвия
Реальные масштабы эмиграции из Латвии многократно отличаются от цифр Центрального статистического управления, потому что, например, из семи латвийцев, регистрирующих своё прибытие в страну в миграционной службе Ирландии, только один зарегистрирован как человек, покинувший страну, в миграционной службе Латвии. По подсчетам профессора факультета экономики и управления Михаила Хазана, с 2000-го по 2011 год из Латвии уехало 140 тысяч человек, и это не считая тех, кто находится в странах ЕС на полулегальной основе – не регистрируясь. Другой профессор Латвийского университета, руководитель аудиторской фирмы BDO Invest Riga Андрис Дениньш в 2012 году утверждал, что всего за годы независимости из Латвии уехало, как минимум, 450 тысяч жителей, а не 200 тысяч, как утверждает официальная статистика. Результаты переписи населения 2011 года показали, что за границей пребывает 326 тысяч граждан Латвии. Все эти споры о реальных и «нарисованных» цифрах эмиграции ведутся в стране, население которой уже меньше 2 миллионов человек.
Первый пик эмиграции в Латвии пришелся на начало 90-х – из страны побежало русское население, лишенное гражданства и провозглашенное «оккупантами». Не побитый до сих пор рекорд эмиграции был установлен в 1993 году: на следующий год после разделения общества на граждан и «неграждан» из Латвии навсегда уехали 36 тысяч человек. Совсем другая история началась после вступления страны в ЕС. За 10 лет членства в Евросоюзе из Латвии эмигрировали 13% населения. Пик эмиграции пришелся на мировой экономический кризис, ударивший по Латвии больнее, чем по кому бы то ни было, и сделавший её страной-банкротом. По данным Центрального статуправления, в 2010 году республику покинули 11 тысяч человек, в 2011-м – уже 30 тысяч, в 2012-м – 25 тысяч, в 2013-м – 23 тысячи.
Если отток населения будет продолжаться такими же темпами, то к 2030 году из Латвии уедет всё трудоспособное население.
Согласно онлайн-опросу 2012 года, проведенному среди пользователей латышской социальной сети draugiem.lv, большинство уехавших латышей назвали причиной своей эмиграции финансовые проблемы с выплатой ипотечных кредитов – закономерный итог формирования в Латвии экономики «кредитных пузырей», «лопнувшей» во время кризиса 2008 года (подробнее см. главу II). «Латвийский „пузырь“ на рынке недвижимости привел к тому, что большинство мигрантов – выходцы из рижской агломерации, а не из сельских районов. На фоне низких процентных ставок и высоких зарплат в период экономического подъема многие жители столичного региона брали ипотечные и потребительские кредиты. Поэтому не вызывает удивления, что „кризисные“ мигранты в значительной степени представлены бывшими жителями рижской агломерации», – интерпретируют результаты исследования сотрудники Латвийского университета, Тартуского университета и Университета Отто Фридриха в Бамберге Д. Гелер, З. Кришьне и М. Берзиньш[6]. Впрочем, из сельской местности в Латвии тоже эмигрируют: там не было кредитно-потребительского бума «жирных лет», но и работы также не было, нет и не предвидится.
Однако латвийские власти не обращают на проблему должного внимания. Для них изгнание за кордон населения оказалось своеобразной панацеей: в начале 90-х для устойчивости своего политического курса они говорили местным русским: «чемодан, вокзал, Россия», а в конце 2000-х стали решать экономические проблемы за счет выдворения из страны безработных.
По официальным данным, 60% эмигрантов – молодежь в возрасте до 35 лет. По неофициальным данным этот показатель составляет 75–80%. За границу уехало минимум 17% латвийской молодежи – это если принимать на веру правительственные данные. Больше того: около четверти эмигрантов составляют молодые люди от 15 до 24 лет.
Так же как и в Литве, наметилась тенденция эвакуации из Латвии с семьями.
Ни о каком временном отъезде на заработки в таком случае говорить не приходится – люди просто не хотят жить в своей стране. И их трудно за это осуждать: по «коэффициенту Джини» Латвия занимает первое место в Европе по степени имущественного расслоения населения, а по статистике «Eurostat» она же является антилидером ЕС по количеству населения, живущего за чертой бедности. По индексу человеческого развития ООН Латвия занимает последние места в Евросоюзе, наряду с Болгарией и Румынией. Неудивительно, что именно из этих стран идет самый массовый поток внутренней миграции в Западную и Северную Европу. Латвийской республике этот поток в перспективе ближайших десятилетий не оставляет никаких шансов.
Эстония
Для Эстонской республики эмиграция – не такая острая тема, как для Латвии и Литвы, однако и там потеря 130 тысячи человек уехавшими (а это 10% населения) – нешуточный вызов для 1,3-миллионного государства.
У эстонцев несколько иная география массовой миграции: более половины эмигрантов уезжают оттуда в соседнюю Финляндию. Финны и эстонцы – два родственных друг другу народа финно-угорской группы: их языки соотносятся друг с другом примерно как русский с украинским, а развитие отношений друг с другом является приоритетом обеих стран, поэтому сложностей при трудоустройстве на новом месте у эстонских переселенцев обычно не возникает. При этом зарплаты в Финляндии в 5–6 раз больше, чем в Эстонии, а по уровню ВВП на душу населения Суоми занимает 18 место в мире, тогда как в Эстонии за чертой бедности находится 17,5% населения, а расходы на социальную сферу ещё недавно находились на последнем месте в Евросоюзе: 12% государственного бюджета против 27% в среднем по ЕС.
Поэтому неудивительно, что из Эстонии стремятся уехать в Финляндию, а также в традиционные для Прибалтики Великобританию и Норвегию. Так же как и в Латвии, первая большая волна эмиграции из Эстонии была связана с выдворением из страны русскоязычного населения: Эстонская республика в унисон с Латвийской вводила в начале 90-х годов институт негражданства, законы об иностранцах и основах языковой политики (подробнее см. главу V). Кроме того, из-за ликвидации советских армейских частей и жесткого давления эстонского общества и новой власти из страны в экстренном порядке выезжали военные и их семьи. Поэтому первый пик эмиграции из Эстонии был в 1992 году.
Совершенно другая ситуация возникла, когда открылись границы на запад. С момента вступления страны в Европейский союз – ежегодный прирост количества эмигрантов при неизменно отрицательном сальдо миграции. Резкий рост количества уехавших, разумеется, связан с «эвакуацией» трудоспособного населения после кризиса 2008 года. Кризис ударил по Эстонии не так сильно, как по Латвии и Литве, но его результатом точно так же стала ускоренная эмиграция. Если в 2009-м уехало 4,6 тысяч, то в 2010-м – 5,4 тысячи, в 2011-м – 6,2 тысячи, в 2012 – почти 11 тысяч.
«До того, как появятся официальные цифры, предположу, что человеческие потери Эстонии за последние 20 лет сопоставимы с произошедшим у нас во время Второй мировой войны, – заявил в 2011 году накануне празднования юбилея провозглашения независимости Эстонии мэр Таллина Эдгар Сависаар. – Численность населения является мощнейшим индикатором, показывающим жизнеспособность региона. Для Эстонии в целом такой показатель в любом случае является негативным».
Данный показатель является негативным не только для Эстонии, но и для всей Прибалтики – для Латвии и Литвы даже на порядок больше, чем для Эстонии.
В Таллине в большом ходу шутки про эстонских врачей: в республике дефицит медицинских работников, потому что квалифицированные доктора в большинстве своем при первой же возможности уезжают работать в Финляндии. Это характерная черта – «утечка» образованных и востребованных специалистов из стран Балтии. Но местная эмиграция этим определением не исчерпывается: уезжают не только «белые воротнички» – уезжают и бывшие работяги с закрывшихся заводов, и аграрии из «восстановленных» после «советской оккупации» хуторов, и гуманитарии, получившие диплом юриста Латвийского или Тартуского университета и отправляющиеся с ним разносить пиво в Глазго или Дублине. Прибалтийская эмиграция многолика: эмигрируют и мужчины, и женщины, и горожане, и селяне, и работники умственного труда, и работники физического, и представители титульных наций, и русскоязычное меньшинство, и семейные, и бессемейные, и люди среднего возраста, и молодежь.
Эмиграция стала социальной нормой литовского, латвийского и эстонского обществ, она определяет ритм жизни в балтийских республиках, а её многостороннее влияние стало неотъемлемой частью местного образа жизни.
Поэтому заведомо лицемерны слабые попытки прибалтийских политиков представить эмиграцию из их стран как временное явление, вызванное временными же трудностями. «Временное явление» длится все четверть века существования Литвы, Латвии и Эстонии, причем за последние несколько лет оно резко активизировалось. Но главное даже не в масштабах эмиграции. И не в том, что она то увеличивается, то уменьшается, но не останавливается.
Главное в том, что эмиграция из своих стран превратилась в жизненную стратегию молодежи Литвы, Латвии и Эстонии.
Какими бы впечатляющими ни были цифры реальной эмиграции из балтийских стран, но даже они отступают на второй план по сравнению с результатами опросов нового поколения жителей Литвы, Латвии и Эстонии о том, хотят ли они прожить свою жизнь в родных странах.
Чем моложе возрастная группа опрашиваемых жителей балтийских республик, тем выше в ней процент эмигрантских настроений. Согласно исследованию социологической службы Baltijos tyrimai 2013 года, среди молодежи от 20 до 29 лет уехать из Литвы хотят 40% молодых людей – вдвое больше среднего показателя по населению. В самой юной возрастной группе (15–19 лет) своего будущего в Литовской республике не видит 56% респондентов.
Иными словами, абсолютное большинство вступающих во взрослую жизнь граждан Литвы со своей страной эту свою взрослую жизнь не связывают.
Слабым утешением для литовских патриотов будет то, что их молодежь в своем настроении «пора валить» не одинока – такое же настроение охватывает и другие балтийские страны. Согласно исследованию министерства культуры Эстонии от 2012 года, каждый второй житель Эстонии готов эмигрировать из страны, а каждый четвертый уже предпринимал для этого практические шаги. Группа – абсолютный лидер по подверженности эмигрантским настроениям была охарактеризована вице-спикером Рийгикогу Лайне Рандъярв как «владеющая эстонским языком, но критически настроенная по отношению к эстонской государственности молодежь». Другими словами, новое поколение эстонских русских – таллинские школьники и студенты из русскоязычных семей, выучившие эстонский язык и интегрированные в эстонское общество, но прожить жизнь в этом обществе не желающие.
Однако стремление «валить» охватывает не только русскоязычную, но и этнически эстонскую молодежь. О том, как это выглядит на практике, в 2013 году написала в своей ставшей скандально знаменитой статье «Эстонская болезнь» корреспондент «Русского репортера» Ольга Андреева.
«В двух лучших гимназиях Таллина – русской и эстонской – я задавала детям одни и те же вопросы. Ответы чаще всего были разные, и только в одном случае они совпали.
– Вы относитесь к Эстонии как к своей родине?
– Ну, в общем, да, – раздаются неуверенные голоса русских школьников.
– Да, – четко отвечают ребята из школы эстонской.
– Вы задумывались о том, что будущее этой страны – это вы?
– Нет, – увереннее отвечают русские дети.
– Да, – твердо отвечают эстонцы.
– Кто собирается уехать из Эстонии после школы?
В русской школе в воздух вздымается лес рук. В эстонской школе в ответ повисает тяжелое молчание. Оказывается, уезжают все.
– Вы вернетесь?
– Нет, – решительно отвечают в русской школе.
– Ну, в любом случае мы будем поддерживать отношения. У нас здесь родители, друзья. Будем помогать, звонить, ну, письма писать… – робко говорит девушка-выпускница из эстонской школы»[7].
«Я много раз беседовала с молодыми людьми, так что имею представление, к чему они стремятся. Почему они хотят уехать? Да потому, что в Латвии они не видят для себя каких-либо перспектив. К сожалению… Ведь, как известно, от хорошей жизни не убегают, – говорит латвийский социолог Ирина Жемчугова. – Перспектив никаких: молодые люди в один голос говорили мне: ну хорошо, мы отучимся, окончим школу, институт, колледж – неважно, а что потом? Что нас ждет на рынке труда? И сами же отвечали: да ничего хорошего!»
В Латвии ситуация с «чемоданными настроениями» молодого поколения не менее драматична, чем в Литве и Эстонии. Согласно социологическому исследованию 2005 года агентства Latvijas reitingi, проводившемуся среди учеников старших классов, каждый второй школьник, независимо от национальности, – и латыш, и русский, – заявлял, что в будущем намерен уехать из Латвии. Согласно аналогичному исследованию Центра Providus, проведенному в 2010 году, эмигрировать планировали 63% восьмиклассников из русских школ и 39% восьмиклассников из школ латышских.
Спустя несколько лет после этих резонансных исследований, в 2014 году, Центральное статистическое управление опубликовало официальные данные: 17% латвийской молодежи эмигрировали за границу в поисках работы – от жизни в Латвии отказался каждый шестой её молодой уроженец.
В этой истории сущность трагедии прибалтийских народов: абсолютное большинство молодых людей не только говорят, что не хотят жить в своей стране, – значительная часть из этих молодых людей не ограничивается намерениями, а в самом деле уезжает из страны по достижении совершеннолетия. Хотя данные опросов красноречивы и сами по себе, без корреляции со статистикой эмиграции. Социология намерений – важный индикатор психологического состояния в обществе. Если из Литвы, Латвии и Эстонии стремится уехать абсолютное большинство молодежи этих стран, если в старших классах там модно обсуждать, кто куда уедет по окончании школы, то можно себе представить уровень депрессии, социального пессимизма и массового разочарования в построенных государствах, которыми поражены прибалтийские общества.
Однако для того, чтобы массовые «чемоданные настроения» переросли в реальный массовый же отток населения, социальная депрессия и разочарование должны носить хронический характер и вызываться не временными трудностями, а системными проблемами. Эмиграция – это тяжелый и трудный шаг. Между разговорами о том, как хорошо было бы «свалить» куда подальше, и реальной сменой страны проживания с отказом от родных мест, усвоенных с детства условий жизни и языка, при неизбежном вначале понижении социального статуса на новой родине и, порой до конца жизни, осознаваемой неполноценности по сравнению с коренным населением, должна быть большая трагедия. Поэтому если в Прибалтике имеет место даже не отток, а массовый исход населения, то большая трагедия там произошла в государственном масштабе. А если этот исход продолжается все годы независимости, то замедляясь, то ускоряясь, но не останавливаясь, то приходится делать вывод, что эта трагедия состоит в общей несостоятельности построенных в Прибалтике государств.
Современная прибалтийская эмиграция существенно отличается по направлению от предыдущих волн эмиграции из региона. В первой половине прошлого века из Прибалтики эмигрировали остзейские немцы, несколько столетий бывшие доминирующей социальной группой на этих землях. Уезжали они, разумеется, в Германию. Коренные народы в тот же период эмигрировали в Соединенные Штаты, где образовались сыгравшие затем немалую роль при возобновлении государственности американские диаспоры литовцев, латышей и эстонцев. В 70-80-е годы в рамках провозглашенного подхода на воссоединение семей из Прибалтики за «железный занавес» уезжало еврейское население. В 90-е в Россию и другие страны СНГ эмигрировали русскоязычные, не принявшие новых националистических режимов и превращения себя в угнетаемое национальное меньшинство.
После вступления в Европейский союз главные направления эмиграции прибалтов – это Великобритания, Ирландия и Скандинавия. По данным Европейской миграционной сети, в пиковый для стран Балтии в плане оттока населения 2010 год, 50% литовских эмигрантов отправились на заработки в Великобританию, 15% – в Ирландию, 5,8% – в Норвегию, 4,6% – в Германию, 4,3% – в Испанию. В Латвии для эмигрантов в 2010 году странами назначения были Великобритания (35%), Норвегия (18%), Финляндия (15%), Германия (11%), Швеция (10%), Нидерланды (9%), Дания (9%). В случае Эстонии место Великобритании занимает Финляндия: как уже было сказано, около половины эстонских эмигрантов переезжают жить к северным соседям. Остальные направления миграции те же, что у Латвии с Литвой.
Британская газета «Daily Mail» привела ошеломляющую статистику восточноевропейской иммиграции в Великобританию. Согласно цифрам, 1,3% всех восточноевропейцев, проживающих на территории Европы, включая страны, откуда они родом, – в Великобритании.
Соотношение восточноевропейских мигрантов из Литвы, Латвии и Польши особо выделяется на фоне других стран восточной Европы: каждый тридцатый литовец, каждый тридцатый латыш и каждый шестидесятый поляк проживают в Великобритании[8].
Данные относятся к переписи 2011 года, с тех пор поток иммигрантов из Восточной Европы не прекращался ни на минуту. По данным последней переписи, в Великобритании проживает 108 тыс. литовцев, что составляет 3,4% от всего населения Литвы. Шестьдесят одна тысяча проживающих латышей – 3,2% от 1,9 млн населения.
В понимании Западной и Северной Европы Литва, Латвия и Эстония являются типичными странами гастарбайтеров – таджиками и узбеками Евросоюза. Наиболее распространенная сфера применения прибалтийской рабочей силы – неквалифицированный или низкоквалифицированный физический труд.
По оценке службы занятости Европейского союза (EURES) в филиале Латвийской государственной службы занятости, обращающихся за консультациями по поводу работы за рубежом латвийцев больше всего интересует работа в сельском хозяйстве, строительстве, гостиничном, ресторанном бизнесе, в транспортной сфере и в медицине. В реальности именно такая работа и достается гастарбайтерам из Латвии и Литвы: подсобные рабочие, рабочие на сезонных работах, укладчики, комплектовщики, обработчики, грузчики, горничные, кастелянши, посудомойки, санитарки, официантки. Хрестоматийный пример работы прибалта за границей, ставший предметом постоянных шуток у балтийских народов, – поездки «на клубнику» – работы на сборе клубники в английских теплицах.
Случаи занятия выходцами из Прибалтики более престижных, перспективных и высокооплачиваемых вакансий (менеджеры, специалисты узкого профиля, высококвалифицированные рабочие) тоже не редкость, но всё-таки, как правило, удел гастарбайтеров из Литвы, Латвии и Эстонии – это низкоквалифицированный и низкооплачиваемый (по меркам страны пребывания) физический труд.
Европейские работодатели в большинстве своем очень ценят и охотно берут на работу гастарбайтеров из Прибалтики – последние на рынке дешевой рабочей силы ЕС славятся своей трудовой этикой, ответственностью, аккуратностью, дисциплинированностью, прилежностью, работоспособностью, бытовой культурой. Все эти черты свойственны национальным характерам литовцев, латышей и эстонцев, они формируются их культурами. В соответствии с классическими экономическими теориями, основывающими экономическое развитие на производительности труда, который в свою очередь зависит от трудовой этики и работоспособности населения, страны Балтии должны были бы быть сейчас лидерами экономического развития Евросоюза. Вместо этого их экономики, периферийные, отсталые и дотационные, поддерживаются на плаву за счет внешних заимствований и структурных фондов ЕС, а население демонстрирует свою работоспособность и трудовую этику не на родине, а в Лондоне, Дублине или Глазго.
Почему так происходит? Для объяснения прибалтийской ситуации подходит теория «мир-систем» выдающегося американского экономиста и социолога, одного из лидеров левой общественной мысли Иммануила Валлерстайна. В соответствии с его теорией, страны Балтии – это классическая периферия Европейского союза, понимаемого как система. Ядром этой системы являются страны «старой Европы», в своё время и образовавшие Евросоюз. Для успешного развития процветающего ядра необходимо наличие депрессивной и деградирующей периферии, и именно функцию периферии приняла на себя так называемая «новая Европа» – страны Центральной и Восточной Европы из бывшего соцлагеря, вступившие в 2004 году в Евросоюз и превратившиеся в рынки сбыта европейских товаров и рынки сырья для растущих экономик Западной и Северной Европы. Сырьем в данном случае выступает человеческий труд.
По этой причине вся восточноевропейская иммиграция (болгарская, румынская, польская, прибалтийская) носит трудовой характер.
Этим она резко отличается от внешней иммиграции в Евросоюз с юга: многие турки, арабы, африканцы выбирают себе новой родиной Европу, чтобы безбедно жить там на пособиях по безработице и иных социальных выплатах, щедро предоставляемых им сердобольными европейскими левыми. К тому же их культура зачастую имеет мало что общего с прибалтийской трудовой этикой, необходимой для европейского рынка низкоквалифицированного труда.
Однако, даже несмотря на заинтересованность своих экономик в гастарбайтерах из Восточной Европы, европейские политики время от времени поднимают вопрос об ограничении трудовой миграции внутри ЕС, призывая стимулировать к трудовой деятельности деградирующих на пособиях по безработице сограждан, а не отдавать их трудовые места полякам или литовцам. «Посетите фабрики нашей страны, на которых более половины рабочих – это иммигранты из Польши, Литвы и Латвии. Вы не можете винить их. Они хотят работать. Они видят, что работа есть, приезжают и занимают эти рабочие места», – заявлял в 2013 году премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон, призывая ужесточить трудовое законодательство, дабы уменьшить поток иммигрантов из Восточной Европы.
В 2014 году Кэмерон и британские консерваторы заявили о намерении провести референдум о выходе Соединенного королевства из Евросоюза, ориентировочно в 2017–2018 годах – одним из следствий этого выхода будет неизбежное ужесточение правил въезда на туманный Альбион из континентальной Европы, что чревато в первую очередь для Латвии и Литвы, правительства которых привыкли использовать эмиграцию населения как панацею от всех их экономических и социальных проблем. А тут даже простого ужесточения британскими правыми миграционного и трудового законодательства будет достаточно, чтобы вызвать кризис экономической политики стран Балтии, в основе которой – «выпуск пара» социально-экономической напряженности за счет открытых европейских границ.
Пока же, по результатам переписи 2011 года, в Великобритании живет около 100 тысяч литовцев (вторая по численности эмигрантская община страны среди европейских, после поляков), 32 тысячи латышей и 3,4 тысячи эстонцев (половина из них живет в Лондоне). При этом перепись указала, что в Великобритании проживает 67 тысяч русских (то есть назвавших русских язык родным) – с учетом того, что часть русских приехали на Туманный Альбион из Литвы, Латвии и Эстонии, реальная цифра прибалтийских гастарбайтеров в Соединенном Королевстве ещё выше.
По данным аналогичной переписи населения того же года оказалось, что в Ирландии живет 44 тысячи литовцев и 20 тысяч латышей. За прошедшее после проведения переписи время эмигрантов из Прибалтики, разумеется, стало ещё больше. Наконец, в Финляндии по состоянию на 2013 год проживали 40 тысяч эстонцев.
Великобритания и Ирландия – две страны, в которых уже состоялось формирование новейших прибалтийских диаспор. Этот же процесс сейчас происходит в Норвегии и Германии. Литовцы, например, компактно проживают в восточных районах Лондона и в примыкающих к английской столице графствах Восточной Англии.
В этих районах уже появились магазины литовских товаров, а английские пабы были переделаны под пивные с литовской и латышской музыкой. Центром литовского сообщества в Великобритании стал Центр досуга Сиднея Рассела в Дэгенхэме. В Великобритании уже появилась литовская баскетбольная лига: национальный спорт – это один из путей сплочения литовских соотечественников на новой родине.
«В целом прошли те времена, когда человек приезжал в Ирландию, что называется, на пустое место, бездельничал „с недельку – с месяцок“, обрастал новыми знакомствами – и преспокойно устраивался на работу, а то и не на одну, да ещё и выбирал, какая ему больше по вкусу, – описывает роль образовавшейся прибалтийской диаспоры журналистка из Латвии Карина Кошелева, сама в своё время эмигрировавшая на „зеленый остров“. – Люди не едут сюда наобум, на голое место – почти у каждого из новых переселенцев в Ирландии уже есть друзья и родственники, которые посодействуют с трудоустройством… конечно, все продолжают между собой довольно тесно общаться. В основном, как я уже говорила, это выражается в том, что соотечественникам помогают в поиске местной работы. Но и за любой услугой – от автосервиса до маникюра – по-прежнему предпочитают обращаться к „своим“ (или, на худой конец, к полякам). Парикмахер, дантист, флорист, кондитер, даже торговец мясом – они все обеспечены „земляческой“ клиентурой. Во-первых, клиенту не нужно преодолевать языковой барьер, во-вторых, наша ментальность такова, что ко всему местному мы относимся крайне скептически. Пусть родная страна упала „ниже плинтуса“, для нас и трава там зеленее, и молоко белее, и всё там делают умнее и лучше, чем в Ирландии. При том что на самом деле назад на родину нас уже калачом не заманишь…»[9].
Язык межнационального общения в прибалтийских диаспорах, что характерно, русский. Литовцы, латыши и русскоязычные на новой родине проявляют друг к другу солидарность и взаимовыручку – качества, которые были вовсе не свойственны им на покинутом балтийском берегу, где десятилетиями продолжаются вялотекущие межэтнические дрязги. Возможно, потому, что в Великобритании и Ирландии нет правящих политиков – националистов, от результатов правления которых и бежали все эти люди. В отдельных случаях русский язык может стать важным карьерным подспорьем для устройства прибалта на хорошую работу в Лондоне, который за последнее десятилетие облюбовали богатые россияне (или не очень хорошую в плане перспектив, но всё-таки более высокооплачиваемую: официанткой, обслуживающей русскоязычных посетителей, например).
Но всё-таки главное подспорье – это английский язык (а если речь не о Великобритании, то ещё и государственный язык страны пребывания).
Для своих детей мигранты стараются сделать местные языки родными. При том что государственные программы по интеграции поляков, прибалтов или болгар в британское, ирландское или норвежское общество не распространены, ассимиляция восточных европейцев происходит естественным путем: эмигранты сами стремятся отказаться от первоначальной идентичности и раствориться в местных обществах, став их органической частью. И добиваются в этом значительных результатов.
В 2012 году британская The Guardian рассказала о банде, поставлявшей британским фермерам литовских рабов[10]. В Литве члены банды вербовали мужчин и женщин для прибыльной работы в Англии. Им обещали по 350 фунтов стерлингов в месяц за несложную сельскохозяйственную работу. После переезда в Англию литовцы оказывались в зависимости от своих нанимателей, которые находили для них подряды на крупных фермах. Литовцы работали по 17 часов в стуки, зачастую по ночам. Их постоянно перевозили с места на место, жили они в бараках и спали на матрасах с клопами и тараканами. Иногда им платили мало, а иногда не платили вообще ничего. «Охранники» избивали рабочих и требовали от них деньги. Переломы ребер и синяки были нормой, утверждают пожилые жители Литвы, которые смогли сбежать от своих «хозяев».
«Мы были одной из многих компаний, которая использовала литовских рабочих. Сейчас мы прекратили контакты с организацией, которая их нанимала. Мы не собираемся ничего комментировать до завершения расследования», – прокомментировали разразившийся скандал представители компании – поставщика сельскохозяйственной продукции Noble Food, использовавшей гастарбайтеров из Прибалтики. Рабский труд литовцев использовался на фермах, которые производят продукцию для супермаркетов Tesco и ресторанов McDonalds – их представители от комментариев также отказались. Скандальная английская карикатура того времени: голые человечки расфасованы по нескольку штук впритык друг к другу, подпись – «10 литовцев по цене одного».
Этот случай, разумеется, из ряда вон выходящей, однако и он иллюстрирует беспощадное отношение к прибалтийским мигрантам на рынках тяжелого физического труда «старой Европы».
В 2013 году эффект разорвавшейся бомбы произвела публикация воспоминаний вернувшегося в Латвию эмигранта Алексея Лукьяненко, с честностью и прямотой итальянского неореализма описавшего обычный трудовой путь латвийского гастарбайтера в Великобритании[11]. Пережив банкротство своего бизнеса во время кризиса 2008 года, Лукьяненко поехал работать в Шотландию на рыбоконсервном заводе.
«Холодильник. Ставка без контракта 6,05 фунтов в час, до налога. С контрактом 6,55. Это самая тяжелая работа на заводе. Погрузка и отправка готовой продукции. Туда идут наши, которым некуда деваться».
«Если ты заболел или травмировался, это твои проблемы. Литовец как-то сорвал спину, и врач сказал ему, что две недели надо лежать дома. Когда он сказал это на работе, его уволили, чтобы не оплачивать больничный, а после того, как поправился, взяли обратно. Из-за прерванного стажа он потерял все годовые бонусы».
«Светкиной дочке надо было делать операцию на глазах. У нее было врожденное косоглазие. На острове такие операции не делали, поэтому надо было лететь на материк. Государство оплатило всё. Самолет туда и обратно, такси до больницы и саму операцию. Ребенок лежал в палате с регулируемой кроватью, огромным телевизором, компьютером, интернетом, игрушками, книжками, фруктами и йогуртами. Дочку кормили просто до отвала, а мама жила в специальной гостинице для родителей при больнице, и там тоже всё было бесплатно».
«По сравнению с другими регионами, у нас здесь очень мало прибалтов. В основном поляки, ну и немножко других. А в Бостоне он увидел целое литовское поселение. Первое, что его удивило, это количество крепких лысых ребят в спортивных костюмах, с золотыми цепями на шеях, разъезжающих по району на „БМВ“. По его словам, его не оставляло ощущение, что он вернулся домой в Литву, где идешь по улице и у тебя в любой момент могут отобрать деньги и мобильный телефон».
«На острове были бесплатные курсы английского языка. Государственная программа в колледже. Но это только в Шотландии. В Англии эти же курсы стоят 770 фунтов».
«Бывшая девчонка литовца, которая работала в гостинице, рассказала, что начальница-англичанка жаловалась, что из-за прибалтов и поляков её сын после окончания школы не может найти работу уже 7 лет. Наши люди, ответила ей литовка, приезжают и находят работу в течение недели».
«Сестра моей подруги, у которой мы жили, как-то раз, во время очередной ругани со своим парнем, сказала:
– Знала бы, чем всё кончится, никогда бы не села в твою новую „БМВ“ в Риге. „Подвез“ меня, гад, до рыбного завода на острове.
По-моему, они до сих пор выплачивают кредит за эту машину. Хотя её давно забрал банк».
Картину эмигрантской жизни прекрасно дополняют комментарии к тексту Алексея Лукьяненко, размещенные на сайте freecity.lv:
Vit 08.04.2014
Прочитал, написано хорошо и правдиво, но так живет только 50% приезжающих людей. Я тут уже 5 лет (живу в Эдинбурге), и плохо было, наверно, год или два, а дальше просто надо выбиваться в люди, и всё будет хорошо. Проблема в том, что без знания языка здесь действительно делать нечего. Учите английский, и будет вам счастье!
Макс 01.02.2014
Тоже начинал с подобного! Только я как приехал 8 лет назад в Бостон, так тут и живу! Лет 5 по фабрикам, затем на полях капусту резали! А потом надоело, и полез в инет объявления искать по профессии (сварщик)! Нашел работу, уже второй год работаю! Еду на работу как на праздник!;) Уже семья, ребенок, сваливать не собираюсь! И вам удачи!
Mick 01.12.2013
Я не буду отрицать написанного автором, так как многое описанное им – правда. Но увы – очень однобоко. Автор сталкивался по жизни в основном с низами общества и занимался не особо квалифицированной работой. Из-за этого практически сплошной негатив. Сам я приехал в Англию в 2006-м, начал с таких же условий, как автор, был безработным и т. п. Но немного везения и желание дали возможность чего-то достигнуть. В этой стране эмигранту, если он не квалифицированный специалист, – ловить, в принципе, нечего, это главное, что должны понять потенциальные «искатели счастья».
Sunya 21.08.2013
Верю всему, что здесь написано. Я когда приехала, тоже никому нужна не была. Мне пришлось работать без оформления, нелегально и за маленькие деньги, при том что я в совершенстве владею английским и у меня было их образование. После этого я смогла устроиться в другое место, где платили чуть побольше, и уже спустя 5 лет я устроилась на канал «Дискавери», где у меня была достойная легальная интересная работа с достойной оплатой.
Так что не всё в жизни прибалтийских эмигрантов – сплошной фильм ужасов: в их среде действует «железная» установка на то, что после первых тяжелых лет унижений, невыносимых жилищных условий и адского труда социализация, хорошая работа и материальный достаток придут как результат.
Пишет профессор Балтийской международной академии (Рига), главный редактор и издатель делового журнала «The Baltic course» Ольга Павук: «В ожидании посадки в Рижском аэропорту разговорилась с попутчиком, который коротко рассказал свою историю. Три года назад 25-летний парень уехал из Риги в Англию на заработки по совету друзей, уже работавших на фабрике по расфасовке куриного мяса. До этого он работал в Риге у отца жены на малом предприятии по металлообработке. В кризис тесть разорился и вынужден был уехать в Россию к своим партнерам, но уже в качестве наемного работника. В Англию парень уехал один, но через три месяца туда же перебралась жена с маленькой дочкой. Поначалу они вместе работали на этой куриной фабрике, работа там оказалось для обоих шоком, особенно для жены. Молодые люди просто не знали, что такое производство со строгим распорядком, а мясоперерабатывающее – тем более. Но через два года парень стал бригадиром, а жена родила второго младенца… И, несмотря на очень скромный достаток, семья возвращаться в Латвию не собирается»[12].
Этот единодушный вывод прибалтийских эмигрантов: несмотря на все тяготы жизни, бороться и налаживать жизнь там, а домой ни в коем случае не возвращаться, – наносит ещё один жестокий удар по самолюбию балтийских республик. Им готовы предпочесть низкий достаток и самую черную и неблагодарную работу, лишь бы не возвращаться на постылую родину. Все программы по реэмиграции населения в таком случае носят отчетливый привкус самообмана.
После того как масштабы эмиграции в 2009–2011 годах приняли характер национального бедствия, правительства балтийских республик больше не могли игнорировать этот вопрос. В свойственной местной политике стилистике по проблеме исхода населения из Прибалтики было сформулировано две мантры, повторяющиеся до сих пор прибалтийскими деятелями не допускающим возражений голосом. Первая: «наши люди» и за рубежом остаются литовцами/латышами/эстонцами, бережно сохраняя свои национальные корни. Вторая (и главная): когда трудные времена на родине закончатся, все эти люди вернутся обратно.
Что касается первой мантры, то она будет подробно рассмотрена в главе 10 «Вымирающие виды». Вторая же мантра легко опровергается как количественными, так и качественными методами.
Во-первых, достаточно сравнить данные государственных статистических служб, чтобы увидеть, что из Литвы и Латвии жить на запад улетают десятками тысяч в год, а из Великобритании и Ирландии на постоянное место жительства в Прибалтику возвращаются единицы.
Фиксируется тенденция, что эмигранты не только не возвращается, но после обустройства в новой стране вывозят к себе детей, а в последние годы уже и родителей. Европейские миграционные службы фиксируют практику вторичной эмиграции, когда выходец из Прибалтики, которому не удалось достойно устроиться, допустим, в Германии, переезжает покорять ещё одну новую родину: Норвегию, Ирландию и т. д. Однако даже такая практика встречается чаще, чем возвращение в родную Латвию или Литву. «В Литве экономика растет, но это не означает, что растут зарплаты. Думаю, что ситуация на рынке труда станет улучшаться ещё через пару лет. Хотя сейчас доходы растут, но владельцы предприятий хотят восстановиться после кризиса, и пока нет никаких признаков, что зарплаты скоро начнут расти», – поясняет ситуацию литовский экономист и социолог Ромас Лазутка.
Интересный опрос среди литовских эмигрантов провел в 2011 году Институт гражданского общества Литвы. На вопрос, собираются ли они вернуться в Литву, 31% эмигрантов неопределенно ответили: «может, вернусь, но не знаю когда». 16% более категорично заявили: «скорее всего, не вернусь». 11% опрошенных вернутся только тогда, когда «сделают карьеру» или «заработают достаточно денег для дальнейшей жизни». 3% намерены вернуться в Литву после того, как «дождутся пенсии». 1% эмигрантов уверены в том, что никогда не вернутся на родину.
Таким образом, примерно 60% эмигрантов из Литвы не собираются возвращаться домой, по крайней мере в ближайшем будущем.
При этом 6% респондентов собираются вернуться только спустя 5-10 лет, 4% – спустя 3–4 года, и лишь 8% – через год-два. Аналогичный опрос был проведен Министерством культуры Латвии среди эмигрантов-латышей в 2012 году. В результате выяснилось, что вернутся планируют лишь 35% опрошенных.
«Всем тем, кто говорит о возможности кого-то откуда-то вернуть, я хочу сказать: „Забудьте“. Реэмиграции не будет. На самом деле она и не нужна, поскольку Литва, наверное, никогда не будет такой богатой и доброжелательной, как Великобритания», – пишет литовский журналист Артурас Рачас.
«Здесь куда более мягкие нравы, люди куда вежливей в повседневной жизни – не то что на родине, где из-за тяжелых жизненных условий хамство стало повседневной данностью. Вроде мелочь на первый взгляд, а на самом деле тоже важно… Опять же, когда речь заходит о политических событиях в Прибалтике, то подобные разговоры, как правило, окрашены сплошным негативом – при известиях о том, что творят там политиканы, просто волосы дыбом становятся! Многие расценивают как большое счастье уже сам факт того, что вырвались из-под власти таких вот горе-правителей, доведших свои государства до полного обнищания и вынудивших народ массово валить за бугор. Это касается не только русскоязычных, но и латышей с литовцами – люди не хотят менять своё нынешнее благоустроенное общество на неблагоустроенное», – рассказывает из Ирландии бывшая латвийская журналистка Карина Кошелева.
Характерное обращение к представителям литовской общины Великобритании в апреле 2014 года сделала президент Литвы Даля Грибаускайте, в рамках кампании по своему переизбранию отправившаяся уговаривать гастарбайтеров вернуться назад в Литву. Грибаускайте попросила соотечественников участвовать в публичной дипломатии Литовской республики, улучшая имидж Литвы, вместо того чтобы дискредитировать её, рассказывая англичанам об ужасающем положении дел в своей бывшей стране. Спрашивается, куда будут возвращаться эти люди, если родную страну литовская диаспора поминает такими недобрыми словами, что на это вынуждено было отреагировать литовское руководство?
Поэтому опустение прибалтийских земель и отказ сотен тысяч их жителей от своих родин – явление в высшей степени справедливое.
Прибалтийские государства создали своим гражданам невыносимые условия жизни, а затем превратили бегство населения в панацею от всех социально-экономических трудностей; почему же они теперь вправе рассчитывать на возвращение эмигрантов, которых сами же своей политикой вытолкали за дверь?
Да и хотят ли местные политики на самом деле, чтобы заветная реэмиграция состоялась? В 2013 году правительство Латвии одобрило Программу реэмиграции на 2013–2016 годы. На возвращение соотечественников команда премьера Домбровскиса постановила выделить 2,4 миллиона латов (около 3 миллионов евро), которые планировалось потратить на информирование живущих за рубежом граждан о вакансиях в Латвии, программу по привлечению на латвийские предприятия квалифицированного персонала, расширение сотрудничества с диаспорами и помощь в изучении латышского языка супругам и детям эмигрантов. Учитывая масштабы национальной эмиграции, такой «грандиозный» план правительства по восстановлению былой численности населения не мог вызвать в латвийском обществе ничего, кроме гомерического хохота.
С другой стороны, а зачем прибалтийским правительствам реально стараться вернуть эмигрантов на родину? Что они там будут делать? Где они будут работать, если производство в Прибалтике изведено под корень, работы нет, из-за чего все эти люди, собственно, и уехали? Литва, Латвия и Эстония избежали южноевропейских процентов безработицы, выдавив своё безработное население в заинтересованные в нем Великобританию, Ирландию, Скандинавию. За годы отсутствия этого населения новой работы в Прибалтике особо не появилось, поэтому уехавшим просто бессмысленно возвращаться. Да они и не собираются этого делать.