Год 6093 от Сотворения Мира (585 от Р.Х.), 4 июля. Орлеан. Бургундское королевство.
– Долгих лет королю! Слава! Славься, наш король! – нестройные приветствия оглушили Гунтрамна, когда он вошел в Орлеан. Крики, что доносились до него, звучали на трех языках. В этом городе использовали латынь, сирийское наречие и даже язык иудеев, коих в Галлии тогда было несметное количество. Особенно много их было на юге, в Марселе и Арле. Гунтрамн иудеев ненавидел, как и полагается доброму христианину, и много раз крестил их под угрозой казни. Это было единственное, в чем они оставались схожи с братом Хильпериком. Тот тоже в своих владениях крестил иудеев сотнями, а те, зная свирепый нрав короля, шли на это, боясь кары господней. Хильперик не терпел ослушания, и его палач достиг немыслимых высот в деле вырывания глаз, приближаясь в этом деле к мастерам из самого Константинополя. И только на языке франков король не слышал приветствий, германцы пока еще жили на своих хуторах. Город этот так и остался римским, хоть и пал старый Рим добрую сотню лет назад.
Орлеан не изменил ему, отказав в притязаниях Гундовальда, и король благосклонно кивал налево и направо, приветствуя горожан. Как и полагается отменному хитрецу, Гунтрамн после общей с собственным племянником победы, поехал в Париж, чтобы этому самому племяннику подложить хорошую свинью. Ну и его возлюбленной матери Брунгильде тоже. Хотя, кого он обманывает? Очередная подлость бургундского короля предназначалась именно невестке, а не ее недалекому сыну. Того вообще мало что интересовало, кроме ловли рыбы. Не король, а крестьянин какой-то. Тьфу! Гунтрамн принял предложение Фредегонды, и станет крестным ее сына. Этим он признает его право на Нейстрию и устранит последние сомнения в том, что мальчик настоящий сын Хильперика. Не в последнюю очередь он это сделает из-за того, что именно Брунгильда тайно поддерживала Гундовальда, и даже сейчас, не боясь гнева короля, приняла у себя бунтовщика Ваддона. Тот, бросив своих сыновей, помчался в Мец и там вымолил себе защиту. Где-то в своих владениях прячется мятежник Дезидерий, укрепляя и без того неприступную виллу. Негодяй Бозон тоже скрылся в ее землях, поделившись частью несметных богатств, что он смог награбить за свою беспокойную жизнь. Что ж, Гунтрамн достойно ответит этой интриганке. Вся австразийская семейка такая. По слухам, ее дочь Ингунда в Испании вместе со своим муженьком мятеж против законного короля подняли. Принцу самому на трон не терпится сесть. Постоянные неурядицы за Пиренеями привели к тому, что непрерывную грызню за власть назвали «готской болезнью», и именно ей была больна Брунгильда в самой тяжелой форме. Никак успокоиться не может. Что ж, она скоро узнает, что Фредегонда останется королевой, а у ее Хильдеберта появился мощный противовес в лице двоюродного брата, который тоже станет крестным сыном Гунтрамна, и его возможным наследником. Бургундский правитель не изменял себе. Он всегда стравливал между собой королей, оставаясь в стороне и получая все выгоды от этого. Так и сейчас. Наглая интриганка Брунгильда ему как кость в горле, а ослабленная Фредегонда, которая напоминала волчицу с вырванными клыками, будет постоянно беспокоить ее, к вящему удовлетворению бургундского короля. А иначе для чего нужна эта опасная баба? Он прихлопнул бы ее одним ударом, словно комара. А пока… Пусть живет и грызет жену ей же убитого родственника.
Герцог Леодегизил, который ехал с королем стремя в стремя, наклонился к Гунтрамну поближе и шепнул:
– Смотри, мой король, как иудеи надрываются! Ведь громче всех тебя приветствуют! Царем земным величают. Я слышал, что они уже целую делегацию составили. Придут на местных христиан жаловаться. Те в прошлом году синагогу спалили. Не иначе, будут просить, чтобы ты за свой счет ее отстроил.
– Да не бывать этому! – вскинулся Гунтрамн. – Не терплю это племя. Не пускать их ко мне! Сам с ними разберись.
Герцог понятливо кивнул головой. Он стал вторым лицом в королевстве, и властью обладал теперь просто невероятной. Они с государем двигались к базилике святого Авита, где их ждал епископ Турский Григорий. Невысокий болезненный священник мало изменился за те годы, что его не видел Гунтрамн. Он был все так же худ и подвижен, лишь умные ясные глаза окружила тонкая сетка морщин. Виски Григория присыпало мукой седины, но старым он не выглядел вовсе, хотя и перешагнул уже сорок седьмой год. Согласитесь, возраст вполне почтенный.